Министерство образования и науки Российской Федерации. Основной период раскрестьянивания и формирования новых социальных групп российского села охватывает шестидесятилетие 1930-1980-х гг

/Российская история 2010 г. № 2 стр. 25-40/.

Основной период раскрестьянивания и формирования новых социальных групп российского села охватывает шестидесятилетие 1930-1980-х гг. Этот процесс эконо­мически детерминирован и связан с победой аграрного капитализма в российской де­ревне. На наш взгляд, раскрестьянивание - достаточно типичное для мировой истории явление - в России произошло в специфических условиях государственной капитали­зации. Очень специфичным для России было и новое социальное структурирование сельскохозяйственного населения, приходившее на смену социальному устройству аграрного общества.

Понимание нарастающей социальной дифференциации советского общества в за­падной науке сложилось еще в 1930-е гг. Зарубежные исследователи особенно настой­чиво подчеркивали складывание в советском обществе «государственной буржуазии» - слоя «управляющих», связанного с концентрацией распределительных функций, ко­мандованием средствами производства. В частности Д. Бернхем считал, что власть в России уже в 1940-е гг. перешла к менеджерам, ибо тот, кто контролирует производ­ство, тот и собственник; причем он указывал, что именно с России начинается «мировая революция менеджеров». Большое значение для изучения социальной трансформации российского села имеет теория человеческого капитала, разработанная Г. Беккером в 1960-е гг. Под человеческим капиталом понимается воплощенный в человеке запас способностей, знаний, навыков, мотивации. К важнейшим видам человеческих инве­стиций относят образование, подготовку на производстве, информационный поиск и другое. Следует сказать, что и отечественные историки и социологи при господстве в советской науке трехчленного деления социальной структуры советской деревни (два класса и одна прослойка) уже в 1960 - начале 1970-х гг. стали выходить за рамки этой схемы. В частности, обращалось внимание на то, что в крестьянстве сложилось определенное количество «структурных групп», различающихся по доходам, образо­ванию, профессиональной подготовке. Особенно в этом плане выделялась моногра­фия Ю.В. Арутюняна, который на основе данных переписи населения 1959 г. доказал, что на первый план в деревне этого периода выступают социально-профессиональные различия. В то же время он писал, что «идентичные социально-профессиональные группы колхозно-кооперативного и государственного секторов приобретают столь большое сходство, что все больше выступают внутри села в качестве слитых слоев». По мнению Р.В.Рыбкиной именно исследование Арутюняна впервые в отечественной историографии поколебало общепринятое представление о социальной структуре со­ветского общества, предложив меньший интервал структурирования, когда элементом структуры становился не класс, а социально-профессиональная группа. Таким обра­зом, подчеркивает Рывкина, была выдвинута другая социальная категория анализа, что позволило выявить стратифицированность сельского населения страны и показать более сложный спектр социально-классового состава деревни, явно подвергавшийся и дальнейшей трансформации. Исследования Арутюняна были продолжены и развиты в работах В.И. Староверова, проводившего анализ региональных различий социальной структуры сельского населения страны. Он также зафиксировал существенные сдвиги в составе сельского населения, внутриклассовых отношениях, выявил формирование пограничных социальных групп.

Характерно, что социологические исследования, относящиеся уже к постсовет­скому времени (В.И. Староверов, Т.И. Заславская), однозначно подчеркивают пре­емственность слоя сельских капиталистов, легитимизировавшихся после 1991 г., с верхушкой сельхозпредприятий позднего советского времени. Заславская в 1990-е гг. констатировала, что «большинство новых капиталов возникло и продолжает расти преимущественно за счет использования государственных средств и ресурсов, доступ к которым связан с должностным положением».

Это, конечно, не означает, что уже в советском сельском хозяйстве существовал слой, полностью реализовавший права собственности, живущий на прибавочную стои­мость и непосредственно эксплуатирующий трудящихся села. Правильнее было бы говорить о формировании в советский период сельской протобуржуазии, чье место в управленческой системе было связано с возможностью частичной реализации прав собственности и влекло за собой, в конечном итоге, ее включение в процесс накопле­ния капитала.

Цель данной статьи и заключается в том, чтобы проследить основные парамет­ры формирования этого слоя в 1930-1980-е гг.: динамику численности, отношение к собственности, эволюцию правового статуса и материального положения, а также из­менения ментально-поведенческих характеристик с учетом того, что «существенные сдвиги в массовой психологии, структуре социальных ценностей, традициях на быто­вом уровне» составляют не менее важный аспект трансформаций, «нежели изменения в законодательстве, политическом устройстве и даже в отношениях собственности».

Легализовавшаяся в 1990-е гг. российская сельская буржуазия формировалась из разных социальных слоев города и деревни. Однако в наибольшей степени социальную подготовку капиталистической направленности прошла верхушка колхозно-совхоз­ных управленцев, которых мы и относим непосредственно к сельской протобуржуазии советских времен: председатели колхозов, директора совхозов и директора МТС. Самую многочисленнуюгруппу среди верхушки управленцев 1930-1980-х гг. со­ставляли председатели колхозов. В период становления колхозной системы их чис­ленность в РСФСР составляла 54.3 тыс. человек (1930 г.), затем возросла до 151 тыс. (1932 г.), на момент завершения складывания колхозного строя приближалась к 170 тыс. человек (1938 г.). Резкое уменьшение численности председателей колхо­зов происходит уже в 1950 г. (до 67 тыс. человек) и продолжается в 1950-1960 гг. (1967 г. - 15.8 тыс. человек). К концу советского периода их численность составила 12.1 тыс. человек (1987 г.). Причинами изменения численности председателей кол­хозов являлось, прежде всего, преобразование колхозов из мелких в более крупные хозяйства, когда происходило слияние сельхозартелей (особенно во второй половине 1940-х - начале 1950-х гг.), а позднее - массовое преобразование колхозов в совхозы (вторая половина 1950-х-1960-е гг.). У рассматриваемой группы был своеобразный резерв - освобожденные заместители председателей колхозов. Вторая по значимости группа сельской протобуржуазии - директора совхозов - в начале колхозно-совхозно­го периода очень серьезно отставала по численности от первой группы и практически догнала ее в конце 1980-х гг.: в 1930 г. директоров совхозов насчитывалось в РСФСР 2.7 тыс. человек, в 1940 г.-2.6, в 1955 г.-2.8, в 1959 г.-4.5, в 1961 г.-6.5, в 1971 г.-8.7, в 1980 г. - 11.8 тыс. человек; в 1987 г. директорами совхозов работали 12.6 тыс. человек. Третью группу составляли директора машинно-тракторных станций. Чис­ленность этой группы в России составляла в 1930 г. - 91 человек, в 1932 г. - 1.4. тыс. человек, в 1938 г. - 3.9 тыс., в 1940 г. - 4.5 тыс., в первой половине 1950-х гг. - около 5.3 тыс. человек.

Таким образом, общая численность руководящей верхушки сельхозпредприятий России в течение 1930-1980-х гг. колебалась: число председателей колхозов, стреми­тельно возраставшее в 1930-е гг., в послевоенный период сокращалось, численность директоров совхозов, бывшая достаточно стабильной до середины 1950-х гг., затем увеличилась в разы, численность же директоров МТС возрастала в течение всего периода их существования. Соотношение этих групп в течение колхозно-совхозного периода также было достаточно динамичным. До 1980-х гг. наибольшей по численно­сти группой были председатели колхозов, второе по численности место занимали до середины 1930-х гг. директора совхозов, третье - директора МТС. Во второй половине 1930-х гг., при сохранявшемся преобладании по численности председателей колхозов, на второе место выходят директора МТС, третье занимают директора совхозов. Это соотношение меняется после реорганизации МТС. До середины 1980-х гг. председате­ли колхозов опережали по численности директоров совхозов, но во второй половине 1980-х гг. директора совхозов заняли лидирующие по численности позиции.

