Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Глава 12. Проснулась я поздно, почти перед самым началом утренних занятий





 

Проснулась я поздно, почти перед самым началом утренних занятий. Подскочила, как ужаленная, и принялась собираться в реактор. Чертыхнулась, что проспала пробежку в парке – Кристина с меня шкуру сдерет, – и запрыгала вокруг кровати в одном чулке, пытаясь на ходу вывернуть другой.

За окном искрился снег. Солнце сияло так ярко, будто его всю ночь полировали щетками и натирали золотой пыль, настроение тут же взлетело на отметку «отличное».

Внизу гремела посудой Клэр (интересно, я когда-нибудь буду успевать завтракать дома?), добродушно журя Михайло за то, что тот забрался на стол. Кот наверняка только жмурил в ответ зеленые глаза, знал, что из кухарки можно веревки вить.

Доброе утро, дом!

Одевшись, расчесавшись и наспех подкрасив глаза, я прикрыла веки и прыгнула ко входу в «реактор», чтобы через минуту узнать, что Дрейк занят и урока не будет.

 

- Вот это передашь Дэйну, – на стол легла маленькая карта памяти и фотография. – Это главный штаб, где он сейчас должен быть. Запомни это место, возможно, тебе иногда придется там бывать.

Дрейк был свеж, бодр и деловит. Вот уж кто действительно все успевает.

- Потом можешь быть свободна. Я позвоню, когда выделю время для занятия.

- Хорошо.

Значит, внеплановый выходной. Отлично! Карта тут же перекочевала в карман, а фотография в руки. В дверь постучали. На пороге стояли незнакомые представители Комиссии, ожидая разговора с начальником.

Он уже, было, повернулся к ним, когда я задала важный, по моему мнению, вопрос:

- Дрейк, можно я еще одного кота сюда перенесу?

Точеный профиль обернулся в мою сторону лишь на секунду, показав саркастично приподнятую бровь. Пауза, затем последовал короткий взмах рукой, разрешающий действовать.

Я едва не сплясала на месте джигу. Нужно мотать отсюда, пока Великий и Ужасный не передумал.

Зато Клэр теперь точно не отвертится от переезда. Дело за малым - найти рыжика.

Не успел Дрейк дойти до двери, как я, хихикая, успешно растворилась из «реактора».

 

Оказавшись в собственной гостиной, я обнаружила, что все еще держу в руках фотографию, и тут же вспомнила про карту памяти и срочное поручение. Так, рыжики потом. Сначала нужно навестить штаб-квартиру Уровня Война и его пошловато-юморного начальника - Ёжика.

Вдохнув уютный запах собственного дома, в котором хотелось, но невозможно было задержаться, я перевела взгляд на фотографию.

 

Синхронные щелчки затворов послышались вокруг раньше, чем я успела открыть глаза.

- Спокойно! – взревел знакомый голос. – Всем убрать оружие!

Оказывается, это неприятно, когда на тебя смотрят черные круглые безжизненные глазки стволов. В количестве шести штук.

Мама….

Желудок скрутился в каменный узел.

Прищуренные мужские глаза за прозрачными антиосколочными масками, бронежилеты, громоздкие перчатки, сжимающие приклады.

Эльконто быстро разомкнул круг из одетых в черно-серый камуфляж солдатов и заголосил:

- Какие люди! Господа, это наш агент! Запомнить раз и навсегда и больше никогда не наставлять оружия.

Черные глазки по его команде потупились в пол. Дышать стало легче, создалась иллюзия, что мое тело стало гораздо целее, чем было, ведь его только что не продырявили во всех тех местах, куда смотрели прицелы.

Ф-ф-у-у-у-х. Нервы тут же сделались ни к черту, захотелось присесть.

- Всем выйти, у меня важный разговор с коллегой!

Слаженный топот тяжелых ботинок по направлению к двери, шуршание жестких рукавов, едва уловимый от одежды запах гари и дыма.

Когда все вышли, Дэйн закрыл дверь и махнул рукой на ближайшие кресло, стоявшее у пульта с миллионом больших и маленьких кнопок различной формы. Дав отдых ослабнувшим ногам, я огляделась вокруг.

Полутемный штаб был довольно большим. На одной из стен висела огромная карта, по-видимому, всего Уровня - прорисовка местности потрясала детальностью. Под картой находился стол с бумагами, длинными линейками, указками и пишущими принадлежностями, несколько стульев по его бокам, коробки и ящики, на одном из которых темной металлической поверхностью поблескивала винтовка.

Но главной достопримечательностью кабинета оказался огромный, как у космического крейсера, пульт управления и широкое от края пульта и до самого потолка окно, за которым висело низкое, непривычно-темное небо.

Дэйн, как и раньше, был одет во все черное: длинный плащ, джинсы, нательная водолазка, высокие ботинки. Колечко в ухе, заплетенная косичка сзади. Усевшись в соседнее кресло и сложив ногу на ногу, он с интересом уставился на меня.

