Глава 6. Утром следующего дня Аня проснулась, почувствовав во сне чей-то взгляд
Утром следующего дня Аня проснулась, почувствовав во сне чей-то взгляд. Она открыла глаза и увидела, что на спинке ее кровати сидит Юлька в голубой шелковой пижамке. – Привет! – сказала Юлька. – Наконец-то соизволила глаза открыть. Я уже, наверно, целый час тут сижу и жду, когда моя сестрица проснется. – Юля? Доброе утро, Юля. А что ж ты меня не разбудила? – Еще чего! Я все эти дни устраивала тебе достаточно пакостей, но на такую – будить тебя, когда ты так сладко спишь, я не способна. Я мириться пришла. – Я с тобой не ссорилась, Юля. – Ну, обижалась ведь? – Обижалась, был грех, – вздохнула Аня. – За это прости меня, сестра! – Ну ты даешь! Это за что же ты-то у меня прощения просишь? – А за то, что обижалась. Я должна была сразу понять, что с тобой происходит. – А что такое со мной происходит? – насторожилась Юлька. – Я все понимаю, Юленька. Тебе нелегко так сразу привыкнуть к тому, что наш папа будет любить теперь не тебя одну, а нас обеих. – Ладно, давай просто замнем. Я-то у тебя прощения просить не собираюсь. – А я тебя и так сразу простила, как только поняла, в чем дело. Знаешь, я всегда так мечтала иметь сестру, так завидовала девчонкам, у которых есть сестры!… – Да ну? А я всегда хотела быть одна, чтобы все – мне одной, мне, любимой! Но теперь я решила, что неплохо иметь сестру. В общем, давай поднимайся и пойдем ко мне. – Зачем? – Как это зачем? Вещи твои перенесем ко мне в комнату. Потом позавтракаем и гулять отправимся. Я тебе наш остров покажу, в бассейн сходим. Где твои домашние туфли? – Ты знаешь, я их в спешке дома оставила, в Пскове. – Твой дом теперь тут! Ну-ка, надевай мои, – и Юлька сбросила с ног домашние туфли в виде двух лохматых белых щенков. – Ой, какие тапочки-лапочки! – умилилась Аня, разглядывая смешные домашние туфли. – Нравятся? – Очень! – Дарю, сестра! – Я бы отказалась, но сил нет! – ответила Аня, улыбаясь и надевая на ноги туфельных щенков. Ее не столько тапочки обрадовали, сколько само событие: ее сестра сделала ей первый подарок! – Ну вот, поднялась наконец. Пошли! – Подожди, куда ты так спешишь? Я должна принять душ, прочитать утренние молитвы, сделать зарядку… – Душ мы можем вместе принять у меня, зарядка отменяется – мы сегодня в бассейн идем, а молитвы и вовсе не обязательно читать. – Это верно, – заметил подслушивающий за дверью Михрютка. – Нет уж, ты прости, Юля, но без утренней молитвы день начинать нельзя – все кувырком пойдет. – Это верно, – заметил Иоанн, сидевший на подоконнике распахнутого окна. Юлиус, примостившийся на карнизе того же окна снаружи, согласно кивнул и сказал: – Вот бы твоя мою с собой молиться позвала! – Ты уж очень многого сразу хочешь, брат. Не думаю, что твоя Юлия уже созрела для этого. Но попытаться можно, отчего нет? Я шепну Аннушке. – Благодарствуй, брат! – Ах, ну да, – вспомнила Юлька, – Жанна говорила мне, что ты богомолка. Хорошо, побежали вместе под душ, а потом ты читай свои молитвы, а я буду делом заниматься – найду для тебя одежду. – У меня есть одежда. Вот – джинсы, майки, а еще у меня с собой платье, сарафан, юбка и две блузки, а для плохой погоды еще свитер и куртка. Вот сколько я всего привезла! Это все бабушка: нехорошо, говорит, отца вводить в лишние расходы. – Покажи! Аня встала, достала из-под кровати сумку, вытащила ее на середину комнаты и раскрыла. – Вот, смотри, это все одежда. Юлька мигом перетряхнула скромные Анины пожитки. – Так, с псковскими модами все ясно. Это не Париж! Совсем не Париж, а наоборот. – Наоборот от Парижа это что – Дальний Восток? – Вроде того. А в чемодане что – обувь? – Обувь – под кроватью. Кроссовки. А в чемодане у меня книги, которые надо прочитать за лето. – Отличница! – Юлька грозно и обличающе наставила на сестру палец. – Так уж получилось… А у тебя что в школе? – Сплошные трояки. Но учти, что школа особая, элитная – лицей! Не чета псковским ликбезам! А вообще-то я мечтаю учиться в Англии. Жанна обещает меня за этот год подготовить к поступлению в закрытую школу для девочек, «Келпи» называется. Это такая привилегированная школа, что о ней даже мало кто знает. – А я мечтаю поскорей вернуться в Псков. Как раз в этот момент бес Прыгун осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату – проверить, как там его подопечная угнетает сестрицу? На него пахнуло жарким светом: комната была