На маяк 18 страница

искусства. Сноуболл, кроме того, занимался созданием организаций,

которые он называл комитеты животных. Этим он занимался с неутомимой

энергией. Он организовывал комитет по производству яиц для кур, лигу

чистых хвостов для коров, комитет по вторичному образованию диких

товарищей (его целью было приручить крыс и кроликов), движение за белую

шерсть среди овец и множество других, не говоря уже о курсах чтения и

письма. Обычно все эти проекты постигала неудача. Например, попытки

приручения рухнули почти немедленно. Все дикие вели себя точно так же,

как и раньше и, если чувствовали, что к ним относятся с подчеркнутым

великодушием, просто старались использовать такое отношение. Кошка

вошла в комитет по вторичному образованию и несколько дней проявляла

большую активность. Так, однажды она была замечена сидящей на крыше и

беседующей с воробьями, которые располагались несколько поодаль от нее.

Она рассказывала им, что теперь все животные стали братьями и что ныне

любой воробей, если захочет, может подойти и сесть к ней на лапу, но

воробьи продолжали сохранять дистанцию.

Тем не менее, ликбез пользовался большим успехом. К осени почти

все животные в той или иной степени стали грамотными.

Что касается свиней, они свободно читали и писали. Собаки успешно

учились читать, но кроме семи заповедей их ничего не интересовало.

Мюриель, коза, умела читать еще лучше собак и порой по вечерам она

читала остальным обрывки газет, которые валялись в куче мусора.

Бенджамин читал так же, как свиньи, но никогда не демонстрировал своих

способностей. Насколько мне известно, говорил он, нет ничего стоящего,

чтобы читать. Кловер освоила алфавит, но так и не овладела искусством

складывать из букв слова. Боксер добрался лишь до буквы г. Своим

огромным копытом он выводил в пыли а, б, в, г, а затем, прижав уши и

временами потряхивая челкой, стоял, глядя на них, изо всех сил стараясь

вспомнить, что следует дальше. Временами он твердо осваивал следующие

четыре буквы, но, как правило, выяснялось, что забывал предыдущие.

Наконец, он решил удовлетвориться первыми четырьмя буквами и писал их

на земле один-два раза в день, что позволяло ему освежать память.

Освоив пять букв, из которых состояло ее имя, Молли отказалась учиться

дальше. Она изящно выкладывала свое имя из веточек, украшала его парой

цветочков и прохаживалась рядом, в восхищении глядя на свое

произведение.

Большинство же остальных животных фермы так и не продвинулись

дальше буквы а. Кроме того, было выяснено, что самые глупые из них,

такие, как овцы, утки, куры были не в состоянии выучить наизусть семь

заповедей. После долгих размышлений Сноуболл объявил, что семь

заповедей могут быть успешно сведены к афоризму, который звучал

следующим образом: "Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо". В этом,

он сказал, заключен основной принцип анимализма. И тот, кто глубоко

усвоит его, будет спасен от человеческого влияния. На первый взгляд,

этот принцип исключал птиц, поскольку у них тоже были две ноги, но

Сноуболл доказал, что это не так.

- Птичьи крылья, товарищи, - сказал он, - это орган движения, а не

действий. Следовательно, их можно считать ногами. Отличительный

признак человека - это руки, при при помощи которых он и творит все

свои злодеяния.

Птицы так и не поняли долгих тирад Сноуболла, но смысл его

толкования до них дошел, и все отстающие принялись старательно

запоминать новый афоризм. "Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо" было

написано большими буквами на задней стенке амбара, несколько выше семи

заповедей. Наконец усвоив его, овцы восторженно приняли новое

изречение и часто, находясь на пастбище, они все хором начинали блеять:

"Четыре ноги - хорошо, две ноги - плохо! Четыре ноги - хорошо, две

ноги - плохо!" - И так могло продолжаться часами, без малейшего

признака усталости.

