Закономерности международных отношений
Проблема закономерностей международных отношений остается одной из наименее разработанных и наиболее дискуссионных в науке. Это объясняется прежде всего самой спецификой данной сферы общественных отношений, где особенно трудно обнаружить повторяемость тех или иных событий и процессов и где поэтому главными чертами закономерностей являются их относительный, вероятностный, непредопределенный характер. Главными признаками социальных законов, объединяющих их с законами природы, считаются наличие строго определенных условий, при которых их проявление становится неизбежным, а также частичная, приблизительная реализация условий, при которых действует закон. Подчеркнем в этой связи, что степень этой приблизительности в сфере международных отношений так велика, что многие исследователи склонны говорить не столько о законах и закономерностях, сколько о вероятности наступления тех или иных событий. Но и тогда, когда наличие закономерностей не подвергается сомнению, существуют разногласия относительно их содержания. Как и в предыдущем разделе, мы сначала рассмотрим здесь соответствующие положения различных теоретических парадигм, а затем попытаемся вычленить те общие закономерности, которые не вызывают сомнения (хотя и могут трактоваться по-разному) ни у либералов и «транснационалистов», ни у неомарксистов и сторонников мир-системного подхода, ни у реалистов и неореалистов. Одной из наиболее привлекательных черт теории политического реализма стало стремление обосновать мысль о том, что в основе международной политики лежат объективные и неизменные законы политического поведения, корни которых следует искать в самой человеческой природе. Центральное понятие политического реализма - «интерес, определенный в терминах власти», - связывает существование законов международных отношений с потребностями людей в безопасности, процветании и развитии, которые и должно защищать государство в своей внешнеполитической деятельности. О стремлении к научной объективности говорит и другое положение политического реализма - о необходимости рассматривать международные отношения не с точки зрения какого-либо идеала, сколь бы хорош он ни был, а с точки зрения сущности всякой - в том числе и международной - политики. «Международная политика, подобно любой другой политике, есть борьба за власть; какой бы ни была конечная цель международной политики, ее непосредственной целью всегда является власть», - пишет Г. Моргентау. Не отрицая необходимости создания гармоничного и мирного международного порядка, основанного на демократии, универсальных ценностях и верховенстве права, политические реалисты настаивают на том, что в современном мире одной из главных особенностей международной политики является постоянное стремление великих держав к сохранению существующей на мировой арене ситуации - в том случае, если они считают ее благоприятной для своих интересов, или же - к ее изменению в свою пользу, если она воспринимается как противоречащая таким интересам. В свою очередь, это приводит к особой конфигурации международных отношений, называемой балансом сил, и, соответственно, к политике, направленной на поддержание этого баланса. К. Уолц, один из основателей неореализма, утверждает, что объяснение социальных форм на основе психологических данных ошибочно, ибо групповые явления не сводятся к особенностям индивидуального поведения. Вот почему надо говорить не о природе человека, а о социальных факторах, и именно их необходимо исследовать. Но это не значит, что можно ограничиться ссылками на формы правления, политические режимы и т.п. В ситуации стратегической взаимозависимости поведение государств, их политика объясняются не только внутренними причинами, но и поведением и политикой других государств. Поэтому, если мы хотим понять или попытаться предсказать такое поведение, то мы должны учитывать особенности межгосударственной системы, специфику ее структуры. Уолц стремится преодолеть то, за что теорию политического реализма упрекали модернисты: присущие ей недостатки в методологии исследования международно-политических реалий. В поисках методологической строгости он приходит к выводу о необходимости системного подхода к их анализу Определяющая роль при этом отводится понятию структуры, которая рассматривается Уолцем как распределение возможностей (принуждений и ограничений), которые система придает своим элементам - государствам, а также как функциональная дифференциация субъектов. Сегодня такое понимание является настолько распространенным, что системная теория международных отношений нередко отождествляется именно с ним (более подробно об этом будет сказано ниже). Политический реализм скептически относится к возможностям регулирования международного «общества» на основе правовых норм или нравственных ценностей. Как пишет Г. Шварценбергер, в обществе, в котором отсутствует верховная власть, главная функция закона заключается в содействии установлению верховенства силы и иерархии, основанной на применении власти. И во многих случаях международное право служит именно этим целям. Подобное может быть сказано и относительно международной морали: государство видит ее главное назначение не в том, чтобы она контролировала его собственное поведение, а в том, чтобы служила силовым оружием против потенциальных и реальных врагов. Таким образом, основными закономерностями международных отношений согласно теории политического реализма являются: бесспорная и приоритетная роль государства как главного и, по сути, единственного международного актора; обусловленность внешней политики государств национальными интересами; сила (прежде всего военная) как главный инструмент достижения целей; решающая роль великих держав в мировой политике; баланс сил как средство поддержания международной стабильности и главный регулятор международного порядка. С точки зрения неолибералов, эти закономерности никогда не были бесспорными, а в последние десятилетия и вовсе утратили свою достоверность. Как считает Дж. Най, сегодня во многих областях международных отношений частные субъекты и небольшие государства располагают гораздо большими возможностями, чем раньше. Одновременно снижаются возможности великих держав использовать традиционные силовые потенциалы для достижения своих целей. Сила становится все менее применяемой, менее осязаемой и менее принудительной. Б. Бади и М.-К. Смутс пишут, что мир 90-х годов находится в поисках новых отношений и новых субъектов. Закономерность национального интереса теряет свое прежнее значение. Многие современные элементы силы ускользают от государственного авторитета, оставляя межгосударственной системе очень мало средств эффективного влияния на происходящие процессы, заставляя прибегать к опосредованным и всегда дорогостоящим способам принуждения. Современные международные отношения дают все меньше оснований рассматривать их как межгосударственные взаимодействия, ибо сегодня происходят существенные и, видимо, необратимые изменения в способах раздела мира, принципах его функционирования. Краеугольные понятия, отражавшие сами основы, на которых веками покоились различные исторические типы международного порядка, такие, как «безопасность», «территориальная неприкосновенность», «государственный суверенитет», «лояльность власти», либо теряют свой смысл, либо приобретают совершенно новое значение. Основой всех этих новых тенденций в международных отношениях является закономерность возрастающей взаимозависимости мира под влиянием микроэлектронной революции, революции в средствах связи, транспорта и коммуникации. Результатом становится вторжение в сферу мировой политики новых, нетрадиционных акторов - неправительственных организаций, финансовых фирм, мультинациональных корпораций, частных групп, демографических потоков, мафиозных структур и рядовых индивидов. Государства уже не могут, как прежде, контролировать их деятельность, которая все чаще осуществляется в обход государственного суверенитета и вопреки ему. Поэтому монополия государства в международных отношениях разрушается, хотя оно продолжает претендовать на нее. Геостратегические приоритеты теряют смысл. Внутренняя и международная политика становятся все более взаимопроницаемыми, граница между ними стирается. Сужение полномочий национальных правительств, эрозия силовых отношений в международных отношениях и увеличение числа и многообразия «акторов вне суверенитета» создают новую картину взаимодействий на мировой арене. Международные отношения становятся все более транснациональными и все менее управляемыми. Отсюда сформулированный М. Никольсоном «парадокс участия». Он состоит в том, что чем меньше количество и степень разнородности участников международных взаимодействий, тем более упорядоченной является система международных отношений и тем более предсказуемы действия отдельных участников и их последствия. Если же международные отношения пополняются новыми участниками, то прогноз, а следовательно, и совершение эффективных действий становятся все более трудными. Итак, взаимозависимость и транснационализация международных отношений; утрата государством его прежней роли «законодателя мод» во взаимодействиях на мировой арене; упадок значения силы, а следовательно, и баланса сил как регулятора этих взаимодействий; рост числа и многообразия «акторов вне суверенитета» и обусловленный им «парадокс участия»; стирание границ между внутренней и международной политикой - таков идейный вклад «транснационализма» в познание закономерностей международных отношений. Что касается неомарксизма, то в исследовании закономерностей международных отношений он исходит из экономического и социального неравенства в рамках глобальной капиталистической мир-системы, зависимости периферии мирового хозяйства от его центра. Глобализация мир-экономики, сопровождаемая ростом богатств для самых богатых стран и народов, ведет к разрыву социальных связей, неуправляемым демографическим сдвигам и растущей поляризации между богатыми и бедными в мировом масштабе. Существует вероятность того, что по мере развития и обострения этих процессов наиболее обездоленные группы могут скоординировать свои усилия для смягчения их неблагоприятных последствий. Результатом такой координации станет поэтапное строительство иных обществ, иных государственных форм и иного миропорядка. Неомарксисты утверждают, что господствующая в капиталистической мир-системе идеология гиперлиберализма меняет роль национального суверенитета. Роль государства рассматривается прежде всего с точки зрения помощи рыночным силам. И наоборот, оно утрачивает свою роль социальной защиты населения. Перераспределение в пользу бедных регионов рассматривается в рамках указанной идеологии как «протекционистское вмешательство», которое противоречит логике рынка. Поэтому регионы все меньше связывают свои интересы с центром. Усиливаются сепаратистские движения: богатые не хотят делиться с бедными, а бедные считают, что отделение станет наилучшим путем решения их проблем. Демократизация международных отношений ведет к манипулированию политическим процессом со стороны тех, кто способен его финансировать и кто владеет сложными технологиями манипулирования национальным и международным общественным мнением, к стандартизации и имитации моделей потребления развитых стран. Но одновременно она ведет и к диверсификации. Она расширяет возможности появления новых субъектов международных отношений и выражения ими своих особых интересов, усиливает стремление избежать унификации культуры, может способствовать проявлению желания жить и работать иначе. В длительной перспективе - способствовать диверсификации путей общественного развития. Таким образом, основная мысль, которую настойчиво проводит неомарксистское течение, - это мысль о противоречивости таких тенденций международных отношений, как глобализация, рост взаимозависимости и демократизации, изменение роли государственного суверенитета. Их развитие ведет к несправедливому распределению благ и, следовательно, выдвигает объективное требование по меньшей мере сознательного управления происходящими процессами. На примере неомарксизма (как одного из наиболее радикальных теоретических течений в рамках международно-политической науки), пожалуй, наиболее отчетливо видно, что в изучении современных международных отношений политическая наука исходит из признания существования некоторых общих закономерностей международных отношений. Попытаемся резюмировать те из них, которые признаются всеми течениями и выглядят, с этой точки зрения, как относительно бесспорные (независимо от выводов о настоящем и представлений о будущем, которые делаются каждым из них на этой основе). Во-первых, одной из таких закономерностей является рост взаимозависимости современного мира, выражающийся в неоднозначных и противоречивых явлениях глобализации экономических и финансовых процессов и экологических угроз, в демократизации и гуманизации международных отношений. Взаимозависимость может пониматься по-разному сторонниками различных теоретических традиций и парадигм, но сам факт признания ее роста, в частности, такими убежденными приверженцами политического реализма, как Г. Моргентау и Р. Арон, свидетельствует о том, что под влиянием новых реальностей (прежде всего ядерного оружия) мирового развития они пришли к пониманию того, что раньше безапелляционно опровергали: в ядерный век неуязвимость одной, даже самой сильной в военном отношении, державы невозможна. Это означает, что в международных отношениях появляются общие интересы, которые могут быть реализованы только совместными усилиями[3]. С этим связана другая закономерность, которая особо подчеркивается транснационалистами и которая признается не только неомарксистами, но и реалистами. Суть ее заключается в том, что государства - уже не единственные участники международных отношений и что политика в отношении новых акторов (ТНК, национально-освободительных движений и др.) не может строиться на традиционном понимании внешней политики. Поэтому представление о международной политике как о соперничестве суверенных государств, в первую очередь сверхдержав, должно быть скорректировано с учетом процессов