Прослеживая соотношение групп руководящей верхушки сельхозпредприятий к среднегодовой численности работников колхозов и совхозов, можно утверждать, что доля председателей колхозов в численности колхозников, занятых в общественном производстве колхозов РСФСР, постепенно сокращалась. В конце 1930-х гг. она рав­нялась приблизительно 1%, в 1950 г. - 0.5, в 1980 г. - 0.2, в 1987 г. - 0.3% в среднего­довой численности колхозников, занятых в общественном хозяйстве колхозов. В то же время доля директоров совхозов в численности работников совхозов была достаточно стабильной, составляя в 1940 г. - 0.3%, в 1970 г. - 0.1, в 1980 г. и 1987 г. - по 0.2%.

Динамика численности и структуры верхушки колхозно-совхозного села чрезвы­чайно показательна с точки зрения особенностей капитализации в советской деревне. Огромная масса высшего слоя управленцев в начальный период и ее резкое сокраще­ние к концу советской истории не были случайными. Парадоксальность сокращения протобуржуазного слоя по мере нарастания капитализации экономики является толь­ко внешней. В начальный период складывания колхозной системы была необходима большая по численности группа, которая могла в рамках мелких хозяйств выполнить возложенную на нее миссию - сломать многовековой крестьянский уклад и дать тол­чок форсированному процессу первоначального накопления. С этой задачей высший слой деревенской власти в основном справился к 1950-м гг. Процессы концентрациикапитала сделали необходимыми не только уменьшение численности протобуржуазного слоя и его структурную перестройку, направленные на более динамичное про­движение капитала в сельское хозяйство, но и качественное изменение слоя сельской протобуржуазии. Вторжение «инородных элементов» - двадцатипятитысячников, тридцатитысячников, насыщение слоя «человеческим капиталом» (специалистами сельского хозяйства), применение иного инструментария - сделали возможным изме­нение наполнения управленческих функций: от повседневного контроля за производ­ственными операциями к решению серьезных задач трансформации экономического механизма в русле капитализации производственных процессов и отношений.

Интересны изменения, происходившие в воспроизводстве на селе управленческой верхушки. За председателями колхозов 1930-1940-х и отчасти 1950-х гг. в историогра­фии утвердилось наименование «практики»: «Большинство из них были потомствен­ными земледельцами, выходцами из семей крестьян-бедняков, некоторые - предста­вителями рабочего класса». Действительно, известно много председателей колхозов с этой типичной биографией. Имеющиеся статистические данные показывают, что в 1931 г., например, на Северном Кавказе 84% председателей колхозов были выходцами из крестьян, 10% - из рабочих, 6% - из служащих, на Средней Волге в этом же году 82% председателей колхозов являлись по социальному происхождению крестьянами, 15% - были рабочими, 3% - служащими. При этом основная часть председателей колхозов являлась выходцами из «низших» слоев села, что можно выявить на осно­ве анализа социального состава органов управления колхозов. В 1930 г. в колхозах РСФСР 45% членов правлений были бедняками, 36 - середняками, 8 - батраками, 6 -рабочими, 4% - служащими. Писатель Г. Радов в книге «Председательский корпус», посвященной председателям колхозов 1930-1970-х гг., отмечал: «Среди первых пред­седателей были по преимуществу люди безлошадные, бескоровные, одним словом, неимущие, а то и совсем горожане, земли, как говорится, и не нюхавшие». Отметим, что, несмотря на предпринятое властью внедрение «инородных» элементов, когда в 1929-1930 гг. в деревню были посланы рабочие-двадцатипятитысячники для «оказа­ния помощи в деле коллективизации», массированной замены председательского кор­пуса представителями этого потока не произошло, хотя часть из них и была избрана председателями колхозов.

Типичный жизненный путь председателя колхоза, начавшего работу в 1930-х гг., показал писатель В. Тендряков, создав портрет Евлампия Лыкова - героя повести «Кончина», проработавшего на посту председателя вологодского колхоза «Власть труда» три десятка лет, с основания колхоза. По описанию Тендрякова Пийко (так называли Евлампия в начале председательской деятельности колхозники), шестому ребенку в семье, в 10 лет «отец выдал...двадцать пять копеек на дорогу, мать повесила на плечи мешок с сухарями. В подпаски по соседству никто не брал... Помяла Пийко жизнь и потерла, умел ладить со всяким... Удобный человек, потом самого бедняцкого роду». В «Председательском корпусе» Радов отмечает, что «отбирали первых пред­седателей... не столько по деловым качествам... Были собственники... оборотистые, хитрющие, ворочавшие капиталами, только ведь не к ним были обращены взоры... Другой критерий господствовал:... пойдешь ли ты по пути, указанному Лениным?». Председатели колхозов - выходцы из зажиточных семей (или находившиеся в родстве с кулаками, «социально-чуждыми элементами» или бывшими «помещичьими» управ­ляющими) - нередко вызывали подозрения у крестьян-колхозников и областного на­чальства, что приводило к постоянным апелляциям колхозников к власти²² и, в конце концов, часто к снятию председателя с поста.

Несмотря на то, что по социальному происхождению слой председателей колхозов был достаточно стабилен, сменяемость председателей колхозов в 1930-х гг. была очень высокой. В 1938 г. 47% председателей колхозов РСФСР работали до 1 года, 20 - от 1 до 2 лет, 24 - от 2 до 5 лет и лишь 9% - свыше 5 лет. Приведенные данные свидетель­ствуют о том, что в этот период слой только начинал складываться, его консолидации пока не произошло. Таким образом, коллективизация означала смену социальных источников форми­рования капитализаторского слоя российской деревни. Если до 1930-х гг. (в досовет­ское и советское время) сельская буржуазия в основном формировалась за счет пере­рождения помещичьего землевладения и кулацкого накопительства, то так называемое социалистическое переустройство выдвинуло на ведущие позиции политически близ­кие новой власти слои, прежде всего, сельскохозяйственных аутсайдеров и городских рабочих, которые и выполнили через управленчество (постепенно переросшее в про-тобуржуазность) весьма неприглядную, но, видимо, исторически необходимую работу по разрушению мелкокрестьянской деревни, первоначальному накоплению и капита­листическому переустройству села.

Воспроизводство председательского корпуса колхозов в основном из крестьян, несмотря на активно проводившуюся со второй половины 1940-х гг. государственную политику по пополнению слоя председателей колхозов интеллектуалами (в том числе специалистами сельского хозяйства) и городским пролетариатом, сохранялось до се­редины 1950-х гг. Даже в 1955 г. 71% председателей колхозов СССР оставались так называемыми «практиками», т.е. по социальному происхождению были выходцами из крестьян. Изменения в процессах воспроизводства кадров председателей колхозов наиболее заметно стали происходить со второй половины 1950-х. гг., когда активно развивался процесс замещения «старого» поколения председателей. Этому способст­вовала достаточно направленная государственная политика. В 1950 г. Совет Минист­ров СССР и ЦК ВКП(б) приняли решение «об укреплении состава председателей кол­хозов», согласно которому планировалось выдвижение председателями специалистов сельского хозяйства. В 1952 г. примерно в каждом десятом колхозе СССР председа­телем был избран специалист сельского хозяйства.

Интересен вопрос об источниках пополнения кадров председателей колхозов по­сле разрыва линии на преимущественно «крестьянское» воспроизводство. В 1950-е гг. ставка в этом процессе делалась на пополнение людьми не из сельского хозяйства: на председательскую работу нередко выдвигались горожане - работники райисполкомов, райкомов партии, МТС. В. Овечкин - автор знаменитых в 1950-е гг. «Районных буд­ней» - пишет, что в числе выдвинутых в 1953 г. на должность председателей колхозов были заведующие отделами райкома партии, райпрокурор, заведующий райфо (район­ным финансовым отделом), начальник милиции, управляющий госбанком, директор ликеро-водочного завода, заместитель председателя райисполкома, судья, секретарь райкома комсомола, заведующий отделом сельского строительства, инспектор по определению урожайности. Еще более высокую степень разрыва с сельской сре­дой в формировании слоя председателей колхозов продемонстрировало исполнение решений о посылке в деревню тридцатитысячников, как правило, горожан, зачастую инженерно-технических работников промышленности или научно-исследовательских организаций.

Одним из важнейших рубежей в изменении принципа формирования слоя предсе­дателей колхозов можно считать вторую половину 1950-х гг., когда в составе предсе­дателей становилось все больше интеллектуалов (специалистов сельского хозяйства), перемещенных работать из МТС в колхозы. Зачастую председатель колхоза, предло­женный к избранию, не был знаком колхозникам, поэтому в сельскую жизнь прочно вошли насмешливые определения «сватовство», «женитьба», много говорящие о по­рядке представления властью кандидатур председателей сельхозартели и их восприя­тии колхозниками. В 1960-е гг. и последующий период процесс воспроизводства пред­седателей колхозов за счет слоя специалистов сельского хозяйства стал устойчивым и непрерывным. В конце 1970-х гг. слой председателей колхозов уже почти полностью формировался из них. По сведениям А.П. Тюриной, 52% председателей колхозов СССР в 1978 г. были по специальности агрономами, 15 - зооветработниками, 15 - инженер­но-техническими работниками, около 8% - экономистами. О завершенности общего процесса смены воспроизводства колхозных руководителей и стабильности группы свидетельствует резкое снижение доли председателей колхозов со стажем работы в должности до 1 года. Если в начале 1950-х гг. их доля составляла примерно четверть всех председателей колхозов СССР, то с 1957 г. она резко сократилась, составив в конце 1950-х гг. 4-5%, а в 1970-1980-е гг. - 10-14% от общего числа председателей колхозов СССР. В то же время резко нарастала доля длительно работавших председа­телей. В 1965 г. более 5 лет занимали пост председателя 39%, в 1970 г. - 52, в 1986 г. -46% председателей колхозов.

Схожими с вышеописанными были процессы формирования слоя директоров сов­хозов и директоров МТС. До середины 1950-х гг., как отмечается в исследованиях, на руководящих должностях во многих совхозах тоже работали «практики». Таких директоров в совхозах Минсовхозов СССР в 1953 г. насчитывалось около 70%. По социальному происхождению они, как правило, были крестьянами. Большой спе­цификой в плане социального происхождения отличались заместители директоров совхозов по политчасти (начальники политотделов). В 1934 г. среди них 55% были по социальному происхождению рабочими, 11% - крестьянами, 33% - служащими. В середине 1950-х гг. в этой ситуации начинаются крупные изменения. Государствен­ная политика сводится к стремлению назначать директорами совхозов специалистов с высшим образованием. В 1955 г. в совхозах Министерства совхозов СССР специа­листами была заменена примерно четверть общего состава директорского корпуса. Более 90% директоров совхозов уже в середине 1960-х гг. являлись по происхождению продуктом «невнутрикрестьянского» воспроизводства. Следовательно, слой директо­ров совхозов более быстро и массированно, чем слой председателей колхозов, ушел от «крестьянского» воспроизводства кадров. Интересно, что стабильность состава дирек­торов совхозов была несколько ниже, чем председателей колхозов. Так, в 1965 г. до 1 года занимали должность директора совхоза 22%, а свыше 5 лет - 24% директоров совхозов СССР.

Еще быстрее процесс смены источников формирования элиты развивался в МТС. Отметим, что изначально слой директоров МТС формировался, как правило, не из крестьян, а из городских рабочих, нередко двадцатипятитысячников, не имевших тем не менее инженерного образования. В 1953 г. в составе директоров МТС СССР «практиками» была треть директоров³⁵. Таким образом, данный слой формировался из городского пролетариата. Кардинальные изменения в составе директоров МТС про­изошли в середине 1950-х гг. Сменили директоров-практиков за счет направленных из городской промышленности в 1954-1955 гг. инженеров и техников-механиков.

Таким образом, в формировании верхушки управленческого слоя на селе явно вы­деляются два этапа. Первый охватывает 1930-е - начало 1950-х гг. и характеризуется в значительной степени воспроизводством данного слоя за счет крестьянской среды. Второй этап начинается с середины 1950-х гг. и продолжается до конца существования колхозно-совхозной системы. На этом этапе источником воспроизводства слоя стано­вятся интеллектуалы и городские слои. Еще одна особенность процессов формирования слоя руководителей сельскохозяйственного производства - разные темпы перехода от его воспроизводства «из крестьян» к формированию «из рабочих и интеллектуалов». Ранее всего этот процесс начал развиваться в среде директоров МТС, а затем в слое директоров совхозов и председателей колхозов. Обращают на себя внимание и каче­ственные характеристики: большая доля наполняемости сельскохозяйственных руко­водителей за счет «промышленного пролетариата и промышленных интеллектуалов» в МТС и «сельскохозяйственных» интеллектуалов в совхозах и колхозах. Известно и прямое воспроизводство председательского корпуса, например, председательская династия Дубровых из трех поколений в Донбассе, династия Королевых в Липецкой обл.

Правовой статус верхушки колхозно-совхозных управленцев был неоднороден. По социальному положению председатели колхозов являлись колхозниками, директора совхозов и директора МТС - руководителями государственных предприятий. На пред­седателей колхозов распространялись правовые нормы, характерные для колхозного населения: они были обязаны нести государственные повинности (до конца 1950-х гг.), до 1974 г. оставались вне паспортной системы (если до момента избрания на долж­ность не получили паспорт), имели право на приусадебный участок. В Примерном ус­таве сельхозартели 1935 г. определялось, что председатель артели избирается общим собранием артели «для повседневного руководства работой артели и ее бригад», как правило, на 2 года. Председатель колхоза обладал достаточно большими полномо­чиями по распоряжению колхозным имуществом: заключал договоры на продажу или приобретение имущества, подписывал платежные чеки и поручения, накладные на вы­дачу колхозной продукции, выдавал колхозникам денежные суммы под отчет и т.д. В Уставе 1935 г. закреплялось положение о том, что права по распоряжению средс­твами артели, выдаче авансов, расходованию натуральных фондов предоставляются только председателю артели и правлению. Объем прав председателей в отношении колхозной собственности резко возрос после укрупнения колхозов, проводившегося с конца 1940-х гг., а особенно в связи с реорганизацией МТС. Председатель колхо­за получал право постановки вопроса о приобретении в РТС (ремонтно-технических станциях, пришедших на смену МТС) основных орудий производства, возрастала его роль в распоряжении серьезно увеличившимися колхозными капиталами. Это получило отражение в новом примерном Уставе колхоза, принятом в 1969 г. При этом круг полномочий председателя расширялся соответственно расширению деятель­ности колхоза. Согласно примерному Уставу 1969 г., колхоз мог объединять часть своих средств со средствами других предприятий для осуществления строительства, заключать договоры с организациями на продажу сельскохозяйственной продукции, покупку машин, материалов, скота, открывать в Госбанке счета и распоряжаться ими (это входило в прерогативу правления колхоза). Следовательно, при активном разви­тии товарно-рыночных отношений в сельском хозяйстве в 1960-1970-е гг., увеличении государственных капиталовложений в колхозы председатель контролировал крупные финансовые потоки, а во многом и распоряжался ими. В уставах колхозов закрепля­лось положение о том, что все действия председателя должны быть согласованы и подконтрольны правлению колхоза. Это способствовало расширению полномочий председателя колхоза, так как по уставу он же являлся и председателем правления. Отметим, что Устав 1969 г. увеличил минимальный срок нахождения председателя колхоза на должности до трех лет. В дальнейшем председатели колхозов значительно расширили свои полномочия, что зафиксировал и закрепил Примерный устав колхоза, принятый в 1988 г. В Уставе говорилось, что «правление колхоза организует выпол­нение планов производства и договоров на продажу сельскохозяйственной продукции, обеспечивает эффективное использование земли, трудовых, материальных и финансо­вых ресурсов,... решает вопросы установления цен на продукцию, реализуемую через потребительскую кооперацию, на колхозных рынках и внутри хозяйства... заключает договоры о коллективном, семейном, индивидуальном и арендном подряде... решает вопросы о заключении договоров». При этом председатель колхоза сохранял и функ­ции, закрепленные в предшествующих уставах. По Уставу 1988 г. полномочия предсе­дателя колхоза расширялись также и вновь введенным положением о том, что «распо­ряжения и указания председателя колхоза в устной или письменной форме в пределах его компетенции... обязательны для всех колхозников и привлеченных по трудовому договору работников».