Наполеон не проявлял никакого интереса к комитетам Сноуболла. Он

сказал, что обучение подрастающего поколения гораздо важнее любых дел,

которые могут быть сделаны для тех, кто уже вошел в возраст. Он

высказал свою точку зрения как раз в то время, когда после уборки

урожая Джесси и Блюбелл разрешились от бремени девятью крепкими

здоровыми щенятами. Как только они перестали сосать, Наполеон забрал

их от матери, сказав, что он лично будет отвечать за их образование.

Он поместил их на чердаке, куда можно было попасть только по лестнице

из штаб-квартиры свиней и держал их тут в такой изоляции, что скоро все

обитатели фермы забыли о существовании щенков.

Скоро прояснилась и таинственная история с исчезновением молока.

Свиньи каждый день подмешивали его в свою кормушку. Поспели и ранние

яблоки. Теперь после каждого порыва ветра они устилали траву в саду.

Было принято как должное, что все имеют на них право, но однажды

установившийся порядок был изменен: все яблоки должны быть собраны и

доставлены в помещение для свиней. Кое-кто попробовал роптать, но это

не принесло результатов. Касательно этого предмета все свиньи проявили

редкостное единодушие, даже Наполеон со Сноуболлом. На Визгуна была

возложена обязанность объяснить ситуацию остальным.

- Товарищи! - Вскричал он. - Надеюсь, вы не считаете, что мы,

свиньи, поступаем подобным образом лишь из мелкого эгоизма. Многие из

нас на самом деле терпеть не могут молока и яблок. Сам я на них и

смотреть не стану. Единственная цель, с которой мы их используем, -

сохранить ваше здоровье. Яблоки и молоко (и это совершенно точно

доказано наукой, товарищи) содержат элементы, абсолютно необходимые для

поддержания жизни и хорошего самочувствия у свиней. Мы, свиньи, -

работники интеллектуального труда. Забота о процветании нашей фермы и

об организации работ лежит исключительно на нас. День и ночь мы

неусыпно заботимся о вашем благосостоянии. Мы пьем молоко и едим эти

яблоки только ради в_а_с. Можете ли вы представить, что произойдет,

если мы, свиньи, окажемся не в состоянии исполнять свои обязанности?

Вернется Джонс! Да, снова воцарится Джонс! И я уверен, товарищи, - в

голосе Визгуна, который метался из стороны в сторону, крутя хвостиком,

появились почти рыдающие ноты, - без сомнения, нет ни одного, кто хотел

бы возвращения Джонса!

И если существовало хоть что-нибудь, в чем все животные были

безоговорочно уверены, так это было именно то, о чем говорил Визгун:

никто из них не хотел возвращения Джонса. Когда положение дел

предстало перед ними в таком свете, у них не нашлось слов для

возражений. Слишком очевидной стала необходимость заботы о здоровье

свиней. И без дальнейших рассуждений все согласились, что и молоко и

падалицы (и кроме того, значительную часть поспевающих яблок)

необходимо беречь только для свиней.

 

 

Глава IV

 

 

В конце лета весть о событиях на скотском хуторе распространилась

почти по всей округе. Каждый день Сноуболл и Наполеон посылали в полет

голубей, которые должны были рассказывать обитателям соседних ферм

историю восстания и учить всех гимну "Скоты Англии".

Почти все время мистер Джонс проводил в распивочной "Красный лев"

в Уиллингдоне и каждому, кто был согласен его слушать, жаловался на

ужасную несправедливость, что выпала на его долю, когда компания

каких-то низменных скотов лишила его собственности. Остальные фермеры

в принципе сочувствовали ему, но помощь оказывать не торопились. В

глубине души каждый из них потихоньку прикидывал, а не перепадет ли ему

что-нибудь из-за несчастья, свалившегося на мистера Джонса. Так уж

получилось, что владельцы двух ферм, примыкавших к скотскому хутору,

постоянно были в плохих отношениях с мистером Джонсом. Одна из них,

именовавшаяся Фоксвуд, представляла собой большое, запущенное, почти

заросшее старомодное поместье, с истощенными пастбищами, обнесенными

полуразвалившимися изгородями. Ее владелец, мистер Пилкингтон, был

беспечным джентельменом из тех фермеров, которые проводят почти все

время на охоте или на рыбной ловле, в зависимости от сезона. Другая

ферма, которая называлась Пинчфилд, была меньше, но находилась в лучшем

состоянии. Она принадлежала мистеру Фредерику, существу грубому и

злому, который постоянно занимался какими-то судебными тяжбами и

пользовался репутацией человека, который за шиллинг готов перегрызть

горло ближнему. Эти двое настолько не любили друг друга, что прийти к

какому-то соглашению, даже для защиты собственных интересов, они

практически не могли.

Тем не менее, оба они были напуганы известием о восстании на

скотском хуторе и озабочены тем, чтобы их собственная живность не

восприняла этот урок в буквальном смысле. На первых порах они решили

на корню высмеять идею о животных, которые попробуют самостоятельно

управлять фермой. Через пару недель все рухнет, говорили они. Они

считали, что животные на ферме "Усадьба" (они упорно называли ферму ее

старым именем; новое название они и слышать не могли) скоро передерутся

между собой, не говоря уж о том, что просто перемрут с голоду. Но по

мере того, как шло время и, по всей видимости, умирать с голоду

животные не собирались, Фредерик и Пилкингтон сменили мотив и начали

говорить об ужасающей жестокости, царящей на "Скотском хуторе".

Доподлинно стало известно, что там свирепствует каннибализм, животные

пытают друг друга раскаленными шпорами и обобществили всех особей

женского пола. Таково возмездие за попытки идти против законов природы,

добавляли Фредерик и Пилкингтон.

Тем не менее, эти россказни отнюдь не пользовались всеобщим

доверием. Слухи о чудесной ферме, откуда были изгнаны люди, и животные

сами управляют делами, продолжали смутно циркулировать, и в течение

года по округе прокатилась тревожная волна сопротивления. Быки, всегда

отличавшиеся послушанием, внезапно дичали, овцы ломали изгороди и

вытаптывали поля, коровы опрокидывали ведра, скакуны упрямились перед

препятствиями и сбрасывали всадников. Кроме того, повсеместно

распространялась музыка и даже слова гимна "Скоты Англии". Его

популярность росла с необыкновенной быстротой. Люди не могли сдержать

ярости, слыша эту песню, хотя они подчеркивали, что считают гимн просто

смешным. Трудно понять, говорили они, как даже животные могут

позволить себе петь столь пошлую чепуху. Но если когото ловили на месте

преступления, тут же подвергали порке. Тем не менее песня продолжала

звучать. Дрозды, сидя на изгородях, насвистывали ее, голуби ворковали

ее среди ветвей вязов; она слышалась и в грохоте кузнечных молотов, и в

перезвоне церковных колоколов. И слыша эту мелодию, люди не могли

скрыть внутренней дрожи, потому что они знали - это голос грядущего

возмездия.

В начале октября, когда все зерновые были уже скошены и

заскирдованы, а часть уже и обмолочена, стайка голубей, мелькнув в

воздухе, в диком возбуждении приземлилась на скотском хуторе. Джонс со

своими людьми, а также полдюжины добровольцев из Фоксвуда и пинчфилда

уже миновали ворота и двигаются по дорожке, ведущей к ферме. Все они

вооружены палками, кроме Джонса, который идет впереди с револьвером в

руке. Без сомнения, они будут пытаться отбить ферму.

Эта вылазка ожидалась уже давно, и все приготовления были сделаны

заблаговременно. Сноуболл, который изучил найденную на ферме старую

книгу о галльской кампании Цезаря, принялся за организацию обороны.

Приказания отдавались с молниеносной быстротой, и через пару минут все

были на своих постах.

