Студопедия — На пути в неизвестное
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

На пути в неизвестное

Бронируйте и узнавайте о свободных днях заранее –

Некоторые дни на новогодних каникулах уже заняты!

Счастливого Нового Года!!!

На пути в неизвестное

 

Кадеты-сибиряки на канонерской лодке «Диомид»

 

«ВЕСТНИК» “Messager des cadets de Russie” #148 от 1 марта 1967 года

 

После оставления, в конце ноября 1922 года, частями Русской национальной армии (Земской Рати) города Владивостока, кадеты 1-го Сибирского Императора Александра I и Хабаровского графа Муравьева-Амурского кадетских корпусов покинули насиженные места на Русском острове, прикрывавшем со стороны моря крепость Владивосток, на судах Сибирской флотилии. Флотилия эта состояла из небольших вооруженных пароходов каботажного плавания, ледоколов, буксиров и просто катеров и была под командой контр-адмирала Старка. Через несколько дней плавания, флотилия достигла первого портового города на чужбине — Гензан, в Корее, входившей тогда в состав Японской империи.

Здесь часть старших кадет была назначена на суда флотилии для несения командной службы, так как на некоторых судах флотилии не было достаточно матросов для предположенного длительного похода. В числе девяти кадет-сибиряков — Александровцев Полиенко, двух братьев Коли и Вассы Петерсон, Доброцветова, Коли Ленко и еще трех фамилий которые ис­чезли из моей памяти, был я назначен на канонерскую лодку «Диомид». Наш «Диомид» с двумя однотипными кораблями «Патрокл» и «Улисс» составлял 2-й дивизион Сибирской флотилии. До революции корабли эти несли службу заградителей Владивостокского крепостного минного батальона, во время же гражданской войны, их вооружили каждого трехдюймовой пушкой на корме и двумя скорострельными 47 м/м Гочкисами на носу и они стали кораблями, с честью несшими свою боевую службу а теперь спасавшими нас от гибели и увозившими в изгнание, куда-то на чужую землю, для новой неведомой жизни.

Прибыв на корабль, мы явились старшему офицеру лейтенанту Штюрмеру (вып. из Морского корпуса 1916 г. ныне протоиерей Роман в Сан-Франциско), на вид очень строгому, но оказавшемуся добрейшей души человеком, хотя и очень требовательным и строгим офицером. Он нас поздравил с прибытием на корабль и сказал что теперь, для нас, окончена кадетская жизнь и начинается новая, тяжелая жизнь моряка, но он уверен, что мы с нею справимся. Затем, он передал нас боцману, поручив ему заботу о нас и обучение морскому делу, предложив нам, в случае необходимости, обращаться прямо к нему.

И вот, мы в матросском кормовом кубрике (помещении). Коек на всех не хватило и часть из нас, в том числе и я, расположились прямо на палубе. На корабле к нам присоединился еще и хабаровец Вишневский, брат командира Русско-сербского отряда полковника Вишневского, эвакуировавшегося со своим отрядом на нашем корабле. Чины этого отряда (человек 60) расположились на верхней палубе и в коридорах.

Боцман тотчас же приступил к обучению нас матросскому «ремеслу». Он объяснил нам что такое вахта и каковы обязанности вахтенного матроса, затем взял одного из нас и сразу же поставил на таковую, распределив между нами очередь вступления на вахту каждого. В кубрике, кроме нас, было еще человек десять команды: кок (повар), рулевые, сигнальщики, радисты, артиллеристы и др. В другом кубрике, на самой корме, под полуютом, помещалась машинная команда.

Прежде чем продолжать мое повествование, я опишу наш корабль, на котором нам суждено было некоторое время нести тяжелую службу матросов и перенести немалые испытания. Все три наших корабля были совершенно однотипны и мы, в силу их необыкновенного сходства по внешнему виду со старыми чугунными утюгами, называли их этим именем. С высоко при­поднятым баком и низким, сравнительно, ютом наши корабли были плоскодонными и тем самым подвержены сильной качке. Метров 40 в длину и около 8-ми в ширину, с высоким баком (носовая часть), длинной рулевой рубкой и спардеком с офицерскими каютами, вдоль которого проходил длинный коридор. Эта часть корабля возвышалась над водою метра на четыре. За каютами была одна труба и вентиляторы. На баке лебедка и шпиль для выхаживания якоря и, уже описанные, две пушки Гочкиса. Довольно длинная мачта, по бортам спасательные шлюпки и командирский 4-х весельный вельбот. Длина этой части была около 25 метров и затем она резко опускалась на кормовой срез, который был ниже верхней палубы метра на два и с него на полуют шел железный почти вертикальный трап. На этом срезе находился товарный люк, закрытый досками и затянутый брезентом, лебедка для погрузки, дверь в коридор под спардеком вела в наши кубрики и камбуз (кухня). Сейчас же за срезом был приподнятый над ним полуют, на котором стояла наша трехдюймовка. Под полуютом помещался кормовой кубрик машинной команды, вход в который был со среза.

