Гавейн, Ивейн и Мархальт 11 страница

Королева Внешних Островов на мгновение умолкла. Взгляд ее был серьезен, в серовато-синих глазах таился намек на взрыв и бурю.

— И наконец, мой последний подарок. Я предлагаю вам достойную смерть — как завершающий аккорд полной и блистательной жизни.

Закончив свою речь, королева Внешних Островов бросила на сестер торжествующий взгляд и села на трон.

— Ну, что ж, она выложила перед вами напоказ все свои сокровища. В случае выигрыша ей придется сильно потрудиться, дабы выполнить столь обширные обещания.

Поза сэра Ланселота выражала задумчивость. Он сидел на ложе, упершись локтями в колени и опустив подбородок на сплетенные пальцы. На лице явственно белели старые боевые шрамы, глаза слабо поблескивали сквозь полуприкрытые веки. Королевы никак не могли разгадать, о чем думает этот непостижимый рыцарь.

Тут с легким вздохом поднялась королева Восточных Земель. В ней светилась нежная и грустная прелесть чайной розы. Орехово-карие глаза смотрели с жалостью и состраданием, чуть слышно колебались переливчатые одеяния цвета лаванды.

— Бедный, бедный сэр рыцарь, — тихо произнесла она. — Мои подруги ищут в вас собственное отражение. Они видят лишь вожделение и беспокойство — таковы их особенности. Я знаю, что эти страсти присущи всем людям, кому в большей, кому в меньшей степени. Но у меня есть перед ними преимущество. Видите ли, я знала вашу мать, сэр Ланселот.

Моргана коротко рассмеялась, две другие королевы воскликнули:

— Постыдилась бы!

Рыцарь резко вздернул подбородок, в глазах блеснул опасный огонек. Однако королева Восточных Земель продолжала все тем же мягким голосом:

— Королева Элейна из Бенвика, жена великого короля Бана. Она была королевой в полном смысле этого слова. О красоте ее слагались легенды, и послы со всех концов света забывали, зачем приехали, когда смотрели на прекрасную Элейну. А она… Она исполняла свои многочисленные обязанности, но при этом никогда не забывала курносого мальчишку с вечно грязными руками. Никакое важное посольство не могло ее отвлечь, если у маленького плаксы случалась какая-то беда. После блестящих придворных приемов, где ей полагалось играть роль хозяйки, королева Элейна — как бы она ни устала — всегда поднималась на самый верх круглой башни, где ждал ее чумазый сынишка. И самые страшные войны и беды за стенами замка не способны были заслонить слезы из-за порезанного пальчика. А когда на маленького Галахада свалилась жестокая лихорадка, королева не спала ночей и ни на шаг не отходила от постели сына. До тех пор, пока температура не спала и измученный малыш не заснул.

Внезапно Ланселот вскочил с криком:

— Довольно! Замолчите! Да как вы смеете! Что за грязь! Вот, посмотрите! Я держу пальцы на обеих руках скрещенными. А вот вам святое распятие прямо в ваше бесстыжее лицо!

— Опомнись, дорогая, — проворчала Фея Моргана. — Ты что, собираешься заменить ему мать?

— Я собираюсь подарить ему тот мир, который он нигде больше не найдет. Я обеспечу ему тепло и безопасность, которых этот взрослый мужчина все еще взыскует. А также мягкость и снисходительность к его недостаткам и грехам. Сидите спокойно, благородный рыцарь, я не скажу ничего, что могло бы оскорбить или обидеть вашу мать. Мне известно, что королева Гвиневера внешне похожа на Элейну, но только внешне, этим дело и исчерпывается. Подумайте и оцените, что я вам предлагаю.

— Я не собираюсь вас слушать!

— Еще раз говорю: подумайте…

— Я вас не слушаю.

— Однако слышите и запомните, что я сказала. Обдумайте мои слова.

