Жизнь отца 41 страницаИ в эту пятницу внезапно явилась из Каунаса целая делегация: Бирута с четырьмя своими друзьями. С ними была и Регина, сестра Юлите, которая только недавно подошла к Учению. Они привезли письма мне и Доктору и побольше – Обществу. И тут-то настало главное испытание для Доктора. После поездки в Каунас и ещё раньше в его сознании осело нечто резкое против Вайтекунаса. Начало этому было положено нападками его и Бируты на Юлите. Но позже Юлите заверяла, что это уже преодолено, сглажено, что среди них сотрудничество и дружба. В дальнейшем однажды, когда из Каунаса кто-то приезжал к Гаральду за лекарствами, он дал с собой письмо для Юлите, где в какой-то фразе уничижительно выразился о Вайтекунасе. В его натуре – жить экстремальными отношениями. Я, узнав об этом, после ухода Юлите написал Регине, чтобы отыскала последнее письмо Доктора и при случае прислала мне обратно. Но оказалось, что упомянутая фраза стала известна некоторым членам Общества. Чтобы реабилитировать своего друга и руководителя, Бирута вместе с другими старшими членами созвала общее собрание, где зачитывалось и это оплошное письмо Доктора. Разумеется, письмо произвело обратное впечатление – ещё больше выросло уважение к Вайтекунасу и также единение среди друзей. И, таким образом, они написали общее письмо нам, которое подписали все члены, в том числе и вильнюсские, Серафинене и другие. В этом послании идёт речь о единении и возвышается Вайтекунас. Мой милый, добрый друг, что же я мог поделать? Твоя чудная героическая натура ещё слишком импульсивна, её придётся ещё и ещё сдерживать золотыми вожжами. Верю, что события последних дней (может быть, и моя книжечка[187]) принесут на самом деле Тебе, как и нам всем, благословение, обновление. Гаральд ныне действительно уже не тот, каким был несколько лет назад. Он сильно вырос. И теперь он преодолеет свою сильнейшую привычку – резкое осуждение. В пятницу вечером состоялось первое собрание, с нашей стороны, кроме Доктора и Екатерины, были Якобсоны. Бруно очень неумело защищал Гаральда. И Гаральд был огорчённым и несообразительным. Было очень тяжко. Воскресным утром дальние гости пришли ко мне, из наших не явился никто, кто был приглашён, даже Доктор. Я его понимал. Но зато у нас получилась по-настоящему сердечная беседа. Под конец пришёл и Яловецкас, один из пяти, у него с Гаральдом был длинный разговор, он его действительно растрогал и преобразил. Расстались очень сердечно. За это мне было очень радостно. Литовцы действительно выросли. Они движутся вперёд. В их выступлениях уже ощущается опыт, в то время как раньше виделась одна лишь юношеская пылкость. В три часа у Екатерины собрались многие наши друзья. Было много чувств наивысшего напряжения и истинной дружбы. Мне нравилось, что наши гости вели себя очень дружно и кротко, хотя мы уже второй раз причинили им боль. Был обмен новыми мыслями. Нам было чему поучиться. Конечно, то, что они теперь начали писать доклады и т. д., – это и наш старый опыт, но мы ныне на этом практическом поприще стали медлительнее. Они прочли и чутко написанный устав Общины (я подобный когда-то составлял, и Е.И. даже его утвердила, но эти положения «отложились», ибо начался полный конфликтов 1940 год). Они принесли нам и новые импульсы единения. На моё сознание воздействовал какой-то неведомый чудесный Магнит. Странно, ведь дальние друзья так часто приезжали к нам. Хотя я уважал их духовную активность, однако сердце как-то оставалось отрешённым от них. Но на этот раз запруда сердца прорвалась. Чувствовал необычное тепло и любовь. Великое беспокойство последних дней превратилось в расцветающий чудный цветок. Поздним вечером мы очень сердечно простились с ними. Я передал им (как ответ на их общее письмо) для вручения Вайтекунасу мою книгу с надписью для него: «Пусть от сердца к сердцу собратьев протянутся серебряные нити...» Не знаю, кто он. Мне всё ещё он кажется какой-то самобытностью или загадкой. Но пробую увидеть его глазами его друзей. Они ведь много хорошего о нём рассказывали. Верю, что мне удастся узнать его поближе. Милый Гаральд, это были для Тебя часы тяготы и испытания... Но верю, что Ты это преодолел, переплавил, освободился, ибо, истинно, знаю Твою чудную Сущность. Этим воскресным утром среди дружеских бесед я защищал Тебя огнём сердца. Сегодня я отослал Гаральду письмо, где подробнее описал все мои переживания. Так неожиданно нас иногда ожидают испытания. Кто знает, что ещё будет впереди. 