На свет была поспешно извлечена карта памяти.

- Дрейк просил тебе передать вот это.

Эльконто одобрительно крякнул и протянул руку. Кладя крохотный кусок пластика на его ладонь, я невольно вспомнила Гулливера и лилипутов. Одним из последних сейчас чувствовала себя я. Большой он все-таки, командующий штабом…

- Это очень вовремя. Но неужто это все? А пачку печенья, чтобы чаю вместе попить?

Я невольно улыбнулась.

- Печенья пока нет.

За окном в отдалении что-то грохнуло – невидимая волна шевельнула стены и ударилась в окно. Я вздрогнула и посмотрела на улицу.

Почти везде, насколько хватало глаз, черные камни, огрызки строений, пустота и дым на горизонте.

- Что это?

- Война, – Дэйн спокойно переложил длинные ноги в ботинках прямо на край пульта.

- Всегда война?

- Всегда.

- Зачем?

Он не ответил. Грохнуло еще раз, на этот раз ближе. Мне показалось, что стены заходили ходуном.

- Ой….

Эльконто подмигнул.

- Эта берлога могла бы пережить атомный взрыв. Слава Богу, мы играем оружием попроще, так что бояться нечего. Стекло не развалится, даже если в него прилетит ракета. Хотя сюда редко кто доходит живым…

Продолжая вглядываться в хмурый пейзаж, я содрогнулась. Это место точно не мой рай. Ни куста, ни дерева, только камни и дым. Здесь постоянно кто-то умирал – ощущение смерти было густо разлито в воздухе. Нехорошее место, злое, враждебное.

- Я, пожалуй, пойду.

- Не хочешь скрасить старику минуту? Вот всегда так! Хотя тебя, наверное, Дрейк по полной грузит…. Чаю-то все-таки, может, попьешь?

Он указал на стоящий в углу чайник – потертый и темный.

- Нет, спасибо.

- Ну, тогда прямо не знаю, чем тебя еще задержать. Кстати, я забыл твое имя.

- Бернарда.

- Точно.

Пятерня взъерошила платиновый ежик; бусины на конце косички звякнули.

- Кто ее тебе плетет каждое утро? – все-таки спросила я. Не сдержала любопытства.

- Да когда как, – ухмыльнулся Дэйн. – Но вообще вакансия свободная. Хочешь занять?

Я смутилась и ушла от ответа:

- Мне пора.

- Спасибо за флэшку. Заходи, как будет время. С женщинами здесь беда.

Он отсалютовал указательным пальцем и улыбнулся – большой начальник грозного Уровня, с извечной на лице маской пошловатого «котяры», которая нет-нет да пропускала на поверхность таящееся в глазах одиночество.

 

*****

 

Это была та же суббота.

Та самая, утром которой я забрала и перенесла в Нордейл Мишу. Еще минуту назад, по местному времени, он сидел во дворе детского интерната с привязанной к хвосту веревкой, ожидающий, возможно, самого худшего события в жизни. А минуту спустя и целую прожитую жизнь я стаяла у окна бывшей спальни, наблюдая за тем, как на жухлую траву ложится белая крупа.

Снег здесь еще не укрыл землю. Но уже скоро.

Оглядываться не хотелось. Спальня была вроде той же… и какой-то другой. Пустой и заброшенной. Для меня она стала бывшей, для мамы продолжала оставаться настоящей. В какой-то момент я осознала, что ощущение «чужести» распространилось не только на собственную квартиру, но и на мир вокруг.

Двор, знакомые дорожки, мусорные баки, песочница, стоящая рядом железная горка – все это было настолько же знакомым, насколько и неродным, будто бутафорские декорации из просмотренного вчера вечером фильма. Отсидел киноленту, вышел из зала и забыл все, что видел.

В спину усмехался и давил укоризненный, сквозящий в каждом движении мира взгляд: «Вернулась? Давай-давай, проваливай…. У нас тут забот хватает, нечего притворяться, что тебе интересно…»

Я раздраженно передернула плечами.

Он был прав - мне было неинтересно. Я любила мать, но больше не хотела вникать в здешние проблемы, заботы и разговоры. Не хотела залипать в эту паутину, не хотела быть поглощенной бытом. Хотела просто сделать то, что должна была, и уйти.

«Иди-иди…» - полный равнодушия ответ.

Пустая спальня, смотрящий в сторону экран монитора, отвернувшаяся к окну фиалка.

Скрипнула половица в коридоре, потом щелкнула задвижка в туалете.

Кто-то проснулся.

 

Потом был длинный день, из которого яркими пятнами выделились несколько событий. Яркими не значит приятными.

Полтора часа непрерывных поисков в интернете увенчались успехом. Кошачий приют был найден в пределах досягаемости – тридцать минут на троллейбусе, выдох на самой последней остановке. На звонок ответили: рыжие есть и даже несколько. Приехать забрать? В любое время. Взнос приюту добровольный и по желанию на поддержку и корм животным. Здесь оказалось просто.