— Так, леди, я слышал уже достаточно! — возвысил голос сэр Ланселот. — Я ваш пленник, и вы можете делать со мной, что угодно. Пошлите за мужчинами, я согласен сражаться. Но запомните: в этом споре вы проиграли!

Голос Морганы сделался острым и резким, словно наточенный ятаган.

— Я еще не проиграла! — выкрикнула она. — Мои сестры-ведьмы предлагали вам крохи со стола, яркие обрывки целого, разрозненные кусочки мозаики. Я же дам все! Потому что я предлагаю всемогущество. Если вам нужен разврат в красивых одеждах — пожалуйста, своей властью вы сможете сотворить для себя эту игрушку. Жаждете восхищения — так весь мир будет восхищаться вами и целовать землю, по которой вы ходили. Корона? Нет проблем — ваша власть и маленький ножик в умелых руках обеспечат вам любую корону мира. Хотите перемен? С вашим всемогуществом вы будете менять города, как перчатки, или же отбрасывать их в сторону, когда они вам наскучат. Власть дает такую преданность, которую ничто больше не обеспечит. Оно и понятно, ведь все человечество стремится к власти. Именно это стремление заставляет грудного младенца упрямо сосать материнскую грудь, даже когда он уже насытился. Это она — тяга к власти — дразнит детей чужими игрушками и ссорит между собой братьев. Что толкает рыцаря на бесконечные поединки, что заставляет его переносить вечные лишения и бесконечные раны? Власть славы! Для чего богач накапливает имущество, которым попросту не успеет воспользоваться? С какой стати полководцы завоевывают страны, в которых никогда не будут жить? Что держит отшельников в убогих склепах, заставляет часами бить поклоны на грязном полу? Только надежда на власть или, по крайней мере, желание хоть как-то повлиять на небеса. Даже полоумные святые не отвергают власти небесного заступничества. Назовите мне хоть одно преступление, которое не становится благодеянием в руках власть предержащих! Да разве и само благодеяние не является проявлением власти? Филантропия, добрые дела, благотворительность — все это не более чем вклад в копилку будущей власти. Могущество — единственный вид богатства, который не обесценивается и не надоедает со временем. А все потому, что власти никогда не бывает слишком много, и даже древний старик, в котором все прочие желания давно угасли, на краю могилы все равно тянет дрожащие руки к власти.

Мои сестрицы выложили приманку для мелких мышей с ничтожными желаниями. Они сделали ставку на такие свойства человеческой натуры, как страсть, тревога, память. Я же, со своей стороны, предлагаю вам не конкретный дар, а способность, право и обязанность владеть всеми дарами сразу. Вы сможете получить все, что пожелаете, а когда это удовольствие вам надоест, просто-напросто уничтожите его — как старый кухонный горшок — и выбросите на мусорную свалку. И, что самое главное, я предлагаю вам власть над людьми. Только подумайте: вы будете править тысячами мужчин и женщин, властвуя над их телами и душами, жонглируя их надеждами, страхами, привязанностями и грехами. Это самый притягательный вид власти, ибо вы сможете играть с ними, как кошка с мышкой — отпускать, создавая иллюзию свободы, а затем внезапно останавливать буквально в двух шагах от убежища. Когда же почувствуете, что греховность этих мелких людишек окончательно вас утомила, вы сможете избавиться от них — смять в грязный комок, подобно тому, как мы посыпаем солью слизняков и затем наблюдаем за их превращением в лужицу мутной слизи.

Мои сестры взывали к вашим чувствам, я же обращаюсь к вашему разуму. Предлагаемый мною дар — это лестница, по которой вы сможете подняться к самым звездам, сравняться с небожителями, стать им братом. И оттуда сверху вы будете взирать на весь прочий мир. Ежели захотите, то сможете разворошить этот земной муравейник по собственной прихоти.

Судя по всему, Фея Моргана не шутила и не лукавила. Ее речь дышала страстной честностью, она прозвучала, как удар боевого топора о медный щит.

