Рост королевского права в норманнской Италии

Приблизительно в течение полутора столетий со времени вступления короля Рожера II на престол в 1112 г. и до смерти его внука Фридриха в 1250 г. правители Южной Италии были среди наиболее могущественных, бо­гатых и в культурном отношении наиболее утонченных светских правителей Западной Европы. Их успех в этих отношениях был обусловлен в значитель­ной мере духом их управленческих и правовых учреждений. Это был, конеч-

но, аристократический дух: король оставался над правом не только на прак­тике, но и в теории. В норманнской Сицилии не было доктрины, похожей на ту, которая позднее была названа в Англии "верховенством права", а в Гер­мании Rechtsstaat. Была, однако, сильная вера в правление посредством права. Кроме того, господствовало убеждение, что право, с помощью которого правит автократ, имеет функцию поддержания не только порядка, но и справедливо­сти, и, далее, оно понималось как постоянно развивающаяся система, расту­щая в течение времени. Преемники Рожера опирались на фундамент, зало­женный путем периодического издания новых законов с целью учета новых обстоятельств и в то же время при сохранении основных принципов системы как целого.

Фридрих II, наследовавший трон Сицилии в 1197 г. в возрасте трех лет и начавший править в 1208 г. в возрасте четырнадцати лет, завершил процесс централизации и бюрократизации государственной власти, начатый его дедом по матери Рожером. (Его дедом по отцовской линии был император Фридрих Барбаросса, а отцом — император Генрих VI; сам он был коронован как им­ператор Фридрих II в 1220 г.). Среди реформ Фридриха II была конфискация всех замков в его южном итальянском королевстве, как на острове Сицилия, так и на полуострове, и превращение их из частных крепостей и резиденций феодалов в правительственные форты, управляемые департаментом обороны и занятые небольшими гарнизонами. Он перевел всех правительственных дол­жностных лиц на королевскую гражданскую службу, платил им жалованье и возмещал другие расходы королевского управления из поступлений от тамо­женных сборов, налогов и королевских монополий. Он основал университет в Неаполе со специальной целью подготовки правительственных чиновников. Он создал обширное законодательство и расширил сферу компетенции судеб­ной власти в его применении.

Европейские современники называли Фридриха II "immutator mundi" ("ре­форматор Мира") и "stupor mundi" ("чудо мира"). Он действительно был чело­веком исключительного динамизма и блестящих способностей, вероятно, одним из наиболее талантливых из когда-либо живших людей. Помимо того, что он был выдающимся военным лидером, государственным деятелем и законодателем, он являлся глубоким ученым, особенно в математике, анатомии и зоологии, он был мыслителем-теоретиком, архитектором, поэтом, писавшим любовные песни на просторечном итальянском языке за два поколения до Данте, и автором книги по соколиной охоте — "Искусство соколиной охоты", считавшейся наиболее автори­тетной из всего написанного на эту тему. Утверждается, что он говорил не только на итальянском, но и на французском, немецком, арабском, латинском и грече­ском языках. Эти цивилизованные качества соединялись, однако, с крайней без­жалостностью и варварством, которые он проявлял не только по отношению к своим врагам, но и по отношению к невинным людям, иногда только ради удовлетворения своего научного любопытства. Безжалостность Фридриха проявлялась также в его жажде власти и убежденности в его предназначенно­сти быть абсолютным правителем христианского мира.

В той или иной степени многие из этих противоречивых качеств нашли отражение в его кодификации права королевства Сицилии 1231 г., которую он назвал "Законами Августа" (leges Augustales или constitutiones Augustalis).

В наше время она обычно называется Liber Augustalis (Книга Августа) и иногда Мельфийские конституции.

Liber Augustalis является гораздо более обширной и систематизирован­ной кодификацией, чем Ассизы Ариано. Она содержит 253 статьи (называ­ющихся "титулами") объемом около 150 страниц в современном печатном переводе. Она подразделена на преамбулу и три "книги", первая из которых посвящена главным образом вопросам публичного порядка, включая материа­льное уголовное право, отправление правосудия, досудебную гражданско-пра­вовую процедуру; вторая — главным образом гражданско-правовой и уголов­но-правовой процедуре, и третья — главным образом материальному граж­данскому праву, включая королевское и феодальное право собственности и различные проступки. Все собрание имело целью быть "зерцалом совершен­ства для всякого, заглянувшего в него, предметом зависти для любого князя, образцом для любого королевства'. Однако оно также имело целью быть — и было в действительности — ответом на исторические условия, в которых находилось Сицилийское королевство, коренилось в них и ставило целью удовлетворить практические потребности управления.

Западное понимание права как органически развивающейся системы на­шло отражение в том факте, что liber Augustalis включала 62 статья, подчеркнуто приписывавшиеся главным предшественникам Фридриха на сицилийском тро­не — Рожеру И, Вильгельму I и Вильгельму И. Кроме того, она была позже дополнена новыми указами Фридриха II, под заглавием "Новеллы".

