Глава 12
Фульгурит
Место раскопок превратилось в жертвенную яму. Новый урожай отнюдь не добровольных молельщиков, пригнанных из других районов Раноса, стоял вокруг на коленях, глядя в пропитанную кровью черноту.
Едва сюда спустившись, Элиас почувствовал величие этого места. Оно было храмом Пантеону, выстроенным на благословенном камне в форме священной октограммы.
Восемь стен для восьмеричного пути. Восемь храмов, возведенных по всей планете.
– Восемью восемь, – проговорил темный апостол, благоговея перед божественным происхождением всего этого.
Элиас взглянул на плоды своих кровавых трудов с кафедры из сложенных камней. Поверх брони он накинул черную рясу, покрытую цитатами из книги его повелителя и примарха, и снял шлем, чтобы всем была видна печать веры на его патрицианском лице.
Шестьдесят четыре мужчины и женщины стояли перед ним, под ним, на коленях, прижавшись лицами к земле. Некоторые плакали или тряслись, другие лишь смотрели перед собой, словно предвидя свой конец и понимая, что его не избежать.
Позади них стояли облаченные в багровую броню легионеры Семнадцатого. Они принесли Слово, и Слово было Жертва.
Но не их кровь была ей, а кровь Раноса, а затем, когда Элиас завершит ритуал, и всего Траориса.
Он читал заклинания, пробуждая Пантеон, взывая к Нерожденным, направляя их с помощью яркого света душ, принадлежавших скоту, который ждал забоя. Тягучее и неистовое, Слово лилось с его губ на древне-колхидском, каждым слогом заявляя об истинности Хаоса.
Когда началась восьмая строфа и молельщики, роняя слюну, истекая кровавыми слезами, бьясь в судорогах, затряслись от еще большего страха и рвения, легионеры подхватили песнь. Как один, они обнажили оружие – по клинку на каждую душу, которой предстояло отправиться в эфир.
Под ними разверзлась бездна шахты. Над ними расчерчивали небо вспышки адской энергии. Здесь вершилось метафизическое событие, космологическое изменение, во многом похожее на Губительный шторм, хотя и меньшего масштаба. Тьма льнула к этому месту, проникала щупальцами тем глубже, чем большую силу набирал ритуал. Им оставалось лишь затушить еще остававшийся свет, чтобы воцарилась ночь.
Сила Императора жила здесь, напомнил он себе. Но он, Вальдрекк Элиас, ее сокрушит и вытеснит. Ткань реальности истончалась, как пленка кожи, натянутая на слишком большой для нее скелет. Местами она начинала просвечивать, позволяя выглядывать наружу свету – и тому, что свет привлекал.
Не замолкая, слыша, как его слова эхом разносятся среди учеников, он поднял руку с кинжалом, и казалось, что вот-вот дотронется до того, что было за гранью...
Оно коснулось Дагона, Амареша, Аргела Тала... Даже на Нарека оно оказывало определенное влияние, пусть он это и отрицал. А теперь и Элиас будет награжден за верное служение. Его время пришло. Эреб это обещал.
Восьмая строфа подошла к концу, и Элиас перевел взгляд вниз, к яме и хныкающему существу, крепко удерживаемому в руках.
Восемью восемь лезвий прижались к восемью восьми горлам. А когда были произнесены последние слова, закутанные в рясы ученики, получив сигнал от своего господина, одновременно провели клинками, и жертвенная кровь пролилась во славу и на пропитание Пантеона.
Нарек заметил бурю еще за несколько километров.Они с Дагоном держались на расстоянии друг от друга, чтобы в случае, если одного из них обнаружат, второму было проще сбежать или нанести ответный удар.
Буря его тревожила. Ее клубящиеся тучи, расчерченные колдовскими молниями, поднимались даже над самыми высокими дымоходами. Нарек надеялся, что Элиас понимал, что делает. Пробираясь через пустынные улицы, он живо представил себе религиозную болтовню Дагона, но, лишившись шлема, тот уже не мог связаться с Нареком по воксу, избавив от мучительной необходимости ее выслушивать.
– Когда-то мы были воинами, – сказал он одинокому ветру, в котором, как он был готов поклясться, звучали голоса. – Когда мы стали фанатиками?
В потерянной ноге запульсировала фантомная боль, заставив его схватиться за бионический протез, но лишь холодный металл чувствовался там, где раньше была плоть.
Он недовольно скривился, как вдруг почувствовал тепло на боку. На ретинальном дисплее не было уведомлений, касавшихся работоспособности доспеха, из чего Нарек сделал вывод, что повреждений в нем не было. Опустив взгляд, он обнаружил, что источником тепла были ножны. Он на мгновение забыл, что нашел гладию замену, и удивился, что за предмет слабо светился внутри.
Фульгурит. Копье из молнии.
Нарек замер, изумленно уставившись на чудесный артефакт, оказавшийся в его распоряжении. Он помедлил, не решаясь вытащить его, и заметил, что рука, опустившаяся к ножнам, дрожала.
– Божественное, – прошептал он, повторив то же слово, которым описал оружие Элиасу.
Собравшись с духом, он взялся за рукоять копья и уже собирался достать его, когда его прервал голос Дагона.
– Брат, – позвал тот, – почему ты остановился? Ты в порядке?
Нарек тут же выпустил рукоять и встал в пол-оборота к Дагону, продолжая держаться за ногу.
– Просто старые раны все беспокоят старого солдата, – соврал он.
Дагон, бывший лишь в нескольких метрах от него, когда задал свой вопрос, приблизился и показал на шторм.
– Брат, я чувствую.
Нарек сощурился, пусть за шлемом этого и не было видно.
– Что чувствуешь?
– Прикосновение Нерожденных, нашептываемое обещание Пантеона...
Нарек вспомнил голоса и осознал, что они не были иллюзией, порожденной воем ветра. Элиас в буквальном смысле менял реальность, заставлял ее искажаться в попытке создать нечто вроде врат. Он на мгновение задумался, сумеет ли то, что окажется на другой стороне открывшихся врат, отличить друга от еды.
– Ты одаренней меня, Дагон, – ответил он, хотя сам продолжал ощущать под кожей вибрацию варпа, как и всегда. Это походило на зуд, напоминавший о том, что они отдали в погоне за так называемой «истиной».
Дагон хлопнул Нарека по плечу, отчего охотник-ветеран незаметно ощерился.
– На исходе этой ночи всех нас ждут дары богов, – он улыбнулся и направился вперед. – Я пойду вперед, брат. Дай ноге отдохнуть и знай, что скоро твой дух будет напитан.
«Скорее кто-то будет напитан моим духом», – подумал Нарек.
В последний раз бросив взгляд на копье, он дождался, пока Дагон не скроется из виду, и молча последовал за ним. Тепло на боку не уходило. Оно все пульсировало, напоминая ему о всех его сомнениях.
С момента высадки их ряды разрослись. Почти сотня легионеров и вдвое большее число глупо ухмыляющихся культистов стояли перед широкой жертвенной ямой, откуда Элиас читал проповеди. Однако Нарека, присоединившегося к собранию последним – вслед за Дагоном, который уже встал рядом с прочими богомольцами, – его высокопарные вирши взволновать не сумели.
Получив рясу с капюшоном от смертного в резной маске, облаченного в аналогичное жреческое одеяние, Нарек занял место в толпе. С немой завороженностью и отвращением он смотрел, как Элиас излагал свои догматы с высоты, словно дьякон былой Колхиды. Нарек считал его посредственным демагогом, бесчестным и лишенным настоящей цели. Он был марионеткой Эреба; с другой стороны, это значило, что сам Нарек был лишь цепным псом Элиаса.
Чтобы сохранить жизнь, надо жизнь отдать, напомнил себе Нарек, едва замечая людей с перерезанными горлами, падавших во тьму ждущей их скотобойни. А их души... Их души ждало нечто иное.
Еще больше дрожащего скота сидело в загонах, ожидая казни от «божественной» руки Элиаса. Легионерам удалось собрать богатый урожай. Нарек чувствовал запах человеческого страха, а поверх него – жадной амбициозности темного апостола. Его тошнило от обоих.
В Монархии они возвели монументы, грандиозные оплоты веры. Достойное, блистательное, великое начинание. То, чем они занимались теперь, было гнусно. Семнадцатый пал в грязь, став немногим лучше отребья, на которое охотился. И все же Нарек не мог отрицать, что чувствовал силу. Ее чувствовали все они: воины легиона, культисты, прочие порабощенные ими люди. Она была огромна – и она была неотвратима.