Сэр Ланселот глядел, не веря своим глазам. Лицо колдуньи превратилось в катапульту, которая метала раскаленные ядра слов прямиком в башню его убеждений.

— А что это такое? — спросил он. — Что есть власть, о которой вы столь вдохновенно вещаете?

— Странный вопрос! Власть — это власть. Понятие самодостаточное и самодовлеющее, самоподдерживающее и неоспоримое ни для чего, кроме самой власти. Ощущение власти подавляет все остальное, делает прочие таланты мелкими и ничтожными. Вот дар, который я вам предлагаю.

Кончив говорить, Моргана в изнеможении откинулась на спинку своего трона. Видно было, что речь отняла у нее немало сил: она тяжело дышала, лицо ее усеивали капельки пота. От королевы исходила волна испепеляющего жара, и остальные колдуньи рядом с нею как-то съежились и истаяли. Все четыре женщины устремили взгляды на сэра Ланселота. Они наблюдали за ним с живым, но каким-то обыденным любопытством, как смотрели бы на жеребца, перед которым только что поставили ведро с непривычным лакомством — например, со шпанской мушкой.

Рыцарь тем временем сидел, потупившись, и пальцем выводил непонятные фигуры на ворсистом подоле своей туники. Вот он нарисовал квадрат и треугольник, тут же стер и вместо них начертал круг, а рядом с ним крест. Затем заключил нарисованный крест в круг, а прежний круг перечеркнул крестом. На лице у него были написаны грусть и непонимание. Наконец он поднял глаза на Фею Моргану и спросил:

— И вот ради этого вы дважды покушались на убийство вашего брата, законного короля?

— Он мне не настоящий брат, — злобно прошипела колдунья, — и уж точно не настоящий король. Слабак, а не король! Да что он может знать о власти? А я вам скажу, сэр: в мире силы слабость является непростительным грехом, единственным грехом, который карается смертью. Все это, конечно, интересно. Но мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать абстрактные темы. Итак, решайтесь, сэр благородный рыцарь. Мы все сказали, теперь выбор за вами.

— О каком выборе идет речь? — простодушно спросил Ланселот.

— Не прикидывайтесь, сэр, что не помните. Вам предстоит выбрать одну из нас.

Рыцарь медленно покачал головой.

— Но у меня нет выбора, — сказал он. — Я пленник.

— Ерунда, вы же слышали: мы даем вам право выбора! Посмотрите, разве мы не прекрасны?

— Я не знаю, миледи.

— Нет, это просто смехотворно! Конечно же, вы знаете. Во всем мире не сыщется женщин, которые могли бы сравниться с нами по красоте. Уж будьте спокойны, за этим мы внимательно следим!

— Вот именно это я и имею в виду. Вы же меняете свои лица и тела, как платья. Вы создаете их по собственному выбору, разве не так, миледи?

— Ну, и что из того? Ведь результат превосходит все ожидания.

— Но теперь уже не установить, что было в самом начале. Мне неизвестно, какие вы на самом деле. Вы же умеете менять свою внешность?

— Конечно, умеем. И какая вам разница? Вы же не настолько глупы, чтобы приравнивать к нам свою Гвиневеру?

— Видите ли, леди, я знаю лицо, и тело, и душу Гвиневеры. Они такие, как есть. И всегда такими были. Гвиневера — это Гвиневера. И человек понимает, кого он любит.

— Или ненавидит? — язвительно вставила Моргана.

— Или ненавидит, миледи, — согласился рыцарь. — Что же касается ваших прекрасных лиц, то они вам не принадлежат. Они всего лишь отражают ваше представление о красоте. В обычной жизни лицо и тело являются неотъемлемой частью своего владельца. Они растут, меняются и страдают вместе с человеком. Победы и поражения оставляют на них следы в виде ран и шрамов. Но, вместе с тем, любовь и отвага сообщают телесной оболочке свой блеск. И коли уж на то пошло, то я считаю внешнюю красоту продолжением внутренних достоинств.