Пример способа, которым Liber Augustalis опиралась на прежнее за­конодательство, содержится в двух положениях, касающихся правового ста­туса женщин. Первый представляет собой закон, приписываемый королю Ро­жеру: "Мы гарантируем справедливость законов для женщин, страдающих по слабости их пола, устанавливая, что им будет оказываться помощь нами, а также нашими должностными лицами в пределах возможностей, как это по­ложено и необходимо" (кн. 2, титул 41). За этим положением следовал го­раздо более широкий закон императора Фридриха, начинавшийся словами: "В целях устранения неясности в законе, изданном божественным королем Рожером, нашим дедом, о восстановлении женщин в их правах и положении, мы постановляем..." Новый закон проводил различие между причинением ущерба женщинам вследствие небрежности или обмана со стороны их опе­кунов или поверенных, и потерями, понесенными женщинами, имевшими адекватное представительство и не связанными с их слабостью как женщин. Он также перечислял конкретные типы дел, по которым женщины должны иметь защиту от последствий незаконных действий, совершенных ими "из-за незнания закона" или "из-за неведения, обусловленного слабостью их пола" (кн. 1, титул 44).

Другим примером преемственности и развития является воспроизведе­ние очень короткого закона короля Рожера, запрещавшего аристократии, как светской, так и церковной, отчуждать или урезывать королевскую собствен­ность или королевские права (кн. 3, титул 1), за которым следовал закон Фридриха, начинавшийся словами: "В целях дополнения постановления, из­данного божественной памяти нашим дедом, королем Рожером, о запрещении уменьшения феодов и феодальной собственности, мы приказываем, что все отчуждения и договоры любого рода, уменьшающие или изменяющие феоды

или феодальную собственность, не будут считаться действительными до подтвер­ждения специальным разрешением нашего высочества". В законе Фридриха да­лее говорилось, что все присяги или санкции, включенные в такие договоры, не будут иметь законной силы, равно как и решения, основанные на договоренности или переговорах по этим вопросам и вынесенные кем бы то ни было помимо юстициария. Было, однако, установлено исключение для баронов и рыцарей, по­селяющихся на наследуемых землях, при условии, что ренты и повинности, по­лагавшиеся по старому обычаю, не уменьшаются (кн. 3, титул 5).

Третий пример роста права, нашедшего отражение в Liber Augustalis, относится к лицензированию врачей. Закон короля Рожера устанавливал, что никто не может стать врачом без экзамена со стороны королевских должно­стных лиц и судей, "чтобы подданные нашего королевства не могли подвер­гаться опасности со стороны неопытных врачей" (кн. 3, титул 44). К этому положению Фридрих добавил требование, чтобы претендующий на врачебную практику "был одобрен на экзамене, проведенном на публичном заседании магистрами университета Салерно", и дополнительно к этому чтобы он пред­ставил свидетельства о доверии к нему как со стороны магистров, так и лиц, назначенных королем, и достаточных званиях и чтобы он получил "лицензию на врачевание" от короля или в его отсутствие, от лица, его замещающего. Наказанием за нарушение этого закона была конфискация имущества и тю­ремное заключение сроком на один год.

Помимо отражения в Liber Augustalis западного представления о праве как растущем теле, развивающейся системе принципов, норм, процедур и ин­ститутов, в ней также нашло отражение западное понимание права как слож­ного единства, основанного на синтезе и примирении противоположных эле­ментов. Она составлялась людьми, изучавшими схоластическую правовую на­уку Болоньи. Сам текст упоминает, что содержащиеся в нем законы были "собраны магистром Петрусом делла Винья из Капуи, судьей нашего боль­шого суда", известным тем, что он учился в Болонье и был протеже архи­епископа Капуанского Джакопо, который сам был преподавателем в Болонье. Многие правовые термины и доктрины заимствованы из текстов Юстиниана, глоссированных и комментированных тогдашней правовой наукой. "Однако было бы серьезной ошибкой, — отметил Джеймс М. Пауэлл, — рассматри­вать Liber Augustalis как простую адаптацию юстиниановского права. Фак­тически способ компиляции позволяет сделать вывод, что речь вообще шла не об этом. Подход состоял в поиске права у предшественников (viri antiquores) в королевстве, а также в судебной практике. Как становится ясным из постановлений, задачей составителей было нахождение общего права ко­ролевства и трансформация его в королевское право". "Но, — добавляет Па­уэлл, — если такого права для всего королевства не существовало, а так и было, то задачей было создать его.

Сам текст Liber Augustalis использует фразу "общее право" примени­тельно и к римскому, и к лангобардскому праву. Кроме того, как подчер­кивает Паэулл, традиции норманнского и лангобардсхого права представляли собой источник, на который опирался составитель Liber Augustalis. Однако прежде всего он "был движим духом схоластики, направлявшим интеллекту­альные усилия эпохи на устранение разночтений внутри существовавшей пра­вовой традиции властвования (regno) и на сосредоточение правовых знаний —

собственных и своих коллег, вероятно, практических работников судов — в единую совокупность права... Движущая сила в формировании совокупности права исходила из практических политических нужд и внутреннего социаль­ного конфликта, с которым сталкивалась сицилийская монархия"™

Главной политической потребностью сицилийской монархии было при­дание правовой формы значительному усилению королевской власти, произо­шедшему к 1231 г. Liber Augustalis исходила из духа и теории Папской ре­волюции, представляя короля как лицо, обладающее неограниченной властью. Преамбула устанавливала, что "князья народов" являются "судьями жизни и смерти человечества" и "исполнителями тем или иным путем Божьего Про­видения", имеющими право "решать... какую судьбу, достояние и положение должен иметь каждый человек". Она также утверждала, что князья "отдают отчет Богу" (подразумевается непосредственно Богу) в их деятельности по защите Святой церкви. В другом месте Фридрих утверждал: "Подобно тому, как Бог Отец проявляет себя во Христе, так и справедливость проявляет себя в императоре. Подобно тому, как Христос основал свою церковь, так и им­ператор основал свою империю ^ Церковь, в соответствии с этой концеп­цией, поскольку она представляет собой зримую, институционализирован­ную церковь, находится внутри империи, и вся преходящая власть церкви подчинена императору.

