Глава 17. «Как-то странно преодолевать расстояния с одной и той же мыслью: куда деть жизнь.

POV Билл

«Как-то странно преодолевать расстояния с одной и той же мыслью: куда деть жизнь.

Я шел по улице, одной из наиболее окраинных берлинских улиц, опасных и темноватых ранним вечером. Я пробродил по городу полдня, пытаясь понять, что есть теперь моя жизнь. К какому-то смутному выводу я пришел, но пока не уловил его.

Сейчас я чувствовал себя очень одиноким. Потому что со мной не было Правды и Лжи. Но я все равно пришел сюда, к такой родной мне стихии бедноты окраин.

Что я искал?
Чего я хотел?
Где мне быть?
Как мне быть?

Я не задумывался над этим, живя одной мыслью: месть. А что дальше?

Том...

- Держи его!

- Вы что, совсем сдурели?! Отпустите!

- Не рыпайся, рассыплешься, дедуля! Смотри по карманам!

- Да как вы смеете! Вы кто такие?!

- Какая тебе разница? Молчи давай!

Молнией пронесся в голове вопрос: «А зачем?» Только ноги почему-то сами понесли меня к месту, откуда доносились крики. Из темноты переулка выплыла знакомая картина: двое худых парней самого уличного вида грабили благообразного старичка. Один держал, другой пытался нашарить что-то.

- Эй! – «И чего я в это ввязываюсь?»

Я ведь сам занимался грабежом. Но не таким, не таким…

Оба испуганно оглянулись на меня. Но продолжили.

- Девочка, вали отсюда, если жить еще хочешь, - лениво протянул один, продолжая держать бьющегося старичка.

Девочка? Как мило с их стороны. Ай-ай, как нехорошо так ошибаться.

Какая-то доля секунды, и нож оказался на горле у обыскивающего мальчишки.

- Так что ты там посоветовал мне сделать, парень? – прошептал я ему на ухо, чуть задевая лезвием кожу шеи, пустив маленькую струйку крови.

В глазах второго застыл такой откровенный испуг, что я вновь почувствовал себя высшим.

- А теперь, если вам так хочется оставить свои органы целыми, берите их в охапку и проваливайте, - нежно сообщил я им.

Отпустив руки, я смотрел в глаза второму...

Улица вдруг наполнилась странным туманом, изображение расплылось. Я почувствовал, как мои губы шевелились, но я ничего не услышал.

«Нельзя, это же равносильно самому себя убить этим же ножом!»

Я встряхнул головой и увидел действительность.

В глазах обоих мальчишек стоял неподдельный ужас, какого не вызовет обыкновенный нож даже в руках профессионала.

Чувствуя, что того и гляди свалюсь, я сказал одними губами:

- Вон отсюда, - секунда и удаляющийся топот ног.

Я привалился к стенке и глубоко вдохнул родной запах чужих улиц. Кажется, запах нищеты везде одинаков. Однако он разный для каждого. Иногда он напоминает аромат свободы, стихии, как моряку океана. А иногда он веет кладбищем для живых людей. Гниением заживо в таких местах и условиях.

- Молодой человек, с вами все хорошо? - дребезжащий старческий голос раздался справа от меня.

Я поднял глаза. Это был тот самый старичок, которого я спас. Надо же... я кого-то спас. Киллер спас человека. Смешно.

В голубых выцветших глазах сквозило искреннее беспокойство. На нем был одет чистенький пиджачок, седые волосы были аккуратно причесаны. Возраст перевалил отметку «Пенсия» пару лет назад.

- Ничего, спасибо. Впору бы мне о вас беспокоиться, а не наоборот, - усмехнулся я.

- Да я-то старый, много мне не сделается. А уж если сделается, так видать час пришел, - улыбнулся тот. Улыбка у него была странная. Кого-то она мне напомнила.

- За что они вас? - глупый вопрос. Сам знал ответ.

Старик отмахнулся.

- Известно что - деньги. У нас тут, видишь, место такое. Я обычно не высовываюсь, а тут ну вот надо было мне масла купить, тесто бы скисло для пирога. Уже весь почти сделал, да про масло вспомнил, - досадливо вздохнул тот, - Жалко же...

Я стоял и улыбался. Более нелепого случая видеть не приходилось. И чему? Я так редко улыбался искренне, а тут...

- Тебя хоть как зовут-то? – прищурился он.

- Вильгельм, Билл.