— Я не понимаю, с какой стати мы должны слушать эту пустую болтовню! — раздраженно воскликнула королева Восточных Земель.

— Чтобы понять его, милая сестрица, — резко ответила Фея Моргана. — Похоже, что в своем опыте мы где-то допустили ошибку. Значит, надо найти ее и исправить. Как говорится, век живи — век учись.

— Продолжайте, сэр рыцарь, — обратилась она к Ланселоту, вперив в него безучастный и холодный, как у змеи, взгляд.

\— Как-то ночью, — задумчиво говорил Ланселот, — я стоял у открытого окна и глядел наружу. И вот в какой-то миг вдалеке появились два светящихся красных глаза. Затем из темноты вышла крупная темная волчица. В свете факелов я увидел ее ухмыляющуюся морду, хищные клыки и язык, перепачканный свежей кровью. Волчица села и устремила на меня взгляд. «Подай копье», — тихо приказал я стоявшему поблизости слуге. Но тот оказался мудрым человеком и ответил: «Не стоит, сэр. Это Фея Моргана вышла повыть на луну».

— Тот человек лгал! Назовите мне его имя.

— Нет, миледи. Тот человек не лгал, он знал, о чем говорит.

— А вы сейчас повторяете его глупые слова с целью оскорбить меня?

— Нет, я не имел такого намерения. А вспомнил об этом, потому что не могу отделаться от мысли: какая же вы на самом деле — прекрасная женщина или волчица… или, может быть, нечто среднее?

— Я отказываюсь от этого мужчины, сестры, — воскликнула королева Внешних Островов. — Он попросту глупец, который к тому же слишком занят своими размышлениями.

— Что поделать, мадам, — грустно усмехнулся Ланселот. — Таковы все люди. Черная магия, колдуны и чародейки — это издавна занимало наши мысли. И, чего уж греха таить, мы боимся вас… ужасно боимся!

— Сегодня утром, — продолжал он, — пока я лежал в холоде и мраке, дожидаясь вашего появления, на память мне пришло еще одно. Я вспомнил, как ребенком во время тяжелой болезни развлекался тем, что воображал себя великим волшебником. И мне показалось, что я понял вас… Но это понимание не убило страх. Скорее, наоборот — я стал только больше бояться.

— Леди, разве мы обязаны слушать этот бред? — вскричала королева Северного Уэльса. — Просто ребячество какое-то! Он нас унижает, а мы молчим! Вот что, я, пожалуй, превращу его ноги в змей.

Она глумливо хихикнула.

— А что? По-моему, прекрасная идея. Эти змеи будут расползаться в разные стороны, и он…

— Тихо! — прикрикнула на нее Моргана. — А ты продолжай, сукин сын! Расскажи нам, почему твое открытие заставило тебя еще больше бояться. Я всегда рада послушать, это подстегивает мое воображение.

Сэр Ланселот поднялся со своего ложа, но тут же снова сел.

— Я голоден, — сказал он. — На тех костях, что вы мне прислали, было совсем немного мяса.

— Само собой. Ведь до тебя их глодали собаки. И тем не менее запомни их! Вполне возможно, это твоя последняя еда. А пока продолжай рассказывать о своем страхе.