19 февраля мне миновало пятьдесят лет. Кажется невероятным! Не ожидал, но друзья вспомнили. Моё единственное душевное желание – лишь бы я с каждым шагом мог приблизиться к духовной ясности. Столь много работы ещё впереди. Спасибо Тому, Кто мне помогал и давал возможности. Даже сегодня у меня хватает времени писать эти заметки и письмо друзьям. Свою статью «Века» я читал 24 февраля, на заседании кружка молодых друзей. Завершу завтра. Единственная моя мечта – идти вперёд в непрестанной духовной деятельности.
5 апреля Сегодня прилетела к нам неожиданная, чрезвычайная Весть. Мы получили письмо от Ольги Крауклис из Москвы. Она туда поехала просто в гости, но её поездка неожиданно приобрела особый смысл, задание. Она пишет: «Спешу Вам сообщить радостную весть: только что узнала, что Е.И. едет в Москву. К сожалению, слухи об <уходе> Н.К. подтвердились. Она сама об этом пишет, с глубокой печалью. Грабарь думает, что он умер от рака. Е.И. едет с Юрием, везёт с собою картины. Уже находится в пути. Я в таком состоянии, что должна сейчас же поделиться с Вами. Буду дома, наверно, в среду...» Слыхал ли кто более великолепную весть? Что может быть более радостное, волнующее сердце? И все-таки эта долгожданная Весть покрыла радость сердца пеленою печали. Да, это на самом деле так, нет уже сомнений, нет ни малейшей возможности надеяться: Н.К. ушёл. Он ушёл близко к Вратам Нового Мира, но путём особой жертвы, особой самоотверженной жертвы. Всё же его уход имеет космическое значение. Второе – путь Е.И. обратно на Родину также путь чрезвычайной жертвы. Он тоже «подобен смерти». Это путь трансмутирования грубейших энергий. Это абсолютная готовность на всё. Е.И. – тончайшая душа, с самым хрупким телом, можно представить, как она будет чувствовать себя в многомиллионном городе, среди грубых разрушительных стихий! Мы всегда думали, что она остановится в Москве только на короткое время, и потом будет жить за городом. Она уже стократно страдала, страдала за человечество, страдала за Н.К., но кто же сейчас будет её защищать и беречь, среди отравленной бешеной жизни? Хорошо, что Юрий с нею. Так пришло великое Разрешение. Час пробил. Будем готовы получить эту великую Радость. Но ещё печаль – готовы ли мы на самом деле, достойны ли? Выросли ли мы хоть немного за эти девять лет, когда прервалась нить нашей переписки? Не была ли наша эволюция слишком медлительна? Победили ли мы недостатки в себе? Заострили и повысили благие качества? И ещё – сделали ли мы в эти годы что-то ради Блага Общего? Е.И. – наша Совесть. Как мы сможем смотреть в Солнце её сознания? Первый её вопрос ко мне будет: как ваш Труд?! Что я скажу – что остановился на первой части, что вторую книгу ещё совсем не начал; что писал временами и другие работы, но тоже так мало, что нельзя хотя бы отчасти соизмерить с Заданием, мне порученным. И теперь, перечитывая посланные мне и Гаральду письма, снова переживаю, с каким доверием она меня призывала и вдохновляла взяться за эту работу. Потому вновь, ещё и ещё, надо напрягать мгновения дня. Надо работать, работать, всё сделанное соизмеряя мерилом самой абсолютной необходимости. Не забуду Голос: «Сосредоточься только на одном, сосредоточься в Духе!» Недавно был День Учителя. Долго размышлял, долго готовился к нему. Думал: какой же цветок посвящения сердца мог бы преподнести в этот великий день? Как-то, когда я шёл по солнцем залитой улице, в сознании зазвучал мотив «Священной беседы», чудесные, вдохновенные Стихи, только спустя долгое время мог опять писать. Ведь в марте психические давления были истинно тяжёлые. Когда писал, переживал мгновения подлинной сердечной радости и благодарности. Испытывал переживания, что словами невозможно и нельзя выразить. Для меня теперь стало любимым понятие воина – рыцаря Грааля, что может быть прекраснее! Хотя когда-то, в молодости, я был пацифистом, но, возможно, под влиянием Толстого, внешне, не внутренне. Свою «Священную беседу» в День Учителя я прочёл дважды – у Екатерины и вечером, у себя дома. Да, там много приготовлений. И все-таки в этот великий День было что-то космически тяжелое. Была большая сердечность, большая дружба, но в сердце была какая-то боль. И чёрные звёздочки мелькали. Происходила какая-то невидимая битва. Кто знает, не было ли в эти дни нападения в Москве. Кто знает, не были ли там упомянуты и наши имена. Дело в том, что Крауклис, приехав в Москву, пошла навестить и своего знакомого инженера В., которому мы послали книги Учения. Бывали <у него> Ренкуль, Драудзинь, Качалов. Жаль, что мы соприкоснулись <с ним>. Впоследствии оказалось, что хотя он и уважал книги Учения, но слушался астральных диктантов, которые получала какая-то его знакомая, считавшая своим учителем Кришнамурти. Вообще в этих диктантах много неправильного и даже пошлого, о чём не хочется упоминать. И сам инженер сектант и человек, не умеющий охранять Доверенное. В тот день, когда Крауклис пошла к нему в гости, оказалось, что он арестован. Она об этом нам сообщила иносказательно, открыткой. Вскоре после этого была арестована и Ольга Рич., одна из тёток Качалова, которая больше всего интересовалась Учением и которую посещала Екатерина. Позже Крауклис нам прислала новую открытку об этом случае, писала, что Ольга Р. взяла с собою семена Сада М. (т.е. книги), а также письма с советами, как ухаживать за садом, значит – письма Качалова и Екатерины. Инженеру и я когда-то послал два лаконичных письма. Они все теперь, быть может, попали в руки «исследователей». Безумие Качалова, что он по почте посылал длинные письма. Что же сейчас вообще по почте можно писать, на радость цензуре? Вторая ошибка Качалова: он получил от другой тётки предупреждение, что, кажется, Г. (мать теософского движения) сильно больна, что с нею будет, не знают. Чтобы не привозили больше с собою вещи по списку, т.е книги. Любой ребёнок мог бы понять, что здесь выражено предупреждение. Но Качалов в своей обычной «рассеянности» это письмо, наверно, не прочёл до конца. Его супруга случайно прочла после его отъезда в Москву, когда было уже поздно. Да, две недели назад до Качаловых дошла неожиданная весть. Председатель Всесоюзного общества композиторов известил председателя нашего Художественного управления Рокпелниса, чтобы спешно послал на съезд Союза композитора Качалова. Они думали, что ему будет доверено какое-то особое задание, что его композиции теперь будут в большом почёте (особенно после нападок на оперу Мурадели!). Притом было известно, что какой-то дядя Качалова, влиятельное лицо в культурных кругах, заботится, чтобы Качалову открыли путь наверх. Когда он недавно гостил в Ленинграде и Москве, этот родственник познакомил его с музыкальными критиками, даже какая-то знаменитая певица взяла его песни в свой репертуар. Это все было настолько привлекательно, и особенно замечательное приглашение из Москвы, что не было удивительно, что Качалов спешно сел в самолёт и полетел в центр Культуры. Но прошли дни, жена Качалова начала волноваться, что от мужа нет известий. Тогда пришла открытка от Крауклис и другие известия. Уже прошло две недели, и нет больше сомнений, что Качалов попал в тонкую ловушку. Бедный Качалов, какая сила духа и мужество ему теперь необходимы! И мы одно время были неспокойны. Теперь чувствуем, что это единственное соприкасание с некоторыми москвичами не имело большого значения, потому что они не были теми людьми, что понесут ключи будущего. Тётки Качалова – добрые люди, это всё было, но понимали ли они Учение как свой насущный хлеб? Все это покажет будущее и итог испытаний. Не знаем, какие течения и дорожные камни ещё у нас впереди. Всё же верим и чувствуем, что до Риги это дело не дойдёт. Очень ждём приезда Крауклис, она расскажет подробнее. С помощью Учителя пойдём дальше! Ночью 18 апреля 1948 г. Рихард Рудзитис был арестован и осуждён Особым совещанием на 10 лет заключения в лагере строгого режима в Коми АССР. Освобождён и реабилитирован осенью 1954 г.
1 октября Сердце полно глубоких, предвечных звучаний. Каждый удар сердца звучит благодарностью к Той, Которая дала нам новое сознание. Знаю, что эта благодарность пламенела и в дерзновенных глазах юных[188], которые, слушая каждое слово о Матери, в сердце своём торжественно обещали следовать за нею великим путём Огня. На какой колоссальной волне событий мы живём! Одно переживание перехлёстывает другое! Давно мы жаждали узнать что-то о Матери. Особенно несколько лет назад были распространены слухи о её уходе. Весной мы получили письмо Аиды <Виестур>, задержавшееся на два года. Чрезвычайно взволновали нас два места в письме: что она живёт у близких друзей Матери и была в Наггаре, в «голубой комнате» Матери. Она прислала и цветную фотографию вида на Гималаи, открывавшегося из этой комнаты.[189] Мы многое обдумывали. Действительно, у неё кармическое счастье встретиться с самой Е.И.[190] В конце концов мы написали ей, спросили о Матери. Подписали – «Огонёк». Но прошло три месяца, ответа нет. Может быть, задержала московская цензура? Вполне вероятно. И неожиданно, неделю назад, приехала Бирута. Как всегда – предприимчивая, полная устремления, прояснённая. Была большая радость. Многое рассказала о своих родственниках. Она получила письмо из Польши с вестью, что Е.И. оставила земной план 5 октября 1955 года в возрасте 76 лет. С большим волнением я вспомнил, что в тот год с 5 на 6 октября ночью, во сне, я с беспокойством много думал о Е.И. и, проснувшись, написал посвящение ей от своего сердца. Было чувство, что она ушла. В прошлом году у меня такого ощущения не было, может быть, потому, что в то время я чувствовал себя совсем больным, всякие токи и волнения, прошёл даже обследование рентгеновскими лучами и т. д. В этом письме ещё упоминалось, что Гребенщиков в следующем году издаёт сборник статей о Е.И. и приглашает всех участвовать. Женщина, которая писала это письмо, упоминала и моё имя, чтобы я написал. Само собой понятно, что если бы удалось написать, то за своей подписью нельзя. Что бы подумали москвичи!![191] Можно анонимно, и так бы я рискнул, но если бы издателем не был Гребенщиков. Помню критический подход к Н.К. в его последней статье. Может быть, он этим хочет выявить себя. И странно, мои мысли полностью совпадают с суждениями Альфреда Хейдока, который в этот день тоже гостил у меня. Гребенщиков отошёл, чтобы после смерти Н.К. опять приблизиться! Хейдок напомнил высказанную однажды Н.К. горькую мысль: «Они только мёртвых умеют почитать». Именно, именно, именно так! С Е.И. будет так же, как с Жанной д'Арк. Но её ореол после столетий будет ещё более сияющим. В ближайшее время только немногие осознают космическое величие Той, которую величают Матерью Огненного Учения и которая пожертвовала собой, чтобы открыть человечеству пути к Миру Огненному. * Истинно, мы живём в великие, исторические дни. Вчера я получил из Москвы уведомление прокуратуры, что и первая группа, в которой были д-р Лукин, Екатерина Драудзинь, Элла и другие старшие члены, по решению Верховного суда от 27 сентября, – реабилитирована. Мы были убеждены, что все последователи Рериха реабилитированы, поскольку имелись сведения, что Генеральный прокурор после моего заявления Хрущёву оба дела с протестом передал Верховному суду для реабилитации, но до сих пор извещение получили только члены второй группы, по которым решение было принято 23 сентября. Реабилитация, за которую мы так боролись и которой так ждали, теперь – факт! Для моего сердца главное, что имя Н.