разоружения и формирования коллективной безопасности. В свою очередь, транснационалисты подчеркивают, что фундаментальным для анализа мировой политики остается понятие власти. Взаимозависимость, подчеркивают они, влияет на мировую политику и поведение государств, но правительственные действия также влияют на модели взаимозависимости. Создавая или принимая процедуры, правила или учреждения для определенных видов деятельности, правительства регулируют и контролируют транснациональные и межгосударственные отношения. Иначе говоря, расширение числа и многообразия участников международных взаимодействий, «размягчение» государственного суверенитета и изменение содержания безопасности не ведут к вытеснению государства со сцены мировой политики, а лишь изменяют и усложняют их роль в поддержании стабильности. Еще одна закономерность касается международного права. Известно, что, с точки зрения неолибералов, главными регуляторами международных отношений выступают универсальные нравственные нормы, которые кодифицируются и становятся правовыми императивами, на этих нормах базируются международные институты. Близких позиций придерживаются и сторонники транснационализма, считающие, что основой и средствами поддержания международного порядка должны быть нормы, структуры, институты и процедуры вненационального или даже наднационального характера. В своем крайнем выражении позиции рассматриваемых парадигм, касающиеся международного права, выглядят следующим образом. Если представители либерализма трактуют международное право, по сути, как единственный легитимный регулятор международных отношений, то политические реалисты и неомарксисты считают (хотя и по разным причинам), что роль международного права не должна абсолютизироваться. Ведь оно может противоречить национальным интересам или же справедливости в отношениях между народами. И все же и те, и другие признают: несмотря на то, что современные тенденции в международном праве демонстрируют тесную связь с мировой политикой, нельзя отрицать, что здесь происходят существенные изменения. Международное право в XIX в. и в более ранние столетия главенствовало над всеми суверенными государствами и имело своей целью не устранение войны, а лишь ее ограничение во времени, пространстве, методах ведения и, следовательно, установление равновесия сил. Международное право XX в. ставит своей целью формирование единого правового пространства при сохранении независимости государств. Становление нравственных универсалий и общих правовых норм отнюдь не однозначный процесс. Исход конфликта между глобальной солидарностью и приверженностью интересам конкретного государства, ценностям конкретной культуры или этнонациональной группы не предопределен. Поэтому нет никаких серьезных оснований считать, что международное «общество» станет «обществом» универсальных ценностей и норм, заменивших и сделавших достоянием истории ценности и нормы государств, этносов и культур. И тем не менее попытки регулирования международных отношений на основе универсальных ценностей и общеобязательных норм вовсе не обязательно обречены на провал, т.к. в мировой политике, как подчеркивает Г. Шварценбергер, существует не только закон силы, но и закон взаимодействия и даже закон координации и согласования. Следующая закономерность касается функционирования международных систем (хотя характер и самих систем, и законов их функционирования может пониматься по-разному). Представители всех трех парадигм признают, что растущую роль в международной системе играет экономика, хотя эта роль понимается по-разному: неореалисты рассматривают экономику как ресурс власти, для неолибералов же это фактор процветания и богатства государства. Считается, что общей чертой всех международных систем является то, что происходящие в них процессы определяются наиболее мощными государствами и состоянием отношений между ними. Допускается возможность разных типов международных систем и критериев их классификации. Напомним в этой связи, что именно политический реализм ввел в оборот такие широко употребляемые понятия, как биполярная, многополярная и имперская международные системы. Как известно, в биполярной системе господствуют два наиболее мощных государства. Если же сопоставимой с ними мощи достигают другие державы, то система трансформируется в многополярную. В равновесной системе, или системе баланса сил, несколько крупных государств сохраняют примерно одинаковое влияние на ход событий, обуздывая чрезмерные претензии друг друга. Наконец, в международной системе имперского типа господствует единственная сверхдержава, по своей совокупной мощи далеко опережающая все остальные государства (показателями этой мощи являются уровень вооружений, экономический потенциал, запасы природных ресурсов, размеры территории и т.