Как только люди достигли строений, Сноуболл нанес первый удар. Все

тридцать пять голубей стали стремительно носиться над головами

нападавших, застилая им поле зрения, и пока люди отмахивались от них,

гуси, сидевшие в засаде за забором, кинулись вперед, жестоко щипая икры

атакующих. Но это был лишь легкий отвлекающий маневр, призванный

внести некоторый беспорядок в ряды нападающих, и люди без труда

отбились от гусей палками. Тогда Сноуболл бросил в бой вторую линию

нападения. Мюриель, Бенджамин и все овцы во главе со Сноуболлом,

рванулись вперед и окружили нападающих, толкая и бодая их со всех

сторон, пока Бенджамин носился кругами, стараясь лягать нападающих

своими копытами. Все же люди, с их колами и подкованными ботинками

оказались им не по зубам; внезапно Сноуболл взвизгнул, что было

сигналом к отступлению, и все животные бросились обратно во двор.

Со стороны нападавших послышались вопли восторга. На их глазах,

как они и предполагали, враги обратились в бегство и они ринулись в

беспорядочное преследование. Именно этого и ждал Сноуболл. Когда

нападавшие оказались во дворе, три лошади, три коровы и свиньи,

лежавшие в засаде в зарослях за коровником, внезапно бросились на врага

с тыла, как только Сноуболл дал сигнал к атаке. Сам он ринулся прямо на

Джонса. Увидев его, Джонс вскинул револьвер и выстрелил. Пуля

скользнула по спине Сноуболла, оставив кровавую полосу, и наповал убила

одну из овец. Ни на мгновенье не останавливаясь, Сноуболл всем своим

внушительным весом сбил Джонса с ног. Выронив револьвер, Джонс рухнул в

кучу навоза. Но самое устрашающее зрелище представлял собой Боксер,

который, напоминая взбесившегося жеребца, встал на дыбы и разил своими

подкованными копытами. Первый же его удар попал в голову конюху из

Фоксвуда, и тот бездыханным повалился в грязь. Видя это, остальные

побросали свои колья и пустились наутек. Прошло всего несколько

мгновений и, охваченные паникой, они в беспорядке метались по двору.

Их бодали, лягали, щипали и толкали. Все обитатели, каждый посвоему,

приняли участие в этом празднике мщения. Даже кошка внезапно прыгнула

с крыши на плечи скотника и запустила когти ему за воротник, отчего тот

взревел диким голосом. Увидев открытый выход, люди кубарем выкатились

со двора и стремглав кинулись по дороге. Не прошло и пяти минут с

начала их вторжения - и они уже постыдно бежали по тому пути, который

привел их на ферму, преследуемые отрядом гусей, щипавших их за икры.

Были изгнаны все, кроме одного. В дальней стороне двора Боксер

осторожно трогал копытом лежавшего вниз лицом конюха, стараясь его

перевернуть. Тот не шевелился.

- Он мертв, - печально сказал Боксер. - Я не хотел этого. Я забыл

о своих подковах. Но кто поверит мне, что я не хотел этого?

- Не расслабляться, товарищи, - вскричал Сноуболл, чья рана еще

продолжала кровоточить. - На войне, как на войне. Единственный хороший

человек - это мертвый человек.

- Я никого не хотел лишать жизни, даже человека, - повторил Боксер

с глазами, полными слез.

- А где Молли? - Спохватился кто-то.

Молли и в самом деле исчезла. Через минуту на ферме поднялась

суматоха: возникли опасения, что люди могли как-то покалечить ее или

даже захватить в плен. В конце концов Молли была обнаружена

спрятавшейся в своем стойле. Она стояла, по уши зарывшись в охапку

сена. Молли улепетнула с поля боя, как только в дело пошло оружие. И

когда, поглядев на нее, все высыпали во двор, то конюх, который был

всего лишь без сознания, уже исчез.

И только теперь все пришли в дикое возбуждение; каждый, стараясь

перекричать остальных, рассказывал о своих подвигах в битве. Все это

вылилось в импровизированное праздненство в честь победы. Тут же был

поднят флаг, бесчисленное количество раз прозвучали "Скоты Англии",

погибшей овечке были устроены торжественные похороны, и на ее могиле

посажен куст боярышника. На свежем надгробии Сноуболл произнес

небольшую речь, призывая всех животных отдать жизнь, если это будет

необходимо, за скотский хутор.