Фридрих не только бросил вызов преходящей власти папства, но и боролся с ним силой оружия. В 1228 г. он предпринял свой собственный кре­стовый поход вопреки папским приказам и после захвата Иерусалима вер­нулся, чтобы разгромить папскую армию, вторгшуюся в его отсутствие в его южное итальянское королевство. Он также боролся против папской власти в северных итальянских городах, по отношению к которым он был императором. В 1245 г. папа Иннокентий IV формально объявил его "отвергнутым Богом", лишил императорской власти и объявил вне закона.

Тем не менее, несмотря на притязания на абсолютную королевскую власть законодательство Фридриха признавало сохранявшуюся автономию феодального и церковного, хотя и не городского, права.

В отношении феодального права Liber Augustalis устанавливала: "Для того чтобы полностью сохранить должный почет... графам, баронам и другим людям рыцарского звания, мы сохраняем для них суды равных их". Графы и бароны должны были быть судимы "согласно нашим священным указам или, в их отсутствие, согласно одобренным обычаям королевства" (кн. 1, ти­тул 47). За правонарушения, совершенные лицами неблагородного происхож­дения против благородных, были установлены более суровые наказания, и присяге лица благородного происхождения в делах по взысканию долгов при­давался больший вес (кн. 1, титул 101). Кроме того, подлежали защите вдовьи права женщин по отношению к лицам, вышестоящим в феодальной иерархии (кн. 3, титул 16). С вассалов могли собираться сборы для выкупа их госпо­дина, на возведение сыновей господина в рыцари, при заключении браков его дочерьми и сестрами, а также при покупке им земли в целях службы королю или для его войска (кн. 3, титул 20). Господину было разрешено лишать лена вассала, не пожелавшего дать за него залог или дать показание в его пользу в судебном разбирательстве, или совершившего тяжкое преступ­ление против него, его детей или его жены, а "в противном случае, если

господин не желает дать залог в суде за своего вассала, обвиненного в уго­ловном преступлении, не затрагивающем королевское величество, или если беспричинно избивает его, или совершает прелюбодеяние с его женой, или покушается на его дочь против ее воли, - господин теряет присягу вассала и названный человек будет принадлежать непосредственно нашему двору" (кн. 3, титул 19).

В отношении церкви Liber Augustalis сохранила закон короля Виль­гельма II, предоставлявшего духовенству широкие льготы. Она устанавли­вала, что "если любое духовное лицо нашего королевства будет обвиняться в чем-либо, за что, как общеизвестно, лицо должно быть привлечено к суду и осуждено, то оно должно быть судимо не нами или нашим судом, а церковью и в суде церкви... Оно также должно быть осуждено в соот­ветствии с канонами и церковным правом, если только оно не обвинено кем-либо в измене или другом тяжком преступлении подобного рода, раз­бирательство которого относится... к нашему суду" (кн. 1, титул 45). Граж­данские иски против духовных лиц по поводу занимаемой ими церковной земли аналогичным образом подлежали рассмотрению только церковными судами, однако иски против духовных лиц по поводу занимаемой ими зем­ли, не принадлежащей церкви, должны были разбираться в суде того гос­подина, которому земля принадлежала (кн. 1, титул 68).

Другой закон короля Вильгельма II, относящийся к духовенству и со­храненный в Liber Augustalis, устанавливал, что только тем вилланам запре­щалось становиться духовными лицами, которые находились в личной зави­симости, но "если кто-либо, держащий лен или бенефиций, захочет стать ду­ховным лицом, он может делать это без разрешения его господина, после возвращения в руки последнего того, что получено от него" (кн. 3, титул 3).

Городское право упоминается в Liber Augustalis в немногих местах и главным образом негативно. Города (коммуны), учредившие должности по-десты, консулов или другие на основании определенного обычая или в силу избрания народом, должны были быть "обречены на вечное разорение, все жители этих городов должны навечно считаться несвободными людьми... и каждый, получивший любую из названных должностей, должен караться смертной казнью" (кн. 1, титул 50). Кроме того, привилегии, ранее предо­ставленные Мессине, Неаполю, Аверсе, Салерно и другим городам, и обычаи, соблюдавшиеся в них, на основании которых городским жителям было раз­решено уклоняться от юрисдикции центрального или регионального королев­ских судов, были объявлены недействительными и не имеющими силы (кн. 1, титул 106). Помимо этого, коммуна, которой предъявлялся иск, должна была ответить по нему, в противном случае ей грозил денежный штраф за неподчинение суду (кн. 1, титул 107).