Итак, без всякого предварительного обучения и подготовки, мы стали матросами военного корабля, мало того, стали матросами, несущими ответственную работу и одновременно обучающимися своему новому тяжелому ремеслу. Это уже не шутка... Ну, вот, скажем для примера — вахтенный матрос. Это ведь все равно, что солдат на посту! Ответственность большая, ведь в какой то степени вахтенный отвечает за безопасность всего корабля. Ну, возьмем для примера хотя бы такой случай: стоит корабль в порту на бочке, густой туман закрыл всю видимость и вдруг из него, как из молочной гущи, выплывает огромный океанский пароход и идет прямо на ваш корабль. Еще минута и ваш маленький корабль будет раздавлен гигантом, но не тут то было. Зоркий глаз молодца вахтенного во время заметил опасность. Матрос бросается к мачте и бьет в рынду (колокол, висящий на мачте). Океанский гигант меняет курс, и ваш корабль спасен — а кто его спас? Вахтенный матрос. Другой возможный случай. Ночь, все спят и вдруг на корабле вахтенный замечает огонь. Та же рында бьет пожарную тревогу. Огонь потушен и корабль спасен. Кем-же? Все таким же вахтенным.

Да и вообще много забот вахтенному и вне таких «огромных» событий. Например, во-время нужно бить склянки. Прошу читателя не моряка не впасть в заблуждение и не подумать, что в обязанности вахтенного входит битье стеклянной посуды... Нет, совсем не то. Бить склянки на корабле это нечто чрезвычайно важное. Это есть оповещение всего корабля о текущем часе. Напоминание о прошедшем времени. Один удар в рынду означает полчаса, два удара — час и т. д. а 4 двойных — есть восемь склянок, и означает четыре часа, то-есть 4, 8, 12, 16, 20 и 0 часов, по-морскому. Каждая вахта длится ровно четыре часа. Услышав пробитые склянки, каждый моряк, стоящий на вахте знает который теперь час и сколько ему еще осталось простоять. Вся жизнь корабля протекает по этим равномерным ударам склянок. Опоздает вахтенный пробить очередные склянки и вся жизнь корабля соответственно опаздывает. Немаловажная забота вахтенного и наблюдать за тем, что творится вокруг корабля. Например — не подходит ли на катере или вельботе какое-нибудь высокое начальство, которому положена соответственная встреча. Прозевает вахтенный такого начальника и вот готовы неприятности — «фитиль» командиру, а потом от него и вахтенному. Всех его обязанностей и не перечесть, потому остановимся на том, что мы рассказали и думаем, что теперь и читателю не моряку стало ясно, что за важная персона на корабле — вахтенный матрос. Все это я рассказал для того чтобы подчеркнуть что вот такая ответственная служба на «Диомиде» и была поручена именно нам, десяти кадетам. Это означало, что нам оказывают доверие, что командир и старший офицер уверены, что мы способны выполнить эту ответственную службу и мы, со своей стороны, старались во всю, чтобы оправдать это доверие.

Самая трудная вахта была, так называемая «собака» — от 12 ночи до 4-х утра. Ах, как хочется тогда спать и как приветливо манит к себе бухта свернутого каната или брезентовые чехлы с Гочкисов, снятые и аккуратно сложенные на палубе... На них и под ними так уютно и тепло... Но, нет — нас кадет не соблазнишь. Заснешь:— кто тогда будет смотреть за кораблем, за его безопасностью? Да, кроме того, непременно и влопаешься. Ведь вахтенный начальник не спит, да и сам старший офицер все время проверяет — поймает и позор для всех кадет, уже не говоря о разносе и внеочередных нарядах. Нет, брат, крепись и держи свои веки хоть пальцами, чтобы они не закрывались.

Кроме ознакомления нас с обязанностями вахтенного, боцман рассказал нам и о порядке жизни на корабле. Вся жизнь команды, так же как и в корпусе, протекает по сигналам горниста или по боцманской дудке. Побудка, утренняя молитва, завтрак, подъем флага и гюйса, авральные работы, Подъем флага и его спуск протекал с простейшей церемонией. По команде «На флаг и гюйс! Смирно!...» независимо от, того где бы ты ни был, ты становился к борту лицом внутрь корабля и поворачивал голову в сторону флага или гюйса, в зависимости от того к чему ты был ближе.. На якоре флаг поднимался на флагштоке а на походе, переносился на гафель, (на мачте). Если корабль снимался с якоря днем то перенос флага совершался одновременно, то-есть со спуском с флагштока, флаг поднимался на гафеле. Военный корабль не может быть днем без флага ни минуты. Вступая на борт корабля, каждый моряк, отдает, ему честь, снимая фуражку. Старый обычай еще парусного флота, когда почетным местом на корабле считались шханцы — средняя часть верхней палубы.