д.). Одна из главных идей, на которых базируется концепция международной системы, - это идея об основополагающей роли структуры в познании ее законов. Она разделяется абсолютным большинством исследователей. Суть этой идеи заключается в следующем. Нескоординированная деятельность суверенных государств, руководствующихся своими интересами, формирует международную систему, главным признаком которой является доминирование ограниченного числа наиболее сильных государств, а ее структура определяет поведение всех международных акторов. Как пишет К. Уолц, все государства вынуждены нести военные расходы, хотя это неразумная трата ресурсов. Структура международной системы также навязывает всем странам такую линию поведения в экономической области или в сфере экологии, которая может противоречить их собственным интересам. Структура позволяет понять и предсказать линию поведения на мировой арене государств, обладающих неодинаковым весом в системе международных отношений. Подобно тому, как в экономике состояние рынка определяется влиянием нескольких крупных фирм (формирующих олигополистическую структуру), так и международно-политическая структура определяется влиянием великих держав, конфигурацией соотношения их сил. Сдвиги в соотношении этих сил могут изменить структуру международной системы, но сама природа этой системы, в основе которой лежит существование ограниченного числа великих держав с несовпадающими интересами, остается неизменной. Таким образом, именно состояние структуры международной системы является показателем ее устойчивости и изменчивости, сотрудничества и конфликтности; именно в ней выражаются законы функционирования и трансформации системы. Вот почему в работах, посвященных исследованию международных систем, первостепенное внимание уделяется анализу состояния данной структуры. Так, Р. Арон выделял три структурных измерения международных систем: конфигурацию соотношения сил, иерархию акторов, гомогенность или гетерогенность состава. Главным измерением, в полном соответствии с традицией политического реализма, он считал конфигурацию соотношения сил, отражающую существование «центров власти» в международной системе, накладывающей отпечаток на взаимодействие между ее основными элементами - суверенными государствами. Конфигурация соотношения сил зависит, как уже отмечалось, от количества главных акторов и характера отношений между ними. Два основных типа такой конфигурации - биполярность и многополярность. Иерархия акторов отражает их фактическое неравенство с точки зрения военно-политических, экономических, ресурсных, социокультурных, идеологических и иных возможностей влияния на международную систему. Гомогенный или гетерогенный характер международной системы выражает степень согласия, имеющегося у акторов относительно тех или иных принципов (например, принципа политической легитимности) или ценностей (например, рыночной экономики, плюралистической демократии). Чем больше такого согласия, тем более гомогенной является система. Чем более она гомогенна, тем больше в ней умеренности и стабильности. В гомогенной системе государства могут быть противниками, но не политическими врагами. Напротив, гетерогенная система, разрываемая ценностным и идеологическим антагонизмом, является хаотичной, нестабильной, конфликтной. Еще одной структурной характеристикой международной системы считается ее «режим» (понятие, которое выдвинуто сторонниками либеральной парадигмы), т.е. совокупность регулирующих международные отношения формальных и неформальных принципов, норм, соглашений и процедур принятия решений. Это, например, правила, господствующие в международных экономических обменах, основой которых после 1945 г. стала либеральная концепция, давшая жизнь совокупности таких международных институтов, как МВФ, Всемирный банк, ГАТТ/ ВТО и др. Таким образом, зависимость поведения акторов от структурных характеристик системы считается наиболее общей закономерностью международных систем. Эта закономерность конкретизируется на уровне каждой из таких характеристик (или измерений), хотя окончательного согласия относительно их количества и содержания в науке пока не существует. Существующие сегодня точки зрения на закономерности международных отношений могут быть представлены в виде следующей схемы:
