Отважные мореплаватели

- Да, вы из особого теста слеплены, это сразу видно, - зевнул пассажир из Филадельфии. - Глядишь, гордостью Америки станете.

- Еще бы! Я американец с головы до ног. Вот доберусь до Европы, я им всем там покажу... Тьфу, сигарета погасла! Ну и дрянь продается на пароходе! Нет ли у кого-нибудь настоящей турецкой сигареты?

В салон заглянул старший механик, раскрасневшийся, мокрый и улыбающийся.

- Эй, парень, - крикнул Гарви бодрым голосом, - как наша посудина?

- Как ей положено, - ответил механик сдержанно. - Молодежь, как всегда, вежлива со стариками, и старшие это ценят.

В углу кто-то хихикнул. Немец открыл портсигар и протянул Гарви тонкую черную сигару.

- Это тот, што фам надо, мой молодой друг, - сказал он. - Попробуйте, да? Будете ошень довольны.

Гарви с важным видом принялся раскуривать сигару - он чувствовал себя взрослым.

- Видали мы и не такие, - сказал он, не подозревая, что немец подсунул ему одну из самых крепких сигар.

- Ну, это мы сейшас увидим, - сказал немец. - Где мы находимся, мистер Мактонал?

- Там, где надо, или недалеко оттуда, мистер Шефер, - ответил механик. - Вечером подойдем к Большой Отмели; а вообще-то пробираемся сейчас через рыбачью флотилию. Едва не потопили три лодки, а у француза чуть не сорвали рей. Что ни говори, плавание рискованное.

- Хороша сигара? - спросил немец у Гарви, глаза которого наполнились слезами.

- Прелесть! Какой аромат! - ответил он, стиснув зубы. - Похоже, что мы замедлили ход? Пойду наверх, посмотрю.

- И правильно сделаете, - сказал немец.

Гарви вышел, пошатываясь, на мокрую палубу и ухватился за ближайший поручень. Ему было очень плохо. На палубе стюард связывал стулья, а так как Гарви раньше похвалялся перед ним, что никакая качка ему не страшна, он собрал все свои силы и стал пробираться на корму. Здесь не было никого. Он почти ползком пробрался в дальний ее конец, к самому флагштоку, и скорчился в три погибели. От крепкой сигары, качки и дрожавшей от винта палубы его стало выворачивать наизнанку. В голове гудело, искры плясали перед глазами, тело, казалось, стало невесомым, и тут корабль накренился. Гарви перелетел через поручни и оказался на самом краю скользкой кормы... Затем из тумана поднялась серая, мрачная волна, подхватила его будто под руки и унесла прочь с парохода. Зеленая пучина поглотила его, и он потерял сознание.

Он очнулся от звука рожка, каким в Адмирондэкской школе созывают учеников к обеду. Он понемногу приходил в себя и стал припоминать, что его зовут Гарви Чейн и что он утонул в открытом море; но он был еще слишком слаб, чтобы связать свои мысли.

Какой-то незнакомый запах наполнил его ноздри, его слегка знобило, и весь он словно был пропитан соленой морской водой. Открыв глаза, он понял, что находится на поверхности, а не под водой, потому что вокруг него ходуном ходили серебристые холмы волн. Он лежал на груде полуживой рыбы, а перед ним маячила чья-то широкая спина в синей шерстяной куртке.

"Плохи дела, - подумал мальчик. - Ведь я умер, а этот, как видно, за мной присматривает".

Он застонал. Человек обернулся, и в его курчавых черных волосах блеснули маленькие золотые серьги.

- Ага! Тебе малость получше? - сказал он. - Лежи спокойно, а то накренишь лодку.

Резким движением он направил дрожащий нос лодки прямо на высокую, в двадцать футов, волну, лодка взобралась на нее, а потом скатилась с другой ее стороны прямо в блестящую яму.

Совершая этот опасный маневр, человек в синем продолжал говорить:

- Здорово, что я наскочил на тебя, а не на пароход, верно? Как это ты свалился?

- Мне было плохо, - сказал Гарви, - вот и свалился.

- Не дунь я в рожок, пароход подмял бы меня. Тут, вижу, летишь ты. А? Что? Я думал, винт разнесет тебя на кусочки. Но тебя вынесло наверх, прямо к лодке, и я тебя выудил, как большую рыбу. Видно, тебе еще не суждено умереть.

- Где я? - спросил Гарви, который вовсе не чувствовал себя здесь в безопасности.

- Ты в рыбачьей лодке. Зовут меня Мануэль. Я со шхуны "Мы здесь" из Глостера. В Глостере я и живу. Скоро мы будем на шхуне... Что?

Казалось, у него две пары рук, а голова отлита из чугуна: с трудом сохраняя равновесие, он то дул изо всех сил в большую раковину, заменявшую ему рожок, то посылал в туман громкий и пронзительный вопль. Гарви не помнит, сколько длился этот концерт. Он лежал на спине, с ужасом глядя на дымящиеся волны. Но вот послышался выстрел, и звук рожка, и чьи-то крики. Над лодкой навис борт какого-то судна, которое, несмотря на свои размеры, прыгало на волнах, как лодка. Несколько человек говорили одновременно.

Его подхватили и опустили в какой-то люк, где люди в дождевиках напоили его чем-то горячим, сняли с него одежду, и он уснул.

Когда мальчик проснулся, он ожидал услышать колокол, зовущий пассажиров парохода к завтраку, и не мог понять, почему его каюта стала такой маленькой. Повернувшись, он оглядел узкую треугольную каморку, освещенную фонарем, подвешенным к массивной квадратной балке. Совсем рядом стоял треугольный стол, а в дальнем конце кубрика за старой чугунной печкой сидел мальчик по виду одних с ним лет, с плоским, румяным лицом и блестящими серыми глазами. На нем была синяя куртка и высокие резиновые сапоги. На полу валялось несколько пар такой же обуви, старая кепка и несколько потертых шерстяных носков; черные и желтые дождевики раскачивались над койками. Каюта была битком набита разными запахами. Своеобразный густой запах дождевиков служил как бы фоном для запаха жареной рыбы, подгорелого машинного масла, краски, перца и табака. Но все это перекрывал и сливал воедино особый аромат корабля и соленой воды. Гарви с отвращением заметил, что на его койке не было простыни. Он лежал на каком-то грязном, очень неудобном матрасе. Да и ход судна был совсем не такой, как у пассажирского парохода. Оно не скользило, не катилось по волнам, а бессмысленно дергалось во все стороны, словно жеребенок на привязи. У самого уха слышался шум воды, а бимсы скрипели и стонали. От всего этого Гарви всхлипнул в отчаянии и вспомнил о матери.

- Тебе лучше? - спросил мальчик, улыбаясь. - Хочешь кофе?

Он налил кофе в оловянную кружку и подсластил его патокой.

- А молока разве нет? - спросил Гарви, оглядывая каюту, словно надеялся увидеть здесь корову.

- Нету, - сказал мальчик. - И, наверно, не будет до середины сентября. Кофе неплохой. Сам заваривал.

Гарви молча принялся пить кофе, а мальчик протянул ему миску со свиными шкварками. Гарви с жадностью набросился на них.

- Я высушил твою одежду. Она, наверно, немного села, - сказал мальчик. - Мы такую не носим, у нас одежда совсем другая. Ну-ка повертись немного, посмотрим, не ушибся ли ты.

Гарви потянулся во все стороны, но никакой боли не почувствовал.

- Вот и хорошо, - сказал мальчик с чувством. - Собирайся, пойдем на палубу. Отец потолковать с тобой хочет. Меня зовут Дэн. Я помогаю коку да делаю всякую черную работу за взрослых. У нас был еще один юнга, Отто, да за борт упал. Отто был голландец, и ему двадцать стукнуло. А как тебя угораздило свалиться в такой штиль?

- Хорош штиль, - надулся Гарви. - Был настоящий шторм, и меня укачало. Наверно, через поручни свалился.

