О собственности

Первым из обстоятельств прямо влияющих на выбор той или иной идеологии в качестве государственной является необходимость определения в вопросе о собственности. (Нельзя браться за решение частных вопросов не решив вопросов главных.)

Все мыслители на протяжении веков вели дискуссию на эту тему. Существуют две основные модели организации человеческой жизнедеятельности:

1. Модель основанная на гарантированной государством неприкосновенности частной собственности.

2. Другие идеалом организации общественной жизни считают господство общественной собственности (чаще всего понимаемой как государственной). (Т. Мор, и др.).

Вопрос о собственности тесным образом связан с вопросом о свободе. Человек свободен только тогда, когда его жизнь обеспечена им самим. Самому обеспечить свою жизнь можно только имея собственность. Свободные граждане – свободное государство, богатые граждане – богатое государство. Страна богатеет, когда богатеют ее жители. Люди могут стремиться к богатству только тогда, когда это их богатство, их частная собственность. Частная собственность это тогда, когда собственность можно оставить детям и потомкам.

Частная собственность – основа семьи Запрещение частной собственности разрушает семью. Из бедности отдельных граждан нельзя построить богатое государство. Мы постепенно возвращаемся к старой народной истине, которая учит, что богатство державы создается старательностью хозяина, мастера, его уверенностью в себе и в своем достатке. Не хозяин не может быть и никогда не будет хозяином. Мы обязаны признать бесповоротно, что наша многолетняя борьба с психологией собственника за психологию не собственника была рождена глупостью, сама была величайшей глупостью. Мы обязаны сегодня признать, что не понимали фундаментального значения частной собственности в развитии человеческой цивилизации, что борьба с частной собственностью, по сути, обернулась разрушением экономики основ общественной жизни, разрушением села, города, семьи. Если частная собственность плодит умных и инициативных людей, то противостоящая ей государственная, то есть ничейная собственность, плодит ленивых дураков, плодит безумие, содрогающие мир абсурды, а самое главное, плодит самые ужасные формы насилия над личностью. Нет ничего страшнее и бесчеловечнее чем тоталитаризм, рожденный левой идеей, тоталитаризм, покоящийся на общественной собственности. Теоретический марксизм определял свободу как осознанную необходимость. Марксизм тяготел к такому истолкованию: нужно поставить людей в такое стойло необходимости, чтобы у них отпала тяжелая обязанность выбирать. Тогда люди, лишенные хлопот выбора, свободные от него, свободно пойдут по предначертанному им пути. Более извращенного понимания свободы трудно представить. Самая уязвимая точка в марксистской теории находится в зоне социального познания. Марксизм не уважает ни человека, ни общество как реальности. Все дифирамбы поются обществу будущего и человеку будущего, каковых еще только выделают из исторического сырья вооруженные марксизмом революционеры. В их голове сложился план преобразований общества. И власть нужна, чтобы заставить людей стать исполнителями этого плана (диктатуру пролетариата Ленин мыслил как власть не ограниченную абсолютно никакими законами). Репрессивная мораль тоталитарных государств направлена на возбуждение у человека чувства страха и вины, что очень способствует безропотному послушанию властям.

Без собственности нет нравственности. Истина банальная для всех исследователей, политиков и мыслителей. Именно с учетом этого простого суждения большевики формировали «новый класс – номенклатуру». Им нужны были чиновники на всех уровнях, лишенные собственности, а значит «нравственного закона в себе», чтобы не было никаких нравственных препятствий для реализации любых решений. Чтобы не возникало даже мысли о нравственной критике. Чтобы не задавалось вопросов, что позволено, а что нет. Противостоящая коллективизации приватизация, кроме всего прочего, является условием распространения нравственности в Беларуси. Социальная опора любого тоталитарного режима – люди без собственности, наемные работники государства, иждивенцы. Создание среднего класса – смертельная опасность для режима.

Следует иметь ввиду, что материальная приватизация лишь частично способствует распространению нравственности. Главной составляющей является интеллектуальная приватизация, т.е. создание профессиональных гильдий и сообществ, независимых от государственного «права на труд» и основных свободных профессий: юристов, врачей, ученых, политиков, священослужителей, артистов и художников. А в сфере остальных профессий – свободных профсоюзов. Именно профессиональные сообщества защищают интересы интеллектуальной собственности на профессиональное знание, поэтому культивируют у своих членов профессиональную этику, гильдийную гордость, честь и достоинство. Именно эти нравственные категории в первую очередь дают силу и волю добиваться правды и справедливости, а не терпеть беззаконие и ущемление прав, свобод, и достоинства людей. Члены профсоюза это уже не люмпены, даже не пролетарии. У них есть собственность, профессиональная честь и человеческое достоинство, им есть что терять кроме собственных цепей. Мелкий, люмпенский бизнес, не допускающий у своих наемных рабочих профсоюзной деятельности, плодит из своих работников только люмпенов, таких же, как мелкие хозяева этого бизнеса.

Таким образом напрашивается логический вывод, что без крупной приватизации не преодолеть люмпенизацию белорусского населения.

Крупные корпорации являются условием нравственного оздоровления тогда, когда возникают и становятся на ноги сообщества, профессиональные объединения и гильдии как собственников, так и наемных рабочих. Причем следует особо подчеркнуть, что в крