ОДИННАДЦАТЬ 5 страница

—...и то же самое относится к «поцелованной тьмой» Анне.

Я вскинула голову, понятия не имея, о чем говорит священник, поскольку какое-то время не слушала его. Однако эти слова врезались в память. «Поцелованная тьмой». Я уже давно не слышала их и, тем не менее, хорошо запомнила. Я подождала, надеясь на продолжение, однако священник перешел к следующей части службы. Проповедь закончилась. По окончании службы, когда Лисса собралась уходить, я кивнула ей.

— Подожди меня. Я скоро.

Я протолкалась сквозь толпу к священнику, которого обступили несколько человек, и терпеливо ждала, пока он закончит с ними разговор. Наталья тоже была здесь, спрашивала его, какую работу могут выполнять добровольцы. Тьфу! Получив ответ, она ушла, приветливо кивнув мне по дороге.

Увидев меня, священник вскинул бровь.

— Приветствую, Роза. Рад снова видеть тебя.

— Да... Я тоже. Я слышала, вы рассказывали об Анне. О том, что она была «поцелована тьмой». Что это означает?

Он нахмурился.

— Точно не знаю. Она жила очень, очень давно. Так часто делается — людям присваивают что-то вроде прозвища, отражающего некоторые их черты. Может, слова свидетельствуют о ее силе.

Я изо всех сил попыталась скрыть разочарование.

— А-а... И кто она была?

Он нахмурился еще сильнее, но уже с оттенком неодобрения.

— Я множество раз говорил об этом.

— Ах, ну, я, наверно, прослушала.

— Подожди минутку.

Он отвернулся, и даже спина его выражала неодобрение. Потом он исчез за дверью рядом с алтарем, той самой, через которую Лисса проникла на чердак.

Я подумала: «Может, сбежать? Нет. Вдруг Бог накажет меня?»

Меньше чем через минуту священник вернулся с книгой и протянул ее мне. «Моройские святые».

— Почитай о ней здесь. При следующей встрече хотелось бы послушать, что ты усвоила.

Я с хмурым видом направилась к выходу. Замечательно. Теперь еще священник будет давать мне домашние задания. Сразу за дверью Лисса разговаривала с Аароном. Она улыбалась и, судя по ее чувствам, испытывала радость, хотя и не влюбленность.

— Шутишь! — воскликнула она.

— Нет.

Она повернулась ко мне.

— Роза, ты в жизни этому не поверишь. Помнишь Эбби Бадику? И Ксандера? Их страж хочет уйти со службы и жениться на другом страже. Женщине, конечно.

Теперь это стало самой захватывающей новостью. Скандал, скандал.

— Серьезно? Они, типа, сбегут вместе?

Она кивнула.

— Они купили дом. Планируют работать с людьми, надо полагать.

Я взглянула на Аарона, который внезапно оробел передо мной.

— И как Эбби и Ксандер к этому относятся?

— Нормально. Растеряны. Считают, что это глупо. — Потом до него внезапно дошло, с кем он говорит. — Ох, я не хотел...

— Оставь. — Я натянуто улыбнулась. — Это действительно глупо.

Ничего себе! Я была потрясена. Мятежная часть мой души с восторгом воспринимала любой рассказ о людях, которые «борются с системой». Вот только в этом случае они боролись с моей системой, той, верить в которую меня учили всю жизнь.

Между дампирами и мороями заключено странное соглашение. Дампиры первоначально появлялись на свет от браков мороев и людей. К несчастью, дампиры не могут рожать детей, вступая в связь друг с другом — или с людьми. Вот такой генетический фокус. С мулами, я слышала, дело обстоит точно так же, хотя меня не слишком радует подобное сравнение. Вот дампиры и морои могут иметь детей, и, благодаря еще одному генетическому фокусу, их дети становятся образцовыми дампирами, имея половину вампирских, половину человеческих генов.