- Вчера днем и ночью волны-то не было, - сказал Дэн. - И если ты это называешь штормом... - он присвистнул, - посмотрим, что ты скажешь потом. Пошевеливайся! Отец ждет.

Как и многие балованные дети, Гарви не привык выслушивать приказания: ведь дома его всегда только просили или уговаривали что-нибудь сделать для его же пользы. Миссис Чейн жила в вечном страхе, как бы ее сын не вырос слишком покорным, и потому, наверное, довела себя до настоящего нервного истощения. Вот Гарви и не мог понять, почему он должен куда-то спешить, если кто-то хочет его видеть. Он прямо так и сказал:

- Если твой отец хочет со мной поговорить, пусть сам сюда идет. Он должен немедленно доставить меня в Нью-Йорк. Я за это уплачу.

Глаза Дэна широко раскрылись, когда до него дошел смысл этой отличной шутки.

- Эй, пап, - крикнул он через люк, - он говорит, что если ты хочешь его повидать, спускайся сюда сам! Слышишь, отец?

В ответ раздался такой бас, какого Гарви в жизни не доводилось слышать:

- Не валяй дурака, Дэн. Пришли его ко мне.

Дэн хихикнул и бросил Гарви его покоробившиеся спортивные туфли. В голосе с палубы было нечто такое, что заставило Гарви унять свою ярость. Он утешался тем, что по пути в Нью-Йорк еще успеет рассказать и о себе самом, и о богатстве своего отца. Это приключение навсегда сделает его героем в глазах приятелей. А пока он взобрался по отвесному трапу на палубу и, спотыкаясь о разные предметы, стал пробираться на корму. На лестнице, ведущей на шканцы, сидел небольшой человек с гладко выбритым лицом и седыми бровями. За ночь волнение прекратилось, и море стало маслянисто-гладким. По всей его глади, до самого горизонта, были разбросаны белые пятна парусов рыбачьих шхун. Между ними виднелись черные точки - плоскодонки рыбаков. Шхуна с треугольным парусом, на которой находился Гарви, слегка покачивалась на якоре. Кроме этого человека, сидевшего возле рубки "дома", как ее здесь называли, на судне никого не было.

- Доброе утро, вернее, добрый день. Вы почти сутки проспали, юноша, поздоровался он с Гарви.

- Здравствуйте, - ответил Гарви. Ему не понравилось, что его назвали "юноша", и как человек, едва избежавший смерти, он рассчитывал на большее сочувствие. Его мать сходила с ума, если ему случалось промочить ноги, а этому моряку, похоже, все безразлично.

- Что ж, послушаем, как все случилось. Главное, что всем нам повезло. Так как вас зовут? Откуда вы - полагаем, из Нью-Йорка? Куда путь держите полагаем, в Европу?

Гарви назвал себя, дал название парохода и вкратце рассказал о случившемся, закончив требованием немедленно доставить его в Нью-Йорк, где его отец выложит за эту услугу любую сумму.

- Гм, - отозвался бритый моряк, пропустив мимо ушей требование Гарви. - Хорош, нечего сказать, тот мужчина или даже юноша, которого угораздило упасть за борт такого судна, да еще при таком штиле. Если он к тому же сваливает все на морскую болезнь.

- "Сваливает"! - воскликнул Гарви. - Уж не кажется ли вам, что я ради забавы прыгнул за борт, чтобы попасть на эту вашу грязную посудину?

- Не могу сказать, юноша, потому что не знаю, что вы считаете забавой. Но на вашем месте я бы не стал обзывать лодку, которая благодаря провидению спасла вам жизнь. Во-первых, это неприлично; во-вторых, это обижает лично меня... А я - Диско Троп со шхуны "Мы здесь" из Глостера, что вам, видимо, невдомек.

- Я этого не знаю и знать не хочу, - ответил Гарви. - Я благодарен за спасение и все такое прочее, но я хочу, чтобы вы поняли: чем скорее вы доставите меня в Нью-Йорк, тем больше получите.

- Это как же так? - Лохматая бровь Тропа взлетела кверху, а в его светло-голубых глазах появилась настороженность.

- Получите доллары и центы! - с восторгом ответил Гарви, полагая, что произвел наконец на него впечатление. - Настоящие доллары и центы. - Он сунул руку в карман и немного выпятил живот: он думал, что так выглядит солиднее. - Вы никогда в жизни не заработаете больше, чем в тот день, когда вытащили меня из воды. Я ведь единственный сын Гарви Чейна.

- Ему здорово повезло, - сухо заметил Диско.

- А если вы не знаете, кто такой Гарви Чейн, то вы невежда, вот и все. А теперь разворачивайте шхуну - и полный вперед.

Гарви полагал, что большинство американцев только и говорят о деньгах его отца да завидуют ему.

- Может, развернусь, а может, и нет. А пока распустите пояс, молодой человек. Не я ли набил вам живот?

До Гарви донесся смешок Дэна, притворявшегося, будто он занимается чем-то возле фок-мачты. Гарви густо покраснел.

- За это вам тоже заплатят, - сказал он. - Когда, по-вашему, мы прибудем в Нью-Йорк?

- Мне в Нью-Йорк ни к чему. Как и в Бостон. А в Истерн-Пойнт мы придем где-нибудь в сентябре, а ваш папа - мне очень жаль, но я никогда о нем не слышал, - так он, может, и впрямь раскошелится долларов на десять. Правда, я в этом не уверен.

- Десять долларов! Да поглядите сюда, я... - Гарви стал шарить по карманам в поисках денег. Но вынул лишь измятую пачку сигарет.

- Странные у вас деньги, да к тому же они вредны для легких. За борт их, юноша, и поищите другие.

- Меня обокрали! - закричал Гарви возбужденно.

- Значит, вам придется подождать, пока ваш папочка не заплатит.

- Сто тридцать четыре доллара... и все украли! - повторял Гарви, беспорядочно шаря по карманам. - Отдайте мои деньги!

Суровое лицо старого Тропа приняло странное выражение.

- На что вам, в ваши годы, сто тридцать долларов, юноша?

- Это часть моих карманных денег... на месяц. - Гарви думал, что теперь-то он по-настоящему поразит старика, и поразил - только по-другому.

- О, сто тридцать четыре доллара - это его деньги на расходы. И всего на один месяц! Вы, часом, не стукнулись головой о что-нибудь, когда свалились, а? Может, о пиллерс, а? А то старина Хескен с "Восточного ветра", - Троп, казалось, разговаривал сам с собой, - споткнулся у люка и здорово приложился головой о мачту. Через три недели старина Хескен стал твердить, что "Восточный ветер" - военный корабль, и он объявил войну острову Сейбл-Айленд, принадлежавшему Англии. Рыба, мол, слишком далеко выходит в море... Его упаковали в подматрасник, так что снаружи торчали только голова да ноги. Сейчас у себя дома он забавляется тряпичными куклами.

Гарви задохнулся от ярости, а Троп продолжал успокаивающе:

- Нам очень вас жаль... Очень жаль... Вы так молоды... Давайте не будем больше говорить о деньгах.

- Вы-то не будете, конечно. Вы ведь их и украли.

- Ну и ладно. Украли, если вам так угодно. А теперь о возвращении. Если бы мы могли вернуться, а мы вернуться не можем, вам в таком состоянии нельзя показываться дома. К тому же мы пришли сюда, чтобы заработать себе на хлеб. Что до денег, так у нас в месяц и полсотни долларов не бывает. Если нам повезет, то где-нибудь в середине сентября мы пришвартуемся к берегу.

- Но... сейчас же только май! И я не могу бездельничать только потому, что вам хочется наловить рыбы. Слышите?

- Вполне справедливо, вполне. А вас и не просят бездельничать. Здесь полно работы, особенно с тех пор, как Отто упал за борт. Это случилось во время шторма, и он не удержался на ногах. Во всяком случае, мы его больше не видели. А вы появились прямо с неба, будто вас само провидение направило. Здесь, скажу я вам, найдется, чем заняться. Ну так как?

- Ну и достанется вам и вашей банде, как только мы причалим, отозвался Гарви, бормоча какие-то угрозы о "пиратстве". А Троп в ответ на это лишь криво усмехнулся.

- Только не надо болтать. Я б этого не делал. На борту "Мы здесь" много болтать не положено. Будьте внимательны и делайте все, что скажет вам Дэн, и тому подобное. Я кладу вам - хоть вы этого не стоите - десять с половиной в месяц; значит, тридцать долларов в конце плавания. От работы у вас немного в голове прояснится, а потом вы расскажете нам и о папе, и о маме, и о своих деньгах.

- Она на пароходе, - сказал Гарви, и его глаза наполнились слезами. Немедленно отвезите меня в Нью-Йорк!

- Несчастная женщина, несчастная женщина! Но когда вы вернетесь, она все это забудет. Нас на борту восемь человек, и если б нам пришлось вернуться - значит, пройти больше тысячи миль, - мы бы потеряли весь сезон. Команда будет против, даже если бы я и согласился.

- Но отец возместит вам убытки!

- Может быть. Даже не сомневаюсь в этом, - ответил Троп, - но наш летний улов прокормит восемь человек. Да и вам работа на судне пойдет на пользу. Так что идите-ка и помогите Дэну. Значит, десять с половиной долларов в месяц и, конечно, доля от улова наравне с остальными.

- Это значит, я должен мыть за всеми посуду и убирать?

- И не только. Да не повышайте голос, юноша.

- Не хочу! Мой отец заплатит вам в десять раз больше, чем стоит эта грязная посудина, - Гарви топнул ногой по палубе, - только отвезите меня в Нью-Йорк... И... и... вы у меня и так взяли сто тридцать монет.

- Что-о? - Железное лицо Тропа потемнело.

- А то, что вам отлично известно. И вы еще хотите, чтобы я до самой осени гнул на вас спину? - Гарви был очень горд своим красноречием. - Нет вот мое слово! Слышите?

Троп некоторое время с пристальным вниманием рассматривал кончик грот-мачты, а Гарви в ярости вертелся вокруг него.

- Цыц, - произнес он наконец. - Я соображаю, что беру на себя. Надо принять решение.

Дэн подкрался к Гарви и тронул его за локоть.

- Не надоедай больше отцу, - тихо попросил он. - Ты уже два или три раза обозвал его вором, а он такого никому не простит.

- Отстань! - Взвизгнул Гарви, не обращая внимания на совет.

Троп все размышлял.

- Не по-соседски получается, - сказал он наконец, переводя взгляд на Гарви. - Я вас не виню нисколечко, юноша. И вы не будете на меня в обиде, когда из вас выйдет злость. Поймите, что я вам сказал. Десять с половиной долларов второму юнге на шхуне и часть улова - за науку и за укрепление здоровья. Да или нет?

- Нет! - ответил Гарви. - Отправьте меня в Нью-Йорк, или я сделаю так...

Он не совсем хорошо помнит, как он растянулся на палубе и почему у него из носа шла кровь. Троп спокойно смотрел на него сверху вниз.

- Дэн, - обратился он к сыну, - сначала я плохо подумал об этом юноше, потому что сделал поспешные выводы. Никогда не делай поспешные выводы, Дэн, иначе ошибешься. Сейчас мне его жаль. У него голова явно не в порядке. Не его вина, что он обзывал меня и всякую другую чушь нес и что за борт прыгнул, в чем я почти уверен. Будь с ним помягче, Дэн, иначе получишь больше, чем он. Эти кровопускания прочищают мозги.

Троп с важным видом спустился в каюту, где находилась его койка и койки других членов экипажа. А Дэн остался утешать незадачливого наследника тридцати миллионов.

Глава II

- Я предупреждал тебя, - сказал Дэн. На потемневшую, промасленную обшивку палубы дождем падали тяжелые брызги. - Отец ничего не делает сгоряча, и ты получил по заслугам. Тьфу, да не расстраивайся ты так...

Плечи Гарви сотрясались от рыданий.

- Я тебя понимаю. Меня отец тоже однажды так уложил. Это случилось, когда я в первый раз вышел на промысел. Сейчас тебе больно и грустно, я-то знаю.

- Правда, - простонал Гарви. - Он или спятил, или напился, а я... я ничего не могу поделать.

- Не говори так об отце, - прошептал Дэн. - Он в рот не берет спиртного и... ну, в общем, он сказал, что спятил ты. С какой стати ты обозвал его вором? Он мой отец.

Гарви сел, утер нос и рассказал о пропавшей пачке денег.

- Я не сумасшедший, - закончил он свой рассказ. - Только... Твой отец в жизни не видел долларовой бумажки больше пяти долларов, а мой папа может раз в неделю покупать по такой шхуне, как ваша, и не поморщится.

- А знаешь, сколько стоит "Мы здесь"? У твоего папаши, наверно, куча денег. Где он их взял?

- В шахтах, где добывают золото, и в других местах на Западе.

- Я об этом читал. Значит, на Западе? У него тоже есть пистоль и он ездит верхом, как в цирке? Это называется Дикий Запад, и я слышал, будто у них шпоры и уздечка из сплошного серебра.

- Вот дурак! - невольно рассмеялся Гарви. - Моему отцу лошади не нужны. Он ездит в вагоне.

- В чем?

- В вагоне. Собственном, конечно. Ты хоть раз видел салон-вагон?

- Да, у Слэтина Бимена, - сказал он осторожно. - Я видел его в Бостоне, когда три негра начищали его до блеска. - Но Слэтин Бимен, он же владелец почти всех железных дорог в Лонг-Айленде. Говорят, он скупил почти половину Нью-Гэмпшира и огородил его и напустил туда львов, и тигров, и медведей, и буйволов, и крокодилов, и всякого другого зверья. Но Слэтин Бимен - миллионер. Его вагон я видел. Ну?

- Ну, а моего папу называют мультимиллионером, и у него два собственных вагона. Один назвали, как меня - "Гарви", а другой, как маму "Констанс".

- Постой, - сказал Дэн. - Отец не разрешает мне давать клятвы, но тебе, наверно, можно. Поклянись: "Умереть мне на месте, если я вру".

- Конечно, - сказал Гарви.

- Так не пойдет. Скажи: "Умереть мне на месте, если я вру".

- Умереть мне на месте, - сказал Гарви, - если хоть одно слово из того, что я сказал, - неправда.

- И сто тридцать четыре доллара тоже? - спросил Дэн. - Я слышал, что ты говорил отцу.

Гарви густо покраснел. Дэн был по-своему толковым парнем, и за эти десять минут он убедился, что Гарви ему не лгал, почти не лгал. К тому же он произнес самую страшную для мальчика клятву, и вот сидит перед ним живой и невредимый с покрасневшим носом и рассказывает о всяких чудесах.

- Ух ты! - воскликнул изумленный Дэн, когда Гарви закончил перечислять всякие штучки, которыми набит вагон, названный в его честь. На его скуластом лице расплылась озорная, восторженная улыбка. - Я верю тебе, Гарви. А отец на сей раз ошибся.

- Это уж точно, - заметил Гарви, подумывая о том, как бы ему отомстить.

- Ну и взбесится же он! Страсть как не любит ошибаться. - Он лег на спину и хлопнул себя по бедрам. - Только смотри, Гарви, не выдай меня.

- Я не хочу, чтобы меня снова поколотили, но я с ним рассчитаюсь.

- Еще никому не удавалось рассчитаться с отцом. А тебе он еще задаст трепку. Чем больше он ошибся, тем хуже для тебя. Но эти золотые шахты и пистоли...

- Я ничего не говорил о пистолетах, - прервал его Гарви: ведь он дал клятву.

- Верно, не говорил. Значит, два собственных вагона, один назван, как ты, а другой - как она; двести долларов в месяц на расходы - и ты получил по носу за то, что не хочешь работать за десять с половиной долларов в месяц! Ну и улов у нас нынче! - И он залился беззвучным смехом.

- Значит, я прав? - спросил Гарви, так как ему показалось, что Дэн на его стороне.