за эти дни уже намолена Аней; на столе, прислоненные к стопке книг, стояли иконы, на подоконнике раскрытого окна сидел Ангел Иоанн, а за окном порхал Юлиус. Оба Ангела сияли, ведь их девочки впервые мирно беседовали друг с другом! Всего этого Прыгун выдержать не мог: он зажмурился, отшатнулся и плотно прикрыл за собой дверь. «Я лучше тут, в коридорчике погуляю», – сказал он себе. Юлька призадумалась. – А разве ты не собираешься насовсем у нас остаться? – Я бы рада, и папа этого хочет, но я никак не могу, – вздохнула Аня. – У меня в Пскове бабушка осталась. Она болеет, ей помощница нужна. Я уже папе сказала, что к осени обязательно должна в Псков вернуться. – Вот, значит, как. Уедешь, выходит, к осени… Сама… – Почему сама? Папа отвезет, – удивилась Аня. Юлька расстроилась. Это что же получается, надо отменять затею с киднеппингом? Но, во-первых, Юлька не любила менять свои планы, а во-вторых, ей не понравилось, что только что обретенная и горячо ненавидимая сестра вдруг возьмет и укатит по своей воле обратно к себе в Псков! А замечательная игра в киднеппинг, в которую Юлька уже втянула всех своих друзей, что же, из-за нее пойдет прахом? Это даже как-то и несправедливо получалось. Нет, решила Юлька, негодуя на сестру, киднеппинг все равно должен состояться! Неожиданно у нее возникла еще одна обидная мысль. – Слушай, Ань, а это что же получается: у тебя есть бабушка, а у меня нет? – Почему у тебя нет? Бабушка Настя и твоя бабушка тоже. – Она строгая? – Строгая. – Верующая? – Очень верующая. – Ну, мне такой не надо. Аня хотела сказать, что никто бабушку Настю ей пока и не предлагает, но спохватилась и промолчала. А Юлька, тряхнув лохматой рыжей головой, спросила: – Тут, кажется, кто-то в душ собирался? Ну так пошли! – Погоди, мне еще надо халат достать, зубную щетку, полотенце. Они у меня тут, под матрацем. – Под матрацем? – А где мне их еще держать? – Уборщица придет комнату убирать, увидит – стыда не оберешься. Сиротка-беспризорница, вещички под матрацем! Ты что, не могла стул принести и хотя бы на стул свое барахлишко сложить? – И рассердить из-за какого-то стула мою грозную сестрицу? – Да ладно тебе! Бери зубную щетку и пошли, а полотенец и халатов в ванной полно. – Зачем мне чужой халат, когда у меня свой есть? – Там нет чужих халатов, это же моя ванная. А с этого дня будет наша! Туда даже войти можно только через мою комнату. Здоровско, правда? – Не знаю. Мне трудно сказать, у нас ведь не было ванны. – Ка-ак? А где же вы мылись? – Летом дома, в сараюшке. А когда холодно, в городскую баню ходили. – Это вроде сауны, да? Удобно устроились: и мытье, и удовольствие! – Да ты что, Юль? Неужели ты и вправду не знаешь, что такое городская общая баня? Покупаешь билет за десять рублей, стоишь в очереди, а потом идешь и моешься с другими женщинами и девочками, вот и все удовольствие. – Разве это не весело? – Да уж, весело. Особенно когда очередь на час. Ребенок ты, Юля. – Ага, а ты, конечно, старше меня… Кстати, Ань, а кто из нас старше? – Как это – «старше»? Мы же в один день родились, четырнадцатого июля. – Да, но кто родился раньше? – Разве это важно? – Когда в королевской семье рождалась двойня, это было очень даже важно: родившийся первым становился наследником престола, а тот, кто опоздал хотя бы на одну минуточку, уже навсегда оставался только принцем. – Подумать только, какая горестная судьба – всего лишь принцем! Хорошо, что мы родились не в королевской семье, а то хлопот не оберешься с этим престолонаследием. – Точно. Но у кого бы все-таки узнать, кто из нас старше? – Я знаю у кого – у бабушки Насти. Вот поставят ей телефон, она позвонит мне, и я спрошу. – А ты знаешь, кто из них родился раньше? – спросил Ангела Иоанна Юлиус, в радости вьющийся перед распахнутым окном комнаты, как пчела перед цветком. – Нет, брат, не знаю. Мы ведь слетели к ним только при крещении. – Да, спроси, пожалуйста, у нашей бабушки. Я надеюсь, что старшая все-таки я… Ой, что ж это мы так заболтались? Все! Потопали в душ! – спохватилась Юлька. – И давай прихватим твой чемодан и сумку – чего им тут стоять? Аня убрала иконы и книги в чемодан и сложила в сумку раскиданную Юлькой одежду. Девочки вдвоем ухватили чемодан за ручку и с трудом подняли его, а Юлька прихватила еще и Анину сумку. – Умная у меня сестра, на каникулах книжки читает… Ты бы хоть не такие тяжелые выбирала! Счастье, что моя комната