А вот произошедшее дальше полностью выбило из колеи, расстроило намеченные планы, смазало восприятие реальности и заставило рамки привычного мира в очередной раз накрениться.

 

Завтракали на кухне вместе.

Дядя Толя порадовал всех замечательной яичницей с сосисками и тостами с джемом, я уплетала за обе щеки, не успев поесть в Нордейле. За окном летела снежная крупа, в душе царило удовлетворение от того, что Миши там больше нет. Давно.

Разговаривали обо всем: что скоро совсем заметет, что нужно принести из погреба картошки, что билеты на авиалиниях подорожали. На вопрос отчима, по какой причине мне внезапно понадобился рыжий кот, я ответила коротко: «подруга» решилась завести питомца, я вызвалась помочь с поисками. Ведь сколько животных в приютах, а как здорово одному из них дать теплый дом и сытую жизнь.

Родня одобрительно кивала: Диночка выросла доброй и отзывчивой к чужим несчастьям, чем не радость?

Чашки с чаем и печенье (совершенно не к месту напомнившее мне про Дэйна) разместились на столе, когда мама с беспокойством обронила:

- Дин, ты вроде… как-то изменилась.

Несколько секунд я сидела неподвижно, стараясь казаться беспечной, потом осторожно подняла глаза. Кто-кто, а мать всегда увидит больше остальных. На душе заскребли кошки. Как объяснять? Может, пронесет?

Не пронесло.

- Повзрослела, что ли… И внешне сильно схуднула. Ты, часом, не болеешь? Ведь вот только тебя видела – таких впалых щек не было. Никакие таблетки не используешь, чтобы вес сбросить, а то бабушка говорила, что ты собой недовольна. От пончиков отказывалась….

Бабушку эту! Полотенцем бы по попе….

Чаепитие вмиг потеряло всякую радость. От неприятного разговора не уйти, даже если сейчас замять, все равно через день-два опять поднимется. Врать – поперек горла, а объяснений, которые бы удовлетворили и успокоили, как назло не находилось.

Мамины глаза придирчиво бороздили мое лицо и фигуру, отмечая каждую возникшую на месте выпуклой дуги впадинку.

- Прямо ввалились щеки-то! Дочь, мне это не нравится… Давай, может, в больницу сходим, вдруг правда какая болезнь, вдруг это…

Она не смогла закончить предложение, не решилась. «Рак. Дочь, вдруг это рак?» - вопрошал ее испуганный взгляд. Ведь от него люди просто тают на глазах, хотя есть продолжают как обычно.

Моя растерянность сменялась отчаянием.

Тишина, повисшая в кухне, требовала ответа.

- Дин? Чего молчишь-то? Ты расскажи, если тебе какой дури присоветовали, а ты и…

И вдруг, когда уже казалось, что отчаяние перерастет в панический невроз и придется городить кучу бессвязной ерунды, неожиданно снизошло невероятное спокойствие и ощущение мощной, рождающейся где-то вглубине силы.

А еще через секунду глаза открыла древняя «сущность».

 

(Сорок минут спустя)

 

- Я не знаю, что это было! Оно уже приходило, просыпалось во мне – какое-то существо, не я…

Дрейк был беспардонно оторван от совещания, и я едва сдерживалась от того, чтобы кинуться ему на грудь «Пожалуй, объясни, поддержи…»

Он был сух, внимателен и как всегда недосягаем.

- Дальше. Бернарда, что произошло дальше.

Заломив руки, я продолжила:

- А дальше, я сказала ей спокойным таким, странным голосом, как будто не своим: «Мама, я всегда такая была. Всегда. Ты просто забыла». Только говорила это не я, это говорило ОНО! И было ощущение, что каждое слово из моего рта расходилось невидимыми кругами по воде. Сквозь людей, сквозь воздух, сквозь стены. Как такое может быть?

- Реакция мамы? – Дрейк умело вернул повествование в правильное русло.

- Мама… - я замерла, мысленно вернувшись на кухню. И сделалось нехорошо, муторно и почему-то стыдно. – Она… она просто смотрела на меня, а в глазах пусто, как у куклы. А через секунду тряхнула головой, как будто вспомнила что-то, и сказала «Да, дочь, конечно, всегда была такая. Мне показалось, наверное…» И дядя Толя… он тоже согласился. Они поверили, будто я их перепрограммировала! Как болванчики, как манекены… И закрыли тему, стали снова про другое говорить. А я даже доесть не смогла и за котом не поехала,… а сразу к тебе.

Дрейк молчал. Думал.

В том кабинете, куда он меня отвел, было пусто. Хотя, наверное, когда здесь работали представители Комиссии, все выглядело иначе: приборы из воздуха, нужные вещи под рукой, никуда ходить не нужно. Это только для меня четыре голые стены, стол и окно, а для них – полноценная лаборатория.

Подняв голову, я виновато промямлила:

- Скажи, я ничего плохого не сделала? Я ведь не изменила маму?

(Не сломала куклу?)