Запрещая создание автономного муниципального управления, Liber Augustalis объявляла: "Мы желаем, чтобы повсюду в королевстве существо­вали только те должностные лица, которые назначены нашим величеством или по нашему приказу: старшие юстициарии (magistri justitiarii), юстициа-рии, казначеи, бейлифы и судьи" (кн. 1, титул 50). Все должности в этом перечне являлись судьями, за исключением казначея, но и он, хотя и был преимущественно финансовым должностным лицом, имел некоторые судебные

51-499

обязанности. На практике создание централизованного королевского управ­ления в норманнской Сицилии, как и в других местах Европы в XII—XIII столетиях, было тесно связано с расширением судебных учреждений, а так­же с рационализацией централизованного финансового механизма. Здесь Фридрих продолжал строить то, что начал Рожер и что продолжили затем последующие правители.

Книга 1 Liber Auguslalis, посвященная главным образом общественному порядку, начинается с осуждения ереси, которая классифицируется как "го­сударственное преступление", сравнимое с изменой (титул 1). По какой-то причине измена не выделена в специальную статью, она только упоминается как преступление даже "более ужасное, чем ересь, поскольку речь идет о том, что кто-то пытается нанести оскорбление божественному величеству". Сравнение продолжено далее в титуле 4, который объявляет преступлением, "сравнимым с кощунством", обсуждение... решений, действий, постановлений и планов короля и вопросов о том, достоин ли своего положения кто-либо, избранный королем" (это был закон короля Рожера, действие которого было сохранено его преемниками).

Затем в книге 1 идет речь о насилии и преступлениях против коро­левских должностных лиц. Делался сильный упор на то, что пострадавшие должны обращаться в суд, а не осуществлять самосуд. Предоставлено право на самооборону, но оно должно было осуществляться непосредственно на ме­сте события и средства обороны должны соответствовать средствам нападения. Кроме того, можно было убить ночного грабителя, если в этот момент кричать "караул!" В ином случае право на самооборону, "предоставленное правом народов", должно осуществляться пострадавшим либо публичной властью че­рез преследование в суде.

Было запрещено носить заточенное оружие (при этом был дан список) или кольчугу, за исключением должностных лиц, которые могли носить мечи в деловых поездках за пределами их места жительства. Удар, нанесенный какому-либо лицу запрещенным оружием, наказывался потерей руки. Убий­ство наказывалось смертной казнью посредством меча, если убийца был ры­царем или имел более высокий статус, и повешением, если убийца имел статус ниже рыцаря. Несовершеннолетние и душевнобольные освобождались от уго­ловной ответственности. Насильственное лишение сейзины на землю и другую недвижимость влекло штраф в размере половины стоимости собственности, а на движимое имущество - штраф в четырехкратном размере ее стоимости. Лицо, лишенное сейзины, имело право предъявления иска против лица, до­бросовестно вступившего во владение.

Лица, понесшие ущерб в результате кражи, обмана или применения силы, имели право на возмещение. Если виновные не были найдены, или, как часто бывало, их укрывали местные жители, то возмещение должно про­изводиться "людьми той местности, где было совершено преступление". Этот закон частично имел целью защиту евреев и сарацин, "преследования кото­рых со стороны христиан, по нашим сведениям, в настоящее время слишком широки". Пытка, как сказано, может использоваться как исключительное средство для получения информации в связи с укрывательством виновных в таких преступлениях (кн. 1, титул 27. Это единственное место в Liber Augustalis, где упоминается пытка).

Растрата публичных средств королевскими должностными лицами или судьями каралась смертью; утрата публичного имущества, нанесение ему ущерба по небрежности или действия, приведшие к его уменьшению, карались меньшими наказаниями "по усмотрению королевской милости" (кн. 1, титул 36, закон короля Рожера).

В книге 1 Liber Augustalis нашли отражение следующие важные черты сицилийской системы отправления правосудия.

1. Юстициариям была предоставлена юрисдикция по делам о грабежах, крупных кражах, разрушениях домов, преднамеренных оскорблениях дейст­вием, поджогах, уничтожении фруктовых деревьев и виноградников, нападе­ниях на женщин, дуэлях, по делам об измене, ношении заточенного оружия "и вообще о всех преступлениях, за которые осужденное лицо может понести наказание в виде смертной казни или изувечения". Они также имели юрис­дикцию по гражданским делам, в которых имелась жалоба на отказ в пра­восудии со стороны казначеев, бейлифов или феодальных господ. Однако не­которые наиболее важные из этих уголовных и гражданских дел резервиро­вались за судом самого короля (титул 44).

2. Судьи должны были получать заработную плату от суда короля и не должны были вообще брать ничего от сторон во время судебных слушаний, "за исключением одноразового приема пищи и питья для себя или для дру­гого". Однако после вынесения решения или компромиссного соглашения сто­рон судьи должны были получить от обеих сторон одну тридцатую суммы или оценочной стоимости собственности, по поводу которых велось дело. Име­лись также обстоятельства, при которых они должны были получить вместо одной тридцатой или дополнительно одну сотую или одну шестидесятую (ти­тул 73).

