ЧАЙ В ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ
– А я тебя жду, – сказал Секретарь. – И не просто жду, а вот уже двадцать минут. – Откуда вы узнали?! – О чем? О месте или о времени? – О времени, – сказал я и опустил на землю рюкзак. – А как ты думаешь, что позволило мне стать секретарем самого Сэнсэя? Трудолюбие? Сноровка? Или, может, "ай‑кью"? Глупости! Это стало возможным лишь благодаря особому дару, которым я, к твоему сведению, обладаю. Или – "шестому чувству", если пользоваться твоими словами... На нем были бежевая куртка, толстые лыжные брюки, а на глазах – солнцезащитные очки с зелеными стеклами. – Именно поэтому мы с Сэнсэем и совпадали в главном. В том, что намного превосходило такие банальные критерии, как "здравый рассудок", "элементарная логика" или, скажем, "общественная мораль"... – "Совпадали"? – Ровно неделю назад Сэнсэй скончался. Похороны были роскошными. Весь Токио сейчас буквально стоит вверх дном: никак не выберут, кому же достанутся его капиталы... Мутный поток посредственности хлынул в освободившееся пространство. Ночей не спят, овцы божьи... Я перевел дыхание. Секретарь достал из нагрудного кармана серебряный портсигар, вынул сигарету без фильтра и закурил. – Не желаешь? – протянул он мне портсигар. – Нет, – сказал я. – Честно скажу, ты свою задачу выполнил превосходно. И сделал даже больше, чем от тебя ожидалось. Не стану скрывать: я от тебя такого не ожидал. Поначалу я даже готовил тебе целый ряд подсказок – на случай, если ты совсем залезешь в тупик... Но твоя встреча с Профессором Овцой меня просто очаровала! Настолько, что я бы даже не возражал, если б ты захотел на меня работать... – Значит, вы с самого начала знали про это место? – Естественно! За кого ты меня принимаешь?... – А можно вопрос? – Давай, – снисходительно усмехнулся Секретарь. – Но только короткий. – Все‑таки, почему вы не рассказали мне про это место сразу? – Потому, что ты должен был разыскать его сам. Своим умом и по собственной воле. И еще я хотел, чтобы ты заставил своего приятеля вылезти из его черной дыры. – Из какой еще черной дыры?... – Психологической черной дыры. После встречи с Овцой человек, как правило, отключается от внешнего мира – и впадает в состояние временной потери ориентации. Ну, что‑то вроде сильной контузии... Вытащить его из этого состояния и было твоей задачей. Однако поверить – даже тебе! – он мог только в одном случае: если бы ты пришел к нему искренним и невинным, как лист бумаги, на котором ничего не написано... Просто, не правда ли? – Куда уж проще... – Любой замысел кажется проще простого, когда он уже раскрыт. Разработать до мелочей программу такого замысла – вот что самое сложное! Прогноз колебания человеческих эмоций на компьютере не составишь; здесь уже приходится работать вручную... Зато уж когда программа, которую ты создал с таким трудом, срабатывает без сучка, без задоринки – вот тогда и наступает удовлетворение, полноценнее которого не бывает! Я молча пожал плечами. – Итак, – продолжал Секретарь, – Охота На Овец успешно подходит к концу. Благодаря моим верным расчетам – и твоему простодушию. Теперь‑то уж я доберусь до твоего приятеля... Так или нет? – Да, конечно, – подтвердил я. – Он вас ждет. Сказал, что у вас с ним чай в двенадцать часов... Мы оба совершенно синхронно взглянули каждый на свои часы. На моих было 10:40. – Ну что ж, я должен идти, – произнес Секретарь. – Опаздывать – не в моем стиле. Мой водитель отвезет тебя в город. Да, и последнее. Вот тебе за труды... Он полез в нагрудный карман, достал