Глава 56. Распаковав вещи, Рэйчел мрачно уселась за письменный стол в кабинете тети Мэри
Распаковав вещи, Рэйчел мрачно уселась за письменный стол в кабинете тети Мэри. За закрытой дверью, не умолкая, звонил телефон, и Сасси с Генри по очереди принимали сообщения. Рэйчел распорядилась, чтобы к ней ни под каким предлогом не пускали репортеров. Она добралась почти до конца списка, когда в дверь просунул голову Генри. — Мисс Рэйчел, на этот звонок вы захотите ответить лично. Вторая линия. — Кто это, Генри? — Матт Уорик. Рэйчел немедленно сняла трубку. — Матт Уорик! — радостно воскликнула она. — Давно мы с тобой не виделись. — Слишком давно, — отозвался Матт. — Жаль, что поводом для встречи послужило столь печальное событие. Мой носовой платок по-прежнему у тебя? Рэйчел улыбнулась. Значит, он помнил их последнюю встречу. Она бросила взгляд на носовой платок, который привезла с собой, чтобы вернуть ему. — Я смотрю на него прямо сейчас, — сказала она. — Вообще-то я давно надеялась отдать его тебе при личной встрече. — Удивления достойно, что этого так и не случилось. Такое впечатление, что кто-то составил заговор, чтобы мы с тобой не встретились. Почему бы нам не увидеться прямо сейчас? Дед наконец заснул после бессонной ночи, так что я в полном твоем распоряжении. Может, я отвезу тебя куда-нибудь? Или приготовлю овощную запеканку, пока ты отдыхаешь? Рэйчел показалось, будто рука друга обняла ее за плечи, сильная и надежная, та самая рука, которая поддерживала ее, когда умер дядя Олли. Она не забыла об этом. Рэйчел взглянула на свои записи, сделанные во время разговора с распорядителем похорон. — Как ты смотришь на то, чтобы отвезти меня в морг... взглянуть на тетю Мэри? Коронер разрешил забрать ее тело, так что в похоронном бюро ждут, когда я привезу платье, в котором она будет выставлена для прощания. — Почту за честь, — ответил Матт, и его голос смягчился. — Но, может, сначала перекусим? — Договорились. Рэйчел нажала кнопку интеркома, чтобы предупредить Сасси о том, что вскоре ненадолго уедет и что обед для нее готовить не надо. Затем, вытащив из сумочки компактную пудру, принялась устранять разрушительные последствия бессонной ночи, ощущая в груди легкую дрожь предвкушения. Прошло двенадцать лет с тех пор, как она испытывала нечто подобное. В тоскливой и тягостной поездке с отцом в Хоубаткер в июне 1973 года было одно светлое пятно: она надеялась вновь увидеть Матта Уорика. В тот раз объект ее любви полностью оправдал ее надежды. Он выглядел потрясающе красивым, взрослым и уверенным в себе, сохранив легкость манер, но при этом отнесся к ней с прохладным равнодушием, которое едва не разбило ей сердце. Причина выяснилась только на поминках, когда он обнаружил ее плачущей в беседке, в то время как все остальные ели и пили в доме. — Вот, держи, — не слишком любезно сказал Матт и сунул ей в руку носовой платок. — Похоже, он тебе понадобится. — Спасибо, — с благодарностью ответила Рэйчел и закрыла лицо, стыдясь того, что он застал ее в столь неприглядном виде. — Как мне кажется, тебя гложет не только тоска по дяде Олли, — заметил он. Оторвавшись от платка, она уставилась на него покрасневшими глазами. Откуда он знает? Рэйчел начала понимать, что по большей части ее скорбь вызвана чувством вины - вины за свое обращение с дядей Олли и за то, что не сдержала слова, данного матери. В то утро она сообщила Элис, что остается в Хоубаткере. — Не думаю, что смогу когда-нибудь простить тебя, Рэйчел. — Мама, пожалуйста, постарайся понять меня. Тетя Мэри остается совсем одна. Я нужна ей здесь. — И мы обе знаем зачем, не правда ли? — Все будет хорошо, мама. — Нет, не будет. Хорошо не будет уже никогда. Матт присел рядом с Рэйчел на качели. — Это как-то связано с тем, что ты на три года вычеркнула ДюМонтов из своей жизни? Они ведь ждали твоего приезда летом, как манны небесной, а ты оставила их ни с чем. Ты разбила им сердце, особенно мистеру Олли. Он ведь обожал тебя, знаешь? Не веря своим ушам, Рэйчел уставилась на него, и слезы вновь ручьем хлынули