- Нет, – начальник вышел из размышлений и теперь смотрел на меня. – Ты изменила ее восприятие себя, ее воспоминание и тянущиеся к нему связи. Теперь она действительно думает, что ты всегда такой была.

- Но как?

Он усмехнулся:

- А вот здесь мы и подошли к самому интересному. Ведь это был не первый раз, когда «существо» внутри тебя проснулось?

- Нет. Только раньше оно просто смотрело через мои глаза и ничего не делало.

- Это «Творец», Бернарда. Это часть тебя – древняя, сильная, обладающая знанием. В большинстве случаев она всегда спит, не пробуждаясь. Именно эта сила, если научиться ее использовать, способна создавать или разрушать. А раз уж она проснулась и активно практикует, ты должна обрести над ней контроль. Иначе последствия могут быть неприятными.

Вспомнилась тишина и пустые мамины глаза, смотрящие на мои губы.

Страшно. И по-детски хочется плакать: «Помогите! Я что-то натворил! Что-то сделал… я не специально, я не хотел…»

- А если я вообще ее не хочу? Не хочу такой ответственности?

- Бернарда, она это ты. Ты не можешь не хотеть или отторгать себя, это глупо и недальновидно. Есть, значит, будешь использовать. С этого момента мы вводим в изучение основы работы с материей - ждать больше нельзя, иначе процесс выйдет из-под контроля.

Я сидела на краешке стола, переплетая замерзшие пальцы, глядя в белесый пейзаж за окном.

- Значит, я правда это умею? Умею изменять… людей… мир?

Странное ощущение: одно дело слышать чужие слова, другое – внезапно осознать самому. Почему-то казалось, что повзрослела я именно теперь, находясь в пустом кабинете, оставив сидеть в другом мире согласившуюся с тем, чего не было, маму.

Дрейк подошел ближе. Голос его прозвучал мягко – не иначе начальник знал, что мне было тяжело. А тяжело действительно было, как редко когда раньше.

- Сила наделяет властью. Власть – ответственностью. Ответственность ляжет на твои плечи грузом, не позволит, обретя могущество, совершать необдуманные поступки, глупо вершить чужие судьбы, перекраивать жизни. Это не просто, но ты научишься, осознаешь, пропустишь через себя. Не сразу, но все придет.

- Ты будешь рядом, когда это придет?

Ответ был в его глазах.

А еще в них была надежда на что-то – странное выражение, которого я никогда раньше не видела.

Несколько секунд, больше для того, чтобы отвлечься от страха, я пыталась разобрать фон начальника на составляющие, понять его настроение. А потом неожиданно для себя спросила:

- Что значит «присвоить»?

Дрейк вздрогнул. Секунда, и его глаза затопило торжество.

Он молчал и улыбался. Улыбался так, будто вытянув сложнейший экзаменационный билет, я сумела дать единственно правильный ответ.

- Ты все узнаешь в свое время. А сейчас, пока еще есть свободное время, иди за своим котом. Мне нужно вернуться на совещание.

Он обернулся уже у двери.

- Бернарда, прими ее. Ты должна это сделать.

Дверь закрылась.

Мне не нужно было объяснять, что значит «ее»: сущность, часть себя, ту самую древнюю всезнайку.

Прими….

Слиться с чужим, который давно перестал походить на человека?

Это мысль заставила содрогнуться.

 

*****

 

Грязнобокий троллейбус неспешно катился по дороге, периодически останавливаясь и хлопая дверями, впуская клубы холодного воздуха и припорошенных снегом пассажиров.

- Куда!? Что, не можете уступить дорогу пожилой женщине?

- Да вы мне выйти сначала дайте!

- А что вы тянули до последнего?…

Кто-то бубнил, толкался, неприязненно и зло смотрел на меня – молодую эгоистку, не желающую уступить теплое насиженное место старшим. Менялись руки на поручне: с морщинистых на гладкие, с гладких на мозолистые с грязными ногтями и снова на морщинистые.

Приют находился в конце пустынной неприветливой улицы за бетонной стеной, сплошь изрисованной граффити.

Спертый запах, равнодушное лицо, толстая пачка фотографий, взнос на корм.

- У вас есть своя клетка или сумка?

- Сумка?

- Чтобы донести животное домой.

- Нет.

- Еще двести пятьдесят рублей.

Я протянула купюры. И через несколько минут вышла на улицу с жесткой, наспех скроенной сумкой. В узкую щель попеременно выглядывали то рыжие уши, то розовый нос, то испуганные зеленые глаза.

 

*****

 

С важными делами было покончено. По крайней мере на ближайший час.

Спустившись на этаж, Дрейк вошел в информационную лабораторию и развернул перед глазами объемный экран Нордейла.

«Где ты сейчас?»

Настроившись на Бернарду, он послал мысленный запрос системе. Огонек засиял в одной из отдаленных точек, на окраине города. Точно не особняк. По крайней мере она уже вернулась в этот мир.