- А я герр Мюллер, приятно познакомиться, - он протянул мне сухощавую руку.

- Мне тоже,- совершенно искренне сообщил я.

- Знаешь, Билл, в наше время нельзя так запросто доверять незнакомцам, но уж больно ты... Пошли ко мне в гости? Я тебя пирогом угощу.

- Герр Мюллер, я...

- Да ладно тебе, я же просто так! Пошли.

Я не мог отказать в совершенно искреннем приглашении. От старика исходило так много тепла и добродушия, честности, что я чувствовал себя рядом с кем-то очень родным. И мне стыдно было признаться себе…

Но я скучал по папе.

***
Герр Мюллер жил недалеко от злосчастного переулка, в обычном домике. Тут было очень уютно, как когда-то в нашем, гамбургском, пока папа не женился.

Слушая разговорчивого дедушку, который поведывал о разных байках из своей жизни, я заедал лучик вкусным пирогом, приготовленным самим хозяином.

- А где ваша жена? – спросил я.

Он погрустнел.

- Умерла четыре года назад. Когда сын пропал.

- Сын? А что с ним было?

- Длинная история, парень.

- Я буду рад послушать.

- Что ж, дело твое… - протянул он, кряхтя и усаживаясь на кресло, - Когда-то давно, будучи почти таким как ты, он ушел.

В моем горле застрял комок. Старик продолжал.

- Мы с моей женой работали, стараясь дать ему все, что могли, но забыли о главном. Виделись только по вечерам, уставали. Мы даже не знали, что он скрывает от нас, как его бьют в школе.

Комок в горле резко увеличился.

- И тогда он оставил записку и пропал. Написал, что очень нас любит, но здесь больше не может. Что попробует найти себя в другом месте. Бедная моя Ханна... Она долго плакала, он ведь даже не знал настоящей жизни. Мы надеялись, что когда-нибудь мы узнаем о нем что-то хорошее. Так прошло два года. И она не выдержала, уж больно тосковала. Четыре года прошло, а письма все также не приходило. Стало быть, надо было похоронить с Богом, но… разве могли мы? Мы продолжали надеяться на то, что он где-то счастливо жил... пусть даже забыв о нас.

Взгляд его уперся в стол под пестрой клеенкой. Рука, чуть дрожа, держала чашку.

- Герр Мюллер, а я ведь когда-то тоже ушел из дома, - прошептал я.

- Вернулся? - с надеждой посмотрел он мне в глаза.

- Конечно, - тяжело далась мне эта ложь. Но я не мог по-другому.

- И как там?

- Я был рад снова увидеть папу. Мы больше не ругались, я помогаю ему во всем. И... мама... Она так похудела, но счастлива. И брат... - я не мог больше.

Я глотал комок в горле от собственной лжи или несбыточной мечты. Так никогда не будет. Красивая сказка. Такие рассказывал нам перед сном Зиг.

- Не бросай их никогда, Билл. Никогда. Они не смогут без тебя. Все, что у них есть - это ты.

Не в силах ничего ответить на его чистые, светлые слова, я кивнул. Этот свет, как кислота, разъедал мою душу.
Я не мог жить с этим светом бок о бок.

***
Еще полчаса прошли в этом теплом месте. Но у дверей, провожая меня, герр Мюллер сказал:

- Билл, ты не мог бы выполнить одну мою небольшую просьбу?

- Конечно, - я улыбнулся.

- Никогда больше не говори того, что ты сказал тем грабителям.

А что я сказал? Эти фразы ровно ничего не значили. Если только не... Но ведь я не слышал этих слов.

- Не буду. До свидания, - я сделал шаг от дверей.

- До встречи, мальчик!

Я шел, не оборачиваясь. Но почему-то знал, что он провожал меня взглядом. По дряблой старческой щеке бежала слеза.

***
Я шел спокойно, словно бы чувствуя внутри свет. Я знал, что делать.

«Как ты мог, Билл?»

«Я всего лишь помог человеку».

«Ты доверил ему себя. Ты душу ему открыл! Ты причинил себе боль сознательно – как какой-то слабый человек!»

«Нет, мне тепло».

«Глупый, это всего лишь пара мгновений! Тебе известно, что бывает потом!»

«Потом. Вот что».

«Ты сам себе веришь? Я - это ты. Твой внутренний голос. И знаешь, что ты сказал тем людям?»

Я встал как вкопанный.