Узнали мы от боцмана и названия отдельных частей корабля и некоторые морские термины, которые значительно разнились от привычных нам в корпусе. Конечно, всю эту премудрость мы не могли запомнить сразу, многие тут же выскочили из памяти но, постепенно, по мере несения нашей строевой службы, все это достаточно прочно внедрялось в наши молодые головы.

Кроме вахтенной службы, мы несли и все прочие командные обязанности. Утром авральная (общая) чистка и приведение корабля в состояние умопомрачительного блеска — уборка. После утреннего завтрака, по боцманской дудке, нужно было пулей вылететь на «разводку на работы». Тут каждый получал себе работу — драйка палубы, надраивание медяшки, которой было полным полно на корабле, до зеркального блеска. Скатывание палубы, обмывание бортов. Кстати о чистке медяшки — это вам, братцы, не чистка пуговиц на мундире — тут целая наука, настоящая школа, как довести всю медяшку до золотого сияния. Были и другие авральные работы — погрузка трюма, выгрузка чего-либо, и.т.п. Тряска, да всех работ и не перечесть.

Ну вот и все о предварительном обучении науки моряка а теперь перейду к «обыденщине», то есть нашей повседневной жизни на «Диомиде». В один из первых дней нашего пребывания на корабле, меня с Вассой Петерсоном послали в машинное отделение. Придя туда, мы явились старшему механику, возившемуся там с машиной, и от него получили распоряжение почистить помещение, надраить железные поручни и протереть «ветошью» машину. Но, ведь не всякий же знает, что такое «ветошь» и вот, на первых же порах моей матросской жизни со мною случился некий анекдот.

Нужно сказать что матросы, к нам, кадетам относились свысока и даже пренебрежительно «вот, дескать, прислали сюда молокососов, сухопутных кадет, ну что это за моряки?» К тому же их злило благожелательное к нам отношение начальства да и к боцману, возившемуся с нами, они как-бы «ревновали». Поэтому, матросы любили подшутить над нами и вот предметом одной из таких шуток оказался я.

Однажды, меня послали помогать машинисту, чинившему паровую лебедку на срезе. Конечно, ничем я ему помочь не мог а своим любопытством и сованием носа во все надоел ему, по-видимому, до чрезвычайности и он сердито крикнул «слушай ты, кадет, беги на клотик и быстро принеси мне ветошь». Тогда, я еще не имел понятия ни что такое «клотик», ни «ветошь»,ни где этот «клотик» находится но, как только я собрался спросить машиниста что это такое клотик и где он находится, как тот крикнул «ну что стоишь? Живо, бегом!!!» Я бросился по трапу на спардек и спросил первого встречного матроса «где находится клотик?» Матрос посмотрел на меня изумленно и спросил «а зачем тебе он понадобился?» Я рассказал ему о полученном приказании и в ответ он так расхохотался, что я бросил ждать его разъяснений и помчался дальше. Чувствуя, что тут что-то неладное, я встретил одного старого матроса, хорошо относившегося к нам, кадетам и поведал ему о полученном от машиниста приказании. Матрос посмотрел на меня и, показав на набалдашник, находившийся на верхушке мачты, сказал: «видишь, хлопец, на конце мачты набалдашник? Так вот, это и есть клотик, а ветошь — это надерганные из тряпок нитки. Пойди в машинное отделение и там тебе дадут ее сколько хочешь.

Другой анекдотический случай произошел уже не со мной, я был скромным свидетелем происшествия. «Диомид» стоял ошвартованный к «Байкалу». Была дана команда отваливать. Матрос у носового швартова крикнул кадетику, стоявшему на «Байкале» «Эй ты, кадет, отдай конец!» Кадетик оглянулся вокруг и, так как никого поблизости не было, то он переспросил «это, Вы — мне?» «Ну да, тебе, а то кому другому? Отдай конец!» Малыш совсем растерялся и дрожащим голосом ответил «Ей-Богу, дяденька, не брал...» Матрос и все слышавшие это, за исключением меня, вспомнившего случай со мной самым, разразились громким смехом. Кадетик же, не понимая над чем смеются все эти матросы, еще более смутился и окончательно растерялся. Тогда матрос пояснил ему свое требование: «Ты, малец, другой конец веревки, что я держу в своих руках, сними вот с той самой штучки, на которую он одет и брось в воду. Понял?» Кадетик конечно понял и сияющий снял канат с кнехта и бросил его в воду, как сказал ему матрос.

Ну а теперь вернусь к уборке машинного отделения. Так вот, этой самой ветошью мы обтирали все части машины, снимая с них масло и грязь. Затем, по указанию старшего механика, наливали из масленки свежее масло туда, куда это полагалось. Чистили железную «ограду» из трубок, окружавшую машину но особым способом.