оттуда банковский чек и протянул мне. Я взял бумажку и, не глядя, затолкал в карман куртки. – Что, даже проверить не хочешь? – А что, разве есть такая необходимость? Секретарь от души расхохотался: – С тобой, ей‑богу, приятно иметь дело! Кстати говоря – фирму‑то вашу напарник твой распустил. А зря! Перспективы у вас были самые радужные. Рекламный бизнес, попомни мои слова, очень скоро начнет набирать обороты. И тебе я посоветовал бы избавляться от всяких напарников как можно скорее... – Вы – сумасшедший, – очень внятно произнес я. – Мы еще встретимся, – только и ответил Секретарь. Сказав так, он отвернулся и быстро пошел по дороге в долину. – Селедка ваша в порядке! – заверил меня Водитель, ведя машину вниз по горной дороге. – Растолстела, как мячик!.. Я сидел в кресле рядом с Водителем. За баранкой огромного, хищного, как рептилия, джипа он смотрелся совершенно другим человеком. Всю дорогу до самого города он очень подробно рассказывал мне про похороны Сэнсэя и про то, как ухаживал за Селедкой – но я почти не слушал его. В половине двенадцатого мы подъехали к станции. В городе стояла такая тишь, словно все его жители умерли в одночасье. Одинокий старик лениво ворошил лопатой сугроб у разъезда. Худющая собака сидела с ним рядом и виляла хвостом. – Большое вам спасибо! – сказал я Водителю, выбираясь из джипа. – Не за что! – отвечал он. – А кстати, как насчет телефонного номера, что я вам дал? Дозвонились до Господа Бога? – Нет... Как‑то не до того было. – С тех пор, как скончался Сэнсэй, по этому номеру стало просто не дозвониться. Никто не берет трубку! Не знаю уж, в чем там дело... – А может, Ему там тоже не до того? – Может, и так, конечно... – пробормотал водитель. – Всего вам доброго! – До свидания, – сказал ему я.
* * *
Поезд отходил ровно в двенадцать. На перроне не было ни души, а во всем поезде, не считая меня, сидело три жалких пассажира. И все же чувство, что меня опять окружают живые люди, приносило несказанное облегчение. Что ни говори, а я возвращался в тот мир, где родился. Пусть бы он даже тиной болотной покрылся от собственной ограниченности и безысходной скуки – это был единственный мир, которому я принадлежал... Я жевал шоколад, когда раздался гудок отправления. Гудок отревел, поезд, дернувшись, с оглушительным лязгом тронулся с места – и тут я услышал грохот далекого взрыва. С трудом отодвинув тяжелую раму, я высунулся в окно. Несколько секунд спустя раздался еще один взрыв. Поезд плавно набирал скорость. Прошло еще три минуты – и над одинокой конусовидной сопкой на горизонте поднялся столб густого черного дыма. Все полчаса, пока поезд не свернул резко вправо и горный пейзаж не скрылся из глаз, я смотрел и смотрел, завороженный, на этот дым – и никак не мог оторваться.
ЭПИЛОГ
– Ну, вот и все, – сказал Профессор Овца. – Все закончилось, правда? – Да, – сказал я. – Все закончилось. – Не знаю, как тебя и благодарить... – Я и сам очень многое потерял. – Нет! – покачал головой Профессор Овца. – Ты только начал жить... Разве нет? – Да, наверное... – вздохнул я. Когда я выходил из комнаты, Профессор Овца сидел за столом, уронив голову на руки, и беззвучно рыдал. Я уходил – и уносил с собой последний смысл его жизни. Правильно ли я поступал – этого я так до конца и не понял. – Она куда‑то уехала, – огорченно сообщил мне управляющий отелем "Дельфин". – А куда – не сказала... Что с вами, вам нездоровится? – Пустяки, – ответил я. Я получил свои вещи и поселился в тот же номер, что и в прошлый раз. Из окна просматривалась все та же