Единодушно было принято решение об утверждении воинской награды

"Животное - герой первого класса", которая была вручена Сноуболлу и

Боксеру. Она состояла из бронзовой медали (в самом деле были такие, что

валялись в помещении для упряжи), которая раньше надевалась для

украшений по воскресеньям и праздникам. Кроме того, была учреждена

награда "Животное - герой второго класса", которой посмертно была

награждена погибшая овечка.

Много было разговоров о том, как впредь именовать эту схватку. В

конце концов было решено называть ее битвой у коровника, так как засада

залегла именно там. Пистолет мистера Джонса валялся в грязи. Было

известно, что на ферме имеется запас патронов. Пистолет должен был

теперь находиться у подножия флагштока, представляя собой нечто вроде

артиллерии. Было решено стрелять из него дважды в год - 12-го октября,

в годовщину битвы у коровника и еще раз в день солнцестояния, отмечая

годовщину битвы у коровника.

 

Глава V

 

 

С наступлением зимы Молли становилась все более угрюмой. Она

поздно выходила на работу и оправдывалась тем, что проспала. Несмотря

на отменный аппетит, она постоянно жаловалась на мучающие ее боли. Под

любым предлогом она бросала работу и отправлялась к колоде с водой, где

и застывала, тупо глядя на свое отражение. Но похоже было, что дело

обстояло куда серьезнее. Однажды, когда Молли, пережевывая охапку сена,

весело трусила по двору, кокетливо помахивая длинным хвостом, к ней

подошла Кловер.

- Молли, - сказала она, - я хочу с тобой серьезно поговорить.

Сегодня утром я видела, как ты смотрела через ограду, что отделяет

скотский хутор от Фоксвуда. По другую сторону стоял один из людей

мистера Пилкингтона. И - я была далеко от вас, но уверена, что зрение

меня не обманывало - он о чем-то говорил с тобой, и ты ему позволяла

чесать свой нос. Что это значит, Молли?

- Это не так! Я там не была! Это все неправда! - Закричала Молли,

взлягивая и роя копытами землю.

- Молли! Посмотри на меня. Даешь ли ты мне честное слово, что тот

человек не чесал твой нос?

- Это неправда! - Повторила Молли, отводя взгляд. В следующее

мгновенье она резко повернулась и галопом умчалась в поле.

Кловер глубоко задумалась. Никому не говоря, она отправилась в

стойло Молли и переворошила копытами солому. В глубине ее был

тщательно спрятан кулечек колотого сахара и связка разноцветных

ленточек.

Через три дня Молли исчезла. Несколько недель не было известно о

ее местопребывании, а затем голуби сообщили, что видели ее по ту

сторону уиллингдона. Она стояла рядом с таверной в оглоблях маленькой

черно-красной двуколки. Толстый краснолицый мужчина в клетчатых

бриджах и гетрах, похожий на трактирщика, чесал ей нос и кормил

сахаром. У нее была новая упряжь, а на лбу - красная ленточка. Как

утверждали голуби, она выглядела довольной и счастливой. О Молли

больше не вспоминали.

В январе грянули морозы. Земля промерзла до крепости железа, поля

опустели. Большинство встреч происходило в амбаре, и свиньи занимались

тем, что планировали работу на следующий год. Было общепризнано, что,

хотя все вопросы должны решаться большинством голосов, генеральную

линию определяли умнейшие обитатели фермы - свиньи. Такой порядок

действовал как нельзя лучше, но лишь до той поры, пока не начинались

споры между Сноуболлом и Наполеоном. Они спорили по любому поводу, едва

только к этому предоставлялась возможность. Если один предлагал

засеивать поля ячменем, то другой безапелляционно утверждал, что

большая часть их должна быть отведена под овес; если один говорил, что

такие-то поля могут отойти под свеклу, другой доказывал, что там может

расти все что угодно, кроме корнеплодов. У каждого были свои

последователи, и между ними разгорались горячие споры. И если на

ассамблеях Сноуболл часто одерживал верх благодаря своему великолепному

ораторскому мастерству, то Наполеон успешнее действовал в кулуарах.