По Примерному уставу сельхозартели 1935 г. председатель колхоза нес ответ­ственность, прежде всего, перед государством за «своевременное выполнение кол­хозом денежных и натуральных обязательств, возврат ссуд, создание общественных фондов сельхозартели и т.д.». Никакого особого законодательства, оговаривающего правовой статус председателя колхоза, отличающийся от правового статуса всей массы колхозников, не существовало. Примерный устав сельхозартели 1935 г. не раз­граничивал председателя колхоза и рядовых колхозников ни в плане поощрения, ни в плане наказания. Тем не менее, постепенно складывается ряд особенных правовых норм, действовавших только в отношении председателей колхозов. В 1947 г. дела о должностных преступлениях председателей колхозов были переданы под юрисдикцию областных, краевых судов, верховных судов автономных республик, следствие по этим делам могли вести только следователи прокуратуры, а обвинительное заключе­ние должен был утверждать прокурор области, края или республики. В 1955 г. после пополнения корпуса председателей колхозов тридцатитысячниками, переходившими из иного социального статуса на положение колхозников, им полагалась в течение пер­вых трех лет работы в колхозе зарплата, выплачиваемая из государственных средств, повышенная оплата труда, на них распространялась государственная пенсионная си­стема, предусмотренная для рабочих и служащих, сохранялось членство в профсоюзе на период их работы председателями колхозов, а, следовательно, система государ­ственного социального страхования. Примерный устав колхоза 1969 г. вводил осо­бую меру ответственности для председателей: на них могло быть наложено взыскание общим собранием колхозников. Это же положение повторялось в Примерном уставе колхоза 1988 г., причем в нем подчеркивалось, что «никакие государственные и коопе­ративные органы не вправе налагать дисциплинарные взыскания на председателя».

Эволюция объемно-правового положения председателей колхозов, которое было закреплено в основополагающих документах, регулирующих их место в экономиче­ском и социальном плане, показывает, что в течение 1930-1980-х гг. шло формирова­ние протобуржуазного статуса этой социальной категории. Кроме того, нарастанию протобуржуазности председателей способствовало укрупнение самих колхозов (осо­бенно этап превращения преимущественно однодеревенских в территориально и по количеству поселений более крупные в 1950-1960-е гг.). Сказывалось также усиле­ние механизмов хозяйствования, присущих капитализированной экономике (зарплата, кредитно-денежные отношения и т.п.). Из управляющих хозяйств «полуфеодального» типа председатели постепенно становились главными менеджерами государственно-капиталистического сельскохозяйственного производства с нараставшими у них фун­кциями распоряжения и пользования, что свидетельствует о реализации потенциала собственника средств и продукта производства.

Реальный правовой статус председателей колхозов, однако, отличался от пропи­санных в законодательстве норм. Особенно это проявлялось в реализуемом объеме властных полномочий. В 1930-1950-е гг. председатель колхоза нередко чувствовал себя полновластным хозяином над личностью колхозника, взимал штрафы, исключал из колхоза, бил. Реализация управленческих прав председателями колхозов посте­пенно эволюционировала от «патриархального» типа, когда осуществление властных функций было связано с непосредственным межличностным взаимодействием с кол­хозниками, к типу опосредованного управления. «Когда колхозы были маленькие (это до 1959 г.), то они были лучше управляемые... Председатель... объедет, бывало, на ло­шади все поля, все фермы, почти в каждый дом заглянет, как да что сделано, - все это до того, как приедет в правление на планерку. А сейчас председатель колхоза, может, раз в год и заглянет» - отмечали крестьяне Вологодской обл. в начале 1990-х гг.

Большое значение в реализации реального правового статуса председателей кол­хозов имела «разделенность» властных полномочий, базирующаяся на «разделенном» праве собственности, особенно характерном для 1930-1950-х гг. С одной стороны, в реализации власти председатель опирался на бытовавшую систему деревенских кла­нов, как правило, родственных, что постоянно замечалось колхозниками. Нередко к этим деревенским кланам была «благосклонна» и районная администрация: «Пьют, как из лука бьют, водку день и ночь», - писали депутату Верховного Совета в конце 1930-х гг. колхозники о методах работы районных чиновников с руководством кол­хоза. Стремление председателей колхозов уйти от клановости нарастало вместе с объемом их прав собственника. Председатель кубанского колхоза, занимавший свой пост с начала 1970-х гг., в начале 1990-х гг. «в сердцах высказался: "Местные кланы и контролируемые ими остальные станичные семьи, вот кто стоит на пути прозрачности и рационализации экономики в нашем хозяйстве"». Вместе с тем «разделенность» властных полномочий обусловливала подчиненность председателей колхозов район­ному и областному уровням власти. Несмотря на то, что формально с председателя колхоза могло спросить только общее собрание колхозников, на деле эта должность входила в номенклатуру партийных органов, а следовательно была им подконтрольна. Достаточно низкий статус председателей доказывается легкостью назначения-снятия по представлению райкомов партии. С.С. Маслов фиксирует уже в 1930-х гг. сфор­мировавшуюся зависимость колхозов от центральной власти - районного комитета партии, районного исполнительного комитета, правления районного союза колхозов, районного уполномоченного по заготовкам сельхозпродуктов и политотделов МТС. Ситуация послевоенного периода мало чем отличалась от довоенной.

Подчиненность председателей колхозов вышестоящим органам подчеркивалась также высоким уровнем применения к ним репрессивного законодательства. После войны даже ставился вопрос о недопустимости массовой судимости председателей колхозов, когда 3-6% общего числа были осуждены (данные за 1946 г.). В некоторых районах страны число осужденных председателей колхозов доходило до половины их состава. Тем не менее, будучи защищенными должностью и вхождением в номенкла­туру, они чаще несли административную ответственность в тех случаях, когда рядовой колхозник наказывался по уголовному законодательству. Так, в 1950 г. доля привле­ченных к судебной ответственности председателей колхозов СССР составляла 60% всех председателей, привлеченных к ответственности в указанном году; кладовщиков счетоводов и бригадиров - 61%, а рядовых колхозников - 70%.

Директоров совхозов с выдачей доверенности на управление совхозом первона­чально назначал директор трестов совхозов. В 1935 г. директоров совхозов стал на­значать нарком зерновых и животноводческих совхозов СССР, а в его отсутствие - первый заместитель наркома. Директор совхоза обладал всеми правами рабочих: получал гарантированную заработную плату, состоял в профсоюзе, был включен в государственную систему социального страхования и социального обеспечения, имел паспорт. Права директоров совхозов постепенно расширялись. В 1934 г. дела о подсуд­ности директоров совхозов и их заместителей были переданы в подсудность краевых, областных и верховных судов автономных республик. В 1935 г. им предоставлялось право самостоятельно назначать и смещать весь административный и технический персонал совхозов (за исключением заместителя директора и главного бухгалтера), распоряжаться средствами совхоза в пределах утвержденного промфинплана и ли­митов, устанавливать конкретные объекты строительства в пределах утвержденных наркомом плана строительства совхоза, заключать хозяйственные договоры. Однако, как отмечают исследователи, в связи с жесткой финансовой дисциплиной директо­ра были фактически лишены возможностей маневрирования средствами совхозов, не имея права использовать по собственному усмотрению даже фонд директора совхоза, распределение прибыли было также строго регламентировано. В 1965 г. было при­нято новое положение о социалистическом государственном предприятии, по которо­му работали и совхозы. Положение подчеркивало права единоначалия в управлении производством, а также давало расширенный перечень прав руководителей. По по­ложению директор совхоза имел право без доверенности действовать от имени сов­хоза, распоряжаться (в соответствии с законом) имуществом и средствами предпри­ятия, заключать договоры, открывать в банках счета предприятия. Директор совхоза принимал и увольнял работников, применял меры поощрения и налагал взыскания, имел преимущественное право в определении расходования фондов поощрения, рас­пределении жилой площади между работниками. Особенно серьезным шагом на пути расширения объемно-правового статуса директоров совхозов стала реорганизация МТС в 1958 г., после которой совхозы начали покупать (а не получать в пределах ли­митов капиталовложений) трактора, другие сельхозмашины и оборудование, а также постепенный перевод совхозов на полный хозяйственный расчет, начиная с 1967 г. Директора совхозов получили право принимать решения о продаже неиспользуемой техники, скота, семян, кормов, приобретении строительных материалов у предприятий и организаций, реализации не принятой заготовителями продукции на рынке, обраще­ния за кредитом. Директора МТС пользовались тем же кругом гражданских прав, что и директора совхозов. Директор МТС назначался на должность органами государствен­ного управления, распоряжался на правах единоначалия всеми средствами станции, подбирал кадры, направлял деятельность МТС. Дела о должностных преступлениях директоров МТС (как и директоров совхозов) в 1934 г. были переданы в подсудность краевых, областных и верховных судов автономных республик. Кроме того, дирек­тора МТС (и это было особенностью всего слоя) должны были обладать повышенной политической грамотностью, так как им вменялось в обязанности осуществлять поли­тическое и хозяйственное руководство входящими в зону МТС колхозами. В силу это­го отношения между председателями колхозов и директорами МТС складывались не­просто. Председатели колхозов старались быть как можно меньше связаны с работами, выполняемыми техникой МТС, так как натуроплата за нее была достаточно высока. Директор же МТС, напротив, обязан был принять все меры для работы техники МТС в колхозах. Естественно, что председатели колхозов поневоле делили хозяйственные полномочия с директорами МТС: сроки пахоты, уборки - определялись чаще вторыми, нежели первыми. В МТС работали и самые передовые кадры колхоза - трактористы, с чем председатель колхоза также вынужден был считаться.

Оценивая правовой статус рассматриваемых слоев, можно сказать, что директора МТС и совхозов были более привилегированной категорией, чем председатели колхо­зов. Они обладали большим объемом гражданских прав, были связаны с передовыми формами собственности, в связи с чем им давались определенные привилегии. В то же время председатели колхозов нередко были более свободны в реализации властных прав и прав собственности, что приводило к парадоксальному явлению: именно в их среде протобуржуазные тенденции проявлялись ярче и вызревали быстрее.

Изменения в экономическом положении верхушки управленцев на селе были свя­заны, прежде всего, с увеличением возможностей распоряжения и пользования собс­твенностью. В частности, исследования, проведенные в начале 1990-х гг. сектором социологии ИСПИ РАН под руководством В.И. Староверова, показали, что именно характер собственности, сложившийся в российской деревне в 1960-1970-е гг., стал почвой экономического и социального переворота в деревне. Руководители колхо­зов и совхозов, как подчеркивает В.И. Староверов, имели все права распоряжения и владения средствами производства хозяйств, осуществляли функции управления трудом, производством, доходом. Многие вопросы конкретной хозяйственной де­ятельности решались административно, «наверху», а их реализация осуществлялась председателями колхозов, директорами совхозов. Таким образом «формировался социальный механизм собственности, типичный для управления в условиях частной собственности периода примитивного экономического управления раннего капита­лизма».

Нарастание возможностей экономической реализации права собственности сель­скохозяйственных руководителей шло постепенно. В 1930-е гг. в документах совет­ских и партийных органов появляются многочисленные свидетельства о так называе­мых злоупотреблениях председателей сельхозартелей, которые на деле являлись не чем иным, как реализацией потенциальных прав собственности. Так, в 1930-1950-е гг. председатели колхозов «массово», как говорилось в документах, распоряжались зем­лей: «сдавали в аренду или продавали» землю сельхозартели, колхозные сенокосы, отпускали бесплатно или по пониженным ценам продукцию колхоза. Например, в 1944 г. председатель колхоза им. Чапаева Ставропольского края сдал в аренду сроком на 5 лет колхозный фруктовый сад площадью 110 га Ставропольскому ликеро-водоч­ному заводу, в 1946 г. в Вожегодском районе Вологодской обл. в колхозах была рас­пространена практика «расплачиваться землей за всевозможные услуги и работы», в 1955 г. в колхозе им. Ленина Свердловской обл. председатель разрешил косить сено на колхозных лугах для личного скота. Одним же из самых главных изменений, от­меченных колхозниками и общественным мнением, было возрастание председатель­ского пользования и распоряжения колхозной собственностью, нередко граничащее с неформальным полным правом собственности. Уже в 1930-е гг. в письмах колхозников в органы власти сообщалось о «самоснабжении» председателей колхозов. «Ма­нуфактуру, шерсть делят по себе, хлебные квитанции берутся по себе», - сообщалось в редакцию «Крестьянской газеты» в 1938 г. из Куйбышевской обл. Воронежские колхозники в том же году писали в «Крестьянскую газету» следующее: «Председа­тель прирезанного поросенка обменил на хорошего... самовольно взял себе поросенка 38 кг, а денег не платил... Кроме того, он выписал себе 100 руб. какой-то зарплаты... Для корма привез поросенку 1.3 ц жмыха... Из колхозной кладовой... выписывает: мед, масло, яйца и другие товары... только любимчикам». Эти же процессы отражало и народное творчество. В. Тендряков в повести «Падение Ивана Чупрова» (впервые опубликована в 1953 г.) описывает, как председатель колхоза «накрывал стол» для приезжих за счет колхозных продуктов, брал колхозное кровельное железо на крышу своего дома. Бывший партсекретарь колхоза по этому поводу говорил: «Прибавилось в нем этакого '"я решу" да "я сделаю". Колхоз - это "я". Сперва трудно отделить себя от колхоза, потом - свое от колхозного». Одна из колхозниц дала оценку этим действиям председателя на правлении колхоза: «Поговаривают люди: председатель -пан в колхозе, что душеньке надо, берет, не спрашивает». Осуждая своего героя, Тендряков, тем не менее, отмечает значимые изменения, происходящие в становлении протобуржуазного слоя. Результат реализации этих прав отразился в частушках конца XX в.: «Всей душой был за колхоз / И коммунизацию, / А теперь в районе я / Веду приватизацию».