непонятная фирма в небоскребе напротив. Грудастой сотрудницы я в офисе не заметил. Два молоденьких клерка, дымя сигаретами, работали за столами. Один изучал бумажки с цифирью, а другой, вооружившись линейкой, вычерчивал на большом куске ватмана какой‑то график. Из‑за отсутствия грудастой казалось, будто передо мной – совсем не та фирма, за которой я наблюдал в прошлый раз. Единственное сходство заключалось в том, что и теперь было совершенно невозможно понять, чем там занимаются. Ровно в шесть сотрудники поднялись из‑за столов, оставили комнату – и здание, погасив огни, погрузилось в сумерки. Я включил телевизор и посмотрел последние новости. Ни о каком взрыве в горах не сообщали ни слова. Ах, да, – осенило меня. Взрывы‑то были вчера!.. Где же я прошатался целые сутки? Чем занимался? Я попробовал вспомнить – но все попытки увенчались только головной болью. Ладно. Как бы там ни было – один день уже миновал. Вот так, день за днем, мне предстояло теперь всю жизнь отворачиваться от собственной памяти. До тех самых пор, пока однажды не позовет меня снова тот далекий голос в кромешной тьме... Я выключил телевизор и, не снимая обуви, упал на кровать. Лежа один на двуспальной кровати, я разглядывал потолок – весь в разводах и пятнах. Эти разводы и пятна напомнили мне людей, что родились, жили и умерли тысячи лет назад – слишком давно, чтобы кто‑то помнил о них сегодня. Отблески неоновой рекламы плясали на стенах номера, переливаясь и меняя цвета. У самого уха тикали часы на руке. Я расстегнул ремешок, снял их и бросил на пол. Вздохи автомобильных клаксонов переплетались и наслаивались друг на друга в сумерках за окном. Хотелось спать – но заснуть не получалось, хоть тресни. Странное, непередаваемое ощущение засело в душе и прогоняло сонливость ко всем чертям. Я надел свитер, вышел на улицу, забрел в первую попавшуюся дискотеку и под вопящий нон‑стопом пульсирующий "соул" выпил три двойных виски со льдом. И только тогда почувствовал себя более или менее в порядке. Что ни говори, а приводить себя в порядок следовало как можно скорее. Слишком много людей вокруг, похоже, теперь рассчитывали на мой порядок и зависели от него. Когда я вернулся в отель, трехпалый управляющий сидел на диване в приемной и смотрел по телевизору программу ночных новостей. – Утром я уезжаю, – сообщил я ему. – Сразу в Токио? – Да нет, – ответил я. – Сперва заеду кое‑куда. Разбудите меня в восемь утра, если не сложно. – Да, конечно... – Спасибо за все... – Ну, что вы! – сказал управляющий и глубоко вздохнул. – А отец ничего есть не хочет. Если так будет дальше – помрет, чего доброго... – Он очень многое пережил. – Я знаю, – печально проговорил управляющий. – Да только мне он так ничего и не рассказывает! – Ну, теперь‑то у вас все будет очень хорошо, – уверенно сказал я. – Подождите немного – увидите сами.
* * *
Утром я завтракал в небе. Самолет приземлился в Ханэда – и через полчаса уже снова был в воздухе. В иллюминаторе слева до самого горизонта сверкало бликами море. Старина Джей стоял, как всегда, по ту сторону стойки и чистил картошку. Девчонка, приходившая помочь по утрам, меняла воду в цветочных вазах и протирала столы. Из хокайдосских снегов я вернулся обратно в осень: сопки в окне "Джей'з Бара" алели роскошной кленовой листвой. Я сидел за стойкой еще не открывшегося заведения и потягивал пиво. Скорлупа арахиса с приятным треском раскалывалась, чуть только я сжимал ее в пальцах. – Между прочим, цени: найти арахис, который приятно чистить, – большое искусство! – заметил Джей. – Хм‑м! – промычал