Наждачная бумага, сперва, рвалась на полосы и ею натирались эти трубки вдоль ее длины до белизны, а затем на равных расстояниях, сантиметров в 15, трубка натиралась этой же бумагой поперек. Получалась просто красота. Вся ограда выглядела как шахматная доска.

В Гензане мы пробыли всего лишь несколько дней, а затем перешли в следующий корейский порт Фузан, находившийся километров на 200 южнее Гензана. Оба эти городишки были небольшие и больше походили на села, чем на города. Жители их, японцы и корейцы, относились к нам хорошо. В Фузане простояли мы больше месяца и здесь-то наш боцман, пользуясь спокойной стоянкой, усиленно вдалбывал нам всю морскую премудрость. Однажды, он спросил нас: «кто из вас умеет грести?» Почти все оказались умеющими, да это и не мудрено. В Омске наш корпус стоял на берегу Иртыша и на нем была наша кадетская купальня и лодки. На Русском же острове, мы постоянно болтались вбухте Рында и Холуне и, конечно, и плавали и гребли.

На следующий день, утром, после утренней поверки, боцман, читая наряд, прочел: Марков, Полиенко, Васса Петров и Доброцветов пойдете на баркасе за провизией.» Нас это удивило, так как, обычно, за продуктами ходили чины Русско-Сербского отряда с рулевым - матросом. Мы очень обрадовались этому наряду, считая что хорошо «словчили» от утреннего аврала и, потому, быстро очутились в баркасе. Удивило нас лишь появление за рулем самого боцмана. Отвезли на берег нашего артельщика и двух солдат за закупками и собрались отдохнуть, ожидая их возвращения. Мы думали, что и боцман, собственной персоной, пойдет на берег... Не тут-то было. Он остался на баркасе и приказал нам отваливать. Отойдя от пристани, он начал нас гонять на веслах вдоль берега, изредка приговаривая, «выйдет толк!» Заморил он нас изрядно, так что мы вернулись на корабль с высунутыми языками — вот тебе и «словчили...»

Наутро, после скатки палубы, боцман позвал нас четырех и сказал: «ну, ребята, после обеда будете учиться грести на командирском вельботе». Эта весть нас не очень-то обрадовала, тем более что, после вчерашней гонки, все тело болело, а тут опять — гонка; ну нет, уж лучше обыкновенная работа но, на военной службе, возражать не приходится а потому, после обеденного отдыха, по боцманской дудке, мы пошли к вельботу. Но, нужно сказать, что это было только в первый день нашего ученья. Впоследствии, мы уже с радостью бежали к шлюпбалкам, на которых висел «наш» вельбот и готовили его к спуску. Греблю мы полюбили и, на ученье, старались во всю, чтобы не ударить лицом в грязь, ибо все знали что на вельботе гребут кадеты. Разве можно было перед всеми осрамить наш Александровский погон? Нет! и мы старались изо всех сил. Да и пронестись перед флагманским кораблем «Байкал» на котором находилось все корпусное начальство, оркестр, семьи воспитателей и много младших кадет, с завистью, и восхищением, следивших за нами — ведь это тоже что-то значило?!!

Ну вот, подбежав к вельботу, мы снимали брезент, его покрывавший и осмотрев все ли в порядке, разворачиваем его в сторону залива и приготовляем к спуску. Двое становятся в вельботе и следят чтобы при спуске он не толкался о борт. Двое других травят (спускают потихоньку) тали, на которых он висит. Когда он коснулся воды, двое кадет бывших на талях, спускаются в вельбот и, отдав тали, то есть освободив его от связи с кораблем, закрепляют их и подводят шлюпку к левому трапу. Здесь к нам в вельбот садится боцман, все занимают свои места на банках (скамейках) и начинается ученье. Перед началом его, боцман нас предупредил что со всех кораблей будут следить за нашим ученьем и нас критиковать а потому мы должны стараться исполнять всё его команды точно и без задержки.

От зоркого глаза вахтенного сигнальщика ничто не укроется и обо всем он немедля докладывает, скучающему на стоянке, вахтенному начальнику. «Господин мичман, на «Свири» вельбот спускают» и вот все бинокли со всех кораблей направляются на «Свирь». Для чего спускают? Ну и конечно ничто не укроется от зоркого наблюдения этих биноклей и все ваши действия обсуждаются и критикуются во-всю. «Ну и рохли!!! Смотри там неровно травят. Ан! За борт задели... А! Они идут на ученье, ну, посмотрим, чьи лучше наши или их?» И тут начинается суждение о достоинствах и недостатках обучаемых. — «Лихо отвалили»...

«А второй –то, на вельботе, щуку поймал»... и т. д., словом, разбирают вас по косточкам. Зная все это, мы старались вовсю. Во-первых, — чтобы не подвести наш «Диомид», и во вторых, мы знали саркастическое отношение матросов к затее боцмана сделать из нас настоящих гребцов. Мы хотели «утереть нос» нашим критикам и потому старались как могли.

Наступает момент... мы готовы... команда боцмана «отваливай» и мы отталкиваемся от корабля. «Разобрать весла» следует команда, по которой мы берем каждый свое весло, лежащее вдоль борта вельбота на банках, вставляем уключины и в них весла, держа их горизонтально над водой, с повернутыми параллельно воде, лопастями. «На воду!» — Плавно, враз с за­гребным (сидящим на первой банке от рулевого), вытягиваем руки вперед, с одновременным наклонением тела до последней возможности, занеся лопасти весел к носу. «Рраз...» быстро поворачиваем лопасти перпендикулярно к воде и опускаем их в нее, одновременно начиная гребок и притягивая вальки весел к себе и тем двигая лопасть в воде к корме. Это движение производится, сперва, сгибанием рук к телу и затем, отклонением всего тела назад, почти что до лежащего положения. Беда гребцу, если он, опуская лопасть в воду, резко рванет весло, лопасть выскочит из воды и незадачливый гребец, потеряв точку опоры, полетит на дно вельбота... Закончив гребок, поворотом кистей рук, выбрасываем лопасть весла из воды, одновременно, поворачивая ее параллельно воде опять занося, одновременно следя за лопастью загребного. «Рааз...» и все начинается сначала.

Команда «навались...» означает что нужно напрячь все силы и грести, не жалея себя. «Суши весла...» означает что надо, окончив гребок, поставить весла перпендикулярно к вельботу, лопастями горизонтально к воде. «На воду...» — значит начинай грести. «Шабаш...», закончив гребок, тяни весло вдоль борта и укладывай его на место. «Правая — на воду... левая — табань» означает, что рулевой решил повернуть шлюпку круто влево или при обратной команде — наоборот. Если же подана команда просто «табань!» что значит, что все гребцы должны начать грести в обратную сторону, давши шлюпке, как бы, ход назад.

Вот и вся премудрость знаний гребца... Кажется — очень просто? На самом же деле это стоит много пота, сил и крови из растертых в кровь ладоней, пока на натрутся настоящие мозоли. Кроме гребли, нужно было узнать еще много новых вещей, например, как подвести вельбот к кораблю? Это не так уж просто, как вам кажется, дорогой читатель. Подходить к кораблю нужно непременно «лихо», для чего, прежде всего, подается команда «навались...» и тут ты отдаешь последние свои силы. Налегаешь на весла так что они гнутся и вельбот стрелой несется прямо на корабль, как будто рулевой хочет его протаранить или разбить об его борт свой вельбот. Перед самым кораблем, рулевой командует «шабаш...», кладет руль на борт и вельбот, придерживаемый гребцом № 4, «баковым», как вкопанный останавливается у трапа. Такой подход вельбота к кораблю считался у нас особым шиком. Начальство полагалось «подвозить» к правому, парадному трапу ну а для нашей братии достаточно было и веревочного шторм-трапа, спущенного со среза по борту корабля.

Чтобы отойти от корабля тоже нужна была сноровка. Нужно было так оттолкнуться чтобы разом можно было вставить весла в уключины и по команде «на воду» с места взять полный ход. Это тоже был наш «своеобразный» шик.

Не так просто и, вернувшись с ученья, подвести вельбот под тали, заложить их и поднять шлюпку на палубу. Для этого, два гребца, быстро закрепив тали на вельботе, по ним же поднимаются наверх, и затем ровно вытягивают его на палубу. Не дай Бог перекосить тали во время вытягивания — будет вам «на орехи» и от боцмана и от вахтенного начальника, а то, если увидит, то, не приведи Бог, и от самого «старшого».

Наконец, вельбот на своем месте, он обтерт сухой ветошью, положены найтовы (крепления), он аккуратно покрыт брезентом и мы, со спокойной совестью, можем ждать самого лучшего, самого изумительного судового сигнала «Бери ложку, бери так... Если нету — хлебай так...» По этому сигналу, сыгранному на трубе горнистом, мы бежим бегом в камбуз (кухню), получаем свою порцию и быстро ее съедаем. Небольшой отдых и снова работа, снова служба, снова учение матросскому делу. «Это вам не кадетский корпус», часто слышали мы от матросов и от кое-кого из младшего начальства и мы старались доказать всем этим «критикам» что матросская наука ничуть не труднее кадетской.

Итак, однажды, после двухнедельного обучения гребле, как-то после обеденного отдыха, мы услышали боцманскую дудку и его, громоподобный голос: «Кадетская четверка к вельботу!» Мы были совершенно озадачены этим вызовом и никак его не ожидали. Ученье было окончено перед обедом и, невольно, закрадывалась мысль — не оставили ли мы чего-нибудь в безпорядке?» Будет тогда нагоняй... Бежим к вельботу, боцман уже там и командует «спустить вельбот» и затем, поясняет: «повезете командира к адмиралу. Да смотрите не осрамитесь...» Вот тебе и раз... Так без подготовки и сразу экзамен!!! Неужели осрамимся? Осрамим наш белый Александровский погон? Посрамим нашу кадетскую четверку? То-то будет тогда издеваться матросня и над нами и над боцманом... Ну нет, мы без боя не сдадимся и не дадим посрамить себя перед целой Сибирской флотилией. Итак, смелее «один за всех и все за одного» и «Сибиряк преград не знает, на пролом всегда идет...»

Спуск вельбота прошел без сучка и задоринки. Подвели вельбот к правому трапу. Свисток вахтенного, команда «смирно» и командир спускается в шлюпку. Садится за руль. На лице его недоверие — «вот выдумал же боцман...» Отваливаем от корабля и, по команде «на воду» как один наваливаемся на весла, так что они гнутся и вельбот стрелой полетел к «Байкалу». Остро чувствуем на себе взоры всей флотилии и особенно нашей кадетни, сидящей по разным кораблям. Как опытные гребцы подходим к правому трапу адмиральского корабля, замираем и вдруг слышим: «спасибо, кадеты. Не ожидал. Гребете как настоящие матросы. Спасибо.» «Рады стараться господин Капитан» прогремел радостный громкий ответ. Ура... мы не посрамили нашей кадетской четверки… Ура… мы выдержали наш экзамен на гребцов, теперь уже наша матросня прикусит языки. С борта же «Байкала», на нас смотрела наша кадетня и «звери» и мы чувствовали, что они гордятся нами. Ожидаем командира, отойдя от корабля, затем снова подходим, берем его на вельбот и так же благополучно и блестяще доставляем его обратно, получили уже у борта «Диомида» громкое и по-видимому намеренное повторное «спасибо кадеты. Гребете отлично», так что вся команда, находившаяся на палубе, слышала и поняла, что мы теперь гребем не хуже их. Читатель не может себе представить, как мы были счастливы такому окончанию нашего экзамена, а тут еще благодарность от, задравшего нос, учителя-боцмана и освобождение от дальнейшего суточного наряда. Таким образом, мы и тут показали, что и вне стен кадетского корпуса, кадеты не пропадут и сумеют от­личиться даже в трудной морской науке.

Два самых младших члена нашей маленькой семьи были назначены обучаться сигнальному делу. Это тоже почетное и ответственное морское ремесло. Сигнальная рубка на «Диомиде» находилась над штурвальной и в ней постоянно находился вахтенный сигнальщик, наблюдающий за всем что происходит на рейде и, в особенности, за адмиральским кораблем — не отдаст ли какой-нибудь приказ флагман? Прозевает такой сигнальщик вызов — срам для всего корабля а заметит и ответит первым — будет молодцом.

Способов сигнализации у нас было три: семафор — это передача и прием сигналов движениями рук, в которых находятся цветные флажки. Каждый взмах, каждое положение двух рук означает какую-нибудь букву из которых принимающий сигнал составляет слова и фразы. Другой способ сигнализации — сигнализация флажками, подымаемыми на рее причем каждый флажок обозначает определенную букву а комбинация двух или трех букв, обозначает определенную фразу, находящуюся в большой сигнальной книге. Все такие флажки свернутые и перевязанные тонким линем лежат в определенных клеточках специального ящика. Завязаны они так что стоит только потянуть за конец линя и флажок моментально разворачивается. При подъеме сигнала на адмиральском корабле, все корабли отвечают подъемом флажка, означающего «ясно вижу». Флажок этот поднимается до половины мачты и в это время сигнальщики быстро отыскивают значение адмиральского сигнала в книге и как только найдут — подымается сигнал «ясно вижу» до места, то-есть до верху. Это своего рода состязание для кораблей к быстрому исполнению всех распоряжений адмирала и каждый корабль хочет разобрать сигнал первым чтобы заслужить похвалу адмирала. Вот поползли на флагманском корабле вверх три свертка флажков, уже все глаза сигнальщиков устремлены на них и в момент, когда, невидимый для глаз, рывок руки развязывает лини, связывающие флажки и они разворачиваются паря в воздухе во всей своей красоте, сигнальщик уже держит в руках книгу и быстро перелистывая страницы, ищет значение сигнала. Возьмем для примера что на мачте адмиральского корабля развевается сигнал «Адмирал приглашает командиров». Не успел еще сигнальщик поднять до места флажок «ясно вижу», как уже раздается боцманская дудка, вызывающая гребцов на командирский вельбот и пошла «гонка». Все работает как часовой механизм, не надопонукать, всем решительно совершенно ясно что наш командир должен приехать первым ну вот «рвут» и работают изо всех сил. Наконец, вельбот спущен, подан к трапу, командир на руле, короткая команда «на воду» и пошла потеха. Гребцы наваливаются изо всех сил и вот у нас раздается «ура» — наш вельбот подошел первым к трапу адмиральского корабля.

Должен сказать что во всем что касалось, с морской точки зрения, «чести корабля» — все у всей команды было совершенно ясно и незыблемо: «наш» корабль должен быть чище, исправнее и вообще, во всех смыслах, лучше и блестящее других.

Быть всегда — первым,в этом и заключается несложная этика морского дела и службы.

Однажды, за несколько дней до нашего ухода из Фузана, на флагманском корабле был поднят сигнал: «кораблям приготовиться принять депешу». Это означало, что депеша будет длинная, были вызваны на мостик дополнительные сигнальщики, дабы не ударить лицом в грязь и во время ответить на депешу. Итак, на нашем «Диомиде» на мостике два кадета сигнальщика и в помощь им еще один матрос. Вот поползли по мачте адмиральского корабля свернутые комочки флажков. Вот они дошли до места, развернулись, сигнальщики все ушли в свою огромную книгу и вот у нас первых взвился до места флажок — «ясно вижу». Далее — ответ и мы снова первые, командир, старший офицер, да и мы вся кадетня сияем от восторга. И снова благодарность «Диомиду» от адмирала за «блестящую работу сигнальщиков». Читай весь флот и знай — кто лучший!

Вернемся к вопросу о сигнализации «вообще». Есть еще третий способ сигнализации — ночной. Ночью флагов не видно а связь должна продолжать поддерживаться и вот, для этой цели, на клотике (верхушке) мачты прикрепляется электрическая лампочка а в сигнальной рубке помещается ключ для работы по азбуке Морзе. Нажмешь его — лампочка загорится, от­пустишь — гаснет. Всем ночью виден свет мигающей лампочки а потому и разговаривать можно. Продержишь три счета нажатым — это значит «тире». Продержишь один счет — «точка».

Кроме этих трех видов сигнальной связи между кораблями была еще и радиосвязь но ее имели далеко не все корабли, и в те, отдаленные времена, связь эта была еще чрезвычайно несовершенна.

Несколько дней спустя, командиры были вызваны к адмиралу и, вернувшись на «Диомид», командир сообщил, что эскадра идет в Шанхай и что завтра начнется угольная погрузка и не только в угольные ямы но и во все запасные трюмы, которые надлежит освободить немедленно. Опять нечто новое в нашей «марсафлотской» жизни. Сняли брезент и доски с трюмов и закипела работа лебедок, подымавших или опускавших различный товар. Только и слышалась команда «выбирай» (подымай к верху) или «трави полегоньку», то-есть спускай вниз. Таким порядком, мы очистили весь кормовой трюм и загрузили его запасным углем, не поместившимся в угольные ямы. Скатили палубу, вымыли, надраив ее до обычного, зеркального блеска и снова авральная работа по приготовлению корабля к дальнему переходу, через бурное Китайское море.

Нужно было «принайтовить» (привязать) все предметы - рисковавшие при качке начать прогулку по палубе или внутри, корабля, особо тщательно «задраить» (закрыть) все иллюминаторы и щели, способные пропускать воду при качке. Засим, нужно было, сняв чехлы с орудий, густо смазать салом все непокрашенные места и снова закрыть их чехлами наглухо. Проверить спасательные шлюпки, пожарный инвентарь, пробковые пояса, наконец, запастись провизией и питьевой водой. После всего этого, оставалось только ждать сигнала флагмана — «сняться с якоря».

И вот, ненастным декабрьским утром 1922 года, прозвучала боцманская дудка и, после нее сиплый его бас гаркнул: «все наверх с якоря сниматься». По этому приказанию, команда, как и кадеты, пулей вылетели на палубу, хотя в съемке с якоря мы, кадеты, участия и не принимали. Тут вся работа лежала на старой опытной команде. На баке вытягивали из воды якорь, непрерывно поливая его и якорный канат водой из шланга, дабы отмыть малейшие следы грязи и ила, налипшие на них во время долгой стоянки на рейде. Автоматически, канат уходил в дыру в палубе и далее, в так называемый, «канатный ящик». Там другие матросы, аккуратно укладывали его на место, дабы при последующей съемке с якоря, он не запутался бы и не «заел». Наконец, якорь показался из воды, следует короткая команда командира «малый вперед» и наш «Диомид» разворачивается носом к выходу, посте­пенно увеличивает ход и, вступая в кильватер переднему кораблю (мателоту) выходит из Фузанской бухты. Дует ветер и моросит назойливый дождик…Куда ведет нас судьба дальше?

Согласно приказа адмирала, эскадра наша следует по дивизионно вдоль корейского берега к югу. К нашему дивизиону, состоявшему из флагманского «Диомида», «Патрокла» и «Улисса», прикомандирован маленький портовый катер «Страж». Как и все корабли нашего дивизиона, он не обладал большим ходом и мог идти с нами спокойно, не задерживая нас и не отставая. Невольно страшно делается за него — как это малыш сможет сделать весь поход, проходя, зачастую совершенно открытым и бурным морем? Вот и сейчас, на самых обычных волнах, он прыгает как пробка а что же будет дальше?

Наш дивизион покинул Фузан последним и, выйдя в море, мы увидели вдалеке, на горизонте японский крейсер, шедший параллельным нашему курсом. Вскоре, мы отстали от эскадры, ушел вперед и японский крейсер и наша «четверка» продолжала одна свой путь к Шанхаю. Корабли наши шли в порядке, указанном выше а «Страж» держался на правом траверзе «Диомида».

К вечеру корейский берег исчез и мы оказались в открытом море. Ветер крепчал и барометр резко падал. Надвигался тайфун. Выдержат ли его наши плоскодонные суда? Вот в чем вопрос... И вот, в полночь, тайфун обрушился на нас со всей своей силой. Наш корабль весь дрожал от напора в борьбе с разгулявшейся стихией и летал, как щепка, с волны на волну. Но нам невольно становилось легче, глядя на «Страж», буквально исчезавший в волнах и вновь появлявшийся, в 50 метрах, вправо по нашему борту. Каждый раз за него становилось страшно — вынырнет или нет?... Наш форштевень резал волны, которые перекатывались через наш срез и даже верхнюю палубу.

3 или 4 человека из Русско-Сербского отряда, неподдавшиеся качке, были отправлены на помощь в кочегарку, остальной же отряд буквально, лег костьми в коридорах и переходах нашего «Диомида».

Тяжко было кочегарам. Нужно было все время держать нужное давление пара, чтобы дать возможность машине бороться с ветром, иначе корабль повернется и мы погибли.

Как это ни странно но из нас, кадет, никого не укачало. Да, правду сказать, укачиваться то и было некогда. Работы было уйма: там надо было закрепить разболтавшийся от качки баркас, там ветер сорвал брезент, прикрывавший что-то — нужно было натянуть и завязать, постоянно надо было откачивать воду из трюма, причем только ручными помпами, так как паровую не употребляли, желая сохранить весь пар для машины, что было для нас вопросом жизни и смерти. Да и за «безчувственными телами» тоже надо было смотреть... Того и гляди унесет кого-нибудь за борт. Днем, шторм дошел до 11 баллов. Страшно было смотреть на вздымавшиеся горы воды, свист ветра заглушал голоса и приходилось кричать во всю мочь, чтобы быть услышанным. Мы были мокры насквозь. Во всех помещениях, в кубрике, в каютах была вода, переливавшаяся с борта на борт и тем усиливавшая качку. Эту воду мы пытались собирать в ведра и выливать за борт, но это был труд безконечный, потому что она появлялась вновь. В конце концов, мы бросили эти безплодные попытки. Был день но было так мрачно, как будто бы была светлая ночь, стихия хотела совладать с человеком и его игрушками-кораблями но это ей не удавалось и даже наш кильватерный строй не был нарушен. За нами, во мраке, был по прежнему виден «Улисс»,а за ним, мы знали, следовал «Патрокл». На правом же траверзе прыгал и летал по волнам наш маленький «Страж».

Неожиданно, с правого борта, появилась большая китайская шаланда с двумя сломанными мачтами. Ветер, с огромной быстротой гнал ее на нас. Столкновение в этих условиях влекло за собою неминуемую нашу гибель. Но, командир во время сделал рискованный поворот в сторону ишаланда пронеслась куда-то за нашей кормой. Помочь ей мы ничем не могли. Осталось только перекреститься и попросить у Господа Бога помощи шаланде с ее экипажем.

В полдень, пришла печальная весть из кочегарки. Угля осталось часа на два-три похода. Кончится уголь — станут машины и мы погибли. Уголь есть в трюме на срезе, который поминутно заливается водой но... делать нечего. Уголь должен быть доставлен из трюма в кочегарку. Это вопрос жизни




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Все новогодние каникулы без повышения цен! | Кондак 5. Клуб православной семьи: http://vk.com/club43902602

Дата добавления: 2015-10-01; просмотров: 330. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Тема 2: Анатомо-топографическое строение полостей зубов верхней и нижней челюстей. Полость зуба — это сложная система разветвлений, имеющая разнообразную конфигурацию...

Виды и жанры театрализованных представлений   Проживание бронируется и оплачивается слушателями самостоятельно...

Что происходит при встрече с близнецовым пламенем   Если встреча с родственной душой может произойти достаточно спокойно – то встреча с близнецовым пламенем всегда подобна вспышке...

Шов первичный, первично отсроченный, вторичный (показания) В зависимости от времени и условий наложения выделяют швы: 1) первичные...

Предпосылки, условия и движущие силы психического развития Предпосылки –это факторы. Факторы психического развития –это ведущие детерминанты развития чел. К ним относят: среду...

Анализ микросреды предприятия Анализ микросреды направлен на анализ состояния тех со­ставляющих внешней среды, с которыми предприятие нахо­дится в непосредственном взаимодействии...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.013 сек.) русская версия | украинская версия