Зная, что потрясенный мозг может и скорее всего будет швыряться волнами неустойчивого настроения, Дрейк хотел лично проверить подопечную, узнать, все ли с ней в порядке. Осознание себя как Творца – это шок для любого живущего, а человеческий разум всегда с трудом вмещал новые понятия. Тем более подобного масштаба. Ей будет плохо какое-то время, неуютно и одиноко. Но это пройдет, она привыкнет и со временем увидит себя в новом качестве. Главное, не упустить тот момент, когда маленькая ладошка будет отчаянно нуждаться в поддержке и накрыть ее своей – большой и теплой.

К сожалению, пока только образно.

 

Она стояла на том же холме, на котором когда-то давно любила сидеть, глядя на ночной Нордейл. Был день, а холм, укрытый снежным одеялом, сверкал на солнце так, что резало глаза.

Бернарда стояла неподвижно, чуть ссутулившись – не женщина, а статуя, на плечи которой взвалили исполинскую глыбу. Длинные волосы развевал ветер (заметила ли она, что они отросли?), слишком легкой для такой погоды была куртка.

Погруженная в тяжелые раздумья, она смотрела прямо перед собой, но Дрейк мог бы дать голову на отсечение, что перед глазами ее был не сверкающий вдали городской абрис, а лишь внутренний мир, изменившийся, как ей казалось, слишком быстро.

Снег захрустел под его ботинками, и она вздрогнула, обернулась лишь на секунду, чтобы снова погрузиться в себя. Не спросила, зачем пришел, даже не обрадовалась.

Значит, действительно тяжело.

Дрейк подошел ближе и остановился немного позади, зная, что слова все равно польются. Через минуту так и случилось.

- Я не такая, как все они. Зачем? – голос был полон горечи. - Раньше думала, что немного отличаюсь, а теперь… Я больше не принадлежу маме, я мутант. Как возвращаться домой, зная, что скажи она что-то, и опять проявится «это»? Не хочу менять кого-то… это неправильно, неприкосновенно. Да и в чем тогда смысл? Раньше казалось, все просто: надейся на помощь сверху, проси для себя здоровья и хороших людей, надейся, что такие будут попадаться чаще, чем плохие… А теперь не нравится, так сделай плохого хорошим, а хорошего плохим. Поменяй все, как хочешь, залезь, перепрограммируй, надави, воздействуй, и будут все вокруг исключительно такими, как хочешь ты, а не такими, какими хотят быть они. И не придется больше бояться, что кто-то скажет слово поперек. Зачем бояться, когда можно сразу по голове чайником? Ткнуть невидимым словом в глаз, и вот он уже не человек, а кукла, готовая соглашаться с любым твоим словом или желанием… В чем тогда смысл?

Она засмеялась. Тихо, подавленно, безрадостно,

«Добро пожаловать в клуб», - подумал Дрейк.

Но вслух сказал другое:

- Ты не мутант. Каждый человек, родившийся в твоем мире, обладает частичкой Творца, но не каждый способен его раскрыть. Люди грязнут в суете, считают важным требуху, концентрируются на шуме и мусоре, что ежедневно плывет через их разум, забывая себя осознавать. Кто они? Зачем пришли? Что представляет собой их настоящее «я»? В извечной гонке за осуществлением желаний, которые им на самом деле не нужны, забывают, что истинное могущество обретают лишь в покое. И ты, если бы ни воля случая, продолжала бы делать то же самое: пыталась бы не отстать от других, совершая огромное количество бессмысленных телодвижений, надеясь, что конец пути все же принесет хоть какое-нибудь удовлетворение.

Она молчала. Слушала, мучительно долго решала, принять или отторгнуть его доводы и пока еще тонула в собственной беспомощности, от которой, Дрейк знал, однажды не останется и следа.

Теперь он умело плел веревочку из фраз, зная, что она выведет ее сознание из глубины на поверхность.

- То, что ты осознала собственную силу, еще не значит, что ты сумеешь ей полноценно воспользоваться. Для того, чтобы изменять других по взмаху руки, могут потребоваться годы упорной кропотливой работы, в первую очередь над собой. Способности будут крепнуть постепенно, как и твоя привычка к ним, страх уйдет. Вместе с этим придет осознание ответственности за совершенные поступки.

Скорее всего Бернарде потребуется меньше времени, но Дрейк не стал этого озвучивать. Даже недюжий талант мог быть сдержан страхом перед собственным могуществом. Слова приходилось выбирать с особой осторожностью.

Какое-то время на холме было тихо; гонял по белому ковру сверкающие снежинки ветер, над городом висела ясная глубокая синева.