Поскольку морои единственные, с кем дампиры могут воспроизводить себя, мы должны оставаться рядом и смешиваться с ними. Равным образом для нас чрезвычайно важно, чтобы морои попросту выживали. Без них исчезнем и мы. Учитывая, как стригои охотятся на мороев, выживание последних стало нашей главной заботой.

Вот каким образом развилась система стражей. Дампиры не владеют магией, но из нашей среды вышло немало выдающихся воинов. Вампирские гены дали нам обостренные чувства и рефлексы, человеческие — силу и выносливость. К тому же мы не нуждаемся в подпитке кровью и не боимся солнечного света. Конечно, мы не так могущественны, как стригои, но много тренируемся и вырабатываем навыки, позволяющие обеспечивать безопасность мороев. Большинство дампиров готовы пожертвовать жизнью ради того, чтобы наш род не угас.

Поскольку морои обычно хотят сами рожать и растить моройских детей, романтические связи между мороями и дампирами, как правило, недолговечны. В особенности моройские женщины редко связываются с парнями-дампирами. А вот молодые моройские мужчины совсем не против романов с женщинами-дампирами, хотя женятся обычно на моройских женщинах. В результате среди дампиров существует много матерей-одиночек, но мы достаточно сильны, чтобы справиться с этим.

Однако многие дампиры-матери не становятся стражами, предпочитая растить собственных детей. Иногда они живут общинами и нередко работают на мороев или людей. У подобных общин плохая репутация. Не знаю, в какой степени это правда, но ходят слухи, что морои-мужчины постоянно посещают их ради секса и некоторые женщины-дампиры позволяют им в процессе любви пить свою кровь. Их-то и называют «кровавыми шлюхами».

Как бы то ни было, большинство стражей — мужчины, а значит, мороев гораздо больше, чем стражей. Большинство парней-дампиров смиряются с тем, что у них не будет детей. Они знают: их задача — защищать мороев, пока их сестры и прочие родственницы растят детей.

Некоторые женщины-дампиры, вроде моей матери, считают своим долгом становиться стражами — даже если это означает, что они не смогут растить собственных детей. После того как я появилась на свет, она сдала меня мороям. Морои и дампиры начинают учиться в раннем возрасте, и к тому времени, когда мне исполнилось четыре, Академия, по существу, заменила мне родителей.

Ее пример и жизнь в Академии выработали во мне искреннюю веру в то, что дело дампира защищать мороя. Это часть наших традиций и единственный для нас способ существования. Вот так просто.

Именно поэтому поступок стража Бадики произвел шокирующее впечатление. Он покинул своего мороя и сбежал с женщиной-стражем, которая, соответственно, покинула подопечного мороя. У них даже не может быть детей, и к тому же две семьи окажутся не защищены. Какой в этом смысл? Никого не волнует, если подросток-дампир флиртует или взрослый дампир пускается в загул. Но долговременные отношения? В особенности если их составной частью является бегство? Полное расточительство. И позор.

Поболтав еще немного о страже Бадики, мы с Лиссой распрощались с Аароном. Выйдя наружу, я услышала странный скользящий звук, но слишком поздно сообразила, что происходит, — груда мокрого снега сползла с крыши церкви и упала прямо на нас. Стояло начало октября, и этой ночью выпал ранний снег, почти сразу же начавший таять. В результате мы намокли и дрожали от холода.

В основном досталось Лиссе, но и я взвизгнула, когда на волосы и шею пролилась холодная вода. Рядом вскрикнули и другие, задетые краем этой мини-лавины.

— Как ты? — спросила я Лиссу.

Ее пальто намокло, платинового цвета волосы свисали по сторонам лица.

— Х-х-хорошо, — ответила она, стуча зубами.

Я сняла пальто и протянула ей. Ткань была скользкая и плохо впитывала влагу.

— Снимай свое.

— Но ты останешься...

— Бери.

Она послушалась, и тут на меня, наконец, напал смех, как правило, сопутствующий таким ситуациям. Стараясь избегать взгляда Лиссы, я стояла с ее пальто в руках, пока она одевалась.