К. вновь обретёт сияние в сознании русского народа. «Да воссияет имя Рериха!» – мантрам воспламенения моего сердца, и повторять его я призываю всех, так цементируется пространство этим царственным, спасительным именем. «Русский народ воскреснет через искусство», во-первых – через художественные образы Н.К., его ослепит яркий свет, захватит великий, небывалый духовный мир, захватит культура тех идей и форм, которых он ныне не знает. К широким массам Живая Этика может обращаться именно через искусство и культуру. Истинно, миссия Н.К. и Е.И. ещё в Будущем, после их ухода с земного плана. Огненный путь Учения Христа начался именно после ухода Великого Учителя. Его ученики пылающим огнём сердца сеяли огненные зёрна Учения своего Мастера в несчётные сердца. Путь испытаний нашего духа теперь только начинается. Во всех делах мы предоставлены самоинициативе, прозорливости и решимости духа, с громадным горением нам надлежит посвятить себя строительству Святыни Мастера, которая «всё ещё без крыши». Сердце, будь готово! Недавно мы узнали радостную весть, что на октябрьские праздники в Рижском музее опять откроется отдел русского искусства, что там будет выставлено восемь-десять картин Н.К. Радость была столь велика, что не хотелось «громко» думать, чтобы не спугнуть Огненную Птицу радости. Это большое продвижение. Дальше путь – в Москву. Уже давно планирую написать министру культуры в Москву в связи с картинами, которые лежат в музее в Риге. Нет сведений, сколько их там. Неизвестно, не присвоили ли себе кое-что те работники, которые забирали картины из квартир арестованных членов Общества. По крайней мере, об одной мы знаем, что она где-то в частной квартире. Нужно дождаться исторического дня открытия музея и тогда решим, как дальше действовать, кому писать. Приходит иногда и «неожиданно» рука помощи. Может быть, помощь придёт и от самих работников культуры Московии? Ольга Крауклис, получив извещение о реабилитации, радостная возвращается домой с Урала, и по дороге намеревается остановиться в Москве, хочет посетить Бабенчикова, друга Н.К. Спешно написал ей, чтобы проинформировала Бабенчикова о положении наших картин в Риге, не может ли он посоветовать, как поступать дальше, чтобы картины выставили и в Москве – конечной цели всех усилий, к чему Н.К. и Е.И. стремились, ведь их прошение отвергли. «Неисповедимы пути Господни». Думаешь войти одними вратами, как отворяются другие, широчайшие врата. Может быть, Бабенчиков расскажет и что-то подробнее о Е.И. и Н.К. и их семье. Святослав женился на индусской киноактрисе Девике Рани, родственнице Тагора. Юрий объединяет в себе два континента. Этот воинственный, мудрый дух может быть заменой Н.К. Сердце в нетерпении рвётся быстрее читать письмена ближайшего будущего. Сердце, прояви максимальное напряжение своего огня! Сердце, будь готово. * Сражения и перемены в Венгрии. Ныне сообщают, что началась война у Суэцкого канала, вошли израильтяне, затем – англичане и французы. Мир – когда же он будет? Единственно тогда, когда, во-первых, само понятие мира освободится от разрушающего эгоизма – национального, классового, партийного. Как же возможно представить мир без полной, основополагающей базы гуманизма и терпимости? * Какие бурные волны пронеслись шквалом над безднами за все эти долгие годы! Сколь многое смыто, потрясено, преобразовано. Однако бессмертная Идея всё ещё жива, стала ещё радужнее. Всё же нагнетённый огонь сердца бушует с невиданной ранее силой. * Сегодня после столь долгих лет опять зазвенел давно забытый гонг Общества!