рядом. Заруливаем! Ангел Иоанн двинулся за ними по коридору, а Хранитель Юлиус снаружи перелетел к окну Юлькиной комнаты. Наглый Прыгун успел обскакать Иоанна: когда Ангел вслед за девочками подошел к Юлькиной комнате, бес уже стоял у двери на страже. – Куда спешим? – поинтересовался он у Ангела, угрожающе наклоняя рога, похожие на усы гигантского кузнечика. – Иду за моей подопечной отроковицей Анной. Я ее Ангел Хранитель. – Очень приятно, гм. Но и я, видишь ли, тут тоже не просто так околачиваюсь, а приглядываю за своей подопечной – отроковицей, как ты выражаешься, Юлией. Нахожусь здесь с самого ее детства, приставлен к должности низшим начальством, то есть пребываю на законных основаниях. А потому я не позволяю тебе войти в ее жилище. – Так ведь и я не самозванец, а законный Хранитель, приставленный к рабе Божьей Анне с момента ее крещения. Между прочим, темный, у Юлии тоже имеется законный Ангел Хранитель Юлиус. – Ну, это еще доказать надо! За их полемикой с интересом наблюдал сверху Михрютка: он как раз пробегал по потолку коридора вниз головой и остановился послушать. – Многих детей крестят, – нагло философствовал Прыгун, – да не всех в вере воспитывают. Юлька в вашего Хозяина не верит, и потому мы давно твоего Юлиуса на крышу к воробьям загнали. Дай срок, и тебя туда отправим. Между прочим, я что-то не слыхал, чтобы Юлькина сестра тебя вызывала, а я на слух пока не жалуюсь. Так что в Юлькину комнату без особого приглашения ты не войдешь. Ангел вспыхнул гневным светом – Прыгун отпрыгнул в сторону. – Но-но, – прогнусавил он, – ты не очень-то иллюминируй, не у себя дома! Ишь, рассиялся… Закон на моей стороне: не звали тебя – ну и не лезь! Можешь тут постоять, в коридорчике. Ангелу Иоанну пришлось подчиниться. – Молодец, Прыгун! – одобрил действия беса Михрютка. – Ишь, разлетался по всему дому, купидончик, фейерверки пускает! Огнетушителя на тебя нету, у-у-у! – И домовой, уцепившись за потолок четырьмя лапами, двумя другими парами погрозил Ангелу Иоанну. И тут же, стоило Ангелу искоса на него глянуть, сжался в комочек, чуть не свалился с потолка и в страхе помчался к ближайшей вентиляционной решетке. – Ну, как тебе моя комната? – небрежно спросила Юля. Аня испуганно огляделась и сказала: – Ничего комната – большая, светлая… – Большая! Светлая! – передразнила Юлька Аню. – Ты что, не видишь, как она обставлена?! Комната у Юльки и в самом деле была обставлена по высшему мебельному классу: кровать с розовым шелковым балдахином, огромный платяной шкаф-купе, совсем взрослый мраморный туалетный столик с огромным вращающимся зеркалом, уставленный баночками-тюбиками-коробочками, металлический письменный стол цвета «титан» и рядом такой же компьютерный столик, телевизор с приставкой для DVD. Одну стену сплошь занимали стеклянные полки, укрепленные на серых металлических трубках: там были книги, игрушки, DVD-диски, «сидишки» и множество всяких безделушек. Но в каком все это было ужасающем беспорядке! На дне сухого аквариума лежал плюшевый тигренок в обнимку с бело-розовой кроссовкой, в углу стояла тарелка с недоеденным бутербродом… – У тебя, Юля, кто – котенок или щенок? – Были рыбки и хомяк, но рыбки сдохли, а хомяк убежал. Теперь я собираюсь завести собаку. А почему ты спросила? – Ну, у тебя тут такой беспорядок… Юлька подбоченилась и сузила глаза в две злые амбразуры. – И это все, что ты заметила? – спросила она таким тоном, будто сейчас накинется на Аню и начнет выцарапывать ей глаза. Но тут же она взяла себя в руки и продолжала уже спокойным голосом: – Мне просто некогда и неохота убираться на каникулах. Да еще Екатерина Ивановна отпуск взяла. Есть, конечно, Таня, которая ее временно замещает, но я ей не очень доверяю и не разрешаю заходить в мою комнату. Еще украдет что-нибудь… – Как ты можешь так, Юля? – тихо спросила Аня. Теперь гневалась она. – Ты про что? – опешила Юлька. – Как ты можешь подозревать человека в воровстве, если он ничего у тебя не украл? – А, сейчас все воруют! – И ты тоже? – Я?! Зачем мне воровать – у меня все есть. – По-твоему, воруют только те, у кого чего-то нет? – Конечно! – Ах, вон оно что… – Аня побледнела. – Значит, ты считаешь, что только бедные способны воровать? – Конечно. А ты что, не согласна? – Нет. – Ну, тогда согласись хотя бы на то, что каждый имеет право на свое мнение. Это, видишь ли, называется плю-ра-лизм! – Этому словечку Юльку обучила Жанна. – Я тебе высказала свое мнение, а ты должна принять его к сведению и не спорить. Но можешь тоже в ответ высказать свое мнение, а я тоже приму его к сведению, вот и все. Так поступают все цивилизованные люди. – Хорошо, я приняла к сведению твои слова, – сказала Аня. – Так вот, Юля, в сравнении с тобой я, конечно, отношусь к бедным. Поэтому мне лучше прямо сейчас уйти из твоей комнаты, пока ты меня не заподозрила в воровстве. Аня развернулась и пошла к двери. По дороге она остановилась и сбросила с ног милые тапочки со щенячьими мордочками. – Возьми их назад, мне от них ногам жарко. Юлька бросилась к ней и ухватила ее за плечи. – Ань, ну не сердись, я ведь просто так сказала, не подумав! – протянула Юлька, придав голосу нотку раскаяния. – Ты ведь знаешь, что я расту здесь, как оранжерейный цветок. – Это выражение Юлька позаимствовала из сериала, который они недавно смотрели с Кирой и Гулей. – Я ведь жизни совсем-совсем не знаю и во многих вещах не разбираюсь. Ну хочешь, я признаю, что была не права? Хочешь? Аня поглубже вдохнула, прочитала на одном дыхании короткую молитву Ангелу Хранителю, выдохнула и почувствовала, что ее гнев уже прошел. – Ладно, Юля. Давай сегодня просто не будем на эту тему говорить, ведь это наш первый общий день. Но как-нибудь потом мы с тобой это обязательно обсудим. «Как же, жди! Тоже мне нашлась воспитательница!» – ехидно подумала Юлька, но вслух ничего не сказала. Ей было до тошноты неприятно, что она почти что попросила прощения у сестры. Прыгун, в восторге ожидавший, что Юлька вот-вот вцепится сестрице в волосы или хотя бы выставит ее из комнаты, разочарованно отвернулся от двери и покосился на Ангела. Иоанн невозмутимо стоял у стены, скрестив руки на груди. Аня подошла к туалетному столику и увидела раскрытую коробку с заколками, бантиками и резинками для волос всевозможных расцветок и видов. Она стала их перебирать и разглядывать. – У тебя, Юля, совсем недавно была коса? – Как же – недавно! Уже полгода назад остригла. Хочешь, я подарю тебе все эти заколки и держалки для волос? – Спасибо, не хочу. Мне хватает моих резиночек и лент. Она покосилась в сторону Юльки. Та стояла красная, наклонив голову, и чуть не плакала. – Пожалуй, мне нравится вот эта заколка, – чуть улыбнувшись, сказала Аня, – и вот этот голубой бантик я бы тоже взяла. – Дарю! – обрадованно закричала Юлька и бросилась обнимать Аню. – Беру! – засмеялась Аня и поцеловала Юльку. Оглядывая комнату, Аня увидела в углу за шкафом небольшой костыль, блестящий и с ярко-розовыми пластмассовыми ручками. – А почему у тебя тут костыль? – Я в прошлом году ногу сломала. – Надо же, какой он легкий и красивый, – сказала Аня, вертя в руке костылик, – никогда не видела таких нарядных костылей. – Дарю! – Да зачем он мне? – засмеялась Аня. – Мало ли, вдруг пригодится? Бери! – Спасибо, щедрая ты душа! Я должна принять в подарок от любимой сестры розовый костыль и радоваться, как Полианна? – Это кто такая? Подружка псковская? – Полианна – это девочка из книжки: она получила в подарок на Рождество костыли и радовалась, что они ей не нужны. – Ну, так можно с утра до ночи радоваться! – фыркнула Юлька. – Именно так Полианна и делала, – сказала Аня. – Глупая какая-то девчонка. – Вовсе нет! Она была очень мудрая. Она сама играла в такую игру – всегда находить повод для радости – и всех вокруг этой игре научила. – Расскажешь мне про эту забавную… как ее зовут? – Полианна. Ей дали имя в честь двух ее тетушек, которых звали Полли и Анна. Мы с бабушкой очень любим эту повесть, мы ее несколько раз вслух перечитывали. Конечно, я могу тебе ее пересказать, но проще попросить дядю Акопа купить тебе эту книжку. Мне кажется, у каждой девочки в ее библиотеке должна быть «Полианна». – Ладно, скажу Акопчику, чтобы купил. А теперь пошли душ принимать! – Юлька подошла к небольшой двери, поначалу не видной за роскошным пологом ее кровати. – Давай топай сюда, тут моя ванная! Прошло минут пять. Стоя в коридоре, Хранитель Иоанн прислушался: из Юлькиной ванной комнаты доносился такой шум, как будто там стояло дерево, полное воробьев. Ангел встревожился и насторожился. Пока Аня была малышкой, он всегда присутствовал при ее купании: следил, чтобы девочка не ошпарилась, не захлебнулась, не простудилась. Когда она подросла, он стал соблюдать принятые у людей правила приличия и не входил в кухню, когда мама Нина и бабушка Настя мыли там Аннушку, но всегда был неподалеку – на всякий случай. Вот и сейчас, стоя в коридоре, он пытался на слух понять, что же это такое происходит в ванной комнате? Прыгун в комнату, а тем более в ванную тоже не лез, но стоял с другой стороны двери и усмехался с таким видом, будто ему очень хорошо известно, что в ванной комнате происходит что-то неладное! Но Прыгун врал. Не словами, потому что он делал это молча, а всем своим притворно понимающим видом. Бесы, как и некоторые неискренние люди, обожают эту коварную разновидность лжи. Но Ангел Иоанн послушал, послушал и остался невозмутим. «У, лапоть крылатый, – злобно подумал Прыгун, – ничем его не проймешь!». А в ванной происходило вот что. Юлька ухватила гибкий душевой шланг и преследовала сестру с фонтаном в руке. Та сначала визжала и спасалась бегством, а потом запрыгнула в ванну, раскрутила кран и прижала пальцами струю воды: фонтан у нее получился даже больше и сильнее Юлькиного. По стенам, по полу, по окну и даже по потолку хлестал настоящий ливень, а от бивших в окно солнечных лучей по всей ванной весело вспыхивали и тут же безмятежно угасали миллионы крохотных радуг. Девочки подняли такую возню и визг, что Жанна, чей будуар был неподалеку, проснулась от шума. – Жан!!! – завизжала она, зажимая уши. – Я здесь, хозяйка. – Жан выставил из-под кровати свою безобразную пасть и зевнул. – Что случилось? – Это я тебя спрашиваю, что случилось? Что там за детские крики на лужайке? Жан прислушался. – Это не на лужайке, это наша Юлька гоняет сестру по ванной комнате. – А, ну пусть гоняет… А то мне показалось, будто они веселятся. – Все! Кончаем водные процедуры, – объявила Юлька, когда в ванной комнате не осталось ни одного квадратного сантиметра сухой поверхности. – Выбирай себе купальный халат вон в том шкафу. – Юль, да их тут как в магазине! А это что – китайский? – Японский. Нравится? Аня кивнула, разглядывая разрисованный цветами и бабочками шелковый халатик. – Дарю! – А ты разве его не носишь? – У меня в шкафу есть еще один такой, только зеленый, с золотыми и красными драконами. Тот мне больше идет. Аня надела халат и стала оглядываться. – Ты чего ищешь, Ань? – Тряпку. Надо же тут все вытереть. – Да ну его! Таня придет, я позову ее, и она все уберет. Юлька сказала это, чтобы сделать приятное сестре: вот она позовет Таню, чтобы она за ними убрала ванную, – покажет, что она ей доверяет и тем самым угодит Ане. Но Аня молча подобрала с пола свою майку и начала ею собирать воду и потом выкручивать над унитазом. – Да брось ты это! Аня невозмутимо продолжала вытирать пол. Юлька пожала плечами, схватила полотенце и стала помогать сестре. – Ах, какие у нас воспитанные и хорошие сестры Мишины! Какие они у нас добродетельные и трудолюбивые! – приговаривала она, гоняя воду полотенцем по всей ванной. – Выжимай полотенце почаще, трудолюбивая! Погоди, я тебя еще заставлю комнату как следует убрать, если ты хочешь, чтобы я действительно к тебе на все лето переселилась. «Ага, разбежалась, торопясь, – думала Юлька, пыхтя на скользком полу, – на все лето! Завтра я от тебя, голубушка, избавлюсь на всю жизнь!». Но вслух она сказала другое: – Да, порядок там давно надо навести. Как-нибудь соберемся и наведем. – А почему не сегодня? – Сегодня мы идем гулять по острову. На это весь день уйдет. – Тогда завтра? – Не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра. – Хорошо, последний срок – послезавтра, – сказала доверчивая Аня. «И опять я тебя надула!» – ехидно подумала Юлька. Закончив уборку в ванной, девочки пошли в комнату одеваться и причесываться. Одевшись, Аня внимательно оглядела комнату и спросила: – Юль, а ты не могла бы освободить где-нибудь местечко для моих икон? – Запросто! Куда ты хочешь их положить? – Поставить, – поправила Аня. – Можно где-нибудь на полках, поближе к окну? Только тут совсем нет места… – Сейчас будет! Тебе какую полку – эту, ту? Юлька одним взмахом руки очистила полку, на которую указала Аня: на пол полетели мягкие игрушки, пара старых видеокассет, кроссовка без пары и высохший букетик ландышей вместе с пустой вазочкой. Впрочем, на полу по всей комнате валялось так много разнообразных вещей и вещиц, что беспорядка от решительных Юлькиных действий ничуть не прибавилось. Аня вынула из чемодана четыре иконы: мамино наследство – икону Божьей Матери «Всецарица», икону Спасителя – подарок бабушки, небольшую иконку преподобной Анны Кашинской и совсем маленькую, но очень ею любимую иконку Ангела Хранителя. Она поставила их на пустую полку и оглянулась на Юльку. – Юля, а ты не хочешь вместе со мной прочитать утренние молитвы? – В другой раз, ладно? – А тебе не помешает, если я стану молиться вслух? – Ну что ты! Молись на здоровье! А я надену наушники и буду слушать музыку. Аня вздохнула, отвернулась и шепотом принялась читать перед иконами утренние молитвы. Ангел Иоанн у дверей Юлькиной комнаты внимательно слушал и ждал. Рядом ежился и корчил рожи бес Прыгун, которому молитвы Анины ужасно не нравились. Вот Аня дошла до молитвы Ангелу Хранителю, и как только она начала ее читать, Ангел Иоанн решительно двинулся к двери. Прыгун рванулся было к нему, но Ангел грозно сказал: – А вот теперь прочь с дороги, темный! Будто не слышишь? Меня зовут! Бес взвыл и понесся вскачь по коридору – искать Жана или хотя бы Михрютку, чтобы пожаловаться на Аню с ее Ангелом. Хранитель встал за спиной Ани, дослушал молитвы до конца, перекрестил ее, погладил по головке и отошел к окну. Там на карнизе, голубком примостившись, сидел Ангел Юлиус, взволнованно заглядывая в Юлькину комнату. – Хорошо бы окно открыть, Аннушка, – сказал Иоанн. – Хорошо бы окно открыть, Юля, – повторила за ним Аня. – Открой, если хочешь. Довольный Юлиус уселся поудобней на подоконнике раскрытого настежь окна. – А теперь сюрприз для тебя – выходное платье в двойном экземпляре! – объявила Юлька. И показала на свою кровать, на которой лежали два голубых пикейных платьица. – Какие платья! Юля, откуда такая роскошь? – Одно мне Жанна купила на той неделе, а вчера я сама сгоняла в тот же бутик и купила точно такое же для тебя. Ну-ка, примерь! Аннушка надела платье, подошла к зеркалу и обомлела. – У меня еще никогда не было такого красивого платья! Вот бы бабушка увидела! – Класс! Тебе голубой идет даже больше, чем мне. И волосы так хорошо лежат, – сказала Юлька, тоже надевая платье. – Ты не заплетай косу – так лучше. Дура я, что волосы перекрасила: вот теперь я вижу, что светлые мне больше идут. – А ты можешь волосы в обратный цвет перекрасить? – Могу, конечно. Но тогда мы с тобой совсем одинаковые будем. – Не беспокойся, не будем. У нас все-таки лица разные. – У тебя, если приглядеться, веснушки заметны, а я свои еще в мае вывела. И вообще мне мое лицо больше нравится. – Вот и хорошо. Я своим тоже вполне довольна: лицо как лицо, не хуже и не лучше других. – Я сейчас макияж наведу, и тогда тебе со мной никак не сравниться! – Конечно. Я же краситься не стану. – А почему? – А потому. – Разве верующим нельзя краситься? – Почему нельзя? Можно. Только сами верующие обычно считают, что делать этого не стоит. – А почему не стоит, можешь объяснить? – Могу, но сейчас не хочу. – А чего ты сейчас хочешь? – Завтракать, вот чего. – Ой, и правда, уже девять! Пошли скорей вниз. – Пошли. И знаешь что, Юля? – Что? – Ты или перестань за мной ухаживать за столом, или прекрати озорничать. – Как это – озорничать? Я не озорничаю за столом, меня в лицее хорошим манерам обучают, а дома еще и Жанна воспитывает. – А кто в мою чашку перед завтраком каждый день соль насыпает? – Так ты замечала? А я думала, что ты такая неразборчивая – заглушаешь соль сахаром и пьешь. А что, очень противно? – Ты вот в свою чашку насыпь соли и попробуй, тогда и узнаешь! – А зачем же ты пила? – Я не хотела поднимать шум за столом, чтобы не огорчать папу. Он бы подумал, что ты меня совсем не любишь. Юлька едва удержалась, чтобы не сказать, что так оно и есть. – Он ведь не знает, что ты, глупенькая, просто хотела обратить на себя мое внимание, – продолжала Аня. Юлька так и задохнулась от ярости. Если бы не сознание, что впереди ее ждет освобождение от сестры, она бы не сдержалась, вцепилась бы ей в косу и оттаскала как следует. После завтрака Юля сразу повела Аню в бассейн, потом они забежали домой пообедать, а после отправились гулять по острову. По приказу Жанны за сестрами увязались Прыгун и Михрютка. Ане очень понравился обширный парк с неожиданными выходами к воде, стадион ошеломил ее своей огромностью, но особого восторга не вызвал. Она удивленно разглядывала виллы «новых русских», знаменитостей и политических деятелей, а потом вдруг спросила: – Юля, а на вашем острове есть церковь? – Нет. Но раньше была часовня. Она и теперь стоит, только в ней ничего нет. Я знаю это место. – И можешь мне показать? – Ну, если хочешь, завтра могу тебя туда сводить. Юлька ликовала: сестрица прямо своим ходом шла в ловушку! – Это очень далеко? – Да нет, не очень. Но надо одеться соответственно – не лезть же в заброшенную часовню в этих платьях. Завтра наденем джинсы и пойдем. – Чудно! Я так и думала, что должна быть церковь или часовня: странно, чтобы в старом Петербурге был остров, а на нем не было церкви. – А была церковь? – спросил Юлиуса паривший рядом Иоанн. – Конечно, была! Остров этот некогда царь Петр подарил любимой своей сестре Наталье Алексеевне, царевна и построила церковь. А еще до того островитянами был обретен в земле древний крест, оставленный первыми просветителями северных русских земель. Имена же их весть един Господь. Девочки шли по широкой улице под сенью старых раскидистых вязов. – А на острове собираются строить церковь? – спросила Аня. – А зачем она нужна? Если кому-то надо, он может съездить в центр, там полно церквей. – Странно. Неужели все эти богатые люди, которые живут здесь, такие бесстрашные? – Вовсе они не бесстрашные. Ты посмотри – заборы, закрытые ворота, охранники, решетки на окнах. – А церкви нет… – А зачем им еще и церковь? – Чтобы от зла охраняла. Бесы боятся колокольного звона. – Ну ты даешь, сестрица! Жанна говорит, что темные духи ничего на свете не боятся. – Жанна врет, а вот девчонка правду говорит, – сказал Михрютка Прыгуну. – Знаешь, Прыгун, почему я такой мелкий? От колокольного звона! Я ведь при соборе жил. До революции это тяжелое было место, зато платили хорошо. Потом те, которые без Хозяина жить решили, устроили в храме музей: хорошо-то как стало! Вместо кадила – маятник Фуко, я на нем качаться любил… Колокольный звон запретили, и все бесы такие упитанные стали. А сколько церквей взорвали, разобрали, под склады пустили! У-у, какая власть у нас тогда была! Да, было времечко, эх, не ценили мы его! Теперь не то… Вот и на этом острове того и гляди что-нибудь этакое, с крестом, построят. – Типун тебе под жвалы! – ответил Прыгун и даже еще больше позеленел от такого страшного предположения домового. По Вязовой улице, идущей параллельно Малой Невке, сестры подошли к гребному клубу, со всех сторон, кроме водной, заросшему старой сиренью. – Знаешь, – сказала Юлька, – я что-то устала. О, уже семь часов! Давай посидим на лавочке, отдохнем и пойдем домой, а завтра продолжим прогулку и сходим в часовню. – Давай так и сделаем. – Смотри-ка, мои друзья идут! – воскликнула Юлька, увидав Юрика с Гулей и Кирой, вышедших прямо из ворот клуба. – Эй, ребята! Привет! Как дела? – Порядок! – ответил Юрик. – А у тебя? – Тоже полный порядок. Гуляете? – У нас деловая прогулка: мы тут одной нашей хорошей знакомой кое-что относили. – Понятно… – Пока, сестрички! – Пока, ребятки! Юлькины друзья ушли, а за ними вскоре поднялись со скамейки и сестры. Аня ничего не заподозрила, а Юлька выяснила все, что хотела: ребята уже побывали в сарае и отнесли туда сено, спальные мешки и продукты. Теперь оставалось только письмо… Хуже обстояли дела у Бульдозера. У него была проблема – найти приличный костюм, чтобы послезавтра его беспрепятственно пустили в кафе при яхт-клубе. В поисках костюма или хотя бы пары недраных брюк с чистой майкой он уже с утра обегал всех своих знакомых. Но не много у него было друзей, имевших в гардеробе хороший костюм или даже просто вторую пару брюк, и никто из них не соглашался дать Бульдозеру на время свою приличную одежду, даже если она у них и была. С горя он уже решился на покупку собственного костюма, но денег у него, разумеется, тоже не было, а в долг… Ну подумайте сами, кто же даст Бульдозеру в долг больше, чем на бутылку водки? Разве что вовсе наивный человек, а вот уж таких знакомых у Бульдозера точно не было. В общем, положение казалось безвыходным, и к ночи Бульдозер решился на отчаянный шаг. В одном из крестовских гребных клубов служил ночным сторожем скромный старичок Вадим Кириллович Буденвайзер. Его степенный и достойный вид, холеные пышные усы, золотые очки и опрятный старомодный костюмчик удивления ни у администрации, ни у членов клуба не вызывали: многие интеллигентные пенсионеры в нынешнее время стремятся найти приработок к пенсии и соглашаются на любую работу. Если бы Бульдозер не сблизился в свое время на зоне с бывалыми уголовниками, ему бы и в голову не пришло, что благообразный старичок-сторож не денежки к пенсии прирабатывает в гребном клубе, а держит там явку для воров в законе. Старичок-паучок Буденвайзер сидел в этом неприметном уголке, а к нему сходились паутинки криминальной сети всего Санкт-Петербурга, и когда по сигналу паханов – главарей преступного мира – он дергал у себя в уголке кончик какой-нибудь паутинки, на другом конце города порой гремели взрывы и грохотали автоматные очереди. Недаром были так похожи на паучьи лапки сухонькие узловатые ручки Буденвайзера, украшенные старинным серебряным перстнем с крохотной сердоликовой геммой – отличительным знаком его роли в преступном мире. Кстати сказать, гемма эта была некогда похищена из витринной пирамидки Эрмитажа, и цена ее в долларах определялась семизначным числом. Бульдозер слышал на зоне, что через лапки Буденвайзера проходили многие и многие воровские миллионы. А кличка у него была, конечно, Буденный – в соответствии с усами и фамилией. Вот к нему поздно вечером, можно сказать, уже ночью и явился на поклон Бульдозер. – Товарищ Буденный, – воскликнул он, падая перед ночным сторожем на колени, – будь отцом родным! Выручи мелкого воришку, с тобой в одном КПЗ сидеть недостойного! – А я, голубчик, в КПЗ отродясь не сидел и сидеть не буду, – ответил ему, усмехнувшись в буденновские усы, Буденвайзер. Бульдозера он, конечно, знал, а кто на острове его не знал? Знал не только в лицо и по кличке: ему было известно даже настоящее имя бомжа, а вот это уж мало кто знал, это уже и сам Бульдозер призабыл. – И что это ты со мной, Миша, так церемонно: «Товарищ Буденный!». Ну, подумай сам, Мишенька, какой же я тебе товарищ? Гусь свинье, как известно, совсем не товарищ. Так что ты зови меня попросту – Вадим Кириллович. И на «вы», пожалуйста, если тебя не затруднит. – Как скажете, Вадим Кириллович. – Ну, веди беседу: с чем ты явился к старику Буденвайзеру? Слушая рассказ Бульдозера, старик то и дело заходился мелким старческим хохотком. – По десять тысяч зелененьких за сестру, говоришь? На круг выходит всего двадцать тысяч. Ну, это несерьезно! – Баксов, Вадим Кириллович, баксов – не рублей! – Я слышу, слышу, что баксов. Все равно несерьезно. Дети, они и есть дети. «Ну, блин, двадцать тысяч баксов для него несерьезно!» – благоговейно ужаснулся Бульдозер. – Так. Вот и чайник закипел. Сейчас мы с тобой, Миша, сядем пить чай и немного порассуждаем, подумаем. Немного – это тебе не повредит. Старичок снял с электроплитки слегка помятый алюминиевый чайник, достал стаканы, баночку прошлогоднего варенья, батон белого хлеба. – Садись, Миша, не стесняйся. Так ты где срок тянул? Минут пятнадцать Буденвайзер с Бульдозером мирно пили чай и разговаривали «за жизнь», а потом, увидев, что Бульдозер уже расслабился, старичок резко сменил тему: – Теперь, Миша, начинаем думать и вспоминать. Некая девочка по имени Юлька хочет избавиться от приехавшей в гости сестры. Вспомни, как зовут сестру? – Дак… как тут вспомнишь? А на… О, вспомнил! Аней сестру зовут. – Откуда приехала сестра? – А это… Из Пскова. Это уж я сразу запомнил: у меня кореш в Пскове живет. Я еще подумал тогда, что съездить бы надо кореша навестить, когда деньги будут… А вот они, денежки-то, и пришли! – И Бульдозер в восторге хлопнул грязной ладонью по застеленному свежей газеткой столу. – Тише, Миша, тише, – поморщился Буденвайзер. – Ты, дружок, не шуми, я этого не люблю. Теперь картина проясняется: это Митя Мишин неделю назад в город Псков за дочерью прямо со дня рождения старика Гуляровского укатил. Так, один клиент есть. Ах, детки, детки! Двадцать тысяч долларов! Даже такой простак, как Мишин, и тот не клюнет. Ну, тут мы, пожалуй, внесем корректировочку… Теперь скажи мне, Мишенька, что еще за дети там были? Ты их видел? – А то! Когда они уходили, я спецом на них глянул. Парнишку я знаю, это Виктора Сажина сынок, Юркой зовут. А девчонки… Одна рыжая… – Это Юлия Мишина, так сказать, организатор. Хи-хи! А две другие девочки? – Ну, девчонки и девчонки… Обыкновенные! – Обыкновенных девочек не бывает, но это тебе, Миша, понимать не дано. Как они выглядели? – Одна очень толстая, а другая совсем худая, как дистрофик. – Толстая и тонкая? Обе блондинки? – Вроде так… – Понятно. Имена помнишь? – Кира и вроде Галя… – А не Гуля? – Точно, Гуля! – Все теперь ясно. Одна из них единственная внучка миллионера Гуляровского, а вторая – Кира Лопухина, красавица и дочь красавицы. У Лопухиных кроме красоты ничего за душой нет, и хотя красота – э
|