— Что же это ты без пальто ходишь, Роза? — сказал Ральф Саркози необычно грузный, пухлый морой, я его терпеть не могла. — Твоя рубашка совсем промокла.

— Эту безобразную рубашку давно следовало бы сжечь. Она досталась тебе от какой-то бездомной бродяжки?

Мия. Она подошла и обвила руками Аарона. Ее светлые кудри были идеально уложены, на ногах — потрясающие черные туфли на высоких каблуках, которые на мне смотрелись бы несравненно лучше. Но нужно признать, они, по крайней мере, делали ее выше. Аарон шел в нескольких шагах позади нас, однако чудесным образом сползшая с крыши слякоть его не задела. Судя по самодовольному выражению лица Мии, сам собой напрашивался вывод, что никакого чуда тут не было.

— Хочешь предложить свои услуги, чтобы сжечь ее? — спросила я, не показывая виду, как сильно ее оскорбления задевают меня. За последние два года я несколько утратила чувство моды и прекрасно сознавала это. — Ох, постой... ведь огонь не твоя стихия. Ты работаешь с водой. Какое совпадение — что куча мокрой грязи только что свалилась на нас.

На физиономии Мии возникло оскорбленное выражение, однако погасить радостное сияние глаз она была не в состоянии. Вряд ли ее можно счесть просто невинным свидетелем.

— И что это означает?

— Лично для меня — ничего. Но вот госпожа Кирова, скорее всего, найдет что сказать, когда выяснится, что ты воспользовалась магией с целью навредить другому ученику.

— Это не нападение, — усмехнулась она. — И не моих рук дело. Просто перст Божий.

Кто-то засмеялся, к ее удовольствию. Я вообразила, что отвечаю ей: «И это тоже», после чего шмякаю о стену церкви. В реальной жизни Лисса подтолкнула меня локтем и сказала:

— Пошли.

Мы зашагали в сторону наших спальных корпусов. Позади раздавались шутки и смех по поводу того, как сильно мы намокли и что Лисса до сих пор не определилась со своей специализацией. Внутри у меня все кипело. Нужно разобраться с Мией, это ясно. Мало того что меня буквально трясло от ее стервозности, главное, Лиссе вовсе ни к чему добавочный стресс, у нее и без того хватает поводов для волнений. Первая неделя прошла более-менее гладко, и мне хотелось, чтобы так оно продолжалось и дальше.

— Знаешь, — заговорила я, — чем больше я думаю об этом, тем больше мне нравится идея, чтобы ты увела Аарона. Надо преподать сучке урок. Спорю, ты сможешь сделать это без особого труда. Он все еще без ума от тебя.

— Не хочу я преподавать никому уроков. И я не без ума от него.

— Слушай, ты что, не видишь? Она затевает ссоры, болтает черт знает что за нашими спинами. Вчера она посмела обвинить меня в том, что мои джинсы из Армии спасения[5].

— Твои джинсы действительно из Армии спасения.

— Ну и что? — фыркнула я. — Как она смеет насмехаться над ними, когда сама носит одежду из «Таргет»[6]?

— А что плохого в «Таргет»? Лично я люблю «Таргет».

— Я тоже. Не в том суть. Она пытается сделать вид, будто одевается у какой-нибудь долбанной Стеллы Маккартни.

— И это преступление?

Я напустила на себя серьезный вид.

— Безусловно. Ты должна отомстить.

— Я уже говорила, что месть меня не интересует. — Она искоса взглянула на меня. — И ты не должна.

Я улыбнулась самой невинной улыбкой и, когда мы разошлись, в который раз почувствовала облегчение, что она не может читать мои мысли.

— И когда можно ожидать хорошей кошачьей драчки?

Мейсон, как всегда, очаровательный и ленивый, поджидал меня у нашего спального корпуса, стоял, прислонившись к стене, скрестив на груди руки и наблюдая, как я приближаюсь.