Эвристический характер системного подхода к изучению международных отношений не вызывает сомнений. Он проявляется, в частности, в том, что уже сама идея о существовании в них системных закономерностей позволяет рассматривать их как результат принятия рядом государств определенного политического, экономического и идеологического статус-кво на международной арене, на общепланетарном, региональном или субрегиональном Уровне. С этой точки зрения, каждая международная система является ни чем иным, как неформальной институционализацией соотношения сил между государствами в соответствующем пространственно-временном контексте. В то же время было бы наивным считать, что существующие в политической науке закономерности функционирования и трансформации международных систем обладают такой степенью строгости, которая позволяла бы делать на их основе безошибочные прогнозы. Дело в том, что сколь бы глубокими ни были наши представления о системе международных отношений, они всегда остаются неполными, всегда «не поспевают» за эволюцией объективной реальности. Сказанное относится и к закономерностям международных отношений в целом. Оценивая их теоретическое значение и практическую роль, следует иметь в виду, что международные отношения представляют собой чрезвычайно сложную систему. Здесь допустима некоторая аналогия с теорией хаоса, которая явилась результатом постепенного понимания всей сложности объяснения и прогнозирования поведения сложных систем. Как известно, метеорологи первыми попытались использовать компьютеры для прогнозирования погоды на основе данных о динамике метеосистем и достаточно быстро убедились в том, что относительно точные предсказания в данной сфере возможны не более чем на три дня. Причиной же трудности более долгосрочных прогнозов является то, что их результат зависит от самых незначительных колебаний в исходных данных. Оказалось, что подобное наблюдается и в других областях. Сложные системы обладают той особенностью, что контроль над отдельными частями системы еще не гарантирует контроля над системой в целом. Каждое действие, предпринимаемое в рамках такой системы, имеет последствия, которые не только невозможно предсказать, но и зачастую сложно проследить. К. Келли отметил в 1994 г., что в традициях западной культуры воспринимать вещи механистически. Подобные традиции не всегда учитывают, что после определенного рубежа системы приобретают характер, качественно отличающийся от суммы составляющих их частей. Действительно, если принять во внимание различные взгляды шести миллиардов человек, населяющих планету, наличие около двухсот правительств, которые ими управляют, бесчисленные органы самоуправления, тысячи неправительственных организаций, ТНК и транснациональные банки (ТНБ), многообразие религиозных течений и этнических общностей, интернационализирующуюся мировую экономику, расширяющиеся телекоммуникационные системы, рост объемов и изменение характера информации, то становится очевидным, что сфера международных отношений является, возможно, самой сложной системой, которую можно найти за пределами живой природы. И даже когда нет ошибки в анализе отдельных частей той системы, то и тогда попытка анализировать их в отрыве друг от друга приводит к неверным результатам. Поэтому, возможно, одна из главных закономерностей международных отношений, которую следует иметь в виду как политикам, так и исследователям, - это их постоянная эволюция, их преемственность и изменение. Их исследование требует выхода за рамки узких стереотипов внешнеполитического поведения, использования всего багажа накопленных в этой сфере теоретических знаний и, разумеется, их развития.
Рекомендованная литература Богатуров А. Д. Современные теории стабильности и международные отношения России в Восточной Азии в 1970 - 1990 гг. - М, 1996 Жирар М. (рук. авт. коллектива). Индивиды в международной политике. - М., 1996 Киссинджер Г. Дипломатия. - М., 1997. Косолапов Н.А. Тема 2 Теоретические исследования международных отношений (Современное состояние науки) // Мировая экономика и международные отношения - 1998. № 2. Косолапов Н.А. Тема 4 Явление международных отношений: историческая эволюция объекта анализа (Введение в теорию) // Мировая экономика и международные отношения. - 1998. № 4. Косолапов Н.А. Тема 5. Явление международных отношений: современное состояние объекта исследований (Введение в теорию) // Мировая экономика и международные отношения. - 1998 № 5. Най Дж. (младший). Взаимозависимость и изменяющаяся международная политика // Мировая экономика и международные отношения -1989 -№12. Поздняков Э. А. Философия политики. - М, 1994. Политическая наука: новые направления. Часть V. Международные отношения -М., 1999. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. - 1990. - № 3. Фурсов А. И. Мир-системный анализ: интерпретация послевоенного периода (1945 - 1991). - М, 1997. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций//Полис. -1994. -№ 1. Цыганков П. А. Международные отношения. - М., 1996. Booth К. and Smith S. (eds.). Theory of International Relations loday - Oxford, 1995.
|