3. В качестве адвокатов в королевском суде было разрешено выступать только лицам, проэкзаменованным судьями этого суда и одобренным королем. От адвокатов также требовалось быть проэкзаменованными и одобренными региональными юстициариями (титул 83).

4. Юстициарии должны были принести присягу, "что перед лицом Бога и справедливости они будут без обмана отправлять правосудие для каждого истца и позаботятся о скорейшем обслуживании тяжущихся сторон" (титул 46), Казначеи и бейлифы должны были приносить гораздо более детализи­рованные присяги (титул 62).

5. Адвокаты (advocati) во всех судах должны были перед допуском к работе и затем ежегодно приносить следующую профессиональную присягу перед юстициариями: "Они будут заботиться о помощи сторонам, защиту ко­торых они возьмут на себя, со всей доверительностью и правдивостью и без всяких хитростей. Они не будут подсказывать им отношение к фактам по делу. Они не будут осуществлять давления против их подлинных убеждений и не будут брать на себя защиту безнадежных дел. Если они возьмут на себя ведение дел, которые запутаны ложью одной из сторон и которые сна­чала казались им справедливыми, но в ходе слушаний на основании фактов или закона оказались несправедливыми, они немедленно прекоатят защиту... Они также принесут присягу в том, что не будут стремиться к увеличению размера гонорара в ходе слушаний и не будут вступать в соглашения, ка-

сающиеся стороны в споре". Любое нарушение этой присяги наказывалось штрафом в три фунта золота высшей пробы (титул 84).

Книга 1 завершается рядом положений, регулирующих открытие су­дебных заседаний, особенно по гражданским делам. Каждый гражданский или уголовный процесс должен был начинаться с повестки, называвшейся пись­мом о вызове, направлявшейся ответчику или обвиняемому юстициарием или бейлифом. "Эти письма должны четко указывать, кому, кем и по ка­кому вопросу предъявляется иск или жалоба и в какого рода судебном деле; должен быть указан срок, в течение которого вызванное лицо должно явиться в суд лично, если это уголовный процесс, или лично или в лице представителя, если предъявлен гражданский иск. Повестка отправляет­ся один раз со сроком исполнения самое большее тридцать дней... Если вызываемое лицо проживает за пределами королевства, в повестке должен указываться срок шестьдесят дней" (титул 97). Если местопребывание от­ветчика неизвестно или он не допускает к себе, то повестка могла быть доставлена в дом, где находятся его жена или родственники. "Но если дом не открыт для желающего доставить повестку, мы приказываем, чтобы повестка была положена на порог дома в присутствии чиновника или двух или трех свидетелей (титул 98). Затем следуют несколько положений о наказаниях за неявку в суд и игнорирование установленных сроков.

Проблемы, затрагивавшиеся положениями об открытии судебных слу­шаний, были среди ключевых для новой системы королевского правосудия в XII—XIII столетиях: как доставить в суд лицо, не желающее являться; как представить ему адекватное изложение обвинений, выдвинутых против него; сколько свободы должно быть предоставлено сторонам, стремящимся исполь­зовать официальный судебный процесс в своих интересах. Что особенно при­мечательно в решениях, данных в Liber Augustaliss 1231 г., — это их новый характер. Фридрих пошел гораздо дальше того, что было достигнуто в других странах Европы в его эпоху. Например, в отношении обязательности явки в суд по повестке Англии потребовались столетия, чтобы решить проблему ува­жительных причин ("essoins") для неответа на гражданский иск. В отношении указания в повестке в суд, "по какому вопросу" и "по какому виду судебных дел", в Англии и Америке лишь в девятнадцатом и двадцатом столетиях были устранены стереотипные "исковые формы". Процесс доставки повестки на по­рог дома напоминает практику искушенных доставщиков повесток в нынеш­нем мегаполисе, которые умеют бросить повестку под ноги скрывающемуся или не желающему брать повестку адресату.

Допрос свидетелей и исследование письменных и других свидетельств представляли собой единственный способ получения доказательств по граж­данским делам; судебное разбирательство посредством боевой схватки или "божьего суда" по таким делам было упразднено. Новизна допроса или след­ствия как формы судебного разбирательства, очевидно, поднимала ряд про­блем, поскольку было введено специальное положение, направленное против лиц, "часто нарушающих заседания суда своими возбужденными криками". "Мы приказываем, что на будущее тяжущиеся стороны и любые другие лица, присутствующие на судебных заседаниях, должны соблюдать мирное течение процесса и проявлять уважение к магистрату, объявляющему закон. Они не должны осмеливаться заявлять о своих правах или спрашивать о чем-либо

до того, как они получат разрешение от ведущего судебное заседание.. Если коллега-адвокат или сторона в процессе вспомнят что-либо, относящееся к праву или фактам во время выступления другого адвоката, они должны по­стараться прошептать ему на ухо, что они хотят сказать... Но если кто-либо за определенный период времени будет трижды предупрежден бейлифом или судьей и не успокоится... он должен будет заплатить нашему суду один ав-густалис, если он крестьянин. Если он горожанин, то он должен заплатить два августалиса. Если рыцарь — четыре, барон — восемь, граф — шестнад­цать. Все наши должностные лица должны знать, что если они освободят кого-либо от этого наказания, мы в полном объеме вычтем его из их собст­венного имущества". "Уважение к правосудию требует тишины" (титул 32).

