Союз единомышленников

 

Хочу быть с вами. Сокращенно ГИРД. Все за. Надо объединяться.

1930 год для Королева завершился явно неудачно. После перенесенного тифа и трепанации черепа сидел дома. Сидел дома на временной инвалидности. Зима стояла капризная – то мороз, то оттепель. В голове часто шумело, бинт казался железным обручем. Время тянулось бесконечно, а сидеть без дела для Сергея невыносимо. Едва стадо чуть полегче, принялся за труд К. Э. Циолковского «Реактивный аэроплан». Эта работа увлекла Сергея, как и все другие книги Константина Эдуардовича.

Читал Сергей внимательно, по несколько раз перечитывал особенно заинтересовавшие места, делал пометки. Идея, высказанные Циолковским, он как бы примерял на себе, кое-что хотелось додумать, что-то попробовать. «Надо попытаться создать ракету для полета в заатмосферное пространство. Дело сложное, прежде надо создать самолет с реактивным двигателем, а прообразом такого самолета должен стать планер на реактивной тяге». Так в сознании Королева накрепко слились два слова «ракета» и «планер» в одно – ракетоплан.

Своей идеей Сергей решил поделиться с матерью.

– Я, кажется, становлюсь мечтателем, строю воздушные замки. Хочу сконструировать аппарат, в мечтах я вижу его. У него нет пропеллера, а летит он с фантастической скоростью, оставляя позади себя, словно комета, огненный шлейф, но признания-то идеи добиться нелегко, а осуществить ее тем более, – с горечью усмехнулся Сергей.

– Не узнаю тебя, Сережа. Ты умеешь достигать своего. В детстве решил стать авиационным инженером, и ты стал им. Ты захотел научиться летать на самолетах – у тебя в кармане пилотское удостоверение. Нет, Сергей, я верю в тебя. Ты прости меня, – впервые повинилась она. – Сколько раз казнила себя, что чуть было не сбила тебя с пути, который избрал. Не обижайся на меня... А без мечты жить нельзя.

А Сергей, даже будучи совсем слабым, не переставал мечтать и работать. Болела не только голова, особенно в слякотную и ветреную погоду, болело все чаще сердце. Болело из-за недавно перенесенной операции, из-за того, что вынужден сидеть сложа руки, из-за того, что Ксана Винцентини еще не дала согласия стать его женой.

Да много ли надо человеческому сердцу, чтобы заныть, заболеть, постоянно напоминать о себе тому, чью жизнь оно поддерживает. И хотя за время болезни в No 2 журнала «Вестник воздушного флота» за 1931 год появилась статья Королева о СК-4; в журнале «Самолет» его рассказ о планере СК-3 и фотографии сидящего в кабине самого автора, а ранее «Вечерняя Москва» назвала его «известным инженером», на душе у Королева точно кошки скребли. Человек неистовый, деятельный, он не мог примириться с тем, что врачи обрекли его на бездеятельность. Королев настаивал на том, что чувствует себя хорошо, требовал, чтобы врачи разрешили ему вернуться к работе.

Бесконечные визиты в поликлинику... Как-то раз после очередного посещения ее Сергей Королев заехал на мотоцикле в ЦАГИ. У самого входа встретил рабочего Михаила Васильевича Хромова, с которым познакомился еще в 1928 году, когда впервые пришел сюда на производственную практику. Он-то тогда и показал студенту кабинет Главного конструктора Туполева.

– Тебе везет, – сказал тогда Хромов, – в хорошие руки попал. Понравишься – у себя оставит. Не у всех характера хватает работать с ним.

– У меня хватит, – ответил студент. С той поры прошло три года, но Хромов сразу узнал Королева, поздоровался.

– Гость или работаешь у нас? – спросил Михаил Васильевич.

– У Григоровича, в группе моторного оборудования.

– ТБ-5, значит. Серьезная машина.

Но тут Хромова позвали, и они расстались. Королев, не встретив больше никого из знакомых, решил поехать на Никольскую, в Центральный совет Осоавиахима. Шел редкий крупчатый снег. Поежившись от холода, подняв воротник кожаной авиационной куртки, Королев поглубже надвинул на голову шапку и нажал ногой педаль. Раз, другой. Двигатель громко чихнул, но тут же поперхнулся и заглох. «Вот так всегда, когда торопишься», – подумал Королев. Снова резко нажал на педаль, но безуспешно, мотор молчал.

На узкой улочке появился какой-то прохожий в кожаном пальто-реглан, кожаной шапке, с заиндевевшими небольшими усами. Он смело подошел к мотоциклу.

– Позвольте, я взгляну, – негромко предложил человек и, не дожидаясь ответа, снял перчатки и бросил их в коляску. Покопавшись в машине, он потом несколько раз ударил ногой по выхлопной трубе. Оттуда, словно битое стекло, посыпались льдинки.

– Где вы столько снега набрали? Он в тепле растаял, а пока мотоцикл стоял на морозе, вода застыла.

– Спасибо, – поблагодарил Королев незнакомца, досадуя на свою недогадливость, и нажал педаль. – Мотор, словно освобожденный от плеяа, весело заурчал, выбросив из трубы голубоватое облачко.

– Не огорчайтесь, такие случаи не раз встречались и в большой науке. Досадный пустячок, и все прахом. Вот совсем недавно запускал свой двигатель, а в сопло попала, не знаю откуда, металлическая крошка. Чуть не изорвался.

– Двигатель и сопло? – поинтересовался Королев.

– Да, сопло. Я конструирую ракетный двигатель... Королев внимательно посмотрел на собеседника, ему показалось, что где-то он видел его, слышал этот негромкий голос, слова, произносимые с легким акцентом.

– Вам куда? Может, я подвезу вас?

– Нет, нет! Я побаиваюсь этих машин. Очень ненадежные, да еще зимой.

И тут Королев вспомнил: 1927 год, выставку аппаратов межпланетных моделей, человека, дававшего пояснения по самолету-ракете.

– Простите, пожалуйста, не мог я вас видеть на выставке, открытой на Тверской улице несколько лет назад?

– Возможно. Там демонстрировался макет моего самолета для межпланетных сообщений.

– Вы Фридрих Артурович Цандер? – с радостным изумлением спросил Королев и выключил мотоцикл. – Я давно ищу встречи с вами. Знаю ваши статьи. Слышал, хотите организовать при Осоавиахиме новую секцию, и как раз собрался туда. Извините, я не представился – Королев. Сергей Павлович. Инженер из ЦАГИ.

– Очень приятно, – ответил Цандер, что-то усиленно ища в своих карманах.

– Вы что-то потеряли?

– Да, перчатки!

– Так они в коляске.

– Вот те раз. – И, надевая их, Цандер взглянул на Королева. – Мне о вас говорили. Не помню, правда, кажется, Юра Победоносцев. Вы интересуетесь ракетой? Если так, то нам по пути, – и сел в коляску.

Приехав в ЦС Осоавиахима, Цандер и Королев нашли укромное место в одном из коридоров, присели на жесткий деревянный диван.

– Взгляните, пожалуйста, – и Фридрих Артурович передал Королеву небольшое объявление из газеты «Вечерняя Москва», помещенное 12 декабря 1930 года.

«Всем, кто интересуется проблемой межпланетных сообщений, просьба сообщить об этом письменно по адресу: Москва-26, Варшавское шоссе, 2-й Зеленогорский пер., д. 6, кв 1. Н. К. Федоренкову».

– Очень любопытно, как это я пропустил. И много ли откликнулось на этот призыв?

– Вы знаете, более 150 человек – инженеры, физики, математики, студенты, журналисты, школьники. А первым был ваш покорный слуга. Ведь меня это давно увлекает. Еще будучи учеяиком Рижского реального училища, я прочитал работу К. Э. Циолковского «Исследования мировых пространств реактивными приборами» и с тех пор навсегда стал его последователем. Позднее в Политехническом институте образовали «Рижское студенческое общество воздухоплавания и техники полета». В 1914 году, окончив институт, получил звание инженера-технолога, вначале работал в Риге, а затем в Москве. Вы знаете, все свободное время у меня уходит на изучение проблем межпланетных сообщений и, в частности, создание специального корабля. Вы говорите, что знаете мою статью «Перелеты на другие планеты»? В ней в отличие от Константина Эдуардовича я утверждаю, что межпланетные сообщения станут возможными, по всей вероятности, в течение ближайших лет. Мой девиз – «Да здравствует работа по межпланетным путешествиям на пользу всему человечеству!»

– Признаться, при чтении вашей статьи мне не показалось, что проект корабля ближе к практике, чем ракета Циолковского, – не скрыл Королев. – Но корабль-аэроплан мне больше по душе. Меня прежде всего интересует авиация. Многие ученые и у нас, и за рубежом, считают, что винтомоторная авиация чуть ли не исчерпала себя. Я такого же мнения. Предлагают вплотную заняться исследованием возможностей реактивного движения. Часто ссылаются на Константина Эдуардовича Циолковского, его идеи. Правда, вовсе не из-за желания слетать на Марс, которое доминирует у вас, а чтобы найти средства летать выше, быстрее и дальше... Я целиком согласен с Константином Эдуардовичем: «За эрой аэропланов винтовых должна следовать эра аэропланов реактивных, или аэропланов стратосферы».

Но я знаю, что Кондратюк, Тихонравов, да и я сам не отказываемся от идеи проникновения в космос. Это наша далекая цель. Полететь к другим планетам мечтают и Роберт Годдард в США, Герман Оберт в Германии, Робер Эсно-Пельтри во Франции. И не только мечтают.

В конце беседы Фридрих Артурович спросил своего молодого собеседника:

– Вы хотите быть с нами, Сергей Павлович? Мы пытаемся образовать небольшую группу, которая занялась бы практическими исследованиями возможностей использования принципа реактивного движения. Мы условно ее так и назвали: Группа изучения реактивного движения, сокращенно, как сейчас говорят, ГИРД.

– Сочту за честь. Располагайте мною, Фридрих Артурович. Я как раз ищу организацию, которая могла бы взять на свои плечи разработку идеи Циолковского об использовании в авиации принципа реактивного движения.

– Только в авиации? – с некоторым огорчением переспросил Цандер.

– Нет, не только, – поправился Королев, – я в ракетном деле. Но прежде всего в авиации. Тогда больше уверенности, что Центральный совет Осоавиахима нас поддержит.

В марте 1931 года Сергеи Павлович Королев убедил врачей, что окончательно оправился после болезни, и возвратился в ЦАГИ. Там шли завершающие работы по самолету ТБ-5 конструктора Д. П. Григоровича.

– Вовремя вернулся, – радостно встретил Дмитрий Павлович своего инженера. Справившись о здоровье, сообщил, что скоро начнутся летные испытания самолета. – Займитесь автопилотом. Дело новое. Над ним работает группа инженеров. Присоединяйтесь к ней. Я слышал, вы окончили летную школу. Кажется, об этом говорил Михаил Михайлович Громов. Будете вместе с ним испытывать автопилот.

Королев после напутствия конструктора прошел в цех, где находится ТБ-5, и залюбовался. Перед ним, размахнув крылья, стояла огромная машина. Металлический корпус ее обтянут светлым полотном. Исходные данные тяжелого бомбардировщика он знал: вес пустой машины 7,5 тонны, а полетный – все 12,5. При этом бомбовая нагрузка была в пределах двух тонн.

Осмотрев самолет со всех сторон, Королев поднялся по стремянке в кабину пилота. Приборная доска поблескивала стеклом. Тут место и его автоматическому пилоту.

В отечественной авиационной практике подобные помощники летчиков еще только появлялись. Королев приступил к изучению документации автопилота, стал участвовать в стендовых испытаниях прибора, готовясь к проверке его в условиях полета. Прошло несколько месяцев, прежде чем Королев мог сказать: «Автопилот мною изучен, испытан на земле, в макете самолета, готов работать с ним в воздухе».

Все шло как будто хорошо и на работе, и в группе Цандера, к которому Королев проникался все большим уважением.

Но тут пришла беда. Д. А. Кошнц, продолжая летные испытания СК-4, потерпел аварию. На высоте 25 метров при малой скорости давно отслуживший свой век двигатель системы «вальтер» заглох. Самолет упал на крышу ангара и разбился. К счастью, Кошиц отделался незначительными ушибами.

Королев поспешил к месту аварии. Долго ходили конструктор и летчик возле обломков машины, похоронивших мечту о серийном ее производстве. Но оптимизм взял верх. Решили сфотографироваться возле того, что только что называлось СК-4. У конструктора хватило сил и юмора не только пережить эту беду, но и написать позднее на фотографии шуточные стихи:

У разбитого «корыта» Собралася вся семья. Морда Кошица разбита, Улыбается моя.

На самом же деле Королеву было не до улыбок. Из-за недостатка средств в Осоавиахиме СК-4 существовал в единственном экземпляре. Возрождать свой первенец конструктору было не на что. Да и к тому же им овладела уже новая идея – построить легкокрылую машину по схеме, увлекшей тогда многих конструкторов, то есть планер с установленным на нем вспомогательным мотором – шестиместный мотопланер, или планерлет.

А тут еще опять замолчала Ксана. Сергей недавно ездил в Донбасс, в Алчевск, где она работала после окончания Харьковского медицинского института. Хотя она согласилась стать его женой, но на сердце у Королева оставалось неспокойно. «Что же она не приезжает?» – думал Сергей по несколько раз за день.

 

Наконец пришла телеграмма: «Буду в Москве 3 августа. Ксана».

Чем меньше оставалось времени до прихода поезда, тем больше нервничал Сергей. Его насторожил деловой тон телеграммы. «Может, передумала?» Королев чувствовал себя в неприятном для него положении, и это его крайне тяготило. Но он очень любил Ксану. Ей в ту пору исполнилось двадцать четыре года. Она была красива той неотразимой красотой, проходя мимо которой трудно не обернуться, остаться равнодушным. Невысокая, стройная, с гордой осанкой, лицом, озаренным большими глазами, утонувшими в длинных ресницах. То темно-голубые, то серые, они были искристыми и задумчивыми, насмешливыми и в то же время в любую секунду могли стать строгими. Ксана унаследовала кровь своих предков, выходцев из Италии.

В отличие от замкнутого, чаще сосредоточенного в самом себе Королева, Винцентини была общительна, хорошо пела, музицировала и, где бы ни появлялась, сразу становилась центром внимания. Давняя, надежная любовь Сергея импонировала Ксане. Но иногда и пугала ее. Настойчивость, с которой он добивался ее любви, порой казалась ей лишь целью, подстегиваемой самолюбием. Пожалуй, решение стать женой Королева приняла не только Ксения, но и подруги, что жили с ней в шахтерском общежитии. Познакомившись с Королевым, девчата в один голос стали убеждать ее:

– Парень-то какой!

– А любит тебя как!

– И с положением – инженер.

– И зовет-то в Москву. Не будь ты, Ксана, дурой. Ксана долго думала, советовалась с родителями, жившими в Харькове, и наконец решилась, может быть, скорее разумом, чем сердцем.

Ксану, стоявшую в тамбуре вагона с маленьким чемоданчиком в руках, Сергей увидел издалека. Она же искала его глазами в толпе встречающих и не находила. «Неужели не пришел?» – с тревогой подумала она, но не успела сделать и шага из вагона, как оказалась на руках Сергея.

– Сергей, ты?!

– А ты ждешь другого? – и, крепко поцеловав ее в губы, поставил па ноги.

– Сережа, люди же!

– А что, люди не целуют своих любимых...

 

На сердце девушки, как никогда раньше, стало тепло, она прижалась к Сергею, обняла его, потом взглянула ему в лицо и увидела восхищенные карие глаза, повлажневшие от счастья. На душе у нее стало совсем легко.

С вокзала домой шли пешком. День стоял солнечный. Начало августа в Москве выдалось сухим и теплым. Сергей, одетый в темный костюм, в модной шляпе, с черными небольшими усами над пухлой губой, рядом с хрупкой Ксаной в легком светлом платье казался солидным, уверенным в себе. Не переставая говорили, вспоминали Одессу, друзей. И как-то стороной обходили то, что волновало обоих, и больше всего Сергея. И он не выдержал.

– Ксана! – начал было он. Но не успел ничего сказать, как услышал то, что с нетерпением и тревогой ждал не один год.

– Сережа, я приехала к тебе навсегда... На даче в Барвихе, где жили летом Баланины, Ксану встретили как родную Мария Николаевна и семидесятилетняя бабушка Муся, гостившая у дочери. По оживленному настроению Сергея и Ксаны женщины поняли, что случилось то, чего они ждали.

– Поздравь нас, мама!

– Ну и слава богу, – обрадовалась больше всех бабушка, кинулась в другую комнату и тут же вернулась с небольшим образком в золоченом окладе.

– Совет вам и любовь, – перекрестила молодых бабушка Муся.

6 августа 1931 года Сергей Королев и Ксения Винпентини зарегистрировали брак. Свидетелями были Д. А. Кошиц и М. М. Громов. Дома за скромным застольем Григорий Михайлович и вся небольшая компания под звон бокалов с шампанским поздравили молодых, пожелали им благополучия и радости. В тот же день жену проводили на вокзал: Ксения Винцентини возвращалась в Алчевск, чтобы уволиться с работы.

Судьба, казалось, опять стала благосклонна к Сергею. Ксана, родная, любимая, скоро будет с ним. Мать, отчим, бабушка – все рядом. Им всем хорошо вместе. На работе в ЦАГИ все потихоньку движется вперед. Да и с ГИРДом дело скоро решится.

Благодаря фантастической целеустремленности Ф. А. Цандера, большому авторитету С. П. Королева как конструктора ряда летательных аппаратов при Бюро воздушной техники Центрального совета Осоавиахима организовалась Группа изучения реактивного движения. Руководителем ее стал Ф. А. Цандер, а председателем Технического совета – С. П. Королев. В числе первых членов в ГИРД вошли В. П. Ветчинкин и конструктор планеров Б. И. Черановский. Тогда в ЦАГИ и других организациях появилось объявление, приглашавшее «всех работающих в области реактивных двигателей, а также желающих работать в данной области, которая может считаться областью, способной подготовить звездоплавание, – вступить в ряды новой организации».

Руководящее ядро ГИРДа, взявшее на вооружение идеи К. Э. Циолковского, сознавало, однако, что идеи эти можно использовать, только сообразуясь с научно-техническими возможностями времени. Самым влиятельным среди гирдовцев, наиболее эрудированным в области ракетной техники являлся, конечно, 44-летний Фридрих Артурович Цандер. Большим уважением пользовался и воспитанник Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского опытный авиационный инженер Михаил Клавдиевич Тихонравов. Он заинтересовался трудами К. Э. Циолковского, когда побывал на заседаниях Секции межпланетных сообщений, организованной в академии в 1924 году. Однако инженер признавался, что его позвала в ГИРД не столько «межпланетная программа», сколько, как Королева, возможность использовать принцип реактивного движения в авиации. М. К. Тихонравов хотел осуществить несколько своих замыслов – создать ракетный двигатель с насосной подачей и установить его на самолет.

Инженер с дипломом Московского авиационного института и опытом работы в авиационной промышленности Юрий Александрович Победоносцев к моменту вступления в ГИРД участвовал в экспериментальных испытаниях реактивного мотора ОР-1, проводимых Ф. А. Цандером.

На первых порах гирдовцы повели активную пропагандистскую и организационную работу, сразу став тем центром, куда стекались все интересующиеся ракетной техникой. Выступая в печати, читая на предприятиях лекции, гирдовцы привлекали в свои ряды новых сторонников идей Циолковского. Но главную свою задачу гирдовцы видели в практической работе. К моменту создания Группы имелся значительный теоретический и экспериментальный материал, накопленный Ф. А. Цандером, с помощью лабораторного реактивного двигателя ОР-1, работающего на сжатом воздухе и бензине.

На одной из первых встреч гирдовцев С. П. Королев предложил построить самолет с реактивным двигателем. Первым его поддержал Ф. А. Цандер.

– Прекрасно, прекрасно! Я – за! Вначале ракетоплан для полета в стратосферу, а потом, потом к планетам, далеким мирам. Превосходно!

– Одобряю! – откликнулся В. П. Ветчинкин. – Всем, чем могу, – помогу. Дело стоящее, перспективное. Это будущее авиации. У меня есть кое-какие мысли по динамике полета крылатых ракет и реактивного самолета.

– А как вы смотрите на это предложение, Борис Иванович? – обратился Королев к конструктору бесхвостовых планеров Черановскому.

– Пока никак, – скептически ответил он. – Вы еще беднее бедных. У вас даже ватманской бумаги купить не на что. А вы – сразу самолет, да еще реактивный.

Однако большинство согласились с предложением Королева и Цандера – сначала строить реактивный планер – прообраз будущего самолета.

Новое дело – создание необычного летательного аппарата с реактивным двигателем объединило, наполнило духом конкретного творчества сторонников использования принципа реактивного движения в интересах народного хозяйства.

И едва идея ракетоплана оказалась принятой Осоавиахимом, как Королев вновь блеснул своей напористостью, умением организовать дело, увлечь им всех.

5 сентября на аэродроме Осоавиахима Сергей Павлович и Ф. А. Цандер самым тщательным образом осмотрели планер Б. И. Черановского БИЧ-8, наблюдали за его полетом. Королев уговорил конструктора ознакомиться с реактивным двигателем ОР-1, сконструированным Цандером. Сергей Павлович убеждал Черановского, что при их взаимном доверии друг к другу может появиться задуманный ракетоплан. Добившись согласия Бориса Ивановича, он вместе с Цандером составил план работы над ракетопланом и двигателем к нему. На новой встрече окончательно определили порядок работ по ракетоплану, подготовили проекты договора между Бюро воздушной техники ЦС Осоавиахима и конструкторами планера и двигателя – Черановским и Цандером.

 

Договор назывался «Социалистический договор по укреплению обороны СССР No 228/10 от 18 ноября 1931 года», и над ним стоял гриф: «Не подлежит оглашению». По такому договору, например, Ф. А. Цандер брал на себя проектирование и разработку чертежей и производство по опытному реактивному двигателю ОР-2 к реактивному самолету РП-1.

В свою очередь, Осоавиахим принимал на себя финансовые расходы и хозяйственные заботы, связанные с Договором. Первая тысяча рублей была переведена ГИРДу вскоре после заключения договора. ЦС Осоавиахима наметил ассигновать в феврале и марте 1932 года на испытания ракетного самолета 93 тысячи рублей. Ответственность за выполнение всех работ, связанных с ракетопланом, возлагалась на Технический совет ГИРДа и непосредственно на С. П. Королева.

Дни мчались неудержимо. Рабочий день Королева начинался с 7 утра и заканчивался где-то около полуночи. Первая половина дня, как правило, уходила на работу в КБ Григоровича. Автопилот потребовал много внимания. Потом ГИРД. Шел самый трудный организационный период, забиравший у Сергея Павловича много сил. Но в центре его внимания все же оставался ракетонлан. В трудах Сергей Павлович не заметил, как завершили 1931 год и наступил 1932-й, а вместе с ним и завершающие работы по ТБ-5.