Директора совхозов уже в 1930-е гг. принимали решения, свидетельствующие о реально большем объеме прав, чем это было закреплено в законодательстве о совхо­зах. В частности это касалось распоряжения землями совхоза. Например, прокурорская проверка, проведенная в 1934 г. в Азово-Черноморском крае, выявила «извращения за­кона о национализации земли»: совхозы сдавали землю в аренду колхозам для выпаса скота, для обработки. В 1971 г. в совхозе «Советская Россия» Аксайского района Ростовской обл. было выделено в полях севооборота в частное пользование 108 га земли, 36 га были отведены для этих целей в совхозе «Кузнецовский», 45 га в совхозе «Краснокутский», 79 га в совхозе «Койсугский» (все в Ростовской обл.).

Важной особенностью экономического положения председателей колхозов, в от­личие от директоров совхозов и тем более МТС, было то, что они обладали большей экономической свободой. Например, в их компетенции было право выбора развития приоритетных направлений хозяйства. И в этом деле они нередко проявляли себя как настоящие бизнесмены. Вот, например, описание действий председателя колхоза Евлампия Лыкова в военное время (повесть В. Тендрякова «Кончина»): «За две машины картошки можно было достать угловое железо, еще две машины - получай стекло. Ни за какие деньги не найдешь мастеров-рабочих. За деньги нет - а за муку и масло - по­жалуйста. Рабочие ставят теплицу. В этой теплице среди зимы вызревают помидоры и огурцы... Выкинь их на рынок - и вози деньги возами... Колхоз "Власть труда", и без того раньше богатый, раздобрел сказочно - новые фермы, теплицы, электростан­ции, мастерские, подсобные заводики, - вкупе миллионные доходы!». Председатель послевоенной поры Иван Чупров (повесть Тендрякова «Падение Ивана Чупрова») на­стоял, чтобы на гарях посеяли не хлеб, как хотели колхозники, а лен. «Выручили на льне сто сорок тысяч... Чупров уперся... не дам делить! Будем строить свинарник на пятьсот голов!.. Через два года получили доход в четыреста тысяч. Построили молоч­ную ферму». В середине 1950-х гг. В. Овечкин описал действия председателя колхо­за «Победа» Золотухина: «Выезжают на некоторых прибыльных вещах - на чесноке, конопле, клубнике. И умеют продавать свой товар... У Золотухина на столе каждый день свежие телеграммы - где что почем на колхозных рынках... Колхоз содержит в разных городах целый штат агентов по купле-продаже... Накупили лошадей в Ставро-полыцине - пригнали в Татарию, продали втридорога, заработали на этой операции двести тысяч рублей. В Казахстане покупали баранов, в Харькове торговали молдав­ским вином, в Ленинграде - кубанским рисом... Самое настоящее барышничество». Подобным образом действовали и реальные председатели колхозов: И. Снимщиков, председатель колхоза им. Кирова Балашихинского района Московской обл., брал зака­зы на пошив матрасов, изготовление джемов и соков, штамповку пластмассовой тары; украинский председатель В. Белоконь поставлял фрукты в Забайкалье. А. Салуцкий в конце советского времени подводит итог таким действиям председателей колхозов: «Хваткие председатели горы сворачивали. Надсаживая пупок, зарабатывали деньги... Например, знаменитый гусь-хрустальненский председатель Аким Горшков... пред­приимчиво подрядился поставлять в столицу пятилетние саженцы для украшения улиц... и заработал на озеленении Москвы немалые средства, позволившие поднять колхоз». Такого рода примеры можно приводить достаточно долго. Писатели, вы­ступавшие в данном случае больше как публицисты-документалисты, констатировали важную черту экономической деятельности председателя колхоза - его умение вы­рабатывать бизнес-стратегию, вести предпринимательское хозяйство, устанавливать контакты с другими хозяйствующими субъектами. Отметим, что на государственном уровне такая практика поощрялась. О председателях колхозов-миллионеров писали в газетах, их награждали званиями Героев Социалистического Труда. Напротив, плохой, необоротистый председатель, не умеющий вести хозяйство, властью осуждался. Соот­ветственно богатым колхозам в первую очередь выделялись кредиты, подрядчики для строительства и т.д., что делало их еще более капитализированными, а председателей продвигало в становлении протобуржуазного статуса. К концу 1980-х гг. требование к председателю колхоза быть «экономистом, коммерсантом» формулировалось как одно из главных.

В отличие от председателей колхозов, директора совхозов первоначально были менее свободными в ведении предпринимательской деятельности, хозяйственный план совхоза жестко устанавливался и контролировался государством. Только в конце 1960-х и в 1970-е гг., когда совхозы были переведены на хозрасчет, директор сов­хоза мог действовать «предпринимательски». В этом плане яркий пример представ­ляет собой деятельность руководителя казахстанского совхоза «Акчи» И.Н. Худенко. В 1969-1970 гг. ему был разрешен эксперимент, в ходе которого делалась ставка на «хозрасчетные рычаги», которые впоследствии были признаны «капиталистическими методами ведения хозяйства». В итоге Худенко попал под суд.

Экономическое положение верхушки управленцев на селе определялось также особенностями оплаты труда. Оплата была выше, чем у остальных селян. Но более важным было другое обстоятельство: она была в большей степени «монетизированной». Первоначально труд председателей колхозов оплачивался трудоднями, они не получали твердой заработной платы. В то же время исследователи отмечают, что не­которые председатели колхозов уже во второй половине 1930-х гг. получали твердые ставки в трудоднях, а иногда и в денежном выражении. Так, размеры ставки пред­седателя колхоза в трудоднях в конце 1930-х гг. доходили до 55 трудодней в месяц. В некоторых колхозах председатели получали денежные выплаты, например в 1937 г. в колхозах Череповецкого района Вологодской обл. - до 200 руб. в месяц (при сред­немесячной оплате труда в колхозах страны на 1940 г. около 12 руб.). Постепенно начинается эволюция оплаты труда председателей в сторону увеличения денежной ее части, введения дополнительных выплат. В 1948 г. председатели колхозов начали еже­месячно получать денежную доплату в зависимости от общей суммы годового дохода колхоза (от 25 до 400 руб.). Значительно монетизировалась оплата труда председа­телей колхозов в период пополнения их слоя городскими рабочими и управленцами в середине 1950-х гг. С середины 1960-х гг. уровень оплаты труда председателей колхо­зов приближается к уровню оплаты директоров совхозов. Начиная с 1964 г. экономи­чески слабым колхозам рекомендовалось устанавливать размеры должностных окла­дов председателям колхозов на уровне должностных окладов директоров совхозов с соответствующим объемом производства продукции. В середине 1960-х-1980-е гг. оплата труда председателей колхозов серьезно опережала оплату труда других катего­рий колхозников. В 1965 г. среднемесячная оплата труда председателя колхоза РСФСР составляла 200 руб., тогда как среднемесячная денежная заработная плата в колхозах- 50 руб.; в 1985 г. председатели колхозов Европейского Севера России получали заработную плату 360 руб. в месяц, тогда как средняя по стране денежная заработная плата в колхозах составляла 153 руб.

В отличие от председателей колхозов, оплата труда директоров совхозов и МТС производилась по должностным окладам. При расчете зарплаты директоров совхозов учитывались размер хозяйства, стаж работы, образование. Так, с 1954 г. заработная плата директоров совхозов устанавливалась в размерах от 95 до 160 руб. (в зависи­мости от образования и группы, к которой относился совхоз), а также процентные надбавки к должностным окладам от 7 до 20% в зависимости от стажа работы (для сравнения: заработная плата постоянных рабочих совхозов СССР по данным на август 1955 г. составляла 53 руб.). Эволюция оплаты труда директоров совхозов шла в на­правлении роста «рыночной» составляющей. С 1957 г. оплата труда им назначалась в зависимости от объемов реализации продукции, с 1970 г. предусматривались стимули­рующие премии и надбавки.

Оплата труда директоров МТС производилась из госбюджета. С 1952 г. должно­стной оклад директора МТС устанавливался в размере от 98 до 160 руб. (в зависимо­сти от образования директора и мощности тракторного парка МТС), что примерно соответствовало уровню зарплаты директора совхоза. После 1956 г., когда МТС было решено переводить на хозрасчет, система оплаты труда директоров МТС менялась в зависимости от рентабельности предприятия.