Книга 1 кончается вопросом о неявке в суд по гражданским делам, а книга 2 начинается с этого же вопроса, но по уголовным делам. Затем она переходит к процессу предъявления обвинения, которое, очевидно, происхо­дило в ходе судебного расследования, проводившегося старшим юстициарием королевского большого суда или юстициариями региональных судов. Такое расследование проводилось, когда речь шла об обвиняемых или подозревае­мых. Оно облегчалось тем, что в архивах королевского суда сохранялись име­на отлученных от церкви, сосланных или иным образом известных с дурной стороны, а также их сыновей (титул 5). Обман или мошенничество в судебном процессе, называвшиеся ложным обвинением, являлись наказуемыми: "судьи... должны... присуждать обвинителей или доносчиков, разоблаченных в явной клевете, к тому же самому наказанию, которое было бы наложено на обви­няемого в соответствии с характером преступления, если бы вина в этом пре­ступлении была доказана" (титул 14).

После открытия процесса по гражданскому или уголовному делу истец или обвиняемый "должен [был] представить лично или через своего адвоката, или письменно в тот же день или самое позднее на следующий день все, что доказывает или поддерживает его утверждения... Ответчик... должен в те­чение того же времени представить все фактически относящиеся к делу ар­гументы защиты лично... или... письменно... через своего адвоката" (титул 24). Стороны должны были быть затем допрошены судьей, который мог по своему усмотрению потребовать от допрашиваемого принести священную при­сягу, учитывая или статус лица, или характер дела, или имея подозрения, что допрашиваемый лжет (титул 31).

Суд путем испытания был упразднен полностью (титул 31), а суд путем поединка — почти полностью, за исключением очень немногих дел (титул 32), прежде всего по поводу предательства, тайного убийства и отравительства (титул 32). Число свидетелей, требуемое для доказывания уголовного обвинения, зави­село от их социально-групповой принадлежности: против графа — два графа, четыре барона, восемь рыцарей, шестнадцать горожан; против барона — два ба­рона, четыре рыцаря, восемь горожан, и так далее (титул 33).

Книга 2 кончается положением, озаглавленным "Каким образом дол­жны представляться доказательства в апелляциях". Первые слова таковы: "Мы желаем положить конец разногласиям юристов". Суть положения в том, что доказательство не может быть представлено в апелляционном порядке, если это не новое доказательство, которое апеллирующая сторона не могла представить на суде.

Книга 3 сначала трактует соотношение королевской и феодальной соб­ственности. Нечего и говорить, что королевские ограничения феодальной соб­ственности являлись существенными. Фридрих запрещал любому графу, ба­рону, рыцарю или любому другому лицу, имевшему баронское поместье или феод в качестве непосредственного ленника короны, жениться без королев­ского разрешения или женить любого сына или выдавать замуж любую жен­щину с передачей движимой или недвижимой собственности, "независимо от наличия противоположного обычая, который, как заявляется, должен соблю­даться в некоторых частях королевства" (титул 23). Он также указывал, что "когда граф или барон умирает, его сыновья или внуки не должны осмели­ваться принимать присяги от людей [т. е. вассалов умершего], до тех пор, пока они сначала в соответствии с обычаем не получат разрешения или рас­поряжения нашего превосходительства на принятие этих присяг" под угрозой конфискации графства или баронства и феода со всем остающимся движимым и недвижимым имуществом (титул 24).

Последние пятьдесят или около того положений книги 3 Liber Augustalis касаются разнообразных вопросов, многие из которых представля­ют большой интерес.

1. Для сохранения чистоты воздуха было установлено, что не должно разрешаться замачивать в воде лен или коноплю в пределах мили от любого города или поблизости от замка; что захоронения покойников, не помещен­ных в урны, должны быть на определенной глубине; что трупы [животных] и мусор должны выбрасываться в четверти мили за пределами округа или в море или реку (титул 48).

2. Ремесленникам предъявлялись требования изготовлять товары, при­годные для использования; мясным и рыбным торговцам запрещалось прода­вать испорченное мясо или рыбу; содержателям таверн и торговцам вином за­прещалось продавать разбавленное вино под видом чистого; никому не разре­шалось обрабатывать золото или серебро с содержанием на фунт веса меньше определенного количества чистого золота или чистого серебра. Кроме того, была разработана процедура для разоблачения таких обманов и дифференци­рованная система наказаний за повторные преступления, начиная со штрафа за первое нарушение (или битье плетьми, если ремесленник или купец был слишком беден, чтобы заплатить штраф), потерю руки за вторичный обман и "смерть на вилах" за третий случай, с теми же самыми наказаниями для должностных лиц, которые не раскрыли обман под влиянием кого-либо или за взятку (титул 49).

3. Для купцов во всем королевстве была установлена унифицированная система мер и весов (титулы 50, 51).

4. Наказания для купцов, продающих неполноценные или запрещенные товары или торгующих с использованием фальсифицированных мер и весов, увеличивались вдвое, если обманутыми оказывались иностранцы (титул 52).