— Понятия не имею, о чем ты.

Он отдал мне свое пальто, поскольку мое осталось у Лиссы, и мы вместе вошли в здание.

— Я видел, как вы сцепились около церкви. Неужели у тебя нет уважения к дому Божьему?

Я насмешливо фыркнула.

— В тебе, дикарь, ровно столько же уважения к нему, сколько и во мне. Кроме того, ты сам сказал, что мы были около церкви.

— Ты пока не ответила на мой вопрос.

Я просто усмехнулась и скинула его пальто.

Мы стояли в холле нашего корпуса. Просторное, никогда не остающееся без присмотра помещение, где парни и девушки могли общаться между собой и с гостями-мороями. По случаю воскресенья здесь набилось много народу. Углядев маленький свободный столик, я взяла Мейсона за руку и потащила к нему.

— Разве тебе не положено сразу же отправляться в свою комнату?

Я опустилась в кресло и настороженно оглянулась.

— Учитывая, сколько здесь сегодня народу, думаю, меня заметят не сразу. Господи, что за тоска — сидеть взаперти! А ведь прошла всего неделя.

— Меня это тоже огорчает. Тебя здорово недоставало прошлым вечером. Мы пошли в комнату отдыха и сыграли там в бильярд. Эдди был в ударе.

Я застонала.

— Не трави душу. Не хочу даже слышать о ваших светских развлечениях.

— Ладно, ладно. — Он уперся локтем в стол и положил подбородок на ладонь. — Тогда давай поговорим о Мие. Ты настроена в один прекрасный день развернуться и хорошенько врезать ей. Помнится, ты, по крайней мере, раз десять так поступала с людьми, которые раздражали тебя.

— Теперь я новая, совсем другая Роза. — Я напустила на себя максимально застенчивый вид. Видно, получилось не очень убедительно. Он издал придушенный смешок. — Кроме того, если я отколю что-нибудь в этом роде, Кирова сочтет, что я не выдержала испытание. Приходится ходить по одной дорожке, прямой и узкой.

— Иными словами, найти способ отомстить Мие так, чтобы не навлечь на себя неприятностей.

Я почувствовала, что невольно улыбаюсь.

— Знаешь, что мне в тебе нравится, Мейс? Ты мыслишь в точности как я.

— Не слишком радующая идея, — без всякого энтузиазма ответил он, — Ну, так поделись своими планами. Не исключено, что мне кое-что известно о ней, хотя вообще-то я не должен тебе рассказывать...

Я наклонилась вперед.

— Ты уже кое-что выболтал. Теперь давай колись до конца.

— Ну, уж нет, — поддразнивающим тоном сказал он. — Откуда мне знать, как ты используешь эту информацию — во зло или во благо?

Я захлопала ресницами.

— Разве ты в силах устоять передо мной?

Он уставился на меня.

— Нет, не в силах. Ладно, суть вот в чем, Мия не королевского рода.

Я откинулась в кресле.

— Шутишь? Это и так ясно. Я с двух лет могу разобраться в том, кто королевского рода, а кто нет.

— Да, но дело не только в этом. Ее родители работают на одного из лордов Дроздовых.

Я нетерпеливо отмахнулась от его слов. Многие морои работают в человеческом мире, хотя в самом моройском обществе работы тоже хватает. Кому-то приходится заменять их.

— Уборщиками, — продолжал Мейсон. — Практически слугами. Отец косит траву, мать — горничная.

Вообще-то я испытываю здоровое чувство уважения к тем, кто трудится полный рабочий день, независимо от того, чем они занимаются. Чтобы заработать на жизнь, людям нередко приходится выполнять грязную работу. Но, как и в отношении «Таргета», это совсем другое дело — когда кто-то выдает себя не за того, кем является. И за проведенную здесь неделю я успела заметить, как отчаянно Мия пытается втереться в школьную элиту.

— Никто не знает, — задумчиво произнесла я.

— И она не хочет, чтобы узнали. Тебе известно, какие они, эти королевские особы. — Он помолчал. — Ну, за исключением Лиссы, конечно. Мие с ними приходится нелегко.

— А ты откуда все это узнал?

— Мой дядя страж у Дроздовых.

— И ты никому не проболтался?

— Пока ты не вырвала у меня это признание. Ну и какой путь будет избран: во зло или во благо?

— Думаю, я дам ей отсрочку...

— Мисс Хэзевей, вы знаете, что не должны находиться здесь.

Одна из надзирательниц возвышалась над нами с выражением осуждения на лице.

Я не шутила, когда сказала Мейсону, что он мыслит в точности как я. И не хуже меня умеет плести всякую чушь.

— Мы делаем групповой проект для гуманитарного курса. Как, по-вашему, это возможно, если Роза в изоляции?

Надзирательница подозрительно сощурилась.

— Не похоже, будто вы заняты делом.

Я взяла книгу, которую дал мне священник, и наобум открыла ее.

— Мы... ммм... вот над чем работаем.

Надзирательница, однако, не полностью утратила свою подозрительность.

— Один час. Я дам вам еще один час. И для вас же будет лучше, если я увижу, что вы действительно работаете.

— Да, мэм. — Мейсон сделал честное выражение лица. — Не сомневайтесь.

Она удалилась, не спуская с нас взгляда.

— Мой герой, — вздохнула я.

— Что это? — спросил он, кивнув на книгу.

— Священник дал. У меня во время службы возник вопрос.

Он изумленно вытаращился на меня.

— Прекрати и прими заинтересованный вид. — Я заскользила пальцем по оглавлению. — Хочу найти одну женщину по имени Анна.

Мейсон вместе с креслом придвинулся ко мне.

— Ладно. Давай посмотрим.

Я нашла номер страницы, и, что неудивительно, она вывела меня на раздел о святом Владимире. Мы принялись проглядывать главу в поисках имени «Анна». И, в конце концов, нашли, однако автор мало что мог рассказать о ней. Он использовал цитату из написанного человеком, жившим, по-видимому, во времена святого Владимира.

«И всегда рядом с Владимиром Анна, дочь Федора. Их любовь чиста и непорочна, как у брата с сестрой. Не раз она спасала Владимира от стригоя, покушающегося на его святость. Более того, она всегда успокаивает Владимира, когда дух в нем становится слишком могуч, чтобы выносить его бремя, и, пользуясь этим, сатанинская тьма старается ослабить телесное здоровье. Она защищает Владимира, поскольку они связаны между собой с тех пор, как он спас ее, когда она была ребенком. Таков знак божественной любви — Он дал блаженному Владимиру стража, подобного ей, поцелованной тьмой и всегда знающей, что у него на сердце и в уме».

— Ну, теперь все ясно, — сказал Мейсон. — Она была его стражем.

— Это не объясняет, почему она была «поцелована тьмой» и что оно означает.

— Скорее всего, ничего.

Однако в глубине души я не верила. И снова прочла отрывок, пытаясь вникнуть в суть устаревших выражений. Мейсон с любопытством наблюдал за мной, с таким видом, будто очень хотел бы помочь.

— Может, они спали друг с другом, — предположил он.

Я засмеялась.

— Он же святой.

— Ну и что? Святым, скорее всего, тоже нравится секс. А этот треп насчет «брата и сестры» просто прикрытие. — Он ткнул пальцем в строчку. — Видишь? Они «связаны между собой». — Он подмигнул мне. — Явный шифр.

Связаны. Действительно, немного странное слово в контексте этого описания, но оно совсем не обязательно означает, что Анна и Владимир срывали друг с друга одежды.

— Я так не думаю. Они были близки, вот и все. Могут же парни с девушками просто дружить?

Я сказала это со значением, и он бросил на меня неодобрительный взгляд.

— Да? Мы с тобой друзья, но я не знаю, что у тебя «на сердце и на уме». — Мейсон напустил на себя философский вид. — Конечно, многие утверждают, будто никто не знает, что таит в себе женское сердце...

— Ох, заткнись!

Я стукнула его по руке.

— Поскольку они странные, загадочные создания, — продолжал он тем же ученым тоном, — и мужчина должен уметь читать мысли, если хочет сделать их счастливыми.

Меня затрясло от смеха, который я никак не могла контролировать, ох, не обойтись без неприятностей.

— Ну, попытайся прочесть мои мысли и перестань быть таким...

Смех оборвался, я снова перевела взгляд на книгу.

«Связаны между собой, и она всегда знает, что у него на сердце и на уме».

Они были «связаны», внезапно дошло до меня. Это так, готова поспорить на все, что у меня есть, что, впрочем, не так уж много. Я была потрясена. Существует много неясных рассказов и легенд о том, как стражи и морои бывали «связаны». Однако это первый конкретный случай, о котором мне стало доподлинно известно.

Мейсон заметил мое потрясение.

— Что с тобой? Вид у тебя какой-то странный.

Я отмахнулась от него:

— Все в порядке.

 

СЕМЬ

 

Прошло две недели, и я вскоре забыла историю с Анной, настолько жизнь в Академии захватила меня. Шок от нашего возвращения немного поубавился, и мы начали привыкать к знакомому рутинному порядку, что отчасти действовало успокаивающе. Моя жизнь вращалась вокруг церкви, ланча с Лиссой и тех крошек общения, которые удавалось наскрести помимо этого. Практически лишенная свободного времени, я не испытывала трудностей с тем, чтобы не привлекать к себе внимания, хотя время от времени такое все же случалось, несмотря на мои же обращенные к Лиссе призывы «ни во что не ввязываться». Я ничего не могла с этим поделать. Мне нравится флиртовать, нравятся компании и нравится делать самоуверенные высказывания в классе.

Ее новая роль — практически инкогнито — привлекала внимание просто потому, что сильно отличалась от той, какую она играла до нашего побега, когда принимала самое активное участие во всех королевских делах. Все быстро выкинули это из головы, приняв как факт, что принцесса Драгомир больше не на виду и удовлетворяется компанией Натальи и ее друзей. Иногда болтовня Натальи по-прежнему вызывала у меня желание разбить себе голову о стену, но она по-настоящему славная девушка — гораздо более славная, чем все остальные королевские особы, — и по большей части мне нравилось общаться с ней.

И в полном соответствии с указаниями Кировой, я практически все время либо училась, либо тренировалась. Время шло, и тело испытывало ко мне все меньше ненависти. Мышцы становились крепче, выносливость росла. Меня по-прежнему побивали на общих тренировках, но уже не так сильно, и это само по себе немало. Казалось, больше всего сейчас страдала кожа. От того, что я так много времени проводила на холоде, кожа на лице трескалась, и, если бы не Лисса с ее запасом лосьонов, я, наверно, состарилась бы раньше времени. Вот только с волдырями на руках и ногах даже она ничего не могла поделать.

Занятия с Дмитрием тоже шли своим чередом. Мейсон был прав насчет его замкнутости. Дмитрий мало общался с другими стражами, хотя не вызывало сомнений, что все уважают его. И чем больше я с ним работала, тем больше уважала, хотя его методы тренировки оставались недоступны моему пониманию. Они казались очень грубыми. Мы всегда начинали с упражнений на растяжение в гимнастическом зале, а потом он отсылал меня наружу бегать, бросая вызов холодной осени в Монтане.

Спустя три недели после возвращения в Академию я перед началом занятий в школе вошла в гимнастический зал и обнаружила его там развалившимся на мате и, как нередко бывало, читающим книгу. Кто-то принес в зал CD-плеер, и, хотя поначалу это меня обрадовало, песня Принса «Когда голуби плачут», льющая из него сейчас, произвела совсем другое впечатление. Стыдно было даже знать ее название, я была знакома с ней лишь потому, что один из наших бывших соседей по дому бредил музыкой 80-х.