я, жуя арахис. – А ты, что – все еще в отпуске? – Я уволился. – Как – уволился?! – Долгая история... Джей дочистил картошку, промыл картофелины в большом бамбуковом сите под холодной водой и завинтил кран. – Ну, и что теперь делать будешь? – Еще не знаю. Получу выходное пособие, продам права на управление фирмой... Больших денег, конечно, не получу но все‑таки. Ну, и еще вот это... Я достал их нагрудного кармана банковский чек и, не глядя на сумму, передал Джею. Тот посмотрел на чек и покачал головой: – Деньги, конечно, солидные, только... не очень чистые, верно? – Угадал. – Только это – очень долгая история, да? Я рассмеялся: – Я желаю, чтобы эта бумажка хранилась где‑нибудь у тебя.. Положи ее в самый солидный сейф этого почтенного заведения! – Да где ты здесь видишь хоть один сейф?! – Ну, тогда сгодится и кассовый аппарат! – Я, конечно, могу положить этот чек в абонентский сейф какого‑нибудь банка... – озабоченно сказал Джей. – Только что ты, вообще, собираешься с ним делать дальше? – Послушай, Джей. Тебе, небось, немало стоило переехать в новое здание? – Да уж, стоило... – Долгов понаделал, небось? – А куда же без них, без долгов‑то? – Ну, а этого чека хватило бы, чтобы погасить все долги? – Да еще и сдача осталась бы, но... – Ну вот! А за это ты бы, скажем, занес нас с Крысой в почетные члены правления своего бара. А? Никаких процентов с выручки, никакого раздела прибыли. Просто – чтобы значились имена. Ну как, идет? – Да нехорошо это как‑то... – Что ж нехорошего? Случись что, не дай Господь, со мной или Крысой – ты нас тут же и приютил бы под своим крылышком... – Но ведь... Вы и так, по‑моему, всегда могли на это рассчитывать. Стиснув в ладони ледяной стакан с пивом, я посмотрел ему прямо в лицо. – Знаю, – сказал я. – И все‑таки – я так хочу. Джей рассмеялся и спрятал чек в карман фартука. – А я до сих пор помню, как ты надрался первый раз в жизни... Сколько же лет назад это было? – Тринадцать, – ответил я. – Ничего себе! И Джей – старый, неразговорчивый Джей! – целых полчаса проболтал со мной о добрых старых временах. И лишь когда в баре стали появляться один за другим посетители, я приподнялся со стула. – Куда собрался? Ты же только пришел! – удивился Джей. – Приличная девица пораньше спать ложится, – сказал я. – Ну, а с Крысой‑то повстречался? Я уперся ладонями в стойку и глубоко‑глубоко вздохнул. – Повстречался... – И что? Тоже "долгая история"? – Долгая. Такой долгой истории ты, пожалуй, отродясь не слыхал... – А если вкратце? – А если вкратце, то весь смысл пропадет. – Сам‑то он как? В порядке? – В порядке. Очень с тобой повидаться хотел... – Интересно, свидимся ли мы еще когда‑нибудь? – Свидитесь! Члены правления, как‑никак... Вот и деньги эти мы с Крысой вдвоем заработали. – Тронули старика... Спасибо вам. Я поднялся‑таки со стула и вдохнул всей грудью ностальгический запах заведения. – Как член правления, желаю, чтобы здесь были бильярд и музыкальный автомат! – Хорошо. Установлю к твоему следующему приходу, – пообещал Джей.
* * *
Двинувшись вдоль реки, я добрался до самого устья, вышел к остаткам морского берега в полсотни метров длиной, сел у самой воды – и проплакал два часа кряду. С самого рождения мне, наверно, еще никогда не доводилось плакать так долго. Лишь через два часа я, наконец, нашел в себе силы подняться на ноги. Совершенно не представляя, куда идти, я все‑таки встал и отряхнул налипший на джинсы песок. Когда солнце совсем зашло, я сделал свой первый шаг – и услышал, как за спиной еле слышно плеснулись волны.