Ритуал завершился. Завершив единение с богами, Элиас сошел с кафедры, как пророк спускается к верным последователям.
– Нарек, – позвал он, взглядом отыскав охотника, и направился к нему сквозь толпу воинов, расступавшихся с тихими молитвами. – Оно у тебя?
Его глаза все еще горели от заимствованной силы, которую он привлек в ритуале.
Нарек кивнул, борясь с внезапным нежеланием отдавать копье.
– Идем, – поманил его Элиас, которому не хотелось, чтобы в момент, когда ему преподнесут трофей, рядом кто-то был.
Неподалеку от жертвенной ямы разбили небольшой лагерь с палатками, храмом для богослужений и загонами с человеческими стадами. Элиас счел необходимым возвести здесь целый городок.
Нарек последовал за ним в один из шатров. Отправив прочь пару культистов, скрывавших лица под капюшонами, они остались одни.
– Я думал, что в подобной долговечности нет нужды, – сказал Нарек, кивая в сторону лагеря.
– Кровь проливается за кровь, брат, но чтобы осквернить это место, пролить ее надо немало.
– И хватит у тебя для этого скота и рабов?
Элиас, не привыкший к расспросам в подобном тоне от собственных учеников, нахмурился.
– С каких пор тебя это касается, Нарек? Ты лишь солдат, разве нет? Фанатичный воин, преданный Слову. И Слово здесь – я, поэтому твоя присяга дана мне. Так ведь?
Вырванный из состояния эйфории недоверием и сомнениями, он мгновенно помрачнел.
– Я навеки твой слуга, темный апостол, – Нарек счел благоразумным поклониться.
В дальнем углу шатра стояла небольшая темная чаша, которую Элиас использовал для омовения после кровавых ритуалов. Теперь он подошел к ней и начал мыть руки, чтобы при создании новой октограммы не быть замаранным старой.
Нарек не считал людей, ожидавших смерти в загонах, но предполагал, что их было несколько сотен. Они сидели за оградами из острых кольев и мотков колючей проволоки, напоминая охотнику свиней, таращащих глаза от страха перед грядущей выбраковкой.
– Чисто, Нарек, все должно быть чисто, – пробормотал Элиас, стоя к охотнику спиной. – А теперь, – продолжил он, тщательно отмывая руки, от кончиков пальцев до запястий, – я хочу взглянуть на оружие.
Отряхнув руки и вытеревшись куском ткани, Элиас повернулся к нему с раскрытыми ладонями, готовый принимать трофей.
Нарек мгновение помедлил – не настолько, чтобы вызвать у темного апостола беспокойство, но достаточно, чтобы осознать, как ему не хочется отдавать копье. Одним плавным движением он вынул его из ножен, наблюдая за тем, как округлились при виде его глаза Элиаса.
– Божественное, – выдохнул он все то же слово. – Ты не преувеличивал.
Нарек благоговейно передал копье Элиасу, чтобы тот мог внимательно его осмотреть.
– Так вот что они раскопали в руинах? – прошептал он, и не составляло труда заметить, как жаждет он заключенной в осколке силы. – Я чувствую его мощь.
– Оно святое... – проговорил Нарек, на секунду забыв, где и с кем находится.
Элиас резко поднял на него взгляд:
– Пантеон свят, копье же – лишь способ явить нам их благоволение. Я должен осквернить его, подчинить его силу своим целям.
– Своим целям? – переспросил Нарек, когда Элиас перевел глаза обратно на копье.
– Именно так.
Он наконец признался. Темный апостол намеревался украсть заключенную в копье силу: либо для того, чтобы улучшить свое положение при лорде Эребе, либо, возможно, для того, чтобы вовсе узурпировать его власть. Элиас был весьма амбициозен, но даже для него это было самонадеянно.
– Значит, ты собираешься использовать его? – спросил Нарек, решив оставить свои подозрения при себе.
Элиас опять мрачно посмотрел на него.
– Нарек, ты... очень любопытен, – он прищурился. – Что-то не так?
– Я... – начал Нарек. – Этот предмет, он святой, – он указал на копье, притягивавшее взгляд молниевым свечением, которое даже теперь создавало в шатре тени. – Разве он не вызывает у тебя...
Элиас внимательно слушал своего охотника, не сводя с него глаз.
– Вызывает у меня что, Нарек?