5. Лица, приготовлявшие "любовные напитки", снадобья, вызывающие порчу, неразрешенные зелья, изгоняющие дьявола, карались смертной каз­нью, если люди в результате их использования умирали или теряли рассудок. Но если повреждения здоровья не наступало, виновные все равно наказыва­лись конфискацией имущества и заключением в тюрьму сроком на один год. Фридрих добавлял: "Хотя знающим истину и природу вещей может показать­ся глупым... что разум людей может склоняться к любви или ненависти с по-

мощью еды или питья до тех пор, пока к этому не побуждает больное вооб­ражение, тем не менее мы не намерены оставлять безнаказанными дерзкие попытки, содержащие по меньшей мере желание нанести ущерб другим лю­дям, даже если это не удалось" (титул 73).

АНГЛИЯ

В 911 г. Ролло (Рольф) Скандинав и его люди прекратили свои набеги на франкское побережье и с благословения императора поселились в нижнем течении Сены. По истечении приблизительно столетия норманны, усвоив франкские институты, включая франкское право и язык, стали проявлять способности в военных предприятиях, а также в заключении политических союзов и искусстве управления. В 1047 г. восемнадцатилетний Вильгельм, герцог Норманнский, прямой потомок Ролло, начал свою военную и полити­ческую карьеру, сделавшую его одним из трех наиболее могущественных пра­вителей Европы. Первые годы ушли на отражение внутренних и внешних врагов, включая графа Анжуйского и короля Франции. В этот период времени Вильгельм пользовался поддержкой английского короля, Эдуарда Исповедни­ка, который, будучи бездетным, по-видимому, назвал его своим наследником. После смерти Эдуарда в 1066 г. Вильгельм, укрепивший к тому времени свою власть в Нормандии и присоединивший к своим владениям графства Бретань и Мен, высадился на английском побережье, имея около семи тысяч воинов, включая около тысячи опытных всадников (многих со своими конями) и раз­громил соперника на английский престол Гарольда, сына Годвина.

Норманнское завоевание Англии отнюдь не было изолированным от норманнского завоевания Южной Италии. Во-первых, норманны имели сильное чувство национальной общности. Где бы они не находились, они никогда не забывали, что они норманны. Утверждается, что герцог Виль­гельм вдохновлял свои войска в битве при Гастингсе, напоминая им о сра­жениях их соотечественников в Апулии, Калабрии и Сицилии. Возможно, более важным было их чувство общей миссии. Как в Англию, так и в Италию норманны пришли как крестоносцы, носители истинной веры, са­мозваные "солдаты Христа". Вильгельм, подобно Роберту Гвискару и Ве­ликому герцогу Рожеру, был сторонником клюнийской реформы и поэтому противником браков духовенства, покупки и продажи церковных должно­стей и баронского господства над духовенством. По той же причине нор­манны были сторонниками священной королевской власти — императора или короля как главного священника, главы церкви в пределах его владений. Сначала это не привело к столкновению со святым престолом; напротив, образовался союз с папой, поддерживавшим клюнийскую реформу и только начинавшим придавать ей новое направление борьбы за свободу духовенства от "светского" контроля. Папство в 1060-х и 1070-х гг. при­ветствовало реформаторское рвение норманнских правителей и использо­вало его политическую поддержку в надвигавшейся борьбе против импе­ратора. Так же как папа Николай II заранее благословил в 1059 г. за­воевания Ричарда и Роберта Гвискаров, так и папа Александр II в 1066 г. заранее дал благословение завоеванию Вильгельмом Англии, которое он

назвал крестовым походом во имя реформирования впавших в пороки анг­лийских церквей.

Несколько лет спустя папа Григорий VII попытался убедить норман­нских правителей как Англии, так и Южной Италии принять притязания церкви на верховенство, выдвинутые им в Диктатах папы в 1075 г. Однако они вежливо отказались, и он не смог оказать на них большее давление. Они сохраняли полный контроль над духовенством в своих королевствах. Вильгельм Завоеватель, подобно Роберту Гвискару и Рожеру, сам назначал своих епископов без предварительной консультации с Римом. Он заменил всех епископов Англии, кроме двоих, норманнами по происхождению или образо­ванию. Архиепископ Кентерберийский, великий Ланфранк, был по рождению итальянцем, как и знаменитый преемник последнего Ансельм, оба они деся­тилетиями занимали важные посты в Нормандии, до того как были пригла­шены в Англию соответственно Вильгельмом I и его сыном Вильгельмом II. Вильгельм Завоеватель также без колебаний издавал церковные законы, обя­зательные для церкви в Англии и Нормандии.

Итак, кесарепапистские склонности норманнских королей Англии по су­ществу не отличались от аналогичных настроений норманнских королей Южной Италии. Вильгельм II (Вильгельм Руфус) Английский (Нормандия перешла к его брату Роберту после смерти Вильгельма Завоевателя), правивший с 1087 по 1100 гг., беззастенчиво нарушал права церкви, и если бы не поддержка Ан-сельма, он был бы в 1098 г. отлучен папой от церкви. Но даже он никогда не стремился к назначению себя папским легатом, тогда как граф Рожер не только стремился к такому назначению, но и добился его навечно для себя и своих преемников. Норманнские правители Англии и Нормандии, хотя и полностью господствовали над церковью в своих владениях в течение первых двух поко­лений после завоевания, вынуждены были считаться с тем, что в отличие от Сицилии среди населения Англии и Нормандии было много сторонников партии и папы, и для сохранения поддержки видных норманнских лидеров, а также ан­глосаксов, составлявших не только подавляющее большинство английских ни­зших классов, но и некоторую часть высших, были необходимы некоторые ус­тупки со стороны короля в пользу "свободы церкви".