— Боюсь вас разочаровать, мадам. Все это может показаться слишком простым. Но вы же знаете, как иные дети принимаются капризничать, если им что-то запрещают. Они кричат, бушуют, могут даже в ярости поранить самих себя. С возрастом они становятся более сдержанными, но и более мстительными. Обида никуда не исчезает, она уходит вглубь. Тем более, что детям не всегда хватает сил открыто мстить своим обидчикам. И что же они делают? Такой ребенок топчет муравьишку и говорит: «Вот тебе, сестричка!» Или же пинает ни в чем не повинного пса, представляя на его месте старшего брата. Или отрывает конечности мухе, мечтая то же самое проделать с чрезмерно строгим родителем. В дальнейшем подобные дети, как правило, еще более разочаровываются в окружающем мире. И тогда на смену ему они создают собственную вселенную, мир, в котором они чувствуют себя королями. Где им подвластны не только люди и животные, но также облака и звезды. В этом мире ребенок может по своему желанию стать невидимым или же парить в небесах, как птица. Здесь он никому не подвластен. Дальше — больше. Он начинает переделывать не только мир, но и самого себя. Лепит из себя то, что хотел бы видеть в зеркале. Думаю, так все и происходит. Слава Богу, со временем этим париям удается как-то примириться с жизнью и найти свой собственный, компромиссный путь. Иначе не избежать бы им кровопролитной борьбы с окружающим миром. Вот и все, прекрасные дамы.

— Допустим, это близко к истине. И что же из того?

— А то, что некоторые так и не могут примириться с реальной жизнью. Их участь незавидна. Одних держат взаперти, ибо почитают безумцами и рабами своих фантазий. Другие же — те, что похитрее, — находят способ с помощью черной магии воплощать мечты в реальность. Так несчастные, ущербные люди становятся чернокнижниками и ведьмами. Порой им не хватает мудрости или доброты, и их созданный с помощью магии мир дает сбой. Такие ошибки обычно приносят много боли и несчастий окружающим: люди получают ранения или гибнут. Тут и возникает гнев — мстительный и разрушительный, как у маленьких детей. Вот в чем корень нашего страха перед магией. Ведь поклонники черной магии — колдуны и колдуньи — это те же самые малые дети, которые берутся творить собственные миры, не ведая жалости, не имея понятия о математической гармонии строительства. А что может быть страшнее невежественного, безжалостного ребенка с неограниченной властью? Всем известно, что меч и копье — опасные орудия. Именно поэтому рыцаря сначала обучают справедливости и милосердию и лишь затем — силе.

Так вот, миледи, боюсь, вы те самые дети — злобные, обиженные на весь белый свет, — которые умудрились захватить власть над миром. А я, на свое несчастье, оказался вашим пленником.

— Пусть он сгорит в аду! — крикнула королева Восточных Земель, и лицо ее исказилось и смертельно побледнело.

Рыжеволосая колдунья из Северного Уэльса упала на пол, ее скрюченные пальцы скребли и царапали каменные плиты. Она визжала, корчилась и в ярости билась головой о пол. Так продолжалось до тех пор, пока Моргана резко не поднялась с места. Она простерла обе руки вперед, и рыцарь на всякий случай скрестил пальцы. Он слышал, как воздух сотрясался от слов произносимого заклинания — и тут тьма внезапно поглотила его, в помещении резко похолодало, и Ланселот вновь ощутил себя лежащим на сырых промозглых камнях.

 

Надо признать, что для замка, который являлся не чем иным, как порождением магии, темница сэра Ланселота оказалась на редкость прочной и неприступной. Однако характер рыцаря, волею судеб оказавшегося пленником этой темницы, не уступал ей в твердости и непреклонности, ибо имел в своей основе один из самых качественных и благородных материалов. Поэтому, оставшись в одиночестве, Ланселот не стал долго разлеживаться на каменном полу. Он тут же вскочил и попытался сориентироваться в зловонной тьме, которая снова окружала его со всех сторон. Он ощупью добрался до стены, а затем двинулся вдоль нее и шел до тех пор, пока не натолкнулся на тяжелую, обитую железом дверь темницы. Как и следовало ожидать, она оказалась запертой, но сквозь крохотное зарешеченное окошко до Ланселота доносился прохладный ветерок, гулявший в подземном коридоре.