– Сомнения, – едва слышно прошептал он, словно боясь, что произнести это слово в полный голос будет богохульством.
– Тебя что-то смущает?
– Я просто вижу то, что есть. Здесь, в твоих руках, лежит осколок императорской воли. Молния, сорвавшаяся с Его пальцев и превращенная в оружие.
Элиас закивал.
– Это действительно оружие, и я намерен его применить. Теперь я понимаю, что именно эту роль с самого начала уготовил нам лорд Эреб.
– Когда мы возводили все те соборы во славу Его, все те годы, когда мы превозносили Его святую церковь и Его божественное право господствовать над человечеством, – как ты думаешь, мы служили ложному пророку? – спросил Нарек. – И я говорю о вере, Элиас.
– Он отверг это, отверг наше почитание и нашу веру. Он презрел нас, но через это нам открылись истинные боги вселенной. И твои слова опасно похожи на крамольничество, а не откровение.
– Откровение перед нами, брат. Гал Ворбак... они больше не люди.
– Они вознеслись!
– Нет! Они лишь служат обиталищем для монстров, носящих их плоть.
– И я был бы счастлив заключить подобный союз. Удостоиться такой благодати! А оно, – он взмахнул копьем, словно намеревался вонзить его в сердце Нарека, – откроет мне путь к этому величию.
– Я вижу лишь проклятие, но мне не убежать от него, как и тебе. И не надо обвинять меня в крамольничестве. От твоих слов несет предательством куда сильнее, чем от моих.
Элиас, поняв, что рассказал о своих целях слишком много, пошел на попятную:
– Я просто... предлагаю, не более того.
– Что именно предлагаешь?
– Вознести нас – тебя и меня, Нарек, – сказал он достаточно тихо, чтобы его ответ можно было принять за заговорщицкий шепот. – Эреб говорил об этом. Об оружии, которое поможет победить в войне. Перед нами явно одно из них, и оно явно обладает силой. Мне нужно лишь подчинить ее.
– Ты знаешь, как это сделать?
Элиас принял скептицизм Нарека за интерес.
– Да, брат, – прошептал он. – Ты восстановишься, станешь лучше, чем был раньше. А я... – он змеино улыбнулся, – я получу то, к чему всегда стремился: покровителя в Пантеоне.
Сменив улыбку на хищный оскал, он ждал, что Нарек разделит его видение будущего.
Ему предстояло разочароваться.
– Ты погубишь себя, Элиас.
Элиас отпрянул, как змей, почуявший угрозу и готовый защищаться.
– Не забывай о своем долге передо мной, Нарек, – угрожающе сказал он, рассчитывая сыграть на его чести.
– Как я уже сказал, мне не убежать от этой судьбы, как не убежать и от тебя. Не беспокойся, я не стремлюсь улучшить свое положение. Я хочу лишь сражаться в этой войне и умереть в ней. Но я полностью выплачу свой долг, сделав вид, что ничего не слышал. Договорились? – Нарек протянул Элиасу руку.
Но темный апостол только кивнул.
– Хорошо, – сказал Нарек. – Когда все это закончится, нашему союзу придет конец, и мы распрощаемся.
– Согласен, – ответил Элиас. – А значит, остается период между настоящим моментом и тем.
– Разбитые легионеры стянули сюда силы, чтобы помешать нам. Человек, бывший с ними, почти наверняка погиб от срикошетившей пули Дагона, поэтому они так или иначе направятся сюда.
– Тебе нужны люди? – спросил Элиас.
– Я сам их выберу. Никаких капюшонщиков. – Он имел в виду культистов. – Только легионеры. Семерых будет достаточно.
– С учетом тебя самого выходит счастливое число.
– Не совсем. Мне нужно еще двадцать, два взвода. Любых, кого сможешь выделить из ритуальных команд. Именно столько мне понадобится, чтобы их остановить. И когда я говорю «остановить», я имею в виду «убить их всех».
Элиас хмыкнул, словно его позабавила солдатская риторика Нарека, и с пренебрежительным видом отвернулся.
– Бери кого тебе надо, включая своих семерых. Реши эту проблему.
– Эта охота будет для меня последней, Элиас, – предупредил Нарек.
– Я тоже так думаю, брат, – ответил Элиас, но когда он обернулся, рядом никого не было.
Нарек исчез.