— Может, хватит, Дмитрий? — Я швырнула сумку на пол. — Я, конечно, понимаю, что сейчас это хит в Восточной Европе, но неужели нельзя послушать что-нибудь, записанное еще не до моего рождения?

Не меняя позы, он сверкнул на меня глазами.

— Какая тебе разница? Слушаю-то я, а ты будешь бегать снаружи.

Я состроила гримасу, поставила ногу на перекладину и начала растягивать подколенные сухожилия. Учитывая все обстоятельства, Дмитрий терпимо относился к моим высказываниям.

Пока я не лодырничала на тренировках, он ничего не имел против моих резкостей. Я даже перешла с ним на ты — и обошлось.

— Послушай, а почему я все время только бегаю? — спросила я, переходя к следующему упражнению на растягивание. — В смысле, я, конечно, понимаю важность выносливости и все такое, но не стоит ли перейти к отработке ударов, например? На групповых занятиях меня все еще разделывают под орех.

— Может, тебе следует отбиваться посильнее, — сухо ответил он.

— Я серьезно.

— Ничего другого не могу посоветовать. — Он отложил книгу, но остался в той же позе. — Моя задача — подготовить тебя к защите принцессы и сражениям с созданиями тьмы?

— Угу.

— Теперь ответь мне: предположим, ты умыкаешь ее снова и ведешь в торговые ряды. И там вы сталкиваетесь со стригоем. Что ты будешь делать?

— Все зависит от того, в каком магазине мы окажемся.

Он не спускал с меня взгляда.

— Ладно. Я проткну его серебряным колом.

Дмитрий сел и скрестил ноги. Меня по-прежнему поражало, как столь высокий человек может быть столь грациозным.

— Правда? — Он вскинул темные брови. — У тебя есть серебряный кол? И ты знаешь, как им пользоваться?

Я оторвала взгляд от него и нахмурилась. Изготовленные с помощью стихийной магии, серебряные колы считались самым смертоносным оружием стражей. Вонзить такой кол в сердце стригоя означало мгновенную смерть последнего. Они смертоносны и для мороев, поэтому их запросто новичкам не раздавали. Мои одноклассники только-только начали изучать, как их использовать. Когда-то я тренировалась в стрельбе из пистолета, но до серебряного кола мне еще далеко. По счастью, существовали два других способа убить стригоя.

— Ладно. Я отрежу ему голову.

— Оставив в стороне тот факт, что у тебя нет подходящего оружия для этого, как ты компенсируешь то, что он может оказаться на фут выше тебя?

В раздражении я выпрямилась, перестав наклоняться, касаясь носков.

— Ладно, тогда я подожгу его.

— И снова, с помощью чего?

— Сдаюсь. Ты просто издеваешься надо мной. Хорошо, я в торговых рядах и вижу стригоя. Что я должна делать?

Он, не мигая, смотрел на меня.

— Бежать.

Я с трудом удержалась, чтобы не бросить чем-нибудь в него. Когда я закончила упражнения на растягивание, он сказал, что побежит вместе со мной. Впервые. Может, такая пробежка даст мне хоть какое-то представление, на чем основана его убийственная репутация.

Мы вышли в прохладный октябрьский вечер и побежали. Я еще не очень привыкла к вампирскому расписанию. Учитывая, что занятия должны начаться через час, я ожидала, что солнце восходит, а не заходит. Однако оно уже опускалось к горизонту на западе, отбрасывая на заснеженные вершины гор оранжевые отблески. Реального тепла оно не давало, и по мере того, как потребность в кислороде увеличивалась, я чувствовала, что холод все сильнее обжигает легкие. Мы не разговаривали. Приноравливаясь ко мне, он замедлил шаги, держась рядом.

Что-то в этом неприятно задевало меня, внезапно мне страшно захотелось заслужить его одобрение. Я прибавила шагу, энергичнее заработала легкими и мышцами. Двенадцать кругов по беговой дорожке составляют три мили, нам оставалось еще девять. Когда мы заканчивали третий круг, мимо прошли двое новичков, направляясь на групповую тренировку, в которой я вскоре тоже должна была принять участие. При виде меня Мейсон развеселился.

— Ты в прекрасной форме, Роза!

Я улыбнулась и помахала ему рукой.

— Ты уменьшила скорость! — раздраженно бросил Дмитрий, заставив меня оторвать взгляд от парней, резкость его тона поразила меня. — Вот почему твое время не улучшается. Потому что ты легко отвлекаешься.

В смущении я снова прибавила скорость, несмотря на сопротивление своего тела. Наконец, все двенадцать кругов остались позади. Дмитрий засек время, и выяснилось, что мы пробежали на две минуты быстрее моего лучшего времени.

— Не так уж плохо, — возликовала я, направляясь в гимнастический зал для новой серии растягиваний. — Получается, я могу мчаться быстрее экспресса, если наткнусь в торговых рядах на стригоя. А вот сможет ли Лисса...

— Если она будет с тобой, ничего плохого с ней не случится.

Я удивленно вскинула на него взгляд. Это был первый реальный комплимент, полученный от него с тех пор, как я начала тренироваться. Взгляд его карих глаз был прикован ко мне, в них читалось и одобрение, и приятное удивление. Тут-то все и произошло. Ощущение было такое, словно в меня выстрелили. В теле и голове взорвался ужас, резкий, жгучий, словно крошечные бритвы боли. Перед глазами все расплылось, и спустя мгновение я уже была не здесь, я буквально летела вниз по ступеням лестницы, испуганная, полная отчаяния. Мне нужно было выбраться оттуда, нужно было найти... меня.

Миг — и поле зрения очистилось, я снова была не в голове Лиссы, а на беговой дорожке. Ни слова не сказав Дмитрию, я со всей возможной скоростью помчалась в направлении спального корпуса мороев. Не имело значения, что ноги только что проделали мини-марафон. Они бежали сильно и быстро — словно вовсе и не устали. Краем глаза я отметила, что Дмитрий догнал меня и спрашивает, что случилось. Однако я не знала ответа. У меня была одна-единственная задача, одно-единственное желание: добежать до спального корпуса. Когда заросшее плющом здание неясно проявилось в сумерках, нас встретила Лисса с залитым слезами лицом. Я резко остановилась, легкие, казалось, вот-вот взорвутся.

— Что случилось?

Я схватила ее за руки, заставила посмотреть мне в глаза. Но она была не в состоянии отвечать, она просто обхватила меня руками и зарыдала, прижавшись к моей груди. Я стояла, поглаживая ее тонкие, шелковистые волосы и приговаривая, что все будет хорошо, все уладится... что бы ни было. И, честно говоря, в тот момент меня не волновало, что именно произошло. Она здесь, живая и здоровая, — только это одно имело значение. Дмитрий стоял рядом, готовый отразить любое нападение. С ним я чувствовала себя в полной безопасности.

Полчаса спустя мы набились в комнату Лиссы: три других стража, госпожа Кирова и надзирательница. Я впервые оказалась в комнате Лиссы. Наталье удалось-таки добиться, чтобы их поселили вместе, и комната была разделена на две части, разительно контрастирующие между собой. Половина Натальи выглядела обжитой, с фотографиями на стенах и вышитым постельным покрывалом явно нездешнего происхождения. А у Лиссы набралось так же мало личных вещей, как и у меня, отчего ее половина выглядела почти голой. На стене висела одна фотография, сделанная во время последнего Хэллоуина, когда мы нарядились феями, с крыльями и блестящим макияжем. При виде этой фотографии и связанных с ней воспоминаний в груди у меня заныло.