С нетерпением ждал Королев возвращения из командировки М. М. Громова, чтобы начать полеты на ТБ-5 с установленным на нем экспериментальным автопилотом. Встретились они на заводском аэродроме.

– Ну, здравствуй, Сергей. – И, подавая руку, Михаил Михайлович спросил: – Как тут идут дела? Приехала ли жена?

– Еле отпустили. Ездил в Алчевск, воевал за нее. Через три месяца была в Москве.

Спросив о здоровье матери, Громов заговорил о предстоящей работе.

– В нашем деле прежде всего – тщательность подготовки. Механики, конечно, ребята знающие, но свой глаз надежнее.

Летчик Громов понимал, как тяжела работа пилота, когда она длится без посадки десять и более часов. Такую нагрузку одному пилоту нелегко выдержать. Это он знал по собственному опыту. Еще в 1926 году он на самолете АНТ облетел Европу, посетив столицы многих стран: Берлин, Париж, Вену, Прагу, Варшаву. Этот перелет прославил конструктора машины А. Н. Туполева и летчика М. М. Громова. «Но ведь могут быть беспосадочные полеты на большее время, например, Москва – Владивосток, – подумал Громов. – Автопилоту предстоит стать надежным нашим помощником».

В день летных испытаний ТБ-5, в февральский полдень 1932 года, на аэродром пришел сам Д. П. Григорович в теплом пальто с меховым воротником и в каракулевой шапке пирожком, но почему-то в легких ботинках. Они ходили с Громовым по летному полю, уточняя детали предстоящего полета. Конструктор советовал обратить внимание на поведение системы управления, проверить ее в разных режимах. Наконец Громов дал знак механикам, кивнул Королеву, и они пошли к самолету.

Громов уверенно поднял машину в воздух и как-то удивительно легко повел ее. После того как он выполнил все пожелания конструктора, вновь набрал высоту. Королев так залюбовался летчиком, что вздрогнул, когда услышал команду:

– Включай, Сергей, автопилот.

По заранее продуманной программе под наблюдением Громова Королев включил автопилот. Самолет так же точно держал курс, высоту, крен, как при ручном управлении.

– Неплохой помощник! – кивнул в сторону автопилота Громов. Однако посоветовал: – Скорости бы прибавить самолету. Туполевский, пожалуй, будет быстроходнее, чем ТБ-5. Узнает об этом, расстроится Дмитрий Павлович. (Так и случилось. Машина А. Н. Туполева оказалась лучшей и была принята в серию.)

Королев рассказал Михаилу Михайловичу, что познакомился с инженерами, которые так же, как и он, хотят построить самолет, скорость которого была бы не меньше тысячи километров в час.

– Тысячи километров? – удивленно вскинул брови Громов. – Я не консерватор, но поверить в такую сказку пока не могу. И тебе не советую. Как при такой скорости самолет совершит посадку?

– Я собираюсь заняться созданием самолета на реактивном двигателе, – уточнил Королев.

– А где он, двигатель-то? – спросил Громов. – Еще одна сказка. Может, такой самолет и появится, но через сотню лет. Так что мой тебе совет, Сергей: учись летать, сам свои самолеты испытывать сможешь. А в общем, – неожиданно сказал Громов, – в наше время и сказки становятся былью. Пробуй, дерзай, конструируй своего «орла», – и улыбнулся. – Готов первым лететь на твоем самолете-сказке.

Громов ни на секунду не упускал из виду показания приборов: самолет шел точно по заданному курсу.

– Ну что же, автопилот выдержал экзамен. Выключай. Дальнейшие испытания ТБ-5 проводил летчик Бухвольц, и Королев с ним не летал.

День за днем коллектив ГИРДа вел экспериментальные работы, расширял тематику исследований, устанав-" ливал деловые связи с научными учреждениями. ГИРД привлек внимание государственных и прежде всего военных ведомств. В стране, правда, уже существовала Ленинградская Газодинамическая лаборатория (ГДЛ), по тематике работ близкая к ГИРДу. Созданная еще в 1921 году по инициативе инженера-химика Н. И. Тихомирова при поддержке В. И. Ленина, она к началу тридцатых годов стала крупнейшей в стране ракетной научно-исследовательской и опытно-конструкторской организацией. В стенах ее разрабатывались пороховые ускорители для легких и тяжелых самолетов, ракетные снаряды на бездымном порохе нескольких калибров. Они предназначались для различных целей, в том числе для вооружения самолетов. С 1929 года по инициативе Б. П. Петропавловского ГДЛ разрабатывала и жидкостные двигатели (ЖРД), или, как их тогда называли, – моторы. Эти исследования вел молодой инженер Валентин Петрович Глушко, активно занимавшийся сначала созданием электрических ракетных двигателей.

В те дни у сотрудников ГИРДа и ГДЛ родилась идея объединить усилия московской и ленинградской групп, создать единую научную организацию, занимающуюся разработкой ракетных двигателей и ракет в оборонных целях.

Горячо поддержал это предложение заместитель председателя Реввоенсовета СССР, начальник вооружений РККА Михаил Николаевич Тухачевский, полководец времен гражданской войны, не раз выполнявший военные задания В. И. Ленина. Крупный военный теоретик, активный сторонник оснащения Красной Армии новой техникой, он первым оценил значение объединения ГДЛ и ГИРД для разработки ракетного дела. Ознакомившись с делами двух ракетных организаций, он созвал 3 марта 1932 года в Москве совещание. На нем встретились военные специалисты и инженеры, занимающиеся разработкой новой техники.

В кабинете Тухачевского по одну сторону длинного стола, покрытого зеленым сукном, сели представители Ленинградской Газодинамической лаборатории – Н. Я. Ильин, Б. С. Петропавловский, В. П. Глушко, Г. Э. Лангемак и московского ГИРДа – председатель его Технического совета С. П. Королев, руководители бригад Ф. А. Цандер, М. К. Тихонравов, по другую сторону – начальники управлений РККА – артиллерийского, воздушных сил, химического и других.

Окинув взглядом присутствующих, Тухачевский встал, по давней привычке одернув гимнастерку.

– Считаю нужным напомнить некоторые известные истины, – начал он. – Как вы все понимаете, вместе с кризисом капитализма растет и военная опасность. Буржуазия ищет выхода из создавшегося положения путем новых войн и нового нападения на Советский Союз. Этого мы не можем забывать и не забываем. Войны нам не избежать. Воинствующий империализм развивает и совершенствует свои вооружения в небывалых до сего времени масштабах. Наше государство, народ, армия в жизненно важном деле, каким является оборона Родины, не могут отставать. И поэтому создание нового эффективного оружия – первейшая задача. – Михаил Николаевич сделал паузу, потом повторил: – Первейшая задача. В решении этой первостепенной задачи свою роль должна сыграть Газодинамическая лаборатория. С ее весьма ценными исследованиями и экспериментальными работами я детально ознакомился. Особенно важные перспективы связываю с опытами над снарядами на бездымном порохе и жидкостными реактивными моторами. На верном пути стоит и московская Группа изучения реактивного движения. По моему глубокому убеждению, ее работы также имеют большое значение для военного ведомства и СССР в целом. Поэтому я считаю необходимым объединить оба коллектива, открыв специальный Реактивный научно-исследовательский институт. Хотелось бы выслушать по этому поводу мнения заинтересованных сторон. И, кроме того, идея объединения высказана самими организациями. Так, товарищ Ильин?

– Так точно, – ответил начальник ГДЛ.

– Этого желают и гирдовцы?

– Мы об этом писали вам, Михаил Николаевич, – ответил Королев.

– Хорошо! Товарищи из нашего наркомата с вопросом о создании первого в стране Реактивного научно-исследовательского института, его задачами ознакомлены. Кажется, все ясно. И все-таки, прежде чем вынести наше предложение на окончательное решение наркомвоен-мора товарища Ворошилова, необходимо еще раз обменяться мнениями.

– Разрешите мне, – попросил слова научный руководитель ГДЛ Б. С. Петропавловский.

– Да, пожалуйста.

– Считаю, что для осуществления наших технических идей рамки лаборатории стали тесными. На данном этапе для проведения чисто научных, опытно-конструкторских и других задач требуется объединение усилии ГДЛ и ГИРДа, привлечение к нашим делам специалистов многих областей знаний. То, что мы делаем, только начало, но начало очень важному направлению в науке и технике. Я не ошибусь, если скажу, что ракетам принадлежит будущее.

Слова попросил Королев. Кратко рассказав об основных направлениях в деятельности ГИРДа, он сообщил, что коллектив разрабатывает конструкции ракетоплана и новых жидкостных ракет, летные испытания которых назначены на будущий год, пожаловался на слабость производственных и экспериментальных возможностей.

– Ракетное дело можно двинуть вперед быстрее, – уверенно сказал он. – Ленинградцы конструируют реактивные моторы. Пока удельная тяга их, как нам известно, не велика. Но завтра будет больше. Повторяю, главное сейчас – двигатель. Мы считаем, Михаил Николаевич, что союз ленинградских и московских ракетчиков просто необходим. Нам друг без друга не обойтись.

Потом выступили представители военного ведомства. Тухачевский внимательно слушал каждого из выступающих, изредка записывал что-то на листке бумаги.

– Есть еще желающие выступить?

– Позвольте мне, – подал голос Ф. А. Цандер. Необычно волнуясь, инженер также горячо высказался за объединение. Но верный своей идее создания ракет для межпланетных путешествий, он начал говорить о самом сокровенном для него:

– Мы устремимся к Луне, достигнем других планет. В этом наша цель. Может быть, там, на далеких планетах, живут подобные нам разумные существа, опередившие нас в культуре на многие тысячи лет. Какие несметные культурные ценности могли бы быть доставлены на земной шар, земной науке, если бы удалось туда перелететь человеку, и какую минимальную затрату надо произвести на такое великое дело в сравнении с тем, что бесполезно тратится человеком.

М. Н. Тухачевский дождался конца выступления Цандера и потом мягко, чтобы не обидеть его, сказал:

– Фридрих Артурович, все, что вы говорили, важно, но не для сегодняшнего дня. Со временем мы найдем нужные средства, создадим ракеты, предназначенные специально для науки, ради межпланетных полетов. Но сейчас не можем. Наша страна окружена врагами. Со всех сторон. – И, обращаясь ко всем, решительно заявил: – На белом свете живем не мы одни. Над созданием ракет, реактивных моторов работают и в Германии, и в Америке секретно и довольно интенсивно. Нетрудно предсказать, грядущая война будет войной механизированной, войной моторов.

Михаил Николаевич приподнялся из-за стола.

– Что же, пора заканчивать наше совещание. Подведем итоги: противников объединения ГДЛ и ГИРДа – нет. Все за. Будем готовить соответствующую докладную Клименту Ефремовичу Ворошилову. – Но тут же предупредил собравшихся: – Организовать единый центр союзного значения – дело не простое и не скорое. Надеюсь, что понятно всем. Продолжайте работу так же творчески, как прежде, а не ждите сложа руки новой единой организации.

На следующий день С. П. Королев провел расширенное заседание Технического совета ГИРДа и подробно сообщил о встрече у Тухачевского.

– А пока работать и работать, – заключил начальник ГИРДа.

На Александровской улице, в доме, где Королев жил вместе с женой еще в квартире родителей, 5 марта 1932 года через два дня после встречи у М. Н. Тухачевского состоялась знаменательная встреча Ф. А. Цандера, М. К. Тихонравова и Ю. А. Победоносцева, во многом определившая пути дальнейшего развития ракетного дела. В тот вечер уточнялись главные направления деятельности новой организации как научно-производственного центра.

В основу ее вошло: проведение научно-исследовательских, конструкторских работ по созданию реактивных двигателей разных типов и ракетных летательных аппаратов; широкая техническая пропаганда и популяризация реактивной техники и ракетного метода летания} подготовка кадров специалистов ракетной техники; руководство и координация деятельности периферийных организаций при Осоавиахиме, занимающихся ракетной техникой.

Тогда же решили, что каждый из собравшихся возглавит одно из направлений в работе ГИДРа, разрабатывая интересующую его тему.

Встреча закончилась поздно ночью. Выйдя во двор, все невольно остановились. Небо звездное-звездное, манящее к себе. Настроение у всех приподнятое. Хотелось немедленно приступить к делу. Кажется, больше всех радовался Фридрих Артурович Цандер. Взглянув на небо и найдя глазом яркую красноватую звездочку, он восторженно воскликнул: «Вперед, на Марс!» Гирдовцы не раз слышали этот его знаменитый девиз, с которым ученый прожил всю жизнь. Поздно вечером, уходя с работы, Ф. А. Цандер нередко говорил: «Да здравствуют межпланетные путешествия на пользу всему человечеству!»

Проводив товарищей, Королев вернулся домой. Ксана ждала его. Она понимала, что на этот раз у них были люди необычные и решали они что-то очень важное.

– Ну, Ксана, кажется, мы выходим на широкую дорогу. Ты обратила внимание на человека с усами? Это и есть Фридрих Артурович. Эрудит, каких мало. Он у нас всему голова, а для меня – первый учитель.

– Но, кажется, верховодишь ты?

– Ну что ты, просто хочу его освободить от пустяковых дел. Нам всем так нужны его знания. В нем прекрасно сочетаются теоретик и практик.

– Сергей, теперь я тебя увижу дома раз в неделю?! – рассмеялась Ксана.

– Наоборот, чаще. Медицина нам так еще понадобится... Так что считай себя гирдовкой. Я еще часок посижу. – И, взяв желтую папку с надписью «Ракетный полет в стратосфере», Королев пошел на кухню