Реальные доходы сельскохозяйственной верхушки были выше, чем заработная плата, и имели более обширные и разнообразные источники пополнения.

Еще одной важной чертой, характеризующей экономическое место руководите­лей сельскохозяйственного производства, является их роль в распределении доходов среди других работников. Большими полномочиями в этом плане обладали председа­тели колхозов. «Председатель или бригадир со счетоводом так прижмут тебя, - пишет В. Овечкин, - что света белого не взвидишь. И наряды будут давать тебе самые невы­годные по оплате работы, и табеля запутают так, что в конце года не досчитаешься половины трудодней... и оштрафуют в пятикратном размере». Большую роль играл председатель колхоза и в назначении на «хлебную» должность, в разрешении отпуска колхозников на сезонные работы или на отъезд: без согласия председателя справка для получения паспорта председателем сельсовета выдавалась крайне редко.

Директора МТС и директора совхозов обладали в этом плане меньшими экономи­ческими правами - правом распределять фонд директора, выписывать премии. Правда, в то же время они могли распоряжаться более крупными государственными средства­ми. Например, директора совхозов, а позднее и председатели колхозов, нередко заклю­чали договора с шабашниками, позволявшие им «отмывать» крупные суммы денег. В целом сельское хозяйство имело колоссальные теневые обороты, составлявшие по СССР в 1960/61 гг. 0.6 млрд руб. в год, в 1989/90 гг. - 23 млрд руб. в год.

Таким образом, экономическое положение верхушки сельскохозяйственных управленцев определялось ее местом в отношениях собственности. Постепенное овладение капиталами колхозов и совхозов, увеличивавшиеся права в распоряжении и пользовании ими вели к необходимости легализации буржуазного статуса. Со сто­роны государства имели место попытки выстроить иерархию этого слоя, когда одна его часть (директора МТС и совхозов) рассматривалась как «агенты» влияния в отно­шении колхозов, что повышало их управленческий статус. Но председатели колхозов пользовались большей экономической свободой, могли формировать бизнес-страте­гии, работать на прибыль, что продвигало их в становлении предпринимательского статуса. Тем не менее, выявляется явное сходство в положении разных слоев сельской протобуржуазии: все они были связаны с растущей реализацией прав собственности, пользовались патронатом государства, были лучше материально обеспечены и демон­стрировали экономическое превосходство над работниками своих предприятий.

Одной их важнейших ментальных характеристик категории сельскохозяйственной протобуржуазии являются базовые черты самосознания ее представителей. Значимым и ценимым качеством было чувство «настоящего хозяина», соответствующее мышле­ние и образ действий. При этом дела колхоза рассматривались как неразрывные с лич­ностными устремлениями - как «свое, кровное». Например, в дневнике председателя одного из колхозов Курской обл. Е. Маслова 26 сентября 1951 г. отмечалось: «Мечусь, как в угаре....У нас же до сих пор гречиха не убрана, 160 гектаров ржи не обмолочено. Пшеницу только свезли с поля. Начали копать сахарную свеклу... В третьей брига­де, что расположена в Нижних Деревеньках, нет настоящего хозяина. Нужно что-то предпринимать». 3 октября 1951 г. этот же председатель колхоза пишет: «Прогноз предсказывает заморозки, а у нас картофель еще не убран, молотьба остановилась. Подготовка к зиме ведется плохо». Такого рода записи являются, пожалуй, самыми частыми в дневнике Е. Маслова. Председатель колхоза Ананий Егорович из повести Абрамова «Вокруг да около», опубликованной в 1963 г., горюет о заготовке кормов во время дождливой погоды: «Да, еще дня два - и прощай сено. Полный разор колхозу». Приведенные размышления председателей колхозов кажутся достаточно типичными, неоднократно транслируются в произведениях деревенской прозы, публицистике Ф. Абрамова, В. Овечкина, А. Яшина, кинофильмах, драматургических произведени­ях 1930-1980-х гг. Тем не менее, вопрос об их интерпретации в контексте изучения самосознания категории сельской протобуржуазии даже не был поставлен. Одно из объяснений все же было предложено в 1990-е гг.: «Лучшие председатели колхозов и в прошлые времена и в нынешние - самая крепкая крестьянская кость». Вряд ли сложившееся мнение о родстве менталитета председателей колхозов и крестьян можно считать верным. Председатель колхоза, как и директор совхоза и МТС, мыслил круп­ными категориями общественного производства, представлял место своего хозяйства в народно-хозяйственном комплексе района и области, обладал прогрессивным, тех­нократическим, «государственным» мышлением. При этом хозяйственные интересы предприятия оберегались им очень настойчиво. А. Салуцкий описывает, как на исходе 1980-х гг. он предложил одному из «крепких» председателей присоединить к своему колхозу отстающее, «погибающее» хозяйство. «Реакция была резко отрицательная... Председатель колхоза... намекнул, что поставлен отвечать за свое хозяйство, а до дру­гих ему и дела нет: "У нас... прибыль уменьшится, развиваться не сможем"».

Часто отмечались в архивных документах, публицистике и прозе такие черты вер­хушки сельскохозяйственных управленцев, как ориентация на внеэкономические ме­тоды организации производства в 1930-х гг., и на экономические рычаги - начиная со второй половины 1940-х - 1950-е гг., в частности на материальное стимулирование колхозников, пусть и не поощряемое государственной властью. Вызревание понимания необходимости этого перехода относится, видимо, к началу 1950-х гг. Председатель архангельского колхоза Лукашин из повести Ф. Абрамова «Пути-перепутья» в начале 1950-х гг. говорит секретарю райкома Подрезову: «По старому нельзя... Я ведь только и знаю, что кнутом размахиваю. Потому что кроме кнута да глотки у меня ничего нет. А надо бы овсецом, овсецом, лошадку погонять». В дневнике курского председателя колхоза Е. Маслова читаем: «Надо колхозников заинтересовать. Но попробуй, заинте­ресуй, осудят и посадят, как нарушителя Устава. Сделать пока, для начала, по-своему, втихаря? Невозможно. За каждым шагом следят. Берегись, председатель!...рискуй, крой надвое: либо пан, либо пропал; либо сена клок, либо вилы в бок». Председатель колхоза из Орловской обл. Е. Лежепеков в середине 1950-х гг. публично предлагал платить колхозникам 50-60% от дохода колхоза, выдавать 30-40% выращенного хле­ба. Архангельский председатель колхоза из публицистической повести Ф. Абрамова «Вокруг да около» в начале 1960-х гг. принял решение выделять на индивидуальных ко­ров 30% заготовленного колхозного сена, хотя по закону полагалось не больше 10%. Интересно, что такая деятельность председателей колхозов, как правило, оценивалась властью в «старой» терминологии. Так, об орловском председателе на пленуме обко­ма КПСС было сказано: «У него гнильца завелась». Председателю колхоза Е. Мас-лову в райкоме КПСС дали оценку: «Кулацкие замашки... Типичный кулак!». В со­знании сельской протобуржуазии присутствовало понимание своей обособленности как категории. В частности, это касалось противопоставления себя районному звену власти. Председатель колхоза Е. Маслов в дневнике отмечал: «Там, наверное, члены бюро в кабинете секретаря корпят над сводками, выискивают жертву для очередной накачки. А где-то вот так же, как и я, мой собрат-председатель с грустной думой выша­гивает по грязи... Эх, политика!.. А я вот мотаюсь, как хлыст пастуший перед оголте­лым стадом, и ничего не могу сделать... Эх, судьба председательская!.. И на хозяйстве душно и в квартире тесно. Чувствуешь себя стесненно, неловко, будто в чем-то перед кем-то виноват». Как отмечается в исследованиях, «тихое» сопротивление предсе­дателей колхозов командам «сверху» было перманентным и не зависело от состава председателей колхозов. Даже в обновленном в 1950-е гг. председательском корпусе постоянно воспроизводились формы и методы хозяйственной деятельности, с которы­ми активно боролись партийные и административные органы. Следовательно, та­кого рода борьба за власть являлась формой отстаивания корпоративных интересов, поиском своей ниши в формирующейся социальной стратификации протобуржуазного слоя. Оформление особой ментальности выражалось и в их меняющемся внешнем об­лике. Е. Дорош, описывая облик председателя колхоза-миллионера довоенных лет, от­мечает: «Это неприметный пожилой человек в обвислом овчинном полупальто с гру­бой шинельной покрышкой, в сдвинутой на затылок шапке с опущенными ушами». Типичное изменение образа председателя колхоза во времени описал В. Тендряков: «Евлампий Лыков перерождался у всех на глазах... Золотой характер, и штаны носил с заплатами. Теперь в залатанных штанах неудобно... встречаться приходилось с ди­ректорами заводов, с начальниками строительства... по крупному ворочаешь... Стал даже на шею цеплять галстучек, а вместе с галстучком и заговорил на басах». Ти­пичность, «буржуазность» облика председателей колхозов была внешним и весомым знаковым элементом, выделявшим их из массы селян.