5 ноября Исторический день. Новый поворот не только в восхождении нашего движения, но, я уверен, и первый огненный стимул для духовного освобождения Великого Народа. Теперь верю, что выставки появятся и в Москве. Уже три дня хожу в музей. Наконец! Пришли и все молодые друзья, здесь же, из академии. Как пламенеет сердце, впервые прикоснувшись к великому Искусству! Отделу русского искусства в музее выделены помещения на нижнем этаже с правой стороны. Спешу к одной стене, где на меня взирают столь милые мои картины. В середине – чудное, царственное гималайское панно «Кулута», которое в Обществе радовало гостей, находилось тогда над зеленоватым камином. В середине слева – самая любимая картина Феликса – «Брамапутра», справа – «Твердыня Тибета». Из <произведений> Н.К. выставлено всего 11 картин, Святослава – одна. Разумеется, только пейзажи, где нет ничего «мистического». Всё же факт, заслуживающий внимания, что директор музея сам решил выставить так много картин. «Да воссияет имя Рериха!» Действительно, больше всего я верю молодым энтузиастам, которые своим кротким, но дерзновенным сердцем сеют в пространство этот огненный мантрам. Учение утверждает, что люди делятся по качеству устремления. Измерить это в силах только могущественный Наблюдатель всего сущего. Но нам дана радость судить о человеке по огням духа в его взгляде. «Новым верь!» Пусть ваши огни очищают пространство, превращая в Свет. Больше всего отзвука я получил в молодых сердцах. И они полностью верят в спасительную миссию картин Н.К. Именно через картины Н.К. Учение будет апеллировать к множествам, будет пробуждать сознания. Сегодня я ходил по музею до тех пор, пока не прозвенел звонок. Сердце было задумчиво-ликующим. Н.К. и Е.И. не дожили до этого дня, до того, к чему они так стремились, – чтобы картины были выставлены вновь на этой Земле. Грустно было читать на табличке под картиной: «1874-1947». Отодвинулась граница, которую уже не переступить. Не придётся больше на физическом плане, среди напряжённых дел и сотрудничества, ощущать поддержку советом и поощрение лаской сердца от людей Великого Духа. Но инициатива теперь отдана полностью нам. Воины ждут Зова! * Я очень рад сознавать, что из всех двадцати пяти приверженцев Рериха, которые оправданы и в большинстве вернулись домой, ни один не сожалеет о времени своего решающего испытания, но даже благословляет его и в сердце своём ощущает оптимизм. Взираю на эти близкие мне лица и радуюсь за каждого, в ком больше преданности. В сумерках этого великого переходного времени Преданность является единственным истинным Светом, который освещает все пути и