Численность студентов [в США] и их доля в населении соответствующей возрастной группы 5 страница

Более того, если считать загрязнение воздуха и воды крите­рием социального неблагополучия, то в нем явно повинны все слои общества: фермеры, стремящиеся повысить урожайность и применяющие все больше нитратов, отравляя таким образом реки; владельцы личных автомобилей, старающиеся обрести большую мобильность, хотя их машины выбрасывают вредоносные газы в атмосферу; Комиссия по атомной энергии, намеревающаяся рас­ширять ядерную энергетику, несмотря на то, что эта практика способствует загрязнению вод; предприятия, чьи дымовые трубы выбрасывают в воздух газы, образующие смог, а сливные загряз­няют своими отходами озера.

Если встать на точку зрения, что вина лежит буквально на всех, и просто ограничиться моральными проповедями, добива­ясь, чтобы каждый следил за своим поведением, то останется без внимания один важный момент. Подобная ситуация сама по себе указывает на то, что распределительный механизм общества, от­вечающий за расходование средств и ресурсов, не срабатывает. В свободном обществе оптимальное распределение ресурсов и товаров существует в том случае, если рынок отражает истин­ную экономическую ценность блага. Но когда частные и обще­ственные издержки расходятся, в распределении товаров насту­пает перекос. Если у владельца фабрики нет побудительных мо­тивов подсчитывать, во что обходится другим загрязнение, исхо­дящее от его производства, поскольку никто не предъявляет ему такого счета, то объемы производства (или пробег автомобиля в случае с индивидуальным владельцем) могут поддерживаться на уровне более высоком, чем оптимальный для общества.

Обостряющейся проблемой современного общества становится увеличивающийся таким путем разрыв между индивидуальными и социальными издержками (экономисты называют их “внешни­ми издержками, или экстерналиями”, поскольку они не попада­ют в балансовые и стоимостные отчеты корпораций). Но наряду с пониманием этого возникает вопрос, насколько адекватна в наши дни строгая концепция стоимости (и прибыли на капитал) и можно ли считать рациональной нынешнюю организацию внут­рифирменного учета. Другими словами, старое определение ре­зультатов деятельности, возможно, слишком узко. Таким обра­зом, данная проблема включает в себя не только “социальную ответственность” какой-то отдельной корпорации, но и “совер­шенство” модели социальной организации в более широком смыс­ле, так же как и общих целей общества. Покольку корпорации являются неотъемлемым элементом существующей в США сис­темы общественной организации, они становятся исходным пун­ктом нового исследования.

Скорее всего, радикальное различие между этими подходами обнаружится при рассмотрении двух моделей, одна из которых может быть названа “экономизированной”, а другая “социологизированной”, представляющих собою крайности, в пределах ко­торых существует возможность оценить и взвесить поведение корпораций.

 

ЭКОНОМИЗИРОВАННАЯ МОДЕЛЬ

Более полутора столетий назад западному обществу удалось овладеть секретом, который не давался ни одной из предыдущих социальных систем, — мирным путем обеспечить стабильный рост богатства и повышение жизненного уровня. Почти все предыдущие общества искали обогащения в войнах, грабежах, экспроприации, откупе налогов или других формах вымогательства. Экономическая жизнь, пользуясь языком теории игр, была игрой с нулевой суммой: группа победителей могла обогатиться лишь за счет побежденных. Секрет, которым овладело современное за­падное общество, заключался в производительности, способнос­ти получить больше, чем простую сумму инвестиций и затрачен­ного труда. Проще говоря, общество могло теперь “достигать большего с меньшими усилиями иди меньшими затратами”. Эко­номическая жизнь перестала быть игрой с нулевой суммой: каж­дый мог оказаться в выигрыше, хотя и в различной степени.

С обычной точки зрения, повышение производительности ста­ло возможным в результате внедрения машинного производства, или, более конкретно, применения новых видов энергии, меха­нической или электрической, приводящей в движение машины. В значительной мере это мнение справедливо. Однако произво­дительность как концепция стала возможной только с использо­ванием новой “системы поддержки”, потребовавшей иной кон­фигурации машин. Говоря менее абстрактно, современное инду­стриальное общество является продуктом двух “новых людей” — инженера и экономиста — и связывающей их воедино концеп­ции эффективности. Для инженера проект машины и ее располо­жения относительно других механизмов служит средством поис­ка “оптимального пути”, ведущего к максимальной выработке в физических пределах наличного оборудования. Экономист рас­читывает денежные затраты на основании относительных цен, чтобы найти наиболее подходящее сочетание количества рабо­чих и машин в организации производства.

Современная промышленность была революционизирована этими нововведениями. Новые отрасли науки привели к станов­лению образа жизни, который мы называем “экономизированным”. Экономизация является наукой лучшего распределения ограни­ченных ресурсов между конкурирующими сторонами. Она игра­

ет важнейшую роль в сокращении “потерь” в том смысле, в ка­ком они понимаются в рамках принятой системы отчетности. Экономизированию служат рыночный механизм в качестве ар­битра распределения и гибкая система ценообразования, откли­кающаяся на изменяющиеся условия спроса и предложения.

За последнее столетие в рамках экономической теории разра­ботана строгая и изящная теория, объясняющая сравнительные цены на товары и услуги и влияние на производство отдельных факторов, их распределение между различными сферами, уровни занятости и цен. Эта наука помогает более рациональному раз­делению труда, функциональной специализации, оптимизации от­ношений, использованию производственных функций (лучшему сочетанию труда и капитала в соотносимых ценах), программи­рованию (лучшей организации расписания поставок смешанных партий грузов на производстве, в транспорте) и т.д. С экономизацией ассоциируются такие понятия, как “максимизация”, “оп­тимизация”, “снижение расходов” — короче, то, что составляет концепцию рациональности. Однако следует указать, что кон­цепция рациональности была задумана маржиналистами в смыс­ле рациональности средств в достижении наилучшим путем оп­ределенной цели. При этом сами цеди никогда не определялись, они рассматривались как многообразие, выбор в рамках которо­го свободно осуществляется каждым человеком. Экономическая наука стремилась лишь “наилучшим образом” обеспечить все потребности, т.е. определить наиболее эффективные средства с целью “максимизации” удовлетворения.

Для понимания экономизированной модели необходимо под­черкнуть различие между рациональностью средств и множествен­ностью целей. Современное индустриальное общество; будучи обществом либеральным, никогда не чувствовало необходимости определить свои цеди иди сделать приоритетным какой-то их на­бор. Оно всегда избегало коллективного принятия решений. Две­сти дет назад никто не принимал сознательного решения “пере­делать” общество. Никакое особое совещание, подобное фран­цузской законодательной ассамблее иди американскому консти­туционному конвенту, не провозглашало новый социальный по­рядок. И все же новые цели индустриального общества были со­вершенно ясными: всем, кто способствовал его развитию, следо­вало обеспечить растущее количество материальных благ. Традиционные модели жизни (ремесленное мастерство, семейный очаг в качестве рабочего места) были принесены в жертву системе достижения этих экономических задач.

Какой бы банальной ни казалась эта история, следует подчерк­нуть следующий факт. В отличие от событий на политический арене, никто не “голосовал” за какие бы то ни было подобные решения коллективным способом, никто не оценивал (иди не мог оценить) последствия осуществляемых перемен. И все же новый образ жизни, основанный на полезностных оценках, иди экономизирован-1 ной модели, начал постепенно трансформировать все общество.

КОРПОРАЦИЯ: НОВОЕ СОЦИАЛЬНОЕ ИЗОБРЕТЕНИЕ

Производительность является средством, стабильное наращива­ние производства благ выступает целью; ее реализация предпо­лагает специфическую институциональную систему, объединяю­щую одно и другое. Ею и стала корпорация.

В центре экономической истории и даже экономической тео­рии долгое время находилась фигура предпринимателя, поскольку именно он, почуяв новые возможности, взламывал панцирь обы­чаев и открывал новые сферы экономической жизни. В совре­менной социологической теории большее внимание уделяется менеджеру, безликому технократу, управляющему рутинными операциями. Но чтобы понять корпорацию, нужно обратиться не к предпринимателю (и мифам о нем) и не к менеджеру (или карикатурам на него), а к фигуре, исторически и социологичес­ки представляющей собой нечто среднее между двумя этими пер­сонами, — к организатору.

Исторически первыми моделями организации жизни были церковь и армия. Корпорация, принявшая современную форму в первые десятилетия двадцатого века; явилась единственным добавившимся к ним социальным изобретением. Люди, создавшие эту новую форму организации, — Теодор Н. Вайль, основатель “Америкэн телефон энд телеграф компани”, Уолтер Тигл из “Стандард ойд оф Ныо-Джерси” и Альфред П. Слоун из “Джене­рал моторе” — сконструировали инструмент, координирующий усилия людей, потоки материалов и рыночный механизм с целью производства товаров и услуг с наименьшими затратами и наи-

Iвысшей прибылью на вложенный капитал. Им удалось добиться этого путем осуществления идеи функциональной рационально­сти и экономизации, используемой в качестве новой модели орга­низации социальных отношений.

Только А.Слоун, единственный из этой тройки, прямо изло­жил принципы, которые были им применены. Его воспоминания, “Мои годы с "Дженерал моторс" ”, очень увлекательны. Можно сказать, что он описывает прототип корпоративной модели в Америке середины нынешнего века. Наиболее яркое впечатление производит язык книги А. Слоуна. Основные применяемые авто­ром понятия — “концепция”, “методология” и “рациональность”. На протяжении всего повествования А.Сдоун использует их, что­бы объяснить нововведения, примененные им в “Дженерал мо­торе”: “У Дюранта не было систематизированной финансовой методологии; это не входило в его рабочий стиль”; “Расположе­ние в семь рядов нашей производственной линии при изготовле­нии десяти автомобилей в начале 1921 года раскрывает его нера­циональность”; “С точки зрения разнообразия продукции толь­ко отделения "бьюика" и "кадиллака" имели ясную концепцию

своего места на рынке”.

Такой язык не является случайным или искусственным. Он может удивить только тех, у кого он ассоциируется с академичес­ким стилем, а не с потребностями анализа организации производ­ства. Отчасти язык А.Слоуна объясняется его инженерным обра­зованием (он окончил Массачусетсский технологический инсти­тут в 1895 году), однако еще в большей степени он связан с осуще­ствленными им революционными переменами, такими, как введе­ние детального планирования, статистических методов и финан­сового контроля. Объясняя, почему он больше полагался на иссле­дования рынка и научные прогнозы, чем на интуицию коммивоя­жера, А. Слоун отмечает: “В автомобильной промышленности, нельзя действовать без программирования и планирования. В пред­видении будущего необходимо опираться на цифры”⁵.

Причины успеха “Дженерал моторе”, если смотреть упрощен­но, обусловлены двумя главными факторами: рыночной страте­гией, основанной на ясной концепции производства, и организа­ционной формой, сочетающей децентрализацию производствен-

⁵ Sloan A-Р., Jr. My Years with General Motors. N.Y., 1964. P. 135-136.

 

ных операций с координацией общей политики⁶. Организацион­ная структура “Дженерад моторе” в наши дни стада обычной, она широко используется большинством крупных корпораций, хотя во время ее становления она была настоящей новинкой. Принцип организации состоял в полном разделении расходов различных участков и осуществлении контроля за производственными подразделениями при помощи четких бюджетов. До введения этой системы разные подразделения “Дженерал моторе” продавали свою продукцию другим (например, аккумуляторный завод — автосборочному) на основе фактических расходов платя заранее определенный процент. В этом случае руководство не знало, какой участок является прибыльным, а какой нет. “Для подразделений, ~ пишет А.Слоун, —была естественной конку­ренция за капиталовложения, однако система оставалась нера­циональной, поскольку руководители компании не знали, куда вложить деньги с наибольшей отдачей”.

Слоун поставил дело так, что подразделения стали как бы от­дельными компаниями, а руководство корпорации — холдингом, определяющим эффективность деятельности каждого из них по уровню прибыли на вложенный капитал. Этот уровень выступа­ет в качестве индикатора эффективности подразделений и в ка­честве инструмента определения ранга каждого участка. Короче, мерой измерения служит уровень прибыли, помноженный на ско­рость оборота вложенного капитала. Таким образом руководство могло определить, как распорядиться имеющимися капиталами, чтобы в целом подучить максимальную прибыль.

Этой цели были подчинены все аспекты политики корпора­ции. А.Слоун совершенно ясно определял ее философию. “С этой

⁶ Рыночная стратегия и организационная форма позволили “Дженерад мо­торе” обойти Форда, этого гения производственной техники, и вытеснить его с ведущего места на рынке. В 1921 году “Форд” контролировал 60% рынка легко­вых и грузовых автомобилей и полностью доминировал в секторе недорогих машин. “Шевроле” — новинка “Дженерал моторе” на рынке дешевых автомобилей — занимал лишь 4% рынка. Начать прямую ценовую конкуренцию с “Фордом” было равносильно самоубийству. Стратегия Слоуна заключалась не в том, чтобы продавать по ценам ниже, чем у Форда, а в том, чтобы “снять” слой поку­пателей, готовых немного переплатить, предполагая, что они покупают лучшую машину. Путем постепенного выхода на новый уровень, главным образом через ежегодную смену моделей, “Дженерал моторе” завоевала большую часть рынка. На деле она противопоставила “стиль” “полезности” и выиграла.

 

целью, — пишет он, — мы совершенно точно определили функ­ции бизнеса. Мы установили, что первейшим предназначением Инвестиций является учреждение такого предприятия, которое приносило бы удовлетворительные дивиденды и способствовало сохранению и увеличению основного капитала. Главным предме­том деятельности корпорации, указали мы, служит получение прибыли, а не просто выпуск автомобилей. Заявления такого рода имеют оттенок, уже вышедший из моды, но я считаю, что про­писная -истина бизнеса состоит в умении делать соответствую­щие заключения о своей политике”⁷.

Экономизированная система каждой корпорации смыкается с ей подобными и образует систему, действующую в обществен­ном масштабе. Прибыль на акцию основного капитала становит­ся тем стержнем, вокруг которого вращается вся экономика. Если доходы какой-либо фирмы падают, могут возникнуть затрудне­ния с привлечением капитала, либо за него придется платить боль­ше, чем платят другие компании. Таким образом, распределение капитала в рамках народного хозяйства происходит по тому же принципу, что и внутри корпорации. Связанные общей цепью конкуренции, корпорации ограничены в возможности оторвать­ся от этой единицы измерения — уровня прибыли на вложенный капитал. Любое изменение в этой системе может быть только изменением всей системы.

Прибыльность и производительность, таким образом, служат показателями корпоративного успеха. Они являются критерия­ми удовлетворения требований рынка, а также эффективного распределения ресурсов как внутри фирмы, так и между членами общества. Таково объяснение эконотизированой модели как для корпораций, так и для экономики в целом.

ОГРАНИЧЕННОСТЬ ЭКОНОМИЗИРОВАННОЙ МОДЕЛИ

Теоретически достоинство рынка заключается в том, что он оп­тимальным образом координирует человеческую взаимозависи­мость, в соответствии с выраженными предпочтениями покупа­телей и продавцов (в пределах любого данного распределения

7. Sioan Д.Р., Jr. My Years with General Motors. P. 64.

 

доходов). Но, как давно указал Веблен, хозяйственное развитие в конечном счете определяет не система цен, а система культурных ценностей, на которой покоится экономика. Система цен служит лишь механизмом сравнительного распределения то­варов и услуг в рамках возникающих направлений спроса. Сле­довательно, экономическое руководство не может быть более продуктивным, чем формирующая его система культурных цен­ностей.

Система ценностей индустриального общества (как комму­нистического, так и капиталистического) строилась вокруг стрем­ления к экономическому росту; культурные ценности западного общества, в особенности американского, основывались на повы­шении личного потребления. Этой системе, однако, присущи по меньшей мере три недостатка.

Самый серьезный из них заключается в том, что она измеряет только экономические блага. Но, как указал Э.Мишан и что ког­да-то стадо популярным рефреном, “лучшие вещи в жизни ниче­го не стоят”. Чистый воздух, красивая местность, прозрачная вода, сияние солнца, не говоря уже о таких не поддающихся уче­ту вещах, как способность легко находить друзей, удовлетворе­ние работой и т.д., — “бесплатные блага” либо потому, что они имеются в изобилии, либо оттого, что мало или ничего не стоят, либо в силу того, что их нельзя ни приобрести, ни продать. Эти бесплатные блага добавляют очень многое к нашему достоянию. Но в наших нынешних системах учета они, со своей нулевой це­ной, ничего не добавляют к определяемой экономистами величи­не богатства. Или, если они исчезают, они не отражаются как вычеты из такового.

Второй недостаток связан с тем, что рост, как он исчисляет­ся при нынешней системе учета, порождает все больше и боль­ше “утечек”, что ложится бременем на расходы других частных лиц иди общества в целом. Экономисты называют это “экстер-надиями”. Согласно их определению, они представляют собой непредумышленное и незапланированное воздействие на тре­тью сторону (а часто и четвертую, пятую и т.д.) последствий частной сделки между первой и второй сторонами. Результатом являются социальные издержки (хотя иногда и социальные бла­га). Наиболее ярким примером социальных издержек может служить загрязнение воздуха — один из результатов возрастающего числа личных автомобилей. В каждом элементарном учеб­нике экономики воздух когда-то приводился в качестве приме­ра “бесплатного блага”. И вот теперь, по иронии судьбы, в тече­ние следующих трех десятилетий именно чистый воздух (в ас­пекте сравнительного роста цен) может стать самым редким природным ресурсом. Издержки от автомобильных выхлопов не заносятся на счет владельца автомобиля; подобным же образом расходы на оказание помощи теряющим работу шахтерам не покрывают за счет компаний, торгующих конкурирующими ви­дами топлива, которые вообще могут вытеснить уголь с рынка. Более того, поскольку воздух и вода не принадлежат никому, рыночная экономика относится к ним как к бесплатным ресур­сам. Фирмы платят за сырье и рабочую силу, однако до сих пор они не платят за выброс вредных веществ в воздух иди воду. Таким образом, их цены не отражают истинных издержек их деятельности.

Третья проблема экономизированной модели заключается в том, что ценностная система американского общества делает главный упор на удовлетворении личного потребления, в резуль­тате чего образуется дисбаланс между индивидуальными и об­щественными благами. В сознании многих людей налоги не вос­принимаются как необходимая оплата общественных услуг, ко­торые отдельный человек не может приобрести сам, а считают­ся деньгами, “взятыми у меня шик”. Налоги, таким образом, рассматриваются не как дополнение к текущему благосостоя­нию, а как вычет из него. Такой подход подкрепляют полити­ческие деятели, утверждающие, что налоги слишком “высоки” (но кто установил стандарты?), вместо того, чтобы задаться вопросами: существуют ли нужды, которые могут быть удовлет­ворены лишь общественныыми благами, и на что именно уходят налоги?

Таким образом, определение уровня благостояния (или каче­ства жизни) каким-то оптимальным образом сопряжено с про­блемой, заключающейся не только в приверженности экономи­ческому росту, но и в природе системы подсчетов и ценообразо­вания в рамках экономизированной модели, маскирующей мно­гие ее недостатки. Хорошей иллюстрацией этого может служить наше восхищение валовым национальным продуктом.

 

ВНП, ЧАСТНЫЕ ИЗДЕРЖКИ И СОЦИАЛЬНЫЕ ИЗДЕРЖКИ

 

Обычно мы оцениваем экономическое благосостояние прежде всего по показателям валового национального продукта. Эти дан­ные позволяют охарактеризовать деятельность общества на мак­роэкономическом уровне. С их помощью определяются хозяй­ственные колебания, потенциальные возможности полной заня­тости, доходов и прочее, что служит средством выработки эко­номической политики. Но здесь есть и свои отрицательные сто­роны, в особенности если нас интересует не только богатство (wealth), но и благосостояние (welfare) общества.

ВНП отражает стоимость товаров и услуг, проданных и куп­ленных на рынке. Но это измерение учитывает лишь “добавку”. В нем не содержится различия между истинным прибавлением к благосостоянию и таким, которое на деде может быть вычетом хотя и засчитывается как экономический плюс. Так, например продукция металлургического завода представляет собой сто­имость, прибавляемую к ВНП. Но если этот металлургический завод загрязняет озеро, что требует дополнительных средств для его очистки, новые расходы также добавляются к ВНП. Подоб­ным образом постепенное разрушение окружающей среды не будет отражено как снижение реального производства, потому что блага от окружающей среды не считаются продукцией, которую следу­ет принимать в расчет (например, использование реки или озера для купания). Однако расходы на природоохранные меры будут показаны как рост реального производства.

Более важным, однако, является то, что в оценке обществен­ных (public) услуг у нас нет средств для подсчета реальных благ иди ценностей. На предметы, продающиеся на рынке, такие, как автомобили или одежда, имеются цены, указывающие на ту сто­имость, которую видят в этой продукции люди. Но как мы мо­жем оценить такие услуги, как здравоохранение, образование иди охрана порядка? Наша система отчетности оценивает их только по затраченным средствам, но не по произведенным полезностям. Поэтому “выработка” полицейских служб измеряется зарплатой, выплаченной работникам полиции, стоимостью полицейских ма­шин и т.д., но не социальной и экономической ценностью пре­дотвращения преступлений иди количеством задержанных нару­шителей закона. Стоимость здравоохранения оценивается по

уровню выплаты врачам и затратам на лекарства, а не по сниже­нию времени, теряющегося в результате болезней. Стоимость образования измеряется зарплатой учителям и т.д., а не ценнос­тью, воплощенной в росте знаний учеников.

Все это является центральным пунктом в проблеме: сколько же следует тратить денег на “общественные блага”? Люди вор­чат по поводу налогов, но в настоящее время нет возможности определить, окупают ли блага, полученные от социальных служб, расходы' на них. И поскольку нет возможностей такой оценки, расходы подобного рода, возможно, будут недооцениваться и, следовательно, казаться весьма бесполезными.

Второй недостаток системы отчетности, связанный с расту­щим объемом “экстернадий”, — расхождение между частными и социальными издержками. Идея социальных издержек стара; она была выдвинута полтора столетия назад экономистом-социалистом Сисмонди. Но лишь пятьдесят дет назад, когда А.Пигу написал свою книгу “Экономика благосостояния”, явление социальных расходов было интегрировано в концептуальную схему неокласси­ческой экономики равновесия. Пигу обратил внимание на то, что привлечение дополнительных ресурсов может спровоцировать из­держки, ложащиеся на плечи “людей, прямо не имеющих к этому отношения”; имеется в виду, например, “некомпенсированный ущерб, нанесенный лесам двигателями локомотивов”⁸.

⁸ В своей книге Пигу приводит десятки примеров подобных “отрицательных усдуг” (disservices): разрушение окрестностей строительством промышленных предприятий в жилых районах; повышение расходов потребителей в результате конкурентной рекламы; увеличение расходов на полицию и тюрьмы вследствие повышения продаж спиртного; нанесение ущерба окружающей среде кроликами, разводящимися в охотничьих заповедниках; увеличение расходов на диплома­тию и армию в результате роста зарубежных капиталовложений и т.д.

В США эта тема была разработана Дж.М.Кларком из Колумбийского уни­верситета, который в своей книге “Экономика накладных расходов” (1923) провел различие между социальной и рыночной стоимостью и между социальны­ми и рыночными издержками. По Кларку, как отмечает А.Гручи, подход пред­принимателя к оценке издержек не принимает во внимание множество важных социальных издержек, таких, как ущерб здоровью нации, безработица и другие, связанные с циклическими колебаниями деловой активности. Кларк стремился приблизить коммерческую эффективность к социальной, с тем чтобы экономи­ческая система включала заботу не только о рыночных, но и о социальных цен­ностях, чистом воздухе, сохранении природных красот и т.д.

 

Однако идея различения частных и общественных издержек почти полвека оставалась без внимания. Теперь, с обострением озабоченности по поводу загрязнения среды, вторичных послед­ствий технологических перемен и роста “экстерналий”, пробле­ма оказалась в центре внимания общественности. Одним из важ­нейших вопросов следующего десятилетия будет определение того, кто должен возмещать подобные издержки и каким путем следу­ет оценивать их размеры. Проблема, какие расходы нужно воз­ложить на виновников подобных издержек, а какие, на законном основании, должно нести общество в целом, станет одним из труд­нейших вопросов политической экономии будущего. Сейчас мы только начинаем осознавать эту проблему. Нам недостает матри­цы, которая могла бы послужить, в каждом конкретном случае, для измерения издержек и выгод от некоторых конкретных дей­ствий иди определенной политики⁹.

⁹ Я не преуменьшаю технических и политических трудностей создания та­кой матрицы. Позвольте мне предложить “скромный” пример проблемы, кото­рая много лет назад привлекла мое внимание к социальным издержкам.

Когда я был мальчишкой, снег в Нью-Йорке убирали с удиц при помощи дополнительных грузовиков, которые сваливали его в реку. Много дет спустя П.Скревейн, глава санитарного комиссариата, приказал своим сотрудникам сгребать снег на середину улицы, где проезжающие машины превращали его в слякоть. Может быть, он сделал это потому, что затраты на аренду грузови­ков слишком возросли, а может — потому, что хотел показать пример при­лежной службы, чтобы выставить свою кандидатуру в мэры. Санитарное ве­домство отличилось хорошими экономическими показателями. Однако (как я выяснил из отчетов Ассоциации промышленности и торговли) после каждого снегопада в городе значительно увеличивались заказы на чистку и покраску одежды, так как проезжающие автомобили обдавали грязью ни в чем не по­винных пешеходов.

Так каково же “рациональное” решение проблемы? Можно сказать, что метод Скревейна был исключительно нерационален, потому что он переклады­вал расходы на уборку снега на плечи несчастных пешеходов, и если счета за чистку и окраску были выше, чем расходы на найм дополнительных грузовиков, это показывало неправильное распределение средств. Но можно также сказать, что при найме грузовиков прямые городские расходы повысились бы, в силу чего пришлось бы повысить и налоги, тем самым порождая раздражение город­ских налогоплательщиков. Поэтому система “русской рулетки”, когда издерж­ки ложились на случайные группы пешеходов, имела, возможно, скорее “поли­тическую”, чем экономическую, рациональность.

 

СОЦИОЛОГИЗИРОВАННАЯ МОДЕЛЬ

Как бы ни были важны эти проблемы, они не затрагивают сущностного момента — того, что экономизированная модель осно­вана на предположении, что звеном, где должны оцениваться выгоды и издержки, является индивидуальное удовлетворение. Это атомистический взгляд на общество, отражающий распростра­ненное заблуждение, согласно которому общая сумма частных решений составляет общественное решение. Между тем совокуп­ность индивидуальных решений создает такой эффект, который ни один отдельно взятый человек не в силах контролировать и который часто сводит на нет замыслы индивида. Так, каждый индивид может ценить свободу и мобильность, которые обеспе­чивает личный автомобиль, однако совокупный эффект наличия большого количества машин ведет к пробкам на дорогах. С абст­рактной точки зрения мы все можем согласиться с принципом, что автомобиль превратился в опасное транспортное средство, однако ввиду отсутствия приемлемого альтернативного вида транспорта мне волей-неволей придется купить автомашину. Каждый из нас в отдельности может предвидеть последствия индивидуальных действий, однако отсутствие социального меха­низма, который мог бы их оценить, делает нас беспомощными, заставляет плыть по течению и тем самым ускорять весь процесс.

На самом деде, в противоположность экономизированному образу мышления, можно выявить — тут я приношу извинение за неуклюжее выражение — некую социологизированную модель, говоря иными словами, предпринять усилия к тому, чтобы су­дить о нуждах общества более осознанным образом¹⁰ и, пользу-