В целом в 1930-1980-е гг. сознание председателей колхозов, как и других пред­ставителей верхушки управленцев на селе, по описанным знаковым его составляю­щим эволюционировало в сторону увеличения буржуазных элементов. При этом оно формировалось как сознание наиболее активной протобуржуазной части общества, не­посредственно связанной с производством, вынужденной испытывать определенные унижения и лишения на пути оформления своего протобуржуазного статуса, осозна­вать и бороться за свои интересы. Видимо, можно говорить о сформированности про-тобуржуазных элементов сознания к началу 1950-х гг., когда общественным идеалом слоя становится «хороший, крепкий хозяин», способный материально поддержать ра­ботников предприятия, смело ведущий себя в отношениях с властью, умеющий «бур­жуазно» выглядеть - носить цивильный костюм, галстук, обладающий «городскими» манерами.

Таким образом, капитализировавшаяся аграрная экономика предопределила эво­люцию сельского социума и, прежде всего, формирование протобуржуазии. Сила и устойчивость протобуржуазной эволюции была обусловлена массовым рекрутирова­нием в данный слой представителей других социальных категорий, способных обеспе­чить функционирование складывавшегося социально-экономического строя - менед­жеров, интеллектуалов, рабочей аристократии и даже социальных низов. В этом был источник состоятельности советской системы создания элит.

Формирование протобуржуазии происходило из управленческой верхушки, так как, прежде всего, в среде директоров совхозов, директоров МТС, председателей колхозов осуществлялось перерождение управленца в человека, способного принять на себя груз собственности, в чем и заключалась, на наш взгляд, сущностная черта протобуржуазности. За колхозно-совхозное 60-летие произошла смена источников пополнения этого слоя: от внутридеревенского, с ориентацией на политически бла­гонадежного и, желательно, малоимущего односельчанина, к внедеревенскому, по­строенному на критерии профессиональной подготовленности руководителя. Главные изменения правового положения верхушки сельскохозяйственных управленцев были связаны с законодательно оформленным и реализуемым на практике усилением прав собственности, выделением этой группы как привилегированной в правовом и мате­риальном аспектах. Эволюция ее экономического положения связана с нарастанием управленческо-распорядительных возможностей в рамках колхозно-совхозной эконо­мики, расширением нелегитимизированных форм присвоения, складыванием призна­ков особой групповой зажиточности. Изменения в правовом и экономическом статусе чутко улавливались сельским населением и оказались широко отражены в народных представлениях о сельской власти. Особенностью формирования сельскохозяйствен­ной протобуржуазии было разграничение прав собственности с «вышестоящими» руководителями и укрепление командных функций на своем «социальном этаже». Яр­чайшим проявлением поведенческо-ментальной эволюции протобуржуазии села стало формирование особого мировоззрения, стиля поведения, отличающегося от других социальных слоев.

 

 

Вариант № 1.

1. Культура и революция.

2. Семья как изначальный социально-культурный институт.

 

Методические рекомендации

 

1. Влияние революции на социально-культурные процессы. Мероприятия советской власти по созданию и развитию системы управления культурно-досуговыми учреждениями. Развитие сети культурно-досуговых учреждений. Основные направления и формы работы. Политико-просветительная работа. Подготовка кадров.

 

2. Современная социокультурная ситуация и семья. Государственное регулирование проблем современной семьи. Многообразие типов семьи. Семья в контексте социально-культурной деятельности. Формы работы с семьей в социально-культурных учреждениях. Семья как объект и субъект социально-культурных программ.

 

 

Вариант № 2.

1. Деятельность учреждений культуры в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г.

2. Роль средств массовой информации и коммуникации в социально-культурной деятельности.

 

Методические рекомендации.

 

1. Перестройка деятельности учреждений культуры в соответствии с требованиями военного времени. Трудности в организации проведения культурно-просветительной работы: сокращение ассигнований на политико-просветительную работу, уменьшение сети учреждений культуры, нехватка специалистов и т.п.

Основные направления деятельности и формы работы учреждений культуры в тылу. Художественная самодеятельность и ее роль в организации досуга людей в тылу и на фронте. Передвижные культурно-досуговые учреждения. Основные формы культурно-досуговой работы на фронте.

 

2 Основные функции средств массовой информации: информационная, воспитательная, организационная, развлекательная. Характерные черты: массовость, оперативность, мобильность, доступность. Типология жанров и основные сферы влияния радио, телевидения, печати и Интернета на жизнь общества.

 

Вариант № 3.

1. Культурно-досуговая деятельность в период 1946-1985 г.г.

2. Общественно-добровольные формирования.

 

Методические рекомендации.

 

1. Изменения в культурных потребностях людей в послевоенный период особенности культурно-досуговой деятельности в период 1946 – 1970 гг. Развитие любительства, народных университетов, лекционной работы, тематических вечеров, агитационно-художественных бригад, художественной самодеятельности. Преобразования в сети учреждений культуры. Организация работы по месту жительства. Особенности культурно-досуговой деятельности в период 1970-1980–х гг. «Одомашнивание» досуга. Неформальные молодежные объединения: панки, хиппи, рокеры т.д. Перестройка сети музейных культурно-досуговых учреждений: создание клубных, библиотечных, музейных централизованных систем, культурных комплексов. Подготовка кадров для учреждений культуры. Негативные процессы в обеспечении специалистами культурно-досуговых учреждений.

Влияние событий 90-х годов на культурно-досуговую деятельность. Появление новых типов учреждений культуры. Роль нового законодательства в расширении возможностей культурно-досуговых учреждений. Разработка федеральных и региональных программ по развитию и сохранению культуры. Подготовка кадров организаторов досуга с учетом особенностей экономического и социального развития общества.

Создание частных досуговых учреждений. Трудности в организации досуга населения в переходный период.

Современные социокультурные процессы. Изменение «Основ законодательства о культуре». Современные формы организации досуга.

 

2. Роль общественно-добровольных формирований в социально-культурной сфере. Виды общественных объединений, особенности их деятельности и взаимосвязь с учреждениями социально-культурной работы. Основные направления взаимодействий на региональном уровне.

Ассоциации, союзы, общества, объединения, товарищества, центровы, клубы, лаборатории и т.п. т.е. организации, реализующие принципы самоорганизации и саморазвития. Их структура, функции, основные виды деятельности.

 

Вариант № 4.

1. Досуг как сфе