Похоже, на сей раз ему действительно суждено умереть. Ну что ж… В этом случае рыцарский кодекс требовал от Ланселота, чтобы он спокойно и мужественно принял неизбежное — так, как если бы смерть была просто частью прожитой им жизни. Однако, если в этой серой пелене неизбежности существовала хоть одна, пусть самая маленькая, лазейка, он намеревался обязательно ею воспользоваться. Ведь смирение и безропотное приятие несправедливости никак не числились среди обязательных качеств рыцаря. Настоящий мужчина должен принимать смерть достойно и даже весело, но только в том случае, если он уже исчерпал все приемлемые способы ее избежать. Это вовсе не предполагало преждевременной капитуляции перед ударами судьбы. Поэтому сэр Ланселот прежде всего попытался трезво оценить свои шансы в сложившейся ситуации. Он отдавал себе отчет, что остался в камере полностью безоружным — под рукой у него не было ни камня, ни крепкой дубины, ни даже гвоздя. Единственное, на что он мог рассчитывать, — это на свое тело. Его режущими инструментами были собственные зубы и ногти, дубинкой служили крепкие кулаки, а веревки заменяли тренированные мышцы на руках и ногах. Теперь требовалось придумать, как наилучшим способом использовать эти подручные средства — в том случае, если представится такая возможность. Не исключено, конечно, что никто больше к нему не придет. Ланселот на минуту задумался, каково это — разделить судьбу несчастного Мерлина, которого навечно заперли в подземной темнице и оставили умирать от жажды, голода и холода. Нет, такая перспектива ему не нравилась! Рыцарь почему-то был уверен, что его похитительницы по натуре своей — жестокие и мстительные дети. А коли так, они ни за что не упустят возможности полюбоваться на мучения своей жертвы. В этом и заключался его единственный шанс на спасение. На память вновь пришел старый Мерлин, который много лет тому назад предсказал его судьбу. Перед глазами Ланселота встала сцена из далекого детства, когда он впервые столкнулся с всемогущим волшебником: вот он — маленький любопытный Галахад — стоит, спрятавшись за материнскую юбку, и слушает незнакомого старика. Что же он тогда говорил? Несмышленый ребенок многое бы, конечно, позабыл, но королева Элейна сохранила для сына пророчества великого Мерлина. Итак, ему было обещано, что он станет великим рыцарем — самым лучшим в мире. Очень хорошо, эта часть пророчества несомненно сбылась. Тем больше оснований верить всему остальному, что предсказал старик. А предсказал он, что Ланселот проживет долгую и бурную жизнь, а умрет то ли от любви, то ли от страданий, порожденных любовью. Но то, что кончина его как-то связана с любовью — в этом рыцарь был практически уверен. Однако если говорить о любви, то до сих пор ее в жизни сэра Ланселота было не больше, чем, скажем, света в его нынешнем узилище. Нет, конечно, он объявил на весь свет о своей рыцарской любви к королеве Гвиневере. Но это чувство было, скорее, формальным. Во всяком случае такая любовь навряд ли разобьет сердце и доведет до скорой погибели. Следовательно, если верить пророчеству, то время его смерти пока не наступило. Будучи истинным рыцарем, Ланселот считал своим долгом с благодарностью принимать все, что пошлет ему Господь. Но в данном случае, похоже, даже Бог ожидает от него активной борьбы с использованием всех доступных средств.