- Знаешь, однажды я боялась провалить экзамен по иностранному языку… Та самая суета и шелуха, про которую ты говоришь, но тогда это все казалось таким важным, – Бернарда смотрела прямо перед собой, облекая в слова одно из своих давних воспоминаний. Дрейк поймал себя на мысли, что ему нравилось слушать – не важно, о чем шла речь, завораживал голос. – Так вот я дошла до той стадии, когда от нервов не могла ни сидеть, ни стоять, руки постоянно тряслись. В домашней аптечке удалось найти транквилизатор – сильное успокоительное, антидепрессант, не разрешенный к продаже без рецепта. Кто его туда положил? Мама? Не знаю… Перед тем, как принять пару таблеток, я внимательно прочитала инструкцию и противопоказания. Там было сказано: «Возможно появление мыслей суицидального характера…» Я тогда сильно удивилась: как могло успокоительное навести на мысли о самоубийстве? Ведь должно же быть наоборот!

Дрейк слушал, чувствуя, как пощипывает щеки мороз, глядя на понурые плечи.

- Я почти не помню, как прошел экзамен, я его сдала. А вот дорога домой была странной: я все видела, все замечала, но мне было плевать. Не знаю, как объяснить… Эмоций не было вообще, ни хороших, ни плохих, они исчезли. Я видела людей, видела машины, видела жизнь вокруг, но она меня больше не трогала. Помню, я тогда подумала, что узнай я сейчас о том, что выиграла в лотерею миллион, и мне будет все равно. Или узнай я о том, что разбилась в самолете мама, мне тоже будет все равно. Невероятно было думать такое, но я думала. Это чертово лекарство начисто выбило способность к переживаниям, и все плохое и хорошее вмиг сделалось одинаковым. И тогда я впервые пришла к выводу, что если между плохим и хорошим больше нет разницы, тогда смысла жить нет. Зачем, когда все одинаково? А после вспомнила про противопоказание в инструкции… и все поняла.

Она помолчала несколько секунд. А потом повернулась к нему лицом и взглянула в душу большими серо-синими глазами.

- Когда я подумала, что людей можно менять по взмаху руки, все снова потеряло смысл. Как тогда. Всемогущим быть противно и скучно, какой смысл творить свой собственный театр?

Дрейк улыбнулся. Она была такой наивной, такой человечной и такой притягательной. Она была первой, кто встал с ним рядом. В ту же ложу. В ту же лигу.

- …но если ты говоришь, что это не так просто, и если пользоваться этим правильно, чтобы помогать, то смысл есть?

- Конечно, есть. Законы Вселенной гораздо глубже и запутанней, и сотворить театр очень сложно. Поменять одного, это еще не поменять мир. В нем слишком много связей, мыслей, взаимодействий, информации. Это первое и ложное впечатление, что все просто.

- Если я буду учиться, я больше не буду делать глупостей как… сегодня?

- Ты научишься тонко контролировать каждое вмешательство, если оно вообще понадобится. Владеть чем-то не значит повседневно использовать это.

Депрессия сделала шаг назад. Дрейк видел это по ожившим глазам, а потому аккуратно повернул разговор в сторону:

- Ты вроде бы за вторым котом собиралась?

Ее губы поджались.

- Я принесла! И она тут же съела все из Мишиной миски и принялась носиться по дому. Моей мебели, наверное, конец…

В груди стало тепло. Дрейк и сам не понял, отчего именно, лишь почувствовал, что в воздухе разлился звон невидимых колокольчиков – присутствие чуда. Чтобы не выказать слишком много эмоций, чтобы ненароком не надавить, не навязать то, что Ди должна решить сама, он лишь сдержанно улыбнулся и посмотрел на часы.

- Я буду свободен в шесть. Не хочешь пройтись по магазинам?

- Вместе?

- Вместе. Я обещал тебе шопинг.

- Не стоит.

- Заеду в шесть.

И не дожидаясь ответа, распахнул невидимую дверь и шагнул обратно в «реактор».

 

*****

 

Все шло наперекосяк.

За Клэр я не поехала. Просто не смогла. Рыжая кошка со смаком носилась по дому. Ей, молодой, всего лишь годовалой от роду, теперь было тепло и привольно; она то и дело пыталась вовлечь в игру настороженно косящегося Мишу. Было видно, что скоро Михайлова душа не выдержит, и по дому кубарем начнут кататься двое.

Казалось бы, выходной ведь, занимайся своими делами, живи, наслаждайся, время есть, но между мной и миром вдруг выросла невидимая стена. Все казалось картонным и хрупким. Все эти знания об энергии и материи окончательно помутили голову. Неужели все можно поменять? Реальность – иллюзия? Прав был Ричард Бах?

Внутри было тяжело и равнодушно. Я и остальной мир теперь две разные категории. И это не хорошо и не плохо, так просто есть и с этого момента так будет всегда. Человек в минуты слабости всегда пытается зацепиться за что-то незыблемое, родное: любимое занятие, друзей, семью… но во мне эти связи порвались.

В «Дининой» жизни была простая, но привычная работа, был нелюбимый, но все же коллектив, была такая близкая мама и драгоценная бабушка.

В моей жизни не было ничего. Больше не было ощущения, что я чья-то дочь или чей-то друг. На любой коллектив мне было наплевать. Одиночество вдруг показалось теперь самой правильной формой существования – за какие-то несколько часов я прочувствовала его настолько хорошо, что, казалось, с блеском исполнила миссию всей жизни.

