Пища Богов 43 страница

Интерпретация

Заметив что-то непривычное, мы сразу же должны дать этому событию интерпретацию. Представьте себя в комнате, наполненной дымом. Вы встревожены, но не хотите ставить себя в неловкое положение и суетиться. Вы оглядываетесь на других. Они выглядят спокойными, безразличными. Считая, что все, видимо, в порядке, вы пожимаете плечами и возвращаетесь к работе. Затем другой из присутствующих замечает дым и, видя ваше явное спокойствие, реагирует подобным же образом. Это ещё один пример информационного влияния. Каждый человек судит о реальности по поведению других.

То же произошло и в описываемом эксперименте (Latane & Darley, 1968). Когда те, кто работал в одиночестве, замечали дым, они обычно в течение какого-то мгновения колебались, затем вставали, подходили к вентиляционному отверстию, принюхивались, разгоняли рукой дым, вновь проявляли колебание, а затем отправлялись сообщить о происходящем. Яркий контраст такому поведению являли группы из трех человек, не двигавшихся с места. Из 24 человек в восьми группах только один человек сообщил о дыме через четыре минуты после его появления (рис. 27-2). К концу шестиминутного эксперимента дым был настолько густым, что почти ничего не было видно. Участники эксперимента протирали глаза и кашляли. Тем не менее только в трех из восьми групп нашлось хотя бы по одному испытуемому, который сообщил о возникшей проблеме.

[Количество сообщивших о дыме, Работавшие в одиночку, Группа из 3-х человек, Время от начала задымления, минуты]

Рис. 27-2. Эксперимент с комнатой, заполненной дымом. Дым, проникавший в комнату, где проводился эксперимент, быстрее заметили те, кто работал в одиночестве, а не в группе из трех человек.

В равной степени интересным было и то, что пассивность людей отразилась на их интерпретации происходящего. Что стало причиной дыма? «Поломка в системе кондиционирования воздуха», «химические лаборатории в здании», «трубы отопления» и т. д. Они предложили множество объяснений, но ни один не сказал: «пожар». Эта экспериментальная дилемма схожа с теми, с которыми сталкивается каждый из нас. Дикие вопли за окном – что это? Просто дурачество или же отчаянные крики человека, подвергшегося нападению? А мальчишеские потасовки? Что это? Дружеская буза или жестокая драка? А человек, тяжело опустившийся в дверях? Он что – уснул или же серьёзно болен? Наверняка именно этот вопрос вставал перед теми, кто проходил мимо Сидни Брукинс (Goleman, 1993). Брукинс, получившая сотрясение мозга, умерла после того, как в течение двух дней пролежала у входа в один из многоквартирных домов Миннеаполиса.

Принятие на себя ответственности

Неправильная интерпретация – не единственная причина возникновения эффекта очевидца – отсутствия действий со стороны очевидцев, столкнувшихся с неоднозначной неожиданностью. Те, кто видел и слышал, как Китти Дженовезе умоляла помочь ей, правильно интерпретировали случившееся, но свет и силуэты людей в соседних окнах подсказали им, что и другие видят то же самое. Это охладило желание предпринимать какие-то активные действия.

Некоторые из нас оказывались свидетелями совершающегося убийства. Но все мы медлили и не спешили на помощь, когда рядом присутствовали другие. Проезжая мимо автолюбителя, оказавшегося в затруднительном положении, мы скорее окажем помощь тому, кого увидим на сельской дороге, а не на шоссе. Чтобы понять причину бездействия очевидцев в явно критической ситуации, Дарли и Латане (1968) воспроизвели драму Дженовезе. Они оповестили студентов Нью-Йоркского университета, что при обсуждении проблем университетской жизни они могут пользоваться внутренней радиосвязью и поэтому им не обязательно собираться в общем зале. Они обещали студентам, что никто ничего не узнает и за ними не будут подглядывать. Студенты стали по очереди рассказывать о своих проблемах. Неожиданно в их разговор вмешался человек (это был экспериментатор), который, с трудом выговаривая слова, стал умолять оказать ему помощь, поскольку у него случился сердечный приступ и ему очень плохо.