Размышляя таким образом, сэр Ланселот почувствовал себя гораздо лучше. Темнота казалась уже не такой непроницаемой, да и промозглый холод ощущался меньше. Если его смертный час покуда не настал, рассуждал рыцарь, значит, он просто обязан выбраться отсюда. Следовательно, надо еще раз провести смотр своим возможностям и продумать ожидаемый ход событий. Итак, если темные королевы все-таки явятся насладиться картиной его страданий, то что они могут предпринять? Главное их оружие — черная магия. Но, насколько было известно рыцарю, для успешного чародейства требуется определенный набор средств. Сюда прежде всего входят свободные руки — дабы маг мог совершать ритуальные пассы, ну и, конечно же, должна быть обеспечена свобода владения голосом для произнесения заклинаний. Если чародея лишить этих двух средств, он окажется беспомощным и, соответственно, безобидным, как овца. Рассуждаем далее. Если королевы рассчитывают на скорую гибель своего пленника, значит, они радикально расходятся с Мерлином в вопросе о времени его кончины. Кто же из них прав? По зрелому размышлению, Ланселот решил сделать ставку на старого мага. Мерлин — более опытный и проницательный чародей. А отсюда вытекают очень интересные выводы: раз королевы ошибаются относительно его смерти, значит, во-первых, будущее для них закрытая книга, а во-вторых, они не могут управлять мыслями Ланселота. Очень хорошо! Из этого и будем исходить. Если рыцарь притаится за дверью, это станет для королев неприятным сюрпризом. И ежели ему удастся одной рукой схватить за руки первую же вошедшую колдунью, а другой — зажать ей рот, то он выиграет какое-то время для дальнейших действий. Надо только обезопасить себя от воздействия остальных сестер, например, громко читать вслух молитву. Возможно, ему и удастся вырваться. По крайней мере, он сделает попытку. А в данном случае смелая попытка — все, что от него требует рыцарский кодекс.

Сэр Ланселот на ощупь исследовал края двери и убедился, что, как он и предполагал, дверь открывается внутрь. Да иначе и быть не могло в темнице-то! Ведь в противном случае отчаявшийся (и достаточно сильный) узник мог бы попросту вышибить дверь плечом. Итак, если он притаится за дверным косяком, то получит шанс в первый миг остаться незамеченным. Вопрос в том, когда же пожалуют королевы. Ожидание может затянуться надолго. Тюремщики часто используют такую тактику — тянут время, дабы при помощи голода, темноты и неизвестности сломить дух узника и превратить его в безвольного труса. Однако эти женщины — враги Ланселота — обладали привычками капризного, раздражительного ребенка, и терпение явно не входило в число их добродетелей. К тому же в силу своего высокомерия они, скорее всего, склонны недооценивать противника. Нет, они не станут дожидаться, пока их запал иссякнет. Что же касается сэра Ланселота, то долгая жизнь солдата кое-чему научила его. В военном деле ведь как: на каждый миг натиска и атаки приходятся долгие часы выжидания и подготовки. Так что хороший воин должен уметь ждать.

Вот и ладно. Прислонившись к стене, рыцарь устроился поудобнее и приготовился к длительному бездействию. Дабы скоротать время, он прибегнул еще к одному солдатскому приему. Как известно, в походах времени на сон всегда не хватает. Поэтому опытные солдаты используют любую возможность поспать — пусть вполглаза, пусть стоя или на ходу. Вот и сэр Ланселот впал в некое подобие тревожной полудремы. Время от времени он просыпался и растирал озябшие руки, чтобы восстановить в них кровообращение.

Неизвестно, сколько времени он провел в подобном состоянии, прежде чем его чуткое ухо уловило звук приближающихся шагов. Рыцарь мгновенно встрепенулся и усилием воли попытался унять бешеное сердцебиение. Судя по всему, человек был один и шел осторожно, словно не желая, чтобы его заметили. Во всяком случае, это не тяжелая поступь вооруженной охраны. В окошке появился слабый свет, и Ланселот отступил назад, дабы использовать открывающуюся дверь в качестве прикрытия.

Медленно повернулся ключ в замке, чувствовалось, что посетитель старается производить как можно меньше шума. Простонали заржавевшие петли, узкая полоса света расширилась, и в тот миг, когда в дверях появился темный силуэт, сэр Ланселот прыгнул. Правой рукой он сжал обе руки вошедшего, а левой зажал ему рот. Свеча упала на пол и погасла, и в наступившей темноте рыцарь громко начал произносить слова известной молитвы: «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое…» Тут Ланселот остановился, ибо не почувствовал никакого сопротивления со стороны тщедушного пленника.