Это различие позиций по поводу допустимых пределов королевского контроля над церковью в Англии и Нормандии имело важное значение для будущего. Оно способствовало практически краху гражданской власти в пе­риод правления внука Вильгельма Завоевателя, Стефана (1135—1154) и при­вело в конечном счете к судьбоносному столкновению между преемником Сте­фана Генрихом II (1154—1189) и архиепископом Бекетом.

Несомненно, социокультурные, а также политические различия между Англией и Нормандией, с одной стороны, и Южной Италией — с другой, включая исторические традиции греческого, византийского и исламского на­селения в Южной Италии, помогают объяснить различия в положении церкви в двух странах, особенно неспособность сицилийской церкви восстать против тиранического правления графа Рожера I (умер в 1105 г.), короля Рожера II (умер в 1154 г.) и их преемников.

Тем не менее правовое положение церкви в Англии и Нормандии в период непосредственно после 1066 г. имеет определенное сходство с право­вым положением церкви в норманнском Сицилийском королевстве. Вильгельм,

подобно Рожеру, назначал епископов в своих владениях и контролировал их. В указе 1067 г. он объявил, что король Англии и герцог Нормандии имеет право определять, должен ли папа быть признан церковью в Англии и Нор­мандии, что ни один церковный собор, состоявшийся в его королевстве, не может создавать каноническое право без его согласия, и что король имеет право вето в отношении церковных наказаний, налагаемых на его баронов и должностных лиц. Вильгельм разделил церковные и светские суды, в 1072 г. он приказал, чтобы духовные дела отныне рассматривались еписко­пами и архиепископами в их собственных судах "в соответствии с канонами и епископальными законами". Это разделение, также введенное на Сицилии Рожером I, усилило церковные суды по отношению к местным влияниям, но не по отношению к королю, сохранившему свою верховную власть в самих церковных судах. Как Вильгельм Завоеватель, так и его сын Вильгельм Руфус сопротивлялись попыткам папы Григория VII и его преемников утвердить папское верховенство над английским и норманнским духовенством. Виль­гельм Руфус продемонстрировал свое презрение, сохраняя место архиеписко­па Кентерберийского вакантным в течение четырех лет после смерти ланф-ранка, так что корона могла в это время получать доходы архиепископства.

Когда брат Вильгельма Руфуса, Генрих I, взошел на английский трон в 1100 г., позиции церкви были достаточно сильны, чтобы добиться от него существенного компромисса в отношении назначения духовных должностных лиц. Взамен Генрих получил папскую поддержку в отвоевании Нормандии у своего брата Роберта. Бекский конкордат (в Нормандии), достигнутый в 1107 г., предвосхитил Вормсский конкордат 1122 г., передав от короля папе власть наделять епископов и аббатов знаками их должностей — кольцом и посохом, произнося при этом слова "Прими церковь!" Подобно императору в 1122 г., король Генрих I согласился на свободные выборы епископов и аббатов церковью в Нормандии и Англии, но сохранил право присутствовать на таких выборах и таким образом вмешиваться, когда выборы оказывались спорными. Больше того, как позднее в Германии, епископы и аббаты в Англии и Нормандии не подлежали освящению церковью до тех пор, пока король своим скипетром не облекал их "регалиями", принимая от них взамен присягу на верность и на верную службу.

Эти уступки короля в назначении епископов и аббатов существенно не затрагивали в тот период другие полномочия, осуществляемые Генрихом I по отношению к церкви в Англии и Нормандии. Только во время так назы­ваемой анархии Стефана партия папы в Англии и Нормандии добилась зна­чительного увеличения своего престижа и власти, и только в последующее правление Генриха II, особенно после мученической смерти Бекета, церковь в Англии и Нормандии достигла некоторой существенной свободы от коро­левского и герцогского господства. Конечно, свобода эта была не столь зна­чительной, как хотелось бы партии папы, но это была большая степень не­зависимости, чем имела церковь в большинстве других стран Европы в XII— XIII вв. и, без сомнения, гораздо большая, чем в Сицилии³",

Свобода церкви в Англии и Нормандии парадоксальным образом спо­собствовала росту королевских правительственных и правовых учреждений. Это было обусловлено частично теорией дуализма церковных и светских вла­стей, согласно которой светские правители несли ответственность за сохра-

52-499

нение мира и отправление правосудия в своих владениях. Это отчасти было обусловлено и соревнованием королей с церковным государством и подража­нием ему. Поэтому не случайно, что Англия и Нормандия — европейское политическое образование конца XII и начала XIII столетия, где церковь была наиболее свободна от королевского контроля и наиболее подчинена пап­ской власти, — были также политическим образованием с очень высокораз­витой системой королевского управления и королевского права — почти та­кой же высокоразвитой, как в Сицилии. Фактически именно при Генрихе были заложены основы новой английской системы королевского права (анг­лийского общего права) в том виде, как она существовала и развивалась по меньшей мере до XVI и XVII столетий.