«Кто ты?! Я ничего им не говорил! Это был ты!»

«Билл, прекрати быть человеком… Я - это ты. Твоя защита, твой разум, твой друг. Поэтому это был ты, больше некому».

«Что ты сказал?»

«Всего лишь то, что они заслуживали».

«Что?!»

«Я сказал: Есть жизнь. Ее отбирает сталь. Сталью движет приговор. Но за всем этим стоит Судья. Это я».

«Ты - Судья?»

«Нет, Билл... Ты - Судья».

***
Одиннадцать часов. Я зашел в комнату. Странно, но ты не спал. Читал какую-то книгу. Я посмотрел на обложку: «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда.

- Здравствуй, - тихо сказал я, скидывая плащ.

Ты оторвался от книги и удивленно посмотрел на меня.

- Ты так неслышно вошел... Привет.

- Нравится книга?

- Очень. Мне фрау Нойманн дала. Она очень хорошая.

- Познакомились? - совершенно безразлично поинтересовался я.

- Да. Она мне рассказала кое-что. Еще я позвонил маме, просил не беспокоиться.

- И?

- Ну, она все поняла.

- Так просто?

- Она же мама.

- Прости, я не знаю, что это такое.

- Как? - в твоих глазах появились искреннее удивление и жалость.

Черт бы побрал все это!

- Так. Мои родители развелись в раннем детстве, и я уехал с папой в Гамбург.

- А у меня нет отца. Хотя есть отчим. Ты не спрашивал о ней у папы?

- Спрашивал. Говорил, что не хочет ничего рассказывать. А что твой отчим?

Судьба помечала нас одинаково. Я говорил это. Но все-таки - по-разному.

- Гордон очень хороший человек. Он помог нам, обеспечил. Всегда поддерживал меня. А ты жил только с отцом?

- Нет. Сначала да, но потом он женился на Элене и усыновил Джека.

- И как они? Мачеха, наверное, не очень хорошая?

- Элена неплохая женщина.

- Значит, Джек. А где он?

Я усмехнулся. Все же иногда…

- В вашем морге. Последний труп из этой пятерки.

Ты побледнел. Я неожиданно подметил собственное удовлетворение.

- Так он был...

- Да, одним из тех, кто сделал меня киллером.

Ты молча пододвинулся ко мне.

- Билл... А... расскажи о своих пистолетах.

Такого вопроса я не ожидал. Что-то определенно случилось. Но видимо, пришла пора.

- Ты знаешь, как я их приобрел?

- Да, видел.

- Сначала они были просто кусками пугающего железа в моих руках. Чего я только не делал, чтобы понять их природу. Я рассматривал их часами, разговаривал с ними.

А однажды на меня навалилась куча пьяных парней. Тогда я достал пистолеты и замахал ими направо и налево. Я был напуган. Ясное дело, они испугались сначала. Но, увидев, в какой я истерике, поняли, что стрелять я не смогу. Я пальнул вверх. Это не возымело впечатления. Показуха, ясно. Мне опять пришлось испытать ужасный страх, прежде чем я решился пальнуть в первого, который был буквально в метре от меня и руки тянул. Тогда я попал в ногу. Когда шок прошел, я понял, что улица пуста.

После этого случая я полюбил их, ведь они защищали меня. Тот, которым я пальнул вверх, назвал Ложью, а второй - Правдой. Они помогают. Жаль, что не живые...

- Нет, не жаль.

Я внимательнее посмотрел на тебя. Ты стал еще бледнее, чем раньше. Что вызвало в тебе эту бледность?

- Что-что?

Ты встряхнулся, смотря на меня.

- Да нет, ничего. Что-то спать хочется... да и время позднее, - ты демонстративно зевнул, - Давай я на полу посплю? А то ты совсем...

- Нет, Том. Надо еще посмотреть твою рану. Если ты простынешь, будет только хуже. А я привык.

Ты укоризненно посмотрел на меня. Еще бы! Но покорно лег на спину и снял футболку.

Моему взгляду вновь предстал твой торс. Внутри пробежали легкие огоньки воспоминаний о странном утре.

Странно, но рана почти не кровоточила, лишь чуть-чуть. Ты пролежал весь день, но этого недостаточно для заживания. Словно магия какая-то…

- Все хорошо. И повязка чистая, - моя рука чуть-чуть сползла с бинта и коснулась твоей кожи. Но я тихонько убрал ее.