— Кто вы? — хрипло прошептал он, но в ответ услышал лишь сдавленное мычание.

Тогда рыцарь слегка ослабил хватку, но продолжал оставаться начеку — чтобы снова накрепко зажать рот, буде человечек попытается кричать.

— Отпустите! — услышал он тихий голос. — Я та девушка, что приносила вам поесть.

Руки у Ланселота сами собой опустились, и он ощутил невольную слабость, естественную для человека, который слишком долго находился в напряжении.

— Ну вот, теперь мы остались без света, — укоризненно сказала девушка.

— Это несущественно, — отмахнулся рыцарь. — А где сейчас королевы?

— На кухне, — отвечала девушка. — Я видела их, когда проходила мимо. Они что-то помешивали в котле огромных размеров — право слово, его хватило бы, чтобы сварить целого поросенка. Они клали туда вещи, которые мне не хотелось бы даже поименовывать. И некоторые из этих вещей были живыми! А уж выглядели они… ну, точь-в-точь как седовласые ведьмы из старинных преданий. И это их варево! Мне кажется, им можно взорвать ворота Камелота.

— Это они вас сюда послали?

— О нет, милорд! Они ничего не знают. А если б узнали, наверное, бросили бы меня в свой котел вместе со всей остальной гадостью.

— Вам известно, где спрятано мое оружие? В частности, мой меч?

— В сторожке привратника. Я сама отнесла его туда.

— А что с моим конем?

— Я его поставила в стойло и накормила.

— Отлично! В таком случае мы немедленно уходим.

— Погодите, сэр. Скажите, это правда, что вы тот самый знаменитый рыцарь Ланселот?

— Ну да!

— А вам известно, что между вами и свободой стоят двенадцать дверей с двенадцатью запорами?

— И что?

— А то, что я могу их отпереть, сэр…

— Ну, так сделайте это!

— Или не отпереть, сэр Ланселот.

— Мадемуазель, нам следует поторопиться. Я не понимаю, о чем тут разговаривать?

— Дело в том, сэр, что в следующий вторник моему отцу снова предстоит драться против своих обидчиков.

— И?

— Если бы вы пообещали помочь ему, то я бы отперла эти двери для вас.

— Клянусь сердцем Спасителя, я ничего не понимаю! — воскликнул, раздражаясь, рыцарь. — Того и гляди перед нами разверзнется преисподняя, а вы торгуетесь!

— Но мой отец очень волнуется! Он не может смириться со своим поражением. Так скажите, сэр, я могу рассчитывать на вашу помощь?

— Да! Конечно же, да. А теперь пойдем скорее.

— Нет, мы никуда не пойдем, пока вы не узнаете, что от вас требуется.

— Ну хорошо, говорите быстрее. Ведьмы могут появиться в любой миг.

— О, не беспокойтесь, сэр. Так скоро они не появятся. В настоящее время они заняты на кухне: варят и прихлебывают свое адское зелье. А между прочим в состав его входит некая трава, которую привозят то ли из Хиндустана, то ли из Сипанго, то ли еще из каких-то заморских стран. Я слышала, как святой отшельник говорил моему отцу, что ядовитый сок белых маков…

— Побойтесь Бога, мадемуазель! — в нетерпении прервал ее Ланселот. — Какой мне дело до того растения?!

— Вы правы, сэр. Но только у этого растения есть одно необычное свойство — оно навевает на людей неотвратимый сон. Так что я думаю, наши королевы очень скоро заснут над своим котлом.

Сэр Ланселот обреченно вздохнул.

— Ну конечно, — проворчал он, — коли уж девице что войдет в голову, то спорить с ней бесполезно. Ну хорошо, дорогая… Скажите, как зовут вашего отца.

— Его имя сэр Багдемагус, и, видит Бог, ему дорого обошлось поражение на последнем турнире.