Особенным авторитетом он пользовался у овец. Порой овцы, что бы там ни

происходило, начинали хором и порознь блеять "Четыре ноги - хорошо, две

ноги - плохо" и этим нередко кончались ассамблеи. Было отмечено, что

особенно часто эти тирады начинали раздаваться в самые патетические

моменты выступлений Сноуболла. Сноуболл тщательно изучил несколько

старых номеров журнала "Фермер и животновод", валявшихся на ферме, и

был полон планов нововведений и перестроек. Он со знанием дела говорил

о дренаже, силосовании, компосте; им была разработана сложная схема, в

соответствии с которой животные должны были доставлять свой навоз прямо

на поля, каждый день в разные места, что позволило бы высвободить

гужевой транспорт. Наполеон схемами не занимался, но спокойно сказал,

что Сноуболл увлекается пустяками. Похоже было, что Наполеон ждет

своего часа. Но все эти споры и противоречия показались пустяками,

когда встал вопрос о ветряной мельнице.

На длинном пастбище, недалеко от строений, был небольшой холмик,

который, тем не менее, был самым возвышенным местом на всей ферме.

Ознакомившись с грунтом, Сноуболл объявил, что здесь самое подходящее

место для ветряной мельницы, которая будет вращать динамомашину и

снабжать ферму электрической энергией. Можно будет осветить стойла и

согреть их зимой, будет работать циркулярная пила, соломорезка и даже,

может быть, свекломешалка и механическая дойка. Животные никогда не

слышали ни о чем подобном (ибо на этой запущенной ферме были только

самые примитивные механизмы), и они в изумлении внимали Сноуболлу,

который развертывал перед ними величественные картины фантастических

машин, которые будут делать за них всю работу в то время, когда

обитатели фермы будут гулять по лугам и упражняться в чтении и беседах.

Через несколько недель планы Сноуболла обрели законченный вид.

Детали были позаимствованы из трех книг, принадлежавших мистеру Джонсу:

"Тысяча полезных вещей для дома", "Каждый - сам себе каменщик" и

"Электричество для начинающих". Свои замыслы Сноуболл воплощал под

крышей помещения, которое когда-то служило инкубатором и обладало

гладким деревянным полом, годным для рисования. Из этого помещения он

не вылезал часами. Время от времени заглядывая в книгу, придавленную на

нужной странице камнем и с куском мела между копытцами, он носился взад

и вперед, проводя линию за линией и тихонько похрюкивая от восторга.

Мало-помалу его план превратился в массу коленчатых валов, рукояток и

шестеренок, изображения которых покрывали весь пол, и которые для всех

остальных представляли совершенно непонятное, но очень внушительное

зрелище. Посмотреть на творчество Сноуболла в течение дня хотя бы по

разу заходили все обитатели фермы. Заходили даже гуси и куры, осторожно

стараясь не наступать на меловые линии. Только Наполеон держался в

стороне. Он с самого начала выступал против мельницы. Но однажды и он

неожиданно явился ознакомиться с планом. Тяжело ступая, он обошел

чертеж, внимательно вглядываясь в каждую деталь, пару раз хрюкнул и

остановился поодаль, искоса глядя на схему; затем он неожиданно

приподнял ногу, помочился на чертеж и вышел, не проронив ни слова.

Вопрос о мельнице вызвал серьезные разногласия на ферме. Сноуболл

держался той точки зрения, что построить мельницу будет не так уж

трудно. Камни можно доставить из каменоломни и возвести из них стены,

затем смонтировать крылья, а потом останется только раздобыть провода и

динамомашину. (Как их достать, Сноуболл не говорил.) Но он утверждал,

что все это можно сделать за год. А затем, восклицал он, мельница

возьмет на себя столько работы, что животным только останется трудиться

три дня в неделю. С другой стороны, Наполеон говорил, что сегодня

главная задача - это добиться увеличения продукции и что если они

потеряют время на строительстве мельницы, то умрут с голоду. Вся ферма

разделилась на две фракции, которые выступали под лозунгами:

"Голосуйте за Сноуболла и трехдневную рабочую неделю" и "Голосуйте за

Наполеона и за сытную кормежку". Единственный, кто не примкнул ни к

одной фракции, был Бенджамин. Он не верил ни в изобилие, ни в то, что

мельница сэкономит время. С мельницей или без мельницы, сказал он, а

жизнь идет себе, как она и должна идти, то есть, хуже некуда.