Из тех, кто считал, что, кроме них, никто этого не слышит, 85 % покинули свои помещения и бросились звать на помощь. Из тех же, кто считал, что просьбы слышали ещё четыре человека, только 31 % отправились помогать. Были ли апатичны и безразличны те, кто никак не отреагировал на происшедшее? Когда экспериментатор пришел сообщить об окончании эксперимента, он не смог найти ответа на этот вопрос. Большинство участников сразу же выразили обеспокоенность. У многих дрожали руки и вспотели ладони. Они были уверены, что произошло что-то чрезвычайное, но не знали, что делать.

После экспериментов в комнате с дымом Латане и Дарли попросили участников ответить на вопрос: повлияло ли на их действия присутствие других людей? Мы знаем, что часто это оказывает очень сильное влияние. И тем не менее почти все испытуемые начисто это отрицали. Каков был их типичный ответ? «Я знал о присутствии других, но, даже если бы их не было, я поступил бы точно так же». Такой ответ подтверждает известное правило: зачастую мы не знаем, почему делаем то, что делаем. Эксперименты, подобные описанным выше, разоблачают наши заблуждения. Исследования поведения очевидцев, остающихся в стороне при реальных чрезвычайных обстоятельствах, вряд ли выявили бы эффект очевидца.

Эти эксперименты вновь подняли вопрос об исследовательской этике. Этично ли заставлять сотни пассажиров метро смотреть, как кто-то падает без сознания? Этично ли поступили экспериментаторы, когда, прервав разговор студентов, разыграли сцену с сердечным приступом? Стали бы вы возражать против участия в подобном эксперименте? Обратите внимание, что в данных обстоятельствах было бы невозможно получить ваше «письменное согласие», так как в противном случае пришлось бы разрушить весь эксперимент.

В защиту экспериментаторов можно сказать то, что они всегда были очень внимательны к участникам после окончания эксперимента. Объяснив суть эксперимента с сердечным приступом, экспериментатор просил участников ответить на несколько вопросов о своем отношении к произошедшему. Абсолютно все заявили, что поверили в подлинность ситуации, а также то, что они не против принимать участие в подобных экспериментах и в будущем. Ни один из участников не сказал, что сердит на экспериментатора. По сообщениям других исследователей, подавляющее большинство участников подобных экспериментов впоследствии заявляли, что считают свое участие в них не только полезным, но и этически оправданным (Schwartz & Gottlieb, 1981). В экспериментах, проводившихся в реальных условиях, если «пострадавшему» не оказывалась помощь, то это делал его «сообщник», убеждая таким образом очевидцев происшедшего, что проблема решена.

Помните, что социальные психологи имеют двойные обязательства: защищать участников экспериментов и в то же время улучшать жизнь людей, обнаруживая факторы, которые влияют на их поведение. Такие открытия могут предупреждать нас о нежелательном влиянии и демонстрировать, как мы можем оказать положительное воздействие.

Этические принципы социальных психологов представляются следующими: в первую очередь помнить о благополучии участников эксперимента, во вторую – о своей ответственности перед обществом, выражающейся в необходимости проводить подобные эксперименты.

Будет ли знание факторов, сдерживающих альтруизм, уменьшать их влияние? Эксперименты Артура Бимана и его коллег, в которых принимали участие студенты университета Монтаны (Arthur Beamen & others, 1978), показывают, что, как только люди осознают, почему присутствие других людей удерживает их от оказания помощи, они становятся более отзывчивыми в любой ситуации.

Исследователи прочитали группе студентов лекцию о том, как бездействие окружающих приводит к неправильной интерпретации чрезвычайной ситуации и искажает чувство ответственности. Остальные студенты слушали в это время другую лекцию или вообще занимались чем-то иным. Две недели спустя студенты (а вместе с ними и помощник экспериментатора) проходили мимо человека, упавшего с велосипеда. Из тех, кто не слышал лекции об оказании помощи, лишь четвертая часть остановилась, чтобы предложить упавшему помощь; среди прослушавших лекцию таких оказалось вдвое больше.