у нее из глаз. — Ох, Матт, у меня не было выбора! И к своему ужасу - потому что не могла допустить, чтобы еще и он рассердился на нее, - она выложила ему всю правду. Рэйчел рассказала о семейных тайнах, которые вынудили ее дать злополучное обещание матери, поведала о том, как мучилась, порвав с тетей Мэри и дядей Олли, и как ей пришлось своими руками уничтожить садик и отказаться от мечты стать фермером. А теперь, в довершение всех ее бед, дядя Олли умер, так и не узнав, как сильно она его любила. Как-то так получилось, что свой рассказ Рэйчел закончила, прижавшись щекой к груди Матта, и его рука обнимала ее, а носовой платок промок насквозь вместе с лацканом темно-синего блейзера. Когда в конце концов слезы перешли в икоту, Матт сказал: — Дядя Олли был очень проницательным человеком. Уверен, сейчас он сидит на краю облака в раю и говорит себе: «Моп Dieu! Я знал, что нечто подобное заставило нашу Рэйчел отдалиться от нас». Она подняла на него воспаленные глаза. — Правда? — Готов держать пари. — А ты когда-нибудь выигрывал? — Почти всегда, — ответил Матт. — И как же тебе это удается? — Я ставлю только на то, в чем абсолютно уверен. Рэйчел улыбнулась про себя, вспоминая прошлое, и захлопнула пудреницу. На следующий день Матт вернулся в Орегон, но она рассталась с ним с легким сердцем, сохранив его носовой платок у себя в сумочке. С той поры они больше не виделись, садясь на поезда, которые, по меткому выражению дяди Олли, двигались в противоположных направлениях. Интересно, окажется ли Матт таким же симпатичным, каким она его помнит? Или у него намечаются брюшко и лысина? Со временем ее детская влюбленность угасла, и в жизни Рэйчел появился другой мужчина, заставивший ее забыть о Матте Уорике. Что до него, то в Калифорнии у него была некая красавица, с которой он обручился. «Дебютантка из Сан-Франциско, — отозвалась о ней как-то тетя Мэри. — Очень мила, хотя и не подходит Матту». Свадьба, впрочем, так и не состоялась, а жених улетел - в прямом смысле, - так что оба остались ни с чем, не связанные брачными узами. В каком-то смысле они вновь вернулись в беседку. В дверь позвонили, и сердце Рэйчел учащенно забилось. Она схватила сумочку и платье тети и поспешила к двери, чтобы Сасси не успела первой появиться из кухни и не уговорила Матта остаться на обед. В коридоре Рэйчел взглянула на себя в зеркало и поморщилась. Ей не удалось замаскировать темные круги под глазами и привести в порядок прическу, которая свидетельствовала о том, в какой спешке она покидала Лаббок. Рэйчел вздохнула. Что ж, сойдет и так. Она открыла дверь. Оба улыбнулись одновременно. — Что, опять слезы? — поинтересовался Матт. — Пожалуйста, не надо. Я умоюсь и приведу себя в порядок - честно. — Нет, ради меня не надо, — сказал он. — Мое сердце может не выдержать. Ее улыбка стала шире. — А ты совсем не изменился, Матт Уорик. — Насколько я понимаю, это хорошо? — Замечательно, — согласилась она. Он рассмеялся и потянул ее за руку на крыльцо. — Я только что видел, как сюда шествует целая бригада с подносами в руках. Ну что, может, удерем до того, как тебя перехватят? — С удовольствием, — сказала Рэйчел, и они, взявшись за руки, как заговорщики, сбежали вниз по ступенькам к «рейндж-роверу», на дверях которого красовалась надпись «Уорик индастриз». Когда машина сорвалась с места, Рэйчел откинулась на спинку сиденья и едва слышно вздохнула, чувствуя, как уходит напряжение. — Долгая была ночь, а? — Самая длинная в моей жизни. Как твой дедушка? — Трудно сказать. Он один из самых крутых мужчин, которых я встречал в своей жизни, - даже в возрасте девяноста лет, - но смерть Мэри подкосила его. — Этого я и боялась. Они были очень близкими друзьями. — Они были не только друзьями, — обронил Матт. — Что ты имеешь в виду? — Я расскажу тебе обо всем за ленчем. И не смотри на меня так, пожалуйста. Это нечестно. Мне нужно следить за дорогой. Рэйчел покраснела. В действительности он оказался еще красивее, чем она помнила, - взрослый мужчина, похожий на крепкое отполированное дерево. И еще ей нравились проблески ранней седины у него на висках. —Я поражаюсь, Матт, как тебя до сих пор не поймала в сети какая-нибудь хитроумная особа. Он коротко рассмеялся. — Ты первая. До меня доходили слухи, что у тебя кто-то был... Пилот ВВС, если не ошибаюсь? — Был. Он служил на базе военно-воздушных сил «Риз» неподалеку от Лаббока. Мы познакомились на обочине дороги, когда у меня кончился бензин. Матт приподнял бровь, выражая удивление. — Кончился бензин? У такой рассудительной девушки, как ты? — Кто-то слил у меня из бака все топливо, до последней капли. Ты не представляешь, каким привлекательным выглядит пилот ВВС США, особенно если на него смотрит девушка, застрявшая в одиночестве на пустынном шоссе в десять часов вечера. — А что ты делала на пустынном шоссе в такое время? Или, точнее, что делал там он? — Я возвращалась с полей. У нас был долгий день, самый разгар сбора урожая. Так что на счетчик бензина в то утро я даже не посмотрела. А он поехал прокатиться. Его друг по эскадрилье разбился во время тренировочного полета. Мой новый знакомый подвез меня до заправки. Я купила канистру, и он отвез меня обратно к моей машине. — А потом он поехал за тобой до дома. Рэйчел кивнула. — Он поехал за мной до дома. — Она комкала в руке носовой платок. — Но у нас ничего не вышло. Я - женщина земли, а он - мужчина неба. Ладно, а как насчет тебя? Помнится, я слышала, как одна красотка из Сан-Франциско едва не довела тебя до алтаря. — Еще один яркий пример непримиримых противоречий. — Вот как. Его ровный, ничего не выражающий тон не способствовал дальнейшим расспросам на эту тему, словно Матт до сих пор не смог забыть девушку, на которой так и не женился. Должно быть, противоречия и впрямь оказались непримиримыми, если она позволила Матту уйти. — Кстати, вот твой платок, — спохватилась Рэйчел. — Оставь его себе. Он может понадобиться тебе, прежде чем мы закончим. Они подъехали к небольшому кафе рядом с отелем «Холидей», стоявшим на трассе федерального значения. Матт объяснил свой выбор тем, что это было единственное место, где они могли пообедать без помех, оставаясь неузнанными. — Иначе все посетители посчитали бы своим долгом подойти к нашему столику, дабы выразить свои соболезнования. — Один из недостатков жизни в маленьком городе, — сказала Рэйчел, — но, должна признаться, именно за это я и люблю его... за ощущение, что все друг друга знают и плывут в одной лодке. Ты рад, что вернулся? Ей рассказывали, что его дед отошел от дел и Матт стал президентом компании. Матт внимательно изучал меню. — Теперь еще больше, чем прежде. Рэйчел почувствовала, как у нее заалели щеки. Она давно не испытывала ничего подобного. — Может, мы поговорим до того, как сделаем заказ? — предложила она. Матт послушно отложил в сторону меню. — Пока только кофе, — сказал он официантке. Когда та отошла от их столика, Рэйчел сказала: — О'кей, выкладывай. Что заставляет тебя подозревать, будто тетя Мэри и твой дед были больше, чем друзьями? — Держись крепче, чтобы не упасть со стула, — предупредил он и принялся описывать растерянность Мэри во дворе здания суда, когда она приняла его за деда. — В ее голосе и в том, как она протянула ко мне руки, было что-то бесконечно печальное, — закончил он свой рассказ. — У меня едва не разорвалось сердце от жалости. — Она действительно сказала: «Перси, любовь моя»? — Это были ее слова. А когда я рассказал об этом деду, он признался, что питал к ней такие же чувства - любил ее с самого рождения. Рэйчел, изумленная до глубины души, медленно откинулась на спинку стула. А она-то даже не подозревала о том, что между тетей Мэри и Перси что-то было. — Тогда почему, ради всего святого, они не поженились? Матт поднес чашку с кофе к губам - чтобы обдумать ответ, решила Рэйчел. Сделав глоток и аккуратно поставив чашку на стол, он ответил: — Случился Сомерсет. Так, во всяком случае, сказал мне дед. Перед глазами Рэйчел вдруг встала сцена из недавнего прошлого. Она сидела с тетей Мэри в доме Ледбеттера и только что закончила рассказывать о своем окончательном разрыве со Стивом Скарборо. Ей было двадцать пять. Тетя Мэри выслушала ее с обескураживающим спокойствием, и ее зеленые глаза подернулись задумчивой дымкой. Наконец она заговорила: — Думаю, ты делаешь ошибку, о которой когда-нибудь горько пожалеешь, Рэйчел. Нет такого долга, ради которого стоило бы бросить любимого человека. Рэйчел выслушала ее, отказываясь верить своим ушам. Она-то рассчитывала, что тетя Мэри с одобрением отнесется к ее решению. Стив не желал иметь ничего общего с земледелием. Он был сыном фермера из Канзаса, который выращивал пшеницу, и потому слишком хорошо представлял себе, какой неблагодарной бывает земля и какие жестокие требования она выдвигает. Но что могла знать об этом тетя Мэри? Дядя Олли всегда поддерживал ее. Ей никогда не приходилось выбирать между тем, чем она занималась, и любимым человеком. Рэйчел вдруг подобралась и заявила: — В море водится и другая рыба, тетя Мэри. Найдется такой человек, который поймет, что у меня есть долг, есть обязанности и что я - это то, что я делаю. — Она слабо улыбнулась. — Может быть, мне повезет и я встречу своего Олли ДюМонта. — Но ты никогда не встретишь второго Стива Скарборо. Матт сказал: —Рэйчел? Девушка тряхнула головой и вернулась в настоящее. — Твой дедушка объяснил... что он имел в виду? — Нет. Это все, что мне удалось из него вытащить, но, полагаю, речь идет об очередных непримиримых разногласиях. В какой-то момент моя бабушка узнала об их отношениях. Мне представляется, именно в этом и кроется причина того, почему они столько лет живут раздельно. Официантка вернулась, чтобы принять их заказ, нацелив острие карандаша в блокнот и многозначительно глядя на Рэйчел, которая хранила молчание, так и не придя в себя. — Принесите нам ваш фирменный ленч, — попросил Матт и, когда официантка ушла, накрыл руку Рэйчел своей. — Я понимаю, для тебя это стало сюрпризом, но Мэри вышла замуж за достойного человека. Никто не мог любить ее сильнее, даже мой дед. Рэйчел медленно проговорила: — Тетя Мэри всегда казалась счастливой. — Она была спокойна. А это не одно и то же. Вы с матерью помирились? Вопрос вывел Рэйчел из оцепенения. — Нет. Нам это не удалось. — Приятно удивленная, она спросила: — Ты до сих пор помнишь, в чем я призналась тебе в беседке? — До последнего слова. И мне жаль, что с тех пор ничего не изменилось. — Когда дело дошло до окончательного выбора, я не смогла отказаться от своего призвания. — Ты сожалеешь об этом? — Разумеется, но я сожалела бы еще сильнее, если бы не настояла на своем. — Ты уверена? — Абсолютно. Восхищенно качая головой, Матт заметил: — Твоя уверенность меня радует. Ты счастливый человек. — Только в этом. Чему ты улыбаешься? Он поднес к губам чашку с кофе. — Семейному чувству юмора. Недавно кое-кто напомнил мне поговорку о яблоне и яблоках.
В похоронном бюро Рэйчел ощущала присутствие Матта, как попутный ветер в спину. Наступил тяжелый момент, когда ей пришлось увидеть двоюродную бабушку мертвой. Мэри лежала, накрытая простыней, ее лицо являло собой маску холодной античной красоты, и на бледной коже выделялись ресницы, «вдовий мысок» и фамильная ямочка Толиверов на подбородке. — Вы... еще ничего с ней не делали? — спросил Матт владельца похоронного бюро, одной рукой крепко держа Рэйчел за талию. — Мы ожидали платье, — ответил тот. Позже, во время встреч с распорядителем похорон, директором цветочного магазина и священником, сдержанные манеры и негромкий голос Матта помогли Рэйчел справиться с эмоциями при выборе гроба, цветов и порядка ведения службы. Наконец, когда все запланированные встречи состоялись, он спросил: — Что дальше? — Они сидели в «рейндж-ровере» на парковке у Первой методистской церкви. Он положил руку на подголовник ее сиденья, и она чувствовала, как ему хочется коснуться ее волос. — Ты наверняка смертельно устала. Я отвезу тебя домой. Она расслышала в его голосе сожаление. — Который час? Матт бросил взгляд на наручные часы. — Четыре. — Еще рано, — заметила Рэйчел. — Ну, так куда я могу отвезти тебя? — В Сомерсет.
|