1. В европейском порядке – имя, фамилия: Юкио Мисима (1925‑1970) – лидер одной из национал‑шовинистических группировок; талантливый писатель, своими романами и новеллами обогативший библиотеку современной японской классики. В 1970 году совершил публичное харакири в знак протеста против "утраты Японией самурайского духа", вызвав мощную волну выступлений ультраправых по всей стране. Часть биографов ЮМ, впрочем, не исключает, что косвенной причиной скандального самоубийства явилась глубокая депрессия, вызванная неполучением Нобелевской премии по литературе, на которую честолюбивый Мисима не без оснований рассчитывал, но получил ее советский писатель Михаил Шолохов. (Здесь и далее – примечания переводчика)
2. В традиционных японских кабачках сакэ принято подавать небольшими глиняными бутылочками емкостью около 180 мл. Крепость обычного сакэ – 15 градусов. По силе воздействия сравнимо с креплеными винами
3. Токийские отели высшей категории
4. Городской район издательств и букинистов, так называемый "Книжный мир" Токио
5. Американская кинозвезда 70‑х годов. Отличалась особо длинным носом
6. Большеголовый щенок, персонаж американских мультфильмов и комиксов. Широко используется в японской рекламе
7. Японское производное от англ. "mass communication" – средства массовой информации
8. Район Токио, где располагалась тюрьма, в которой содержали обвинявшихся в преступлениях против человечества по окончании Второй Мировой войны
9. Цубо – мера площади = 3, 3 кв.м. В данном случае имеется в виду территория площадью около 1, 1 га
10. В конце 70‑х годов – около 500 долларов США
11. Сверхскоростной пассажирский поезд, а также сеть железных дорог для таких поездов между городами Японии
12. "Экономическая газета"
13. Период правления императора Мэйдзи, 1867‑1912. Первый демократический период в истории Японии сразу после революции Мэйдзи (1867) и падения военно‑феодального правительства – сегуната
14. Период правления императора Ансэй, 1854‑1860
15. "Баку" в китайской мифологии – фантастическое животное с телом медведя, хоботом слона, глазами носорога, хвостом быка и лапами тигра
16. Политическая война, расколовшая японскую армию на два враждующих лагеря в 1930‑х годах
17. Валгалла в нордической мифологии – дворец в царстве бога Одина, куда отходили души героев, погибших с мечом в руках. "Дворцами Валгаллы" викинги также называли погребальные ладьи, которые поджигали вместе с останками воинов и отправляли в открытое море
18. Район в центре Токио, а также – одна из крупнейших станций столичного метро
19. Здесь и далее: Синдзюку, Сибуя, Уэно – районы и, соответственно, крупные станции метро в центре Токио. Экода – небольшая станция в пригороде. Ода‑кю – линия поездов, доставляющая на Синдзюку больше всего пассажиров
20. Небольшой холодный завтрак в коробке, который берут с собой в дорогу или покупают в пути
21. В Японии наряду с отелями западного образца популярны и так называемые гостиницы в национальном стиле ("рекан") с японским интерьером, сервисом и едой
22. Помимо жертв бытовых происшествий, люди без одного или нескольких пальцев часто – бывшие либо настоящие члены японской мафии (якудза), по законам которой провинившийся перед кланом лишается пальца частично или полностью в зависимости от тяжести проступка
23. Корифеи американской музыки 60‑70‑х годов, основатели различных школ гитарной игры
24. В Китае – период правления императорской династии Юань, 1271‑1367 гг.
25. Японское название Сангарского пролива
26. "Дзю‑ни таки" (яп.) – двенадцать водопадов
27. Комплект из толстого тюфяка и ватного одеяла для спанья на полу или на земле
28. Период правления императора Тайсе, 1912‑1926 гг.
29. Период правления императора Сева, 1926‑1989 гг.
30. 26 февраля 1936 года был убит министр финансов Японии Такахаси Корэкио, выступивший против увеличения военного бюджета страны. Сразу за этим была предпринята попытка фашистского переворота. И хотя путч был подавлен, а многие лидеры ультраправых казнены, последовавшая за этим чистка в армии привела к активной милитаризации Японии накануне Второй Мировой войны. "Инцидент 26 февраля" до сих пор считается слабым местом в идеологии ультраправых, стремящихся доказать свою преданность национальным интересам Японии
31. Японскую ванну (фуро) вначале заполняют холодной водой, а затем примерно полчаса нагревают встроенным газовым или электрическим устройством
[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31]
|