принесёт человечеству Зарю Будущего. * Альфред Хейдок вчера неожиданно уехал к своему сыну в Среднюю Азию, не дождавшись открытия музея. Нас связывали чувства долгой дружбы. Во времена Общества, когда он жил в Харбине, я с ним переписывался. Тогда я так и не увидел его физического облика. На Севере я узнал, что Альфред Хейдок в соседнем лагере. Так я и прожил несколько лет рядом, не повстречав его. Мне только сказали, что он латыш с «белой бородой». Я попросил как-то передать ему привет. Незадолго до отъезда я получил от него письмо со стихотворением. Я послал ему странички Учения. И затем, в мае этого года, я получил от него весть, что он в Латвии. На Ивана Купала я встретился с ним на романтических берегах Аматы. Три дня пролетели как на едином огненном дыхании. Он ведь был личным другом Н.К., столь много чудесного знал и мог рассказать о нём. Сердце его горит стремлением к действию (на благо Учения). С благословением Н.К. он отправился в Русскую Землю. С ним будет радостно сотрудничать. Я познакомил с ним молодых, как с «человеком, который знал Н.К.». Он мне прислал последнее письмо Е.И. от 46-го года, которое она писала в Шанхай. Ветку цветов Азии принёс Альфред Хейдок.
12 ноября Я получил письмо от Ольги Крауклис. Чрезвычайная весть! Юрий получил советское гражданство и разрешение вернуться на Родину. Привезёт с собой картины Н.К. – дар Русской Земле. Их выставят в Москве. Ольга Крауклис была у Бабенчикова и Мухина – друзей Н.К. Когда она приедет, узнаем много, много. Решим и о наших картинах.
14 ноября Новая неожиданность. Сегодня в «Цине»[192] напечатан вполне доброжелательный отзыв о картинах Н.К. в музее. После всех долгих лет преследования это кажется столь невероятным. Сердце, будь готовым!
18 ноября Что же привезла Ольга Крауклис? Грусть и ожидание. Ю.Н. будто бы не писал уже четыре месяца. Разрешение вернуться на Родину он получил уже давно от тех <государственных> мужей, что гостили в Индии.[193] Что же с ним? Что будет? Эволюция человечества опять в круговерти самого дикого варева безумного Армагеддона. В международных отношениях всё ещё великое напряжение. Говорят, что отношения наших господ с индийским государством теперь уже не столь благожелательные. И ещё сообщила Ольга Крауклис, что все картины Н.К. в Музее в Нью-Йорке в 1943 году проданы с молотка. Неизвестно даже кому. После искали адресатов. Жуткую карму накопили себе Соединённые Штаты Америки. Тьма была на стороне непростительной несправедливости. Но ещё совсем недавно у них были все возможности стать государством будущего. Так свободная воля людей, народов и государств видоизменяет судьбу.