- Ты неправ. Ты совсем по-настоящему неправ! Ты лучше держись ко мне поближе и не отставай, не то снова получишь, да и мне перепадет за то, что я - за тебя. Отец всегда выдает мне двойную порцию, потому что я его сын, и он терпеть не может поблажек. Ты, наверно, страсть как злишься на него. На меня тоже, бывало, находило такое. Но отец - самый справедливый человек на свете. Все рыбаки это знают.

- И это, по-твоему, справедливо? Да? - указал Гарви на свой распухший нос.

- Это ерунда. Из тебя выйдет сухопутная кровь. Это для твоей же пользы. Только послушай, я не хочу иметь дела с человеком, который считает меня, или отца, или кого другого на борту "Мы здесь" вором. Мы не из таких, кто бьет баклуши на пристани, ничего с ними общего. Мы - рыбаки и ходим вместе в море больше шести лет. Крепко-накрепко запомни это! Я говорил, что отец не разрешает мне божиться. Он говорит, что это богохульство, и лупцует меня. Но если бы я мог поклясться, как ты про своего папашу, я бы поклялся насчет твоих пропавших долларов. Не знаю, что у тебя было в карманах, я в них не рылся, когда сушил твою одежду. Но, поверь, ни я, ни мой отец - а с тех пор как тебя вытащили, только мы с ним и толковали с тобой ничегошеньки не знаем о твоих деньгах. Вот и все, что я хотел сказать. Ну как?

Кровопускание определенно прочистило Гарви мозги. А может, это пустынное море так подействовало на него. Во всяком случае, он смущенно сказал:

- Ну ладно. Похоже, что я оказался не слишком благодарным за спасение, Дэн.

- Ты был расстроен и вел себя глупо, - ответил Дэн. - Но, кроме нас с отцом, никто этого не видел. Кок не в счет.

- Как это я не подумал, что деньги могли потеряться, - пробормотал Гарви как бы про себя, - а стал называть всех подряд ворами... Где твой отец?

- В рубке. Что тебе теперь от него надо?

- Увидишь, - сказал Гарви, встал и пошел, пошатываясь, к ступеням рубки, окрашенной изнутри в желто-шоколадный цвет.

Недалеко от штурвала, над которым висели судовые часы, сидел Троп, держа в руках блокнот и огромный черный карандаш, который он время от времени усердно слюнявил.

- Я не совсем хорошо себя вел, - сказал Гарви, удивляясь собственной робости.

- Что еще стряслось? - спросил шкипер. - Стакнулся с Дэном?

- Нет, я насчет вас.

- Ну, слушаю.

- Так вот, я... я хочу взять свои слова обратно, - быстро проговорил Гарви. - Тех, кто спасает тебя от смерти... - Он проглотил слюну.

- А? Если так пойдет дальше, из вас получится человек.

-...нельзя обзывать по-всякому, - закончил Гарви.

- Правильно говорите, правильно. - Троп сдержанно улыбнулся.

- Вот я и пришел извиниться.

Троп медленно и тяжело поднялся с рундука, на котором сидел, и протянул ему ладонь в одиннадцать дюймов шириной.

- Я полагал, что вам это очень пойдет на пользу, и вижу, что не ошибся. - С палубы донесся приглушенный смешок. - Я очень редко ошибаюсь в людях. - Огромная ладонь поглотила руку Гарви почти до локтя. - Мы малость поработаем над вами, прежде чем расстанемся, юноша. И я не держу против вас зла - что было, то прошло. Не ваша в том вина. Ну, а сейчас - за дело, и не обижайся.

- Отец тебя признал, - сказал Дэн, когда Гарви выбрался на палубу.

- Как это так? - удивился Гарви, щеки которого горели от возбуждения.

- Ну, значит, он тебя оправдал. Но раз отец говорит, что не держит зла, значит, он попался. Страсть как не любит ошибаться. Хо, хо! Стоит отцу принять решение, и он скорее спустит флаг перед британцами, чем изменит решение. Я рад, что все уладилось. Отец прав, когда говорит, что не может отвезти тебя. Ведь мы одной рыбой и живем. Через полчаса весь экипаж будет мчаться сюда, как акулы к дохлому киту.

- Почему? - спросил Гарви.

- Чтобы поесть, конечно. Разве твой желудок не говорит, что пора ужинать? Тебе еще многому надо поучиться.

- Это уж точно, - печально произнес Гарви, глядя на переплетение снастей над головой.

- Шхуна у нас первый сорт, - с энтузиазмом отозвался Дэн, неправильно истолковав его взгляд. - Посмотришь, как она понесется с поднятым гротом, когда наполнится трюм. Правда, сначала нам придется изрядно потрудиться. И он указал на люк, черневший между двумя мачтами.

- А это для чего? Там же пусто, - отозвался Гарви.

- Нам с тобой да еще кое-кому надо его наполнить, - ответил Дэн. Туда сваливается рыба.

- Живая? - удивился Гарви.

- Ну, не совсем. Она к тому времени будет уже довольно мертвая, без внутренностей и соленая. У нас сто бочек соли, а мы еще и дна не покрыли.

- А где же рыба?

- Пока в воде, а лучше бы в лодке на дне, - ответил Дэн рыбацкой поговоркой. - Вместе с тобой вчера вечером выловили штук сорок. - Он указал на деревянный ларь на корме. - Когда рыбу разделают, нам с тобой придется его продраить. Сегодня лари, наверно, будут полные! Бывало, что шхуна оседала от рыбы на полфута! Мы с ног валились - так много ее привозили. А вот и они возвращаются. - Дэн поглядел поверх невысокого фальшборта туда, где по сверкающей глади океана к шхуне подгребали полдюжины лодок.

- Я ни разу не был так близок от волн, - сказал Гарви. - Океан отсюда красивый.

Заходящее солнце окрашивало воду в пурпурные и розоватые тона, и только на гребнях невысоких и длинных валов играли золотистые блики, а впадины между ними отдавали цветом сине-зеленой макрели. Шхуны, сколько их было, казалось, подтягивали к себе свои лодки невидимыми нитями, а крошечные темные фигурки в лодчонках двигались будто заводные.

- Кажется, им повезло, - сказал Дэн, глядя на них прищуренными глазами. - У Мануэля рыбы столько, что он осел, как кувшинка в воде, правда?

- А где Мануэль? Понять не могу, как ты различаешь их с такого расстояния.

- Последняя лодка в южном направлении. Это он тебя спас вчера... ответил Дэн, указывая на лодку, - Мануэль гребет по-португальски. Его ни с кем не спутаешь. Восточнее его - этот парень гребет куда лучше - идет пенсильванец. А еще восточнее - видишь, как красиво они вытянулись, гребет Длинный Джек с мощными плечами. Он из Южного Бостона и, как все его жители, хороший гребец. А подальше к северу идет Том Плэтт. Сейчас услышишь, как он напевает. Он служил в военно-морском флоте на фрегате "Огайо". Говорит, что этот корабль первым у нас на флоте обогнул мыс Горн. Он только и знает, что рассказывать о службе - когда не поет, правда, - и ему сегодня улов привалил. Вот, слышишь?

С лодки, что была севернее, через водный простор до них донеслась песня, в которой говорилось о чьих-то холодных руках и ногах. А потом шли такие слова:

Достань карту, печальную карту,

Посмотри, где сходятся эти горы!

Их вершины затянуты тучами,

А подножье окутано туманом.

- У него полно рыбы! - радостно воскликнул Дэн. - Раз он поет "капитан", значит, его лодка полна.

А громкий голос продолжал:

Я обращаюсь к тебе, капитан,

Я умоляю тебя,

Чтоб меня не схоронили

Ни в церкви, ни в сером монастыре.

- Ох уж этот Том Плэтт! Завтра он тебе порасскажет о старом "Огайо". Видишь синюю лодку позади него? Это мой дядя, родной брат отца. Дядя Солтерс ужасно невезучий. Посмотри, как осторожно он гребет. Готов заложить все, что заработаю, и свою долю в придачу, что его одного сегодня обложило сыпью. И, наверно, здорово.

- Сыпью? От чего? - спросил с интересом Гарви.

- Скорее всего, от клубники. А еще бывает от оладьев или от лимонов и огурцов. Его обложило с ног до головы. До того ему не везет, прямо жуть! Ну, а сейчас за дело: будем их поднимать. Это верно, что ты никогда в жизни ни к чему рук не прикладывал? Тебе, должно быть, страшно, да?

- Я все равно попробую работать, - решительно ответил Гарви. - Только все это для меня новое.

- Тогда возьми-ка вон ту снасть. Да позади тебя!

Гарви схватил веревку с длинным металлическим крюком на конце, которая свисала с грот-мачты, а Дэн потянул за другую, висевшую на том, что Дэн называл "подъемником". Тем временем к шхуне подошла доверху нагруженная лодка Мануэля. Португалец улыбнулся своей яркой улыбкой, которую Гарви хорошо узнал позднее, и короткими вилами стал перебрасывать рыбу в стоявший на палубе ларь.

- Подай ему крюк, - сказал Дэн, и Гарви сунул крюк Мануэлю в руки. Тот продел его в веревочную петлю на носу лодки, подхватил веревку Дэна, закрепил ее на корме и вскарабкался на шхуну.

- Тяни! - закричал Дэн, и Гарви потянул, удивившись, как легко поднимается лодка.

- Держи! Это тебе не птичка в гнезде, - рассмеялся Дэн.

Гарви крепко уцепился за веревку, потому что лодка висела у него прямо над головой.

- Опускай! - скомандовал Дэн.

Гарви стал опускать лодку, а Дэн одной рукой отвел ее в сторону, и она мягко села позади грот-мачты. - Порожняя, она легче легкого. Это хорошо, когда она на шхуне. А вот в открытом море с ней не так легко сладить.

- Ага! - произнес Мануэль, протягивая коричневую руку. - Ты уже совсем хорошо? Вчера в это время на тебя охотилась рыба. А сегодня за рыбой охотишься ты. А? Что?

- Я... я вам очень благодарен, - запинаясь, сказал Гарви. Его рука невольно потянулась к карману, но он вовремя вспомнил, что денег у него нет. Позднее, когда он узнал Мануэля получше, от одной мысли, какую ошибку он мог совершить, он густо краснел, лежа на своей койке.

- Ты меня не надо благодарить! - ответил Мануэль. - Не мог же я допустить, чтобы тебя носило по всему морю. А теперь ты рабак. А что? О-хо-хо! - Он стал сгибаться вперед и назад, чтобы размяться. - Я сегодня лодку не мыл. Слишком был занят. Рыба так и шла... Дэнни, сынок, помой за меня.

Гарви тут же шагнул вперед: он хоть чем-то может помочь человеку, спасшему ему жизнь.

Дэн бросил ему швабру, и он стал неловко, но старательно смывать грязь.

- Вынь упоры для ног. Они ходят в этих прорезях, - подсказал ему Дэн. - Протри их и поставь на место. Они никогда не должны заедать. Когда-нибудь сам узнаешь почему. А вот и Длинный Джек.

Из приставшей к шхуне лодки в ларь полетел поток сверкающей рыбы.

- Мануэль, берись за снасть. Я поставлю столы. Гарви, почисть лодку Мануэля. В нее пойдет лодка Длинного Джека.

Гарви поднял голову и увидел над собой днище лодки Джека.

- Прямо как в индейской игрушке, правда? - сказал Дэн, когда одна лодка вошла в другую.

- Как рука в перчатку, - заметил ирландец Длинный Джек, сгибаясь вперед и назад, как до него это делал Мануэль.

Из рубки послышалось ворчанье Диско, и он стал звучно слюнявить карандаш.

- Сто сорок пять с половиной. Не везет тебе, Дискобол! - крикнул Длинный Джек. - Я из кожи вон лезу, чтобы набить твои карманы. Так и пиши улов никудышный, португалец обошел меня.

В борт ткнулась еще одна лодка, и снова в ларь полетела рыба.

- Двести три! А ну-ка посмотрим на пассажира! - Это сказал рыбак роста еще большего, нежели ирландец. Розовый шрам, пересекавший его лицо наискосок от левого глаза до правого уголка рта, придавал ему странное выражение.

Не зная, что еще делать, Гарви швабрил каждую новую лодку, вынимал упоры для ног и клал их на дно лодки.

- Что ж, неплохо, - сказал человек со шрамом, которого звали Том Плэтт и который следил за работой Гарви. - Все можно делать двумя способами: по-рыбацки или...

-...как мы это делали на старом "Огайо", - подхватил Дэн и двинулся на рыбаков, таща за собой длинную доску на ножках. - Посторонись, Том Плэтт, и дай мне установить столы.

Он загнал один конец доски в прорези фальшборта, выпрямил ножку и едва увернулся от затрещины, которой хотел его наградить бывший военный моряк.

- На "Огайо" это тоже умели делать, Дэнни. Понял? - рассмеялся Том Плэтт.

- Но не очень-то ловко, потому что кое-кто промазал, и если он не оставит нас в покое, его башмаки окажутся на мачте. - Полный вперед! Не видишь, я занят?

- Дэнни, да ты целыми днями дрыхнешь на канатах, - отозвался Длинный Джек. - И нахальнее тебя нет мальчишки на свете. Бьюсь об заклад, что ты испортишь нашего пассажира за неделю.

- Его зовут Гарви, - сказал Дэн, размахивая двумя причудливо выгнутыми ножками, - и очень скоро он будет стоить пятерых салаг из Южного Бостона. Он аккуратно положил ножи на стол, склонил голову набок и стал любоваться произведенным эффектом.

- По-моему, сорок две, - раздался за бортом тонкий голос, и на шхуне все покатились со смеху, когда другой голос ответил:

- Значит, мне наконец повезло, потому что у меня сорок пять, хоть меня опять всего обложило до невозможности.

- Сорок две, а может, сорок пять. Я сбился со счета, - произнес тонкий голос.

- Это Пенн и дядюшка Солтерс считают рыбу. С ними не соскучишься, сказал Дэн. - Только погляди на них!

- Поднимайтесь, поднимайтесь, детки! - проревел Длинный Джек. - Там ведь внизу сыро.

- Ты сказал - сорок две. - Это говорил дядюшка Солтерс.

- Тогда я пересчитаю снова, - робко ответил тонкий голос.

Обе лодки сильно накренились и стукнулись о борт шхуны.

- О господи! - воскликнул Солтерс, отгребая назад. - Понять не могу, что заставило этого фермера пойти в рыбаки... Ты чуть меня не перевернул.

- Простите, мистер Солтерс. Я вышел в море из-за нервного расстройства. Причем по вашему же совету.

- Ни дна тебе, ни покрышки с этим расстройством! - возмущенно вопил толстый коротышка дядюшка Солтерс. - Ты опять на меня лезешь! Так сколько ты сказал: сорок две или сорок пять?

- Забыл, мистер Солтерс. Давайте пересчитаем снова.

- Сорока пяти быть не может. Это у меня сорок пять, - продолжал дядя Солтерс. - Считай повнимательней, Пенн.

Из рубки вышел Диско Троп.

- Солтерс, немедленно перебрось рыбу на шхуну! - приказал он строго.

- Пап, не мешай, - сказал тихо Дэн. - Они только начали.

- Боже правый! Да он накалывает их по одной! - завопил Длинный Джек, когда дядюшка Солтерс энергично приступил к работе.

Человек в другой лодке тщательно пересчитал зарубки на планшире.

- Это за прошлую неделю, - сказал он, жалобно глядя вверх и держа палец там, где кончил считать.

Мануэль подтолкнул Дэна, и тот бросился за снастью, перегнулся через борт и продел крюк в петлю на корме лодки, а в этот момент Мануэль резко подал ее вперед. Остальные поднатужились и вытащили лодку на борт вместе со всем ее содержимым.