После прочтения этой главы, вы, возможно, тоже изменитесь. Если вы теперь понимаете, что влияет на отзывчивость людей, останутся ли ваши установки и ваше поведение прежними? По странному совпадению, после того как я написал последний абзац, ко мне заглянула моя бывшая студентка, в настоящее время живущая в Вашингтоне, округ Колумбия. Она рассказала, что недавно оказалась в потоке пешеходов, проходивших мимо человека, лежащего без сознания на тротуаре. «Я вспомнила о занятиях по социальной психологии, на которых вы объясняли, почему люди не оказывают помощи в подобных ситуациях. Затем я подумала, что если сама пройду мимо, то кто же ему поможет?» Девушка позвонила по телефону экстренной помощи и решила до прибытия врачей оставаться с пострадавшим. К ней присоединились и другие очевидцы.

А вот что рассказывает другой студент, который в Вене стал очевидцем того, как около полуночи пьяный избивал бездомного у станции метро, и первым побуждением которого было пройти мимо вместе с толпой.

«Вдруг до меня дошла справедливость той истины, которую мы изучали на занятиях по социальной психологии. Я вернулся назад и отшвырнул пьяного от бездомного. Он дико взбесился и не отставал от меня даже в метро, до тех пор пока не прибыла полиция, которая арестовала его и вызвала «скорую» для пострадавшего. Я был в состоянии приятного возбуждения, чувствуя удовлетворение. Но самым главным было то, что я понял: если обратиться к социально-психологическим истокам нашего собственного поведения, этого будет вполне достаточно, чтобы преодолеть силу ситуации и изменить наше поведение, ставшее уже привычным.»

Ученые исследуют, какое социальное влияние благотворно, а какое пагубно. Будут ли приобретенные знания влиять на ваши действия? Надеюсь, что да.

Понятия для запоминания

Альтруизм (Altruism) – мотив оказания кому-либо помощи, не связанный сознательно с эгоистическими интересами.

Нормы взаимности (Reciprocity norm)– ожидание того, что люди, скорее всего, окажут помощь, а не причинят вред тому, кто им помог.

Нормы социальной ответственности (Social-responsibility norm) – ожидания, что люди будут помогать тем, кто от них зависит.

Теория социального обмена (Social-exchange theory) – теория, согласно которой взаимодействия людей представляют собой своеобразные сделки, нацеленные на то, чтобы увеличить «вознаграждения» и уменьшить «издержки».

Эмпатия (Empathy) – самозабвенное сопереживание; попытка поставить себя на место другого человека.

Эффект очевидца (Bystander effect) – человек с меньшей вероятностью будет склонен оказывать кому-либо помощь в присутствии очевидцев.

Часть V. Приложения социальной психологии

На протяжении всей книги я стремился связать работу в лабораториях с жизнью, соотнося принципы и находки социальной психологии с повседневными событиями. В пятой, последней части мы постараемся определить, какие из высказанных идей наиболее значимы, и посмотрим, как они связаны с другими реалиями человеческого бытия. В главах 28 и 29 мы рассмотрим применение социальной психологии в клинической практике, попытаемся ответить на вопрос, может ли социальный психолог помочь в объяснении причин возникновения депрессии и избавлении от нее, одиночества и тревог, а также постараемся понять, какие социальные и психологические факторы ведут человека к счастью. Глава 30 завершает книгу; в нем подводится итог самым значительным темам социальной психологии, а также высказываются предположения, каким образом они связаны с религиозными концепциями о человеческой природе.

Глава 28. Кто несчастен – и почему?

Если вы типичный студент колледжа, то, быть может, время от времени чувствуете себя слегка подавленным: вы не удовлетворены своей жизнью, вас не вдохновляют мысли о будущем, вы печальны, теряете аппетит и энергию, неспособны сконцентрироваться, иногда даже задумываетесь, стоит ли жизнь того, чтобы её продолжать. Быть может, вы опасаетесь, что низкие оценки угрожают вашим карьерным устремлениям. Быть может, разлука с родными погрузила вас в отчаяние. В такие минуты грустные размышления, сосредоточенные на нас самих, только ухудшают наше самочувствие. Для примерно 10 % мужчин и почти 20 % женщин периоды, когда жизнь поворачивается к ним темной стороной, – не просто временные моменты уныния, они переходят в тяжелую депрессию, длящуюся неделями без какой-либо видимой причины.

Одна из самых интригующих исследовательских проблем касается когнитивных процессов, сопровождающих психологические расстройства. Каковы особенности воспоминаний, атрибуций и ожиданий людей, страдающих депрессией, а также людей одиноких, застенчивых или предрасположенных к болезням?

Социальное познание и депрессия

Как все мы знаем из собственного жизненного опыта, людей в состоянии депрессии часто одолевают мрачные мысли. Они видят мир сквозь темные очки. Людей с тяжелой формой депрессии – тех, кто чувствует себя никчемными, впадает в апатию, теряет интерес к друзьям и семье, не может нормально спать или есть, – негативное мышление приводит к саморазрушению. Чрезмерно пессимистичный взгляд на мир ведет к преувеличению всего плохого, что с ними происходит, и преуменьшению всего хорошего.

Молодая женщина в депрессии говорит: «Я все делаю не так, ни на что не гожусь. Я не могу добиться успеха в работе, потому что увязаю в сомнениях» (Burns, 1980, р. 29).

Искажение или реализм?

Все ли страдающие депрессией люди настроены слишком негативно? Чтобы узнать это, Лорен Эллой и Лин Абрамсон (Lauren Alloy & Lyn Abramson, 1979) провели сравнительный анализ поведения студентов, испытывающих легкую депрессию, и студентов в нормальном состоянии. Исследователи просили студентов пронаблюдать, связано ли нажатие кнопки с последующей вспышкой света. К удивлению исследователей, испытуемые, пребывающие в состоянии депрессии, достаточно точно оценивали, в какой степени они могли контролировать происходящее. Неверные, искаженные оценки высказывали студенты, не страдающие депрессией, – они явно преувеличивали границы своих возможностей контролировать ситуацию.

Этот удивительный феномен депрессивного реализма довольно часто обнаруживается при попытках людей оценить степень самоконтроля и своих навыков (Ackermann & De Rubies, 1991; Alloy & others, 1990). Шелли Тейлор (Shelley Taylor, 1989, p. 214) приводит такое сравнение:

«Люди в нормальном состоянии преувеличивают свою компетентность и привлекательность для окружающих; страдающие депрессией – не преувеличивают. Люди в нормальном состоянии вспоминают свое прошлое в розовом свете; страдающие депрессией (за исключением тех, кто переживает очень сильную депрессию) более справедливы в оценке своих прошлых успехов и неудач. Люди в нормальном состоянии описывают себя в основном позитивно; страдающие депрессией описывают и свои положительные, и свои отрицательные качества. Люди в нормальном состоянии приписывают себе заслуги в случае успеха и, как правило, отрицают свою ответственность при неудаче. Страдающие депрессией принимают на себя ответственность и за успехи, и за провалы. Люди в нормальном состоянии преувеличивают степень своего контроля над происходящим вокруг; страдающие депрессией меньше поддаются подобного рода иллюзиям. Люди в нормальном состоянии безоговорочно верят в то, что будущее преподнесет много хорошего и мало плохого. Страдающие депрессией более реалистичны в восприятии будущего. Фактически в любом случае там, где люди в нормальном состоянии демонстрируют чрезмерное самоуважение, иллюзию контроля и далекое от реальности видение будущего, люди в депрессии не выказывают подобных пристрастий. Оказывается, депрессия делает людей не только печальнее, но и мудрее.»

В основе мышления людей в состоянии депрессии лежит приписывание себе ответственности за все с ними происходящее. Давайте посмотрим: если вы провалились на экзамене и обвиняете в этом себя, то можете прийти к заключению, что вы глупы или ленивы, и впасть в депрессию. А если вы приписываете неудачу несправедливому отношению или каким-то другим обстоятельствам, вам неподвластным, то, скорее всего, вы просто разозлитесь. В более чем 100 исследованиях, в которых участвовало 15 000 испытуемых (Sweeney & others, 1986), страдающие депрессией были более, чем не страдающие, склонны демонстрировать негативный стиль объяснения (рис. 28-1). Они с большей легкостью приписывали неудачу причинам устойчивым («Это будет продолжаться вечно»), глобальным («Это повредит всему, что я делаю») и внутренним («Я сам во всем виноват»). Результатом подобного пессимистичного, чрезмерно обобщенного, самообвиняющего мышления является, по словам Абрамсон и её коллег (1989), угнетающее чувство безнадежности.

Рис. 28-1. Депрессивный стиль объяснений. Депрессия связана с негативным, пессимистичным способом объяснения и толкования неудач.

Негативное мышление: причина или следствие депрессии?

У людей, склонных к размышлениям, наверное, возникнет вопрос: что первично, а что вторично? Депрессивное настроение является причиной негативного мышления или негативное мышление вызывает депрессию?

Депрессивное настроение является причиной негативного мышления

Без сомнения, наше настроение накладывает определенный отпечаток на мышление. Чувствуя себя счастливыми, мы, как правило, видим и вспоминаем только хорошее. Но как только наше настроение становится мрачным, так мысли начинают идти по другому пути. Розовые очки прячутся до лучших времен, а на свет извлекаются черные. Теперь мрачное настроение подбрасывает нам воспоминания о малоприятных событиях (Bowe, 1987; Johnson & Magaro, 1987). Кажется, что взаимоотношения с окружающими испортились, представление о самом себе заметно ухудшилось, надежды на будущее поблекли, а чужие поступки отвратительны (Brown & Taylor, 1986; Mayer & Salovey, 1987). С усилением депрессии воспоминания и ожидания становятся все более и более тягостными; когда депрессия отступает, все опять окрашивается в более светлые тона (Barnett & Gotlib, 1988; Kuiper & Higgins, 1985). Так, люди, страдающие депрессией в настоящий момент, вспоминают, как родители отвергали и наказывали их, в то время как люди, страдавшие депрессией в прошлом, вспоминают родителей так же по-доброму, как и те, кто никогда не переживал депрессии (Lewinsohn & Rosenbaum, 1987).

Эдвард Хирт и его коллеги (Edward Hirt & others, 1992), проведя исследование среди фанатов баскетбольной команды университета штата Индиана, продемонстрировали, как плохое настроение, вызванное поражением, может породить довольно мрачные мысли. Они просили болельщиков – и тех, кто находился в депрессии по поводу проигрыша своей команды, и тех, кто ликовал по поводу победы – спрогнозировать результаты предстоящих игр команды и свое собственное поведение. После поражения команды люди более мрачно оценивали не только её будущее, но и свои собственные будущие успехи, например, при игре в дартс, разгадывании анаграмм и даже в личной жизни. Когда дела идут не так, как нам хотелось бы, может показаться, что они всегда будут идти не так.

Угнетенное настроение влияет и на поведение. Замкнутый, угрюмый, недовольный человек не вызывает радостных и теплых чувств у окружающих. Стефен Стрек и Джеймс Коин (Stephen Strack & James Coyne, 1983) обнаружили, что страдающие депрессией близки к истине, думая, что другие не одобряют их поведения. Их пессимизм и плохое настроение вызывают социальное отвержение (Carver & others, 1994). Депрессивное поведение может также вызвать ответную депрессию. Студенты колледжа, жившие в одной комнате с человеком, страдающим депрессией, тоже начинали чувствовать себя несколько подавленными (Burchill & Stiles, 1988; Joiner, 1994; Sanislow & others, 1989). Для людей, страдающих депрессией, увеличивается риск развода, увольнения с работы или того, что их будут избегать окружающие (Coyne & others, 1991; Gotlib & Lee, 1989; Sacco & Dunn, 1990). В таком состоянии люди могут специально выискивать людей, отзывающихся о них неблагожелательно, тем самым подтверждая и ещё более усиливая невысокое мнение о самих себе (Swarm & others, 1991).

Негативное мышление является причиной депрессивного настроения

Многие люди ощущают себя подавленными во время тяжелых стрессов: после потери работы, развода или разрыва длительной связи, пострадав от физической травмы – то есть всегда, когда рушится их понимание того, кто они такие и в чем смысл их жизни (Hamilton & others, 1993; Kendler & others, 1993). Такие грустные размышления могут быть адаптивными: прозрение, произошедшее во время депрессивной бездеятельности, может позже породить лучшие стратегии для взаимодействия с миром. Но люди, склонные к депрессии, в ответ на безрадостные события, как правило, чрезмерно сосредоточиваются на себе и винят себя во всем (Pyszczynski & others, 1991; Wood & others, 1990a, 1990b). Их самооценка скачет туда-сюда – вверх при поддержке и вниз при угрозе (Butler & others, 1994).

Почему некоторые люди легко впадают в депрессию при малейшем стрессе? Согласно недавно полученным данным, в формирование депрессивных реакций вносит свой вклад негативный стиль объяснения. Колин Сакс и Дафна Бугенталь (Colin Sacks & Daphne Bugental, 1987) попросили нескольких молодых женщин познакомиться с неизвестным им прежде человеком, который иногда вел себя холодно и недружелюбно, создавая тем самым затруднительную для общения обстановку. В отличие от оптимистично настроенных женщин, те, кому был присущ пессимистический стиль объяснения, кто обычно приписывал неприятные события устойчивым, глобальным и внутренним причинам, реагировали на социальную неудачу депрессией. Более того, позже они вели себя более враждебно со следующим встреченным ими человеком. Их негативное мышление вело к негативной ответной реакции, что, в свою очередь, вело к негативному поведению.

Исследования детей, подростков и взрослых вне стен лаборатории подтверждают, что те, кому присущ негативный стиль объяснений, более склонны испытывать депрессию, когда у них случаются неприятности (Alloy & Clements, 1992; Brown & Siegel, 1988; Nolen-Hoeksema & others, 1986). «Готовый рецепт для тяжелой депрессии – уже имеющийся пессимизм, столкнувшийся с неудачей», – замечает Мартин Селигман (Martin Seligman, 1991, с. 78). Более того, пациенты, вышедшие после сеанса психотерапии из состояния депрессии, но не отказавшиеся от негативного стиля объяснения, имеют тенденцию возвращаться в «исходное состояние», когда вновь происходят неприятные события (Seligman, 1992). Те же, кто обычно прибегает к оптимистичному стилю объяснения, приходят в себя, как правило, очень быстро (Metalsky & others, 1993; Needles & Abramson, 1990).

Исследователь Питер Левинсон (Peter Lewinsohn, 1985) со своими коллегами свел все эти факторы к логически непротиворечивому представлению депрессии с точки зрения психологии. По их мнению, негативный Я-образ, атрибуции и ожидания человека в состоянии депрессии являются существенным звеном в том порочном круге, движение по которому запускается негативными переживаниями – неудачей в учебе или работе, семейным конфликтом или социальным отторжением (рис. 28-2). У людей, уязвимых для депрессий, стрессы приводят к новому витку грустных размышлений, кзамкнутости на себе, к самообвинениям (Pyszczynski & others, 1991; Wood & others, 1990a, 1990). Подобного рода размышления порождают подавленное настроение, круто изменяющее мысли и действия, которые, в свою очередь, подпитывают негативные переживания, самообвинение и подавленное настроение. Эксперименты показывают, что настроение людей со слабо выраженной депрессией резко поднимается, когда выданное им задание переключает внимание на что-то внешнее (Nix & others, 1995). Таким образом, депрессия – это одновременно и причина, и следствие негативных размышлений.

[Замкнутость на себе и самобичевание, Негативные переживания, Депрессивное настроение, Когнитивные и бихевиоральные последствия]

Рис. 28-2. Порочный круг депрессии.

Мартин Селигман (Martin Seligman, 1991) считает, что сосредоточенность на себе и самообвинения помогают объяснить сравнимое с эпидемией количество случаев депрессии в современном западном мире. В Северной Америке, например, молодые люди пережили в три раза больше депрессий, чем их бабушки и дедушки, несмотря на то, что у старшего поколения причин прийти в подобное состояние было гораздо больше (Cross National Collaborative Group, 1992). Селигман полагает, что обесценивание роли религии и семьи плюс рост индивидуализма порождают безнадежность и самообвинения, когда дела идут плохо. Неудача в учебе, карьере или браке приводит к отчаянию, когда мы остаемся с ней один на один и нам не на что и не на кого опереться. Если, как провозглашает реклама, опубликованная в журнале «для крутых мужчин» Fortune, ты можешь «сделать это сам» «своей напористостью, своей дерзостью, своей энергией, своим честолюбием», то чья же вина, если ты этого не сделал? В культурах, отличных от западной, где более тесные взаимоотношения и сотрудничество являются нормой, тяжелая форма депрессии не столь распространена и менее связана с ощущением вины и самообвинениями по поводу пережитой неудачи. В Японии, например, люди в депрессии вместо этого обычно говорят, что они чувствуют стыд, так как подвели свою семью или сотрудников (Draguns, 1990).

Проникновение в суть стиля мышления, сопутствующего депрессии, побудило социальных психологов изучать схемы мышления, присущие людям, которых мучают другие проблемы. Как воспринимают себя те, кто страдает от одиночества, робости или жестокости окружающих? Насколько хорошо они помнят свои успехи и неудачи? Чему они приписывают свои взлеты и падения? На чем сосредоточено их внимание: на самих себе или на других?

Социальное познание и одиночество

Если считать, что среди психологических расстройств депрессия – это «обычная простуда», то одиночество – это «головная боль». Одиночество, постоянное или временное, – это болезненное осознание того, что наши социальные взаимоотношения не столь обширны и значительны, как нам хотелось бы. Дженни де Джонг-Гирвельд (Jenny de Jong-Gierveld, 1987) провела исследование среди взрослого населения Голландии и выяснила, что люди, не состоящие в браке и не имеющие привязанностей, более склонны чувствовать себя одинокими. Это навело её на мысль о том, что современный упор на индивидуализм и обесценивание брака и семейной жизни может «провоцировать одиночество» (а также депрессию). Мобильность, связанная с работой, также ответственна за то, что слабеют семейные и социальные связи и растет чувство одиночества (Dill & Anderson, 1998).

Но быть одиноким и оставаться наедине с собой – не одно и то же. Можно чувствовать себя одиноко, находясь в большой и веселой компании. И можно остаться одному – как я сейчас, когда пишу эти строки в уединении отдельного кабинета Британского университета за пять тысяч миль от дома, – и не чувствовать себя одиноко. Быть одиноким – значит чувствовать, что ты исключен из группы, что тебя не любят окружающие, что тебе не с кем поделиться своими личными переживаниями, что ты – чужой среди своих (Beck & Young, 1978; Davis & Franzoi, 1986).

Подобно людям, страдающим от депрессии, хронически одинокие люди, по-видимому, вовлечены в такой же порочный круг деструктивных когниций и социального поведения. Их стиль объяснения напоминает негативный стиль объяснения людей в подавленном настроении: они обвиняют себя в плохих взаимоотношениях с окружающими и считают, что многие вещи находятся за пределами их контроля (Anderson & others, 1994; Snodgrass, 1987). Более того, они и других воспринимают негативным образом. Общаясь с незнакомцем того же пола или с соседом по комнате, студенты, чувствующие себя одинокими, скорее всего, воспримут его отрицательно (Jones & others, 1981; Wittenberg & Reis, 1986). Как показано на рис. 28-3, одиночество, депрессия и застенчивость порой подпитывают друг друга.

[Застенчивость, Одиночество, Депрессия]

Рис. 28-3. Взаимодействие хронической застенчивости, одиночества и депрессии. Сплошные стрелки показывают первичное направление причинно-следственной связи (Jody Dill & Craig Anderson, 1998).

Такой негативный взгляд на вещи может одновременно и отражать переживания одинокого человека, и накладывать на них определенный отпечаток. Уверенность в своей социальной никчемности и пессимизм мешают одиноким людям действовать так, чтобы не чувствовать себя столь одинокими. Одинокие люди часто испытывают трудности, когда им нужно представиться, позвонить по телефону или принять участие в групповой деятельности (Rook, 1984; Spitzberg & Hurt, 1987). Они обычно чересчур застенчивы и имеют низкую самооценку (Cheek & Melchior, 1990; Vaux, 1988). Разговаривая с незнакомым человеком, они больше рассказывают о себе и проявляют меньше интереса к собеседнику, чем люди, не страдающие от одиночества (Jones & others, 1982). После таких разговоров новые знакомые часто остаются нелестного мнения об одиноких людях (Jones & others, 1983).