28 ноября Почти все друзья уже получили сообщения о реабилитации. Когда я сегодня ходил на «улицу Стабу» за справкой для Эллы, спросил, что же с книгами? Мне ответили, что в делах записано, что все книги сожжены. Гунта в детском дерзновении получила от шофёра, который увозил книги, расписку, что «нелегальные книги» увозятся на бумажную фабрику. Такое и со всеми собраниями <друзей>. В моей библиотеке были уникальные книги, собиравшиеся всю жизнь. А именно, в большинстве: искусство, литература, наука, мои любимые авторы, о которых я писал монографию. Я сказал: «Даже Ленина вы уничтожили и советских учёных!» В то время преследователей охватило одержание высшей степени. Благодаря героизму Гунты кое-что всё же спасено. Одну-другую любимую книгу, которая казалась мне уничтоженной, я опять увидел. Спасибо! Бумаги сохранились. Вернувшись из лагеря, я пустил в дело протокол о принятии картин музеем при ликвидации Общества, в связи с этим в мае прошлого года суд шестерым нашим членам снял «уголовную статью» – хранение государственных ценностей (картин, книг). Теперь картины признаны собственностью авторов. Чрезвычайной радостью было видеть «Грааль»[194] невредимым, хотя он восемь лет пролежал в земле. Сердце болит о Портретах. Сердце болит и из-за безумного страха чужих людей, которые уничтожили доверенное. К примеру, статью об Аспазии не могу найти. Она ведь была переписана в нескольких экземплярах. Я ведь лелеял мечту когда-то отдать этот труд для прочтения самой Е.И., чтобы узнать её отзыв. Чувствую, что намеченный космически образ Аспазии я понял правильно. В те исторические, роковые дни, когда я ждал ареста, я столь наивно верил разуму судей и даже их правоте! Потому и книги, и другие предметы культуры, которые ни в одной цивилизованной стране не уничтожались, я не прятал. Я думал единственно об архиве! Но волна варварства была столь велика, что превысила вандализм поджигателей Александрийской библиотеки. Может быть, часть моих книг разбрелась по частным квартирам, ибо те господа по многу раз подъезжали на машинах и кое-что увозили. Но и оставленная коллекция была громадной: соседка насчитала 38 мешков, погружённых на машину, потом надоело считать. Сердце безмерно болит из-за книг Учения и Н.К., из-за несравненной Монографии, из-за ящиков с клише – истинными произведениями искусства. Но об этом я больше не думаю. Лишь бы из пепла поднимался новый Храм Света. Наши молитвы и мантрамы летят туда. «Да воссияет имя Рериха!»
24 декабря Праздник гармонии мира. Действительно, в этот день всегда ощущаются сильные вибрации света, когда миллионы сердец объединяются в мыслях блага. Всегда бы так было, каждый день! Но у человечества благое стало традицией, не перешло в сознание. Возношусь вдохновением вместе с юными огненными душами. Есть ещё те, кто способен верить в Будущее, хочет создать его. Во всех уголках мира появляется огненное племя молодых факелоносцев. Они спасут этот мир. Сегодня, наконец, я попал в хранилище Рижского музея, мне показали картины Н.К., сосчитал, отметил – 29. Не хватает ещё около десяти. Увидел и свою личную, подаренную мне Н.К., выпрошу её через Управление художественных дел. Страница когда-то существовавшей великой Красоты. Сегодня отправляю заявление Генеральному прокурору в Москву относительно судьбы моей личной библиотеки.
25 января После долгих церемоний сегодня я наконец получил из музея картину, подаренную мне Н.К. В хранилище музея, взяв на подмогу инвентарную книгу, я насчитал 34 картины. Поскольку «Карма Дордже»[195] в моей комнате, а некоторые пропали в немецкое время, значит, недостаёт только нескольких маленьких картин. Я видел здесь и любимую Е.И. – «Сострадание». Может быть, в связи с этим я её сегодня видел во сне. 22 января я послал в «Учительскую газету» в Москву статью «Внесение предмета этики в программы школ». Наконец! К этому дню я видел во сне, что меня переводят из 5-го в 6-й класс. Как же сдвинуть и сломать застывшие шаблоны сознания?
3 февраля. Позавчера опять неожиданно приехала Бирута. Привезла письмо Владимира Гофмейстера из Западной Германии. Он организовал большую группу последователей Учения, издаёт журнал «Briefe der Lebendigen Ethik»[196], проводит вечера с выступлениями, в которых участвует до 150 человек, на темы Учения там читает какой-то австриец. И ещё – переводит книги Учения на немецкий язык. Обо мне узнал через Америку: «Живёт где-то скромно в Риге». Сборник статей, посвящённых Е.И., выйдет в начале этого года, видимо, к её дню рождения в феврале. Железный занавес всё ещё существует. Сколько ещё? Индия оживает, расцветает. Мы здесь всё ещё в омуте. Все добрые слова звучат столь минорно. Юные сердца ждут сверкающего зарницами, реального, героического пути к Солнцу.
|