А ведь если вспомнить, если копнуть назад в прошлое, то подобный исход, наверное, не покажется неожиданным. Почему, начиная с незапамятных времен, лежа в детской постели, я постоянно повторяла про себя «Я особенная. Я отличаюсь от остальных». Зачем повторяла? Для кого? А, главное, с чего?

Когда с шести-семи лет я доросла до одиннадцати, то повторения подобной фразы стали чаще. Еще через пару лет они дополнились словами «Во мне Великая Сила». Какая сила? Кто тянул за язык, по какой причине эта фраза вызывала сладость и трепет во всем теле?

А одиночество? Была ли я хоть когда-то кому-то близка?

Нет, не так. Был ли на самом деле кто-то близок мне?

Даже если подобное ощущение появлялось, то быстро рассеивалось и больше не возвращалось. Те три парня, с которым я дружила за всю жизнь, с двумя из них даже спала, были ли они близки? Нет. Подруги со школы, института? Я не помнила даже их лиц. Тогда кто?

Я не двинулась с места даже тогда, когда за окном стемнело.

Зачем нужны таблетки, если чувства имеют тенденцию умирать и без них?

 

*****

 

- Первая серьезная проверка на прочность, и ты уже треснула по швам? Узнала о том, что можешь влиять на мир, и сунула голову в песок?

Его слова били.

Они были не просто жесткими, они были жестокими. Дрейк стоял напротив – циничный, раздраженный, невыносимый. Я вдруг поняла, почему многие его не любили.

- Я всего лишь сказала, что не в настроении для шопинга.

- Конечно! Ты просто спряталась в скорлупе: «О, мир! За что отринул ты меня?» Сидеть и жалеть себя тепло и приятно. Не правда ли? А так же гораздо проще, чем признать о себе правду и работать над развитием способностей. «Кому они нужны, если я стала такой… одинокой?» Так?

Сука.

Он знал куда давить. Сидеть в скорлупе с ним было невозможно: ухмыльнется и сядет сверху задом, не раздавит, так выдавит. Хотя направленность действий начальника была понятна: любыми средствами изгнать из настроения апатию.

Ему удавалось. Я тихо закипала.

Он же, будто не замечая произведенного эффекта, заводился все больше.

- К прыжкам ты, значит, уже привыкла. То, что твое тело перевоссоздается по желанию мысли в новом месте, это норма. Приходя в здание Комиссии, по твоей милости переименованное в «реактор», ты уже не замечаешь, что вещи возникают из воздуха, что существуют карты созданных вручную Уровней – тебе это тоже норма. Когда твоя собственная рука проходит через стол, это непривычно, неприятно, но возможно. А когда вдруг оказывается, что ты и сама можешь кое-что из этого, то выдаешь шок девственницы, которую собираются дефлорировать искусственным путем. Что это за реакция, Бернарда?!

Я молчала, сжав зубы.

- Ты хотела, чтобы твоя сила росла, ты работала над этим, ты медитировала, изучала влияние эмоций на составляющую Творца, а когда первый результат проявился, решила, что все, хватит? А то как-то неудобно кренится жизнь?

- Оставь меня в покое!

Дрейк холодно рассмеялся.

- Не сомневаюсь, что ты желаешь именно этого – захлебнуться в одиночестве. Только предоставлять его тебе я не намерен.

Я плюнула в ответ порцией яда.

- Будешь читать нотации до вечера? Потом, может, еще и спать с собой уложишь?

Он подлетел вихрем, уперся руками в диван по обе стороны от моих плечей, жесткое лицо с горящими глазами теперь было слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Крохотные волоски тут же наэлектризовались и встали дыбом.

- Если бы сумела дорасти до моих прикосновений, то уже спала бы не со мной, а подо мной. Но, может, и к лучшему, что ты решила остановиться сейчас?

- Я такого не решила!

- Докажи мне.

Он отстранился. Холодный, с сузившимися глазами, недоступный, пугающий силой и ей же притягивающий. Начальник, создатель, самый страшный человек на Уровнях. Теперь я понимала, почему его боялись.

Но они не были мной.

- Кстати, - резко изменив тон на спокойный и поучительный добавил Дрейк, - никогда и никому не позволяй к тебе относиться так, как ты того не заслуживаешь. Взрасти в себе эту планку. Если люди не понимают этого и не учатся, то без сожаления оставляй их позади. Окружи себя другими, ценящими тебя.

Я вскинулась было процедить, что в таком случаем он сам будет первым, кто пойдет «лесом», но тут же одумалась. На самом деле Дрейк относился ко мне именно так, как я того заслуживала. А часто и гораздо лучше.

Так или иначе, я вдруг поняла, что апатия моя спала. Внутри было немного злости и раздражения, немного облегчения и немного любопытства. Но жить и учиться дальше точно хотелось. К тому же напомнил о себе голод.

Дрейк стоял спиной, сложив руки на груди. Ждал.