- Одна, две... четыре... девять, - быстро считал Том Плэтт.

- Сорок семь. Молодец, Пенн! - Дэн отпустил свой конец, и незадачливый рыбак тут же оказался в ларе вместе со своей рыбой.

- Держите! - ревел дядюшка Солтерс, неловко приседая. - Держите, я не успел сосчитать свою!

Но с ним поступили точно так же, как с пенсильванцем.

- Сорок одна, - произнес Том Плэтт. - Фермер обошел тебя, Солтерс. Такого моряка!

- Ты неверно считал, - ворчал тот, выбираясь из ларя, - к тому же меня всего обложило сыпью.

Его пухлые руки были все в волдырях.

- Ради клубники кое-кто готов нырнуть на дно морское, - заметил Дэн, обращаясь к молодому месяцу.

- А кое-кто, - отозвался дядя Солтерс, - бьет баклуши и насмешничает над своей родней.

- По местам, по местам! - послышался незнакомый Гарви голос, и Диско Троп, Том Плэтт и Солтерс, не мешкая, отправились на бак.

Маленький Пенн принялся распутывать свою рыболовную снасть, а Мануэль растянулся во весь рост на палубе. Дэн опустился в трюм, и Гарви услышал, как он колотит молотком по бочкам.

- Соль, - сказал он, поднявшись на палубу. - Сразу после ужина примемся за разделку. Ты будешь помогать отцу. Отец работает на пару с Томом Плэттом, и ты услышишь, как они спорят. Мы поедим во вторую очередь: ты, я, Мануэль и Пенн - молодость и красота шхуны.

- Это почему же? - возразил Гарви. - Я голоден.

- Они закончат через минуту. Дух какой приятный. Отец хорошего кока держит, а вот с братцем ему морока. Хороший сегодня улов, правда? - Он показал на груды трески в ларях. - По какой воде ты шел, Мануэль?

- Двадцать пять сажен, - ответил португалец сонным голосом. - Рыба шла хорошо и быстро. Когда-нибудь покажу тебе, Гарви.

Луна уже начала свое шествие по спокойной воде, когда старшие члены экипажа вышли на корму. Коку не пришлось звать "вторую смену". Дэн и Мануэль оказались за столом прежде, чем Том Плэтт, последний и самый неторопливый из старших, успел обтереть губы тыльной стороной ладони. Гарви пришел вслед за Пенном и сел за стол. Перед ним стояла оловянная миска с языками и плавательными пузырями трески, перемешанными с кусочками свинины и жареным картофелем, черный и крепкий кофе и лежал ломоть еще горячего хлеба. Несмотря на голод, они подождали, пока пенсильванец произнесет короткую молитву. Затем все молча набросились на еду. Наконец Дэн перевел дух и поинтересовался, голоден ли еще Гарви.

- Сыт по горло, но все же место еще для одного кусочка найдется.

Коком на борту шхуны служил громадный иссиня-черный негр. В отличие от негров, которых знал Гарви, он большей частью молчал и жестами предлагал поесть еще.

- Слушай, Гарви, - сказал Дэн, постукивая вилкой по столу, - вот я и говорю: молодые и красивые мужчины, как я, и Пеннси, и ты, и Мануэль, мы вторая смена. Мы едим, когда закончит первая. Они, старые кашалоты, подлые и нудные, и им надо ублажать свои желудки. Вот они и едят первыми, чего не заслуживают. Верно ведь, доктор?

Кок кивнул.

- Он умеет разговаривать? - спросил Гарви шепотом.

- По-нашему чуть-чуть. Говорит на каком-то чудном, непонятном языке. Там, где он живет, на острове Кейп-Бретон, фермеры разговаривают на самодельном шотландском. Там полно негров, родители которых сбежали во время войны, и они все говорят, будто чавкают.

- Это не по-шотландски, - вмешался пенсильванец. - Это гаэльский. Так сказано в книжке.

- Пенн много читает. И он почти всегда говорит правду... когда дело не касается рыбы, а?

- Твой отец верит им на слово и не пересчитывает улов?

- Ну конечно. Стоит ли врать ради нескольких рыбок?

- А я знал одного, который все время врал, - вставил Мануэль. - Каждый день врал. Прибавлял по пять, десять, а то и двадцать пять рыб в улов.

- Где же это было? - удивился Дэн. - Среди наших такого не водится.

- Француз.

- А-а! Эти французы с западного берега, они и считать толком не умеют. Коль попадется тебе один из них, Гарви, сам узнаешь почему, - сказал Дэн с выражением крайнего презрения.

Всегда больше, никогда меньше,

Всякий раз, когда начинаем разделывать!

Это Длинный Джек проревел в люк, и "вторая смена" тут же вскочила на ноги.

В лунном свете тени мачт и снастей с никогда не убиравшимся новым парусом ходили взад и вперед по вздымавшейся палубе, а груда рыбы на корме блестела, как гора жидкого серебра. Из трюма, где Диско Троп и Том Плэтт расхаживали между соляных бочек, раздавался топот и громыханье. Дэн дал Гарви вилы и подвел его к грубому столу со стороны, ближней к борту, где дядюшка Солтерс нетерпеливо постукивал черенком ножа по столу. У его ног стояла бадья с соленой водой.

- Ты подавай отцу и Тому Плэтту через люк и смотри, чтобы дядюшка Солтерс не выколол тебе ножом глаз, - сказал Дэн и полез в трюм. - Я буду подавать соль снизу.

Пенни и Мануэль стояли в ларе по колено в рыбе, размахивая своими ножами. Длинный Джек в варежках и с корзиной, стоявшей у его ног, находился по другую сторону стола, напротив дядюшки Солтерса. Гарви же не сводил глаз со своих вил и бадьи с водой.

- Эй! - воскликнул Мануэль, наклонился и подхватил рыбину, продев один палец в жабры, а другой - в глаз. Он положил ее на край ларя, сверкающее лезвие ножа со звуком рвущегося полотна рассекло ее вдоль, от головы до хвоста, и рыба с двумя зарубками с каждой стороны шеи шлепнулась к ногам Длинного Джека.

- Эй! - воскликнул Длинный Джек, и его рука в варежке загребла печень трески и бросила ее в корзину. Еще один поворот и гребок, и в сторону полетели голова и потроха, а выпотрошенная рыба скользнула через стол к свирепо пыхтевшему дядюшке Солтерсу.

Снова раздался звук рвущегося полотна, через борт полетел хребет, и рыба, без головы и внутренностей, плеснулась в бадью, обдав стоявшего рядом с открытым ртом Гарви брызгами соленой воды. Мужчины теперь работали молча. Треска двигалась будто живая, и не успел Гарви, пораженный этой удивительной ловкостью, прийти в себя, как бадья оказалась полной доверху.

- Подавай! - прорычал дядюшка Солтерс, не поворачивая головы, и Гарви подхватил вилами две или три рыбины и бросил их в люк.

- Эй! Подавай кучей! - закричал Дэн. - Не разбрасывай! Дядя Солтерс лучший потрошитель из всех. Смотри, он как книгу режет.

И в самом деле, казалось, будто толстый дядюшка Солтерс соревнуется в скорости разрезания журнальных страниц. Согнувшийся в три погибели Мануэль стоял неподвижно, как статуя, только его длинные руки безостановочно хватали рыбу. Малышка Пенн трудился отважно, но было видно, что ему не хватало сил.

Раз или два Мануэль ухитрялся выручать его, не переставая подбрасывать рыбу. А один раз он громко вскрикнул, когда наколол палец о французский крючок. Эти крючки делаются из мягкого металла, чтобы потом их можно было разогнуть. Но треска очень часто обрывает крючок и попадается на другой. Это одна из многих причин, по которой рыбаки презирают французов.

Внизу в трюме скрежещущий звук от трения крупной соли о рыбью чешую напоминал жужжание точильного камня. На этом неумолчном фоне раздавались перестук ножей в ларе, звук отворачиваемых голов, шлепанье печени и потрохов, треск ножа дяди Солтерса, выдирающего хребты, и хлюпанье мокрых, разделанных рыбьих тушек, падающих в бадью.

Час спустя Гарви отдал бы все на свете за то, чтобы отдохнуть. Ведь мокрая треска весит больше, чем можно себе представить, и от непривычной работы у Гарви ужасно разболелась спина. Но он в первый раз в жизни почувствовал, что работает вместе с другими, стал гордиться собой и продолжал молча трудиться.

- Нож! - закричал наконец дядя Солтерс.

Пенн, задыхаясь, согнулся пополам среди рыбы, Мануэль стал наклоняться взад и вперед, чтобы размяться, а Длинный Джек перегнулся через фальшборт. Появился кок, бесшумный, как черная тень; он собрал массу костей и голов и удалился.

- На завтрак потроха и похлебка из голов! - зачмокал Длинный Джек.

- Нож! - повторил дядюшка Солтерс, размахивая плоским изогнутым оружием потрошителя.

Гарви увидел несколько ножей, торчавших возле люка. Он принес их, а тупые убрал.

- Воды! - потребовал Диско Троп.

- Бачок с питьевой водой на носу, рядом ковшик. Поторопись, Гарв, сказал Дэн.

Гарви возвратился через минуту с полным ковшом застоявшейся коричневой воды, показавшейся ему вкуснее нектара и развязавшей языки Диско и Тома Плэтта.

- Это - треска, - говорил Диско. - Это тебе не финики из Дамаска, Том Плэтт, и не бруски серебра. Я твержу это тебе с тех пор, как мы вместе вышли в море.

- Значит, уже семь лет, - спокойно отозвался Том Плэтт. - Все равно укладывать груз в трюме надо правильно. Если бы ты когда-нибудь видел, как укладывают четыреста тонн железа в...

- Эй! - раздался клич Мануэля, и работа закипела снова и продолжалась до тех пор, пока ларь не опустел. Как только последняя рыба отправилась вниз, Диско Троп со своим братом потопали на корму в рубку; Мануэль и Длинный Джек пошли на нос; Том Плэтт ждал лишь, пока можно будет задраить люк, и потом тоже исчез. Через полминуты из рубки донесся громкий храп, и, ничего не понимая, Гарви уставился на Дэна и Пенна.

- На сей раз у меня вышло получше, Дэнни, - сказал Пенн, глаза которого слипались от сна. - Но мне кажется, мой долг - помочь с уборкой.

- До чего же ты сознательный, прямо страсть, - ответил Дэн. Отправляйся спать, Пенн. Нечего тебе выполнять работу юнг. Набери в ведро воды, Гарви. О Пенн, пока ты не уснул, вывали это в бачок для потрохов. Столько-то ты сможешь продержаться?

Пенн поднял тяжелую корзину с рыбьей печенью и вывалил ее содержимое в бачок с откидным верхом, прикрепленный у носового кубрика. Затем он тоже исчез в кубрике.

- После разделки рыбы у нас на "Мы здесь" юнги занимаются уборкой, а если море спокойное, они же и несут первую вахту.

Дэн стал энергично драить ларь; разобрал стол, поставил его сушиться при свете луны, начисто вытер красные лезвия ножей и начал точить их о небольшой камень. Под его руководством Гарви стал бросать за борт остатки потрохов и рыбьих костей.

С первым всплеском из маслянистой воды выросло серебристо-белое чудище и издало жуткий свистящий вздох. Гарви вскрикнул и отпрянул назад, а Дэн лишь рассмеялся.

- Дельфин, - пояснил он. - Просит рыбьих голов. Они всегда становятся стоймя, когда хотят есть. А пахнет от него, как от покойника, правда?

Ужасным зловонием тухлой рыбы пахнуло на них, когда белый столб погрузился в забурлившую воду.

- Неужто ты никогда не видел, как дельфины стоят? Здесь их тьма-тьмущая. Знаешь, здорово, что на борту есть еще один юнга! Отто был слишком стар, да к тому же он был голландец. Мы с ним часто воевали. Но это все ничего. Вот язык у него был не христианский... Спишь?

- Страшно хочу, - ответил Гарви и клюнул носом.

- На вахте спать нельзя. Встряхнись и погляди, ярко ли горит наш кормовой фонарь. Ты на вахте, Гарви.

- Тьфу! Да кругом ни души. И светло как днем. Хррр...

- Вот тогда-то и приходит беда, говорит отец. Стоит всем уснуть, и какой-нибудь пассажирский пароход в два счета рассечет тебя пополам, а потом семнадцать блестящих офицеров, все джентльмены, будут клясться, что огни твои не горели и что был густой туман... Гарв, ты неплохой парень, но если ты клюнешь носом еще раз, тебе от меня перепадет концами!

Луна, которой всякое доводилось видеть на Большой Отмели, взирала с высоты на стройного юношу в гольфах и красной куртке, который бродил по заставленной палубе семидесятитонной шхуны, а позади него, размахивая завязанной узлами веревкой, шел с видом палача другой мальчик, который отчаянно зевал и награждал первого хлесткими ударами.

Привязанный штурвал стонал и мягко постукивал; косой парус едва слышно хлопал при перемене легкого ветерка, брашпиль поскрипывал, а странная процессия продолжала свое шествие. Гарви увещевал, угрожал, ныл и наконец откровенно разрыдался, а Дэн заплетающимся языком твердил о красоте несения вахты и щелкал концом веревки, попадая то по лодкам, го по Гарви. Наконец часы в кубрике пробили десять, и с десятым ударом на палубу выполз коротышка Пенн. Перед ним на главном люке, сжавшись двумя комочками рядом друг с другом, лежали оба юнги и так крепко спали, что ему пришлось тащить их на себе к койкам.

Глава III

Глубокий сон в сорок саженей очищает душу, взор и сердце, он к тому же развивает волчий аппетит. Они опустошили большую оловянную миску сочных кусочков рыбы, которые кок подобрал накануне вечером. Они вымыли посуду после старших, уже ушедших на рыбалку, порезали свинину на обед, продраили носовую часть шхуны, залили фонари, натаскали угля и воды для камбуза и разведали носовой трюм, где хранились судовые припасы. День был чудесный тихий, мягкий и чистый, и Гарви полной грудью вдыхал морской воздух.

За ночь подошли новые шхуны, и голубой простор был испещрен парусами и лодками. Далеко на горизонте невидимый пассажирский пароход смазывал голубизну своим дымом, а на востоке брамсели большого парусника высекли в ней белый квадрат. Диско Троп курил на крыше рубки, поглядывая то на рыбачьи суда, то на флажок на грот-мачте.

- Когда отец такой, - прошептал Дэн, - значит, он задумал что-то важное. Готов заложить свои деньги и долю, что мы скоро выйдем на место. Отец знает треску, и всем рыбакам это известно. Видишь, как они подтягиваются один за другим, будто между прочим, а сами так и норовят оказаться возле нас. Вон "Принц Бебу" из Чатама; он прошлой ночью подкрался. А та большая шхуна с заплатой на фоке и с новым кливером? Это "Керри Питмен" из Западного Чатама. Если ей будет так же не везти, как в прошлом году, ее парус долго не продержится. Она все больше дрейфует. Ее никакой якорь не удержит... Когда отец пускает такие маленькие кольца значит, он изучает рыбу. Если с ним сейчас заговорить, он разъярится. Как-то я попробовал, и он запустил в меня башмаком.

Диско Троп уставился отсутствующим взглядом вперед, закусив трубку зубами. Как сказал его сын, он изучал рыбу: свои знания и опыт он ставил против инстинктов рыбы, ходившей косяками в родной морской среде. Присутствие любопытных шхун на горизонте он воспринимал как признание своих способностей. Получив этот комплимент, он хотел ото всех скрыться и бросить якорь в одиночестве, пока не придет время идти к отмели Вирджин и рыбачить на улицах шумного города, который раскинется на воде. Диско Троп размышлял о погоде, ветрах, течениях, пропитании и о других заботах, как если бы он сам был двадцатифунтовой рыбиной. На этот час он фактически сам превратился в треску и стал удивительно похож на нее. Затем он вынул трубку изо рта.

- Пап, - сказал Дэн, - мы все сделали. Можно немного за борт? Рыбалка сейчас отличная.

- Только не в вишневой куртке, да и не в этих коричневых башмаках. Дай ему что-нибудь подходящее.

- Отец доволен - значит, все в порядке, - обрадовался Дэн, волоча Гарви за собой в кубрик.

Он стал рыться в шкафчике, и не прошло и трех минут, как Гарви был одет в облачение рыбака: резиновые сапоги, достигавшие ему до половины бедра, толстую синюю шерстяную куртку, штопанную и перештопанную на локтях, пару "клещей" и зюйдвестку.

- Ну вот, теперь ты на что-то похож, - сказал Дэн. - Пошевеливайся!

- Далеко не уходите! - сказал Троп. - И не подходите к шхунам. Если вас спросят, что я замышляю, говорите правду, потому что вы действительно ничего не знаете.

За кормой шхуны лежала небольшая красная лодка с названием "Хэтти С." на борту. Дэн подтянулся на фалине и мягко опустился в лодку; за ним неуклюже последовал Гарви.

- Так в лодку забираться нельзя, - поучал его Дэн. - При небольшой волне пойдешь прямехонько на дно. Расчет должен быть точный.

Дэн наладил уключины, сел на переднюю банку и стал наблюдать за Гарви. Мальчику доводилось грести - по-женски - у себя дома на Адиронакских прудах. Но хорошо отлаженные уключины и легкие весла прогулочной лодки это не то что скрипящие в своих гнездах восьмифутовые морские весла. Они застревали в легкой волне, и Гарви заворчал.

- Короче! Греби короче! - командовал Дэн. - Если при волне весло у тебя застрянет, пиши пропало - лодка перевернется. Какая она прелесть, правда? Моя ведь.

Лодчонка была безупречно чистой. На носу лежали небольшой якорь, два кувшина воды и около семидесяти саженей тонкого коричневого линя. За планкой ниже правой руки Гарви торчал оловянный рожок, которым созывают на обед; здесь же находился большой уродливый молот, короткая острога и еще более короткая деревянная палка. Возле планшира на квадратные бобины были аккуратно намотаны две лески с тяжелыми грузилами и двойными тресковыми крючками.

- А где парус и мачта? - спросил Гарви, потому что на его руках стали появляться мозоли.

Дэн усмехнулся.

- Рыбацкие лодки не ходят под парусом. Тут приходится грести. Только не надо так стараться. Ты бы хотел иметь такую лодку?

- Если я захочу, отец может подарить мне одну, а то и две, - ответил Гарви. До сих пор он был слишком занят, чтобы вспоминать о своей семье.

- Верно. Я забыл, что твой отец миллионер. Ты ведешь себя сейчас не как миллионер. Но такая лодка, и оборудование, и снасть... - Дэн говорил так, будто речь шла о китобойном судне, - все это стоит уйму денег. Думаешь, он подарил бы тебе ее... ну просто так?

- Не сомневаюсь. Это, наверно, единственное, чего я у него не просил.

- Дороговато же ты обходишься семье... Не тяни весло, Гарви. Короче надо, в этом вся штука, а то море, оно всегда волнуется, и волна может...

Трах! Валек весла ударил Гарви под подбородок, и он повалился навзничь.

- Я как раз это и хотел сказать. Мне тоже пришлось учиться, но мне еще тогда восьми не было.

Гарви снова забрался на банку. Челюсть у него болела, и он хмурился.

- На вещи нечего сердиться, говорит отец. Твоя вина, если не умеешь с ними обращаться, говорит он. Давай попробуем здесь. Мануэль даст нам глубину.

Лодка португальца раскачивалась в миле от них, но когда Дэн поднял кверху весло, он трижды взмахнул левой рукой.

- Тридцать саженей, - сказал Дэн, насаживая на крючок моллюска. Хватит о богачах! Насаживай, как я, Гарв, но смотри, не запутай леску.

Леска Дэна уже давно была в воде, а Гарви все старался постигнуть таинство насадки, и наконец он выбросил за борт грузило. Лодка перешла в плавный дрейф. Якорь они не бросили, пока не убедились, что место выбрано удачное.

- Есть одна! - закричал Дэн.

Плечи Гарви обдало душем холодной воды, и рядом с ним забилась и затрепетала большая рыбина.

- Колотушку! Гарви, колотушку! У тебя под рукой! Быстро!

Гарви передал ему молот, а Дэн ловко оглушил рыбу, прежде чем втаскивать ее в лодку. Затем при помощи короткой палки, которую он назвал "выдиралка", он выдрал изо рта рыбы крючок. Тут Гарви почувствовал, что у него клюнуло, и сильно потянул за леску.

- Ой, смотри, клубника! - закричал он.

Крючок запутался в гроздьях клубники, точно такой, как на грядках, один бочок красный, другой - белый, только без листьев и с толстыми скользкими стеблями.

- Не трогай! Стряхни ее. Не тро...

Но было слишком поздно. Гарви снял клубнику с крючка и любовался ею.

- Ай! - вдруг вскрикнул он, потому что его пальцы закололо так, будто он схватился за куст крапивы.

- Теперь ты знаешь, что такое клубничное дно. Отец говорит, что голыми руками нельзя брать ничего, кроме рыбы. Стряхни эту гадость и наживляй, Гарви. Слезами горю не поможешь. За рыбу тебе платят.

Гарви улыбнулся, вспомнив о своих десяти с половиной долларах в месяц и подумал: что сказала бы мать, увидев, как он свесился с рыбачьей лодки посреди океана? Ею овладевал смертельный ужас, когда он отправлялся на Саранакское озеро. Тут он, кстати, отчетливо вспомнил, как он смеялся над ее страхами. Вдруг леска рванулась у него из руки, обжигая ладонь даже через шерстяные "клещи", которые должны были ее защищать.

- Здоровенная рыбина. Отпускай леску по натягу! - крикнул Дэн. - Я сейчас помогу.

- Нет, не надо, - остановил его Гарви, вцепившись в леску. - Это моя первая рыба. Это... это кит?

- Палтус, наверно. - Дэн вглядывался в воду и на всякий случай держал наготове большую колотушку. Сквозь зелень проглядывало что-то белое, овальной формы. - Готов заложить деньги и долю, что он весит больше сотни фунтов. Тебе все еще хочется вытащить его самому?

Костяшки пальцев у Гарви кровоточили оттого, что он ударялся ими о дно лодки, от возбуждения и натуги его лицо стало пунцово-красным, с него капал пот, солнечные блики вокруг бежавшей лески слепили ему глаза. Мальчики измучились гораздо раньше палтуса, который еще целых двадцать минут не давал покоя ни им, ни лодке. Но наконец им удалось оглушить и втащить его в лодку.

- Везет новичкам, - сказал Дэн, вытирая со лба пот. - Он фунтов на сто будет.

Гарви молча с гордостью глядел на громадное серое в крапинках существо. Ему не раз доводилось видеть палтуса на мраморных досках на берегу, но как-то не случалось поинтересоваться, как они сюда попадают. Теперь он знал: каждый дюйм его тела ломило от усталости.

- Мой отец знает все приметы, читает их как по книге, - сказал Дэн, выбирая леску. - Рыба все мельчает, и твой палтус будет, наверно, самый крупный за сезон. А вчера ты заметил - рыба была крупная, но ни одного палтуса? Это неспроста, и отец в этом разберется. На Отмелях, говорит отец, у всего есть свои приметы, только в них надо уметь разбираться. Очень толковый у меня отец.

Он еще не закончил говорить, как с борта "Мы здесь" послышался пистолетный выстрел и на мачте взвился флажок.

- Ну, что я говорил? Это сигнал для всех наших. Отец что-то задумал, иначе он не стал бы прерывать промысел в самый разгар. Полезай вперед, Гар