Кроме споров о мельнице, надо было еще заниматься вопросом об

обороне фермы. Было совершенно ясно, что, хотя человечество потерпело

поражение в битве у коровника, враги могут предпринять еще одну и более

успешную попытку захватить ферму и восстановить власть мистера Джонса.

Заниматься этим было тем более необходимо, что слухи об их успешной

обороне распространились по всей округе, вызвав волнение среди животных

на соседних фермах. Как обычно, между Сноуболлом и Наполеоном

разгорелись споры. Наполеон считал, что животные должны достать

огнестрельное оружие и учиться владеть им. С точки зрения Сноуболла,

они должны рассылать все больше и больше голубей по соседним фермам и

разжигать пламя всеобщего восстания. Один говорил, что если они не

научатся защищаться, то потерпят поражение, другой же считал, что если

вспыхнет всеобщее восстание, им не придется думать о собственной

обороне. Животные слушали сначала Наполеона, затем Сноуболла и никак

не могли понять, кто же из них прав, надо отметить, они всегда

соглашались с тем, кто говорил в данный момент.

Наконец настал день, когда план Сноуболла был полностью завершен.

В следующее воскресенье на ассамблее был поставлен на голосование

вопрос, строить мельницу или нет. Когда все собрались в большом амбаре,

Сноуболл встал и, не обращая внимания на овец, которые время от времени

прерывали его блеянием, изложил свои доводы в пользу строительства

мельницы. Затем поднялся Наполеон. Очень тихо и спокойно он сказал,

что строительство мельницы - это глупость и что он никому не советует

голосовать за это. Наполеон опустился на свою место; говорил он не

более тридцати секунд и, похоже, его совершенно не волновал результат

выступления. Сноуболл, стремительно вскочив и гаркнув на овец, снова

начавших блеять, бросил пламенный призыв - строить! Произошло это в тот

момент, когда симпатии животных разделились почти поровну между двумя

ораторами, и красноречие Сноуболла весомо упало на чашу весов. Он

блистательно описал, как преобразится скотский хутор, когда груз

унизительной работы будет сброшен раз и навсегда. Его воображение

простиралось значительно дальше соломорезки и свекловыжималки.

Электричество, сказал он, заставит работать веялки и косилки, жатки и

сноповязалки, оно будет пахать и бороновать землю, не говоря уже о том,

что в каждом стойле будет свое освещение, горячая и холодная вода, а

также электрогрелки. Когда он кончил говорить, не было и тени сомнения,

как пойдет голосование. Но в этот момент Наполеон встал и, искоса

испытующе посмотрев на Сноуболла, издал странное хрюканье, которое

никто раньше не слышал от него.

Снаружи раздался яростный лай, и девять огромных собак в

ошейниках, усеянных медными бляхами, ворвались в амбар. Они кинулись

прямо к Сноуболлу, который, отпрыгнув, едва успел увернуться от их

оскаленных челюстей. Через мгновение он уже был в дверях, и собаки

кинулись за ним. Чересчур потрясенные и испуганные для того, чтобы

говорить, животные сгрудились в дверях, наблюдая за происходящим.

Сноуболл мчался через длинное пастбище по направлению к дороге. Он

бежал так быстро, как только могут бежать свиньи, но собаки уже висели

у него на пятках. Внезапно он поскользнулся, и стало ясно, что сейчас

его схватят. Но он смог собраться и припустил еще быстрее. Собаки

продолжали его преследовать. Одна из них едва не ухватила Сноуболла за