- Не надо, - ты сжал ее и поднес к губам. Пальцы вздрогнули от теплого прикосновения. Горячий влажный язык коснулся кожи.

- Зачем? Не будь тем, кто ты не есть, - прошептал я.

- Я такой, каким сделал меня ты. И пусть потребовалось время, чтобы это понять.

- Я хочу сделать тебе подарок, - прошептал я тебе на ушко, чуть закусывая мочку и лаская шею.

- Какой? - ты тихонько стянул одежду и обжег дыханием мое плечо.

- У меня нет ничего, Том. Только я сам.

Снова поцелуй. Только на этот раз он был сознательным, нежным, сводящим с ума. Я готов был жить только одним поцелуем, только одним сплетением языков, мыслей и тел. Когда еще повторится этот момент?

Мы менялись местами, ролями. Ты ласкал меня, как этого не делал никто. Время остановилось, даря нам мгновение сумасшествия.

И когда я горел, когда уже не в состоянии был жить иначе, чем так, когда стало все равно, что будет потом, я прошептал одну фразу.

- Я дарю тебе себя, бери.

Я уже давно был весь твой, в твоей власти. Ты входил медленно, проникая глубоко, боясь сделать больно.

- Сильнее...

И ритм нарастал, я выгибался как горящая в огне гибкая молодая ветка. Перед моими глазами был только ты, только твое лицо, и я… я не смел быть рядом.

Секунда – движение – вскрик – мгновение – вечность.

***
- Зачем тебе это, Билл?

- Кто ты? – я безуспешно всмотрелся в темноту. Никого не было.

- Ты.

Я увидел себя и отшатнулся. Словно мой двойник – крошечные детали на лице, в одежде. Отражение, переставшее следовать оригиналу.

- Зачем ты пришел?

- Как зачем? Ты сам позвал меня.

- Я не звал.

- Неужели?

- Нет.

- Ошибаешься. Ты даже не осознаешь, насколько я тебе нужен.

- Ты? Мне не нужен никто, кроме меня самого.

- Как благородно! Посмотри на это!

Передо мной оказался спящий Том. Он был красив – нет, прекрасен.

- Не правда ли, он тебе нужен, Билл? Кого ты обманываешь? Из обломков души не могло возродиться ребенка, как не могла в пустыне вырасти лилия. И вырос я. Ты сам меня вырастил. И сейчас ты пытаешься предать нашу дружбу.

- Я не предавал тебя, никогда.

- Ты предаешь. Уже сейчас. Я ведь не хочу тебе зла. Я только хочу, чтобы не было боли. А ведь она будет, неизбежно.

- Уйди, - попросил я.

- От кого ты бежишь? От истины? От дружбы?

- Уйди!

- Хорошо. Да свершится Суд над всеми нами.

Я проснулся в холодном поту. Меня ужасно трясло. Теперь я знал, кто ты. Или кто я.

Мы с Томом так и уснули вместе на узкой кровати. Я ни минуты не жалел.

Я встал и подошел к окну. Месяц приветственно подмигнул мне. Я вдруг подумал, что, быть может, пригодится старый способ.

Правда и Ложь, как будто тоже знали, блестели при свете месяца.

Я умылся холодной водой. Они были рядом – как и все эти годы. Что теперь будет?

«То же, что и всегда».

Мир вокруг меня слишком необычен. Вы тоже живые в своем роде, иначе не были бы так близки мне. С кем именно имею честь?

«Ложь».

Так что же будет, Ложь?

«Смотри».

В глазах потемнело. И вдруг собранная в раковине вода приобрела зеркальный оттенок.

«- Прости, Билл. Так нужно для тебя же. Ты убийца.

- Ты же знаешь, что нет!

- Я полицейский. Я знаю лучше тебя, кто есть кто.

- Ты видел!

- Молись сойти за невменяемого. Так будет лучше.

- Ненавижу!

- Уведите!»

- Ненавижу вас... – в исступлении я шептал, думая, что не плачу.

«Мы желаем тебе лучшего».

Откуда знать вам, что для меня лучше?!

«Мы такая же часть тебя. Сделай это, пока возможно».

Не стану.

«Жизнь иначе не течет».

Я выскочил из ванной. Передо мной был ты, раскинувшийся на кровати. Снова ты. Везде ты. Да когда же кончится это наваждение!

Я схватил Правду. Ствол на тебя. Разом все прекратить! Все и сразу!»