Прочистив горло, я примирительно спросила:

- Если уж ты твердо вознамерился провести этот вечер со мной, то не можем ли мы начать его с ужина где-нибудь?

Будь я одна, поела бы дома. Но не предлагать же мужчине диетический рацион из холодильника?

Он повернулся лицом. Взгляд хмурый и тяжелый, но уже с редкими просветами в грозовых облаках.

- Буду прилежно учиться аристократическим манерам, - с готовностью заправского подхалима добавила я.

Дрейк кивнул на дверь. Собирайся, мол.

 

Прошлое имеет тенденцию забываться.

Какими бы насыщенными не были события – хорошие или плохие – со временем они тускнеют. Будто рычажки, отвечающие за яркость и цвет воспоминаний постепенно сползают с отметки со ста до нуля. А то и в минус.

Именно так помнил женщин Дрейк. Теоретически.

Тех, что теперь существовали в созданном мире, он не воспринимал, как не воспринимает собака ползающих по земле муравьев: слишком разные весовые категории, слишком разные возможности и представления о жизни, несмотря на ежедневное существование бок о бок.

Дрейк помнил, что когда-то давно, во времена его молодости, когда первостепенными задачами были не торможение процесса старения и разработки теорий о работе со временем и пространством, существовали и другие вещи: чувства, касания, ощущение скользящих сквозь пальцы волос, жар кожи, тепло и холод слов, водящий по неприкрытой душе пальцами.

Он, как и другие мужчины, не отказывал себе в близости и телесных удовольствиях, но с тех пор прошло столько лет, что имена забылись, лица расплылись, а от чувств остались только отголоски, лишь изредка показывающиеся на поверхность, чтобы быть тут же погребенными заживо отсутствием смысла существования.

Тогда, давно он так и не нашел свою вторую половину. А если бы нашел, было бы все так же, как теперь?

Навряд ли.

Так или иначе, тех женщин, с которыми он когда-то был близок, не существовало уже несколько столетий.

Но был ли смысл сожалеть о том, что могло бы сложиться по-другому? Прошло слишком много времени, с тех пор как Дрейк потерял бессмысленные надежды на возвращение былого. Потерял, как оказалось, для того, чтобы однажды с удивлением обнаружить, что эмоции имеют тенденцию не только угасать, но и возрождаться.

 

Поставив перед собой какую-либо задачу, представитель Комиссии всегда находил кратчайшие пути ее исполнения. Точность, скорость, аккуратность – наиболее действенная формула, неизменно приводящая к успеху любого мероприятия.

Задача этого вечера Дрейку была предельно ясна - не дать ценному сотруднику с высоким потенциалом зарубить собственные способности на корню. Другими словами, ни в коем случае не оставлять Бернарду в одиночестве и не позволить ей ни на минуту погрязнуть в философских размышлениях о собственной силе и ее влиянии на мир. Страх, показавший свое лицо сегодня, в тишине разовьется и выстроит плотный кокон из новых моральных устоев, запрещая действовать, дабы не навредить себе или миру. А от укоренившегося страха сложно избавиться, куда проще не дать ему развиться.

Именно этим Дрейк и занялся.

А занявшись, сильно удивился. Потому что незаметно для себя увлекся и в какой-то момент осознал, что от души наслаждается происходящим.

 

Пока ужинали в выбранном Дрейком ресторане, Бернарда задала по меньшей мере пару сотен вопросов. Это вообще было ее отличительной чертой: постоянно о ч







Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 335. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!




Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...


Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...


Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...


Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Дизартрии у детей Выделение клинических форм дизартрии у детей является в большой степени условным, так как у них крайне редко бывают локальные поражения мозга, с которыми связаны четко определенные синдромы двигательных нарушений...

Педагогическая структура процесса социализации Характеризуя социализацию как педагогический процессе, следует рассмотреть ее основные компоненты: цель, содержание, средства, функции субъекта и объекта...

Типовые ситуационные задачи. Задача 1. Больной К., 38 лет, шахтер по профессии, во время планового медицинского осмотра предъявил жалобы на появление одышки при значительной физической   Задача 1. Больной К., 38 лет, шахтер по профессии, во время планового медицинского осмотра предъявил жалобы на появление одышки при значительной физической нагрузке. Из медицинской книжки установлено, что он страдает врожденным пороком сердца....

Этапы творческого процесса в изобразительной деятельности По мнению многих авторов, возникновение творческого начала в детской художественной практике носит такой же поэтапный характер, как и процесс творчества у мастеров искусства...

Тема 5. Анализ количественного и качественного состава персонала Персонал является одним из важнейших факторов в организации. Его состояние и эффективное использование прямо влияет на конечные результаты хозяйственной деятельности организации.

Билет №7 (1 вопрос) Язык как средство общения и форма существования национальной культуры. Русский литературный язык как нормированная и обработанная форма общенародного языка Важнейшая функция языка - коммуникативная функция, т.е. функция общения Язык представлен в двух своих разновидностях...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия