Прикосновение к ране

Отец Фредерика Бучнера покончил жизнь самоубийством, когда его сыну было десять лет. Он оставил записку своей жене: «Я обожаю и люблю тебя, но я — плохой человек… Отдай Фредди мои часы. Отдай Джейми мою перламутровую булавку. Я люблю тебя всей душой», — затем он закрылся в гараже и завел мотор своей машины, так что все помещение очень скоро наполнилось выхлопными газами. Это случилось осенним субботним утром. В тот день он должен был вести Фредерика и его брата на футбольный матч. Вместо этого он навсегда ушел из их жизни. Как десятилетнему мальчику относиться к подобному событию?

Ребенок воспринимает жизнь такой, какая она есть, потому что у него нет выбора. В то субботнее утро мир пришел к концу, но каждый раз, когда мы переезжали на новое место, я видел, что мир рушится, а потом ему на смену приходил другой мир. Как сказал Марк Твен, когда кто-то, кого вы любите, умирает, вы чувствуете то же, что чувствует человек, который в огне пожара лишился дома; только спустя многие годы вы понимаете невосполнимость своей потери. Я шел к осознанию этого дольше, чем другие, если я вообще смог осознать это полностью. А со временем я так глубоко «закопал» эту потерю, что боялся даже мимоходом вспомнить или заговорить о ней.

The Sacred Journey

Так и мы поступаем со своей раной. Мы предаем ее забвению и никогда не вспоминаем о ней. Но мы должны вспомнить о ней, или точнее, мы должны «прикоснуться» к ней. Я сумел «прикоснуться» к своей ране неожиданно для самого себя, обратив внимание на свои вспышки гнева. После того как около одиннадцати лет назад мы переехали в Колорадо, я заметил, что срываю свой гнев на сыновьях по незначительным поводам. Опрокинутый стакан с молоком мог спровоцировать целую бурю. «Да, Джон, — подумал я, — что-то происходит в твоей душе, и тебе лучше разобраться в этом как следует». Когда я стал исследовать причины своего гнева с помощью моего дорогого друга Брента, я понял, что на самом деле я был так зол из-за того, что чувствовал себя одиноким в мире, который постоянно требовал от меня больше, чем я мог ему дать. По какой-то причине в глубине души я ощущал себя очень юным, десятилетним мальчишкой в мире взрослых мужчин, лишенным мужской силы, позволяющей справляться с трудностями. За этим скрывался еще больший страх — страх потерпеть неудачу, быть разоблаченным и, наконец, страх оказаться никому не нужным. «Откуда взялся этот страх? — спрашивал я себя. — Почему в этом мире я чувствую себя таким одиноким… таким незрелым? Почему в моем сердце есть чувство какой-то осиротелости?»

Я нашел ответы на эти вопросы благодаря нескольким фильмам. Как я уже писал в других своих книгах, сначала меня поразил фильм «И катит воды река». Меня тронула в нем прекрасно рассказанная история о мальчиках, которые, можно сказать, росли без отца, за исключением тех моментов, когда он брал их с собой на рыбалку, но в конце концов они лишились даже этого. Я понял, что тоже потерял своего отца, и, как Бучнер, «закопал» свою потерю настолько глубоко, что со временем боялся даже вспоминать о ней. Глубокий след оставил во мне фильм «Совершенный мир», так как благодаря ему я понял, как много для мальчика значит отец; понял, как я стремился к таким близким отношениям с кем-то по-настоящему сильным, кто любил бы меня и мог бы сказать мне мое имя. Я был слишком похож на Уилла Хантинга, потому что я, как и он, был бойцом, который ощущал, что он одинок, и противостоял этому миру. Я так же свыкся со своей раной и не мог избавиться от боли, которую она мне причиняла. Я думал, что все это происходит по моей вине.

Таким образом, посредством этих историй Господь незаметно подбирался ко мне, потому что я не мог заставить себя спуститься в глубины своего сердца, к своей самой болезненной ране. Зачастую этот отрезок пути все мы проводим в борьбе. Наша маска, наш «стиль жизни» — это своеобразная детально продуманная защита, которая не дает нам прикоснуться к раненому сердцу. Это добровольная слепота. «Наш ложный образ упрямо мешает нам увидеть свет, осознать свою пустоту и неискренность», — сказал Мэн-нинг. Среди вас, мои читатели, есть те, кто до сих пор не понимают, что представляет собой их рана, и даже не видят того ложного образа, который они создали под ее воздействием. Ах, насколько удобна такая слепота. Счастливое неведение. Но непризнанная рана — это незалеченная рана. Мы должны прикоснуться к ней. В этом вам может помочь ваш гнев; или чувство отверженности, которое вы испытываете; или неудача; или утрата «любимой биты» и вмешательство Бога, разрушающего ваш ложный образ. А может помочь простая молитва: «Иисус, позволь мне прикоснуться к моей ране».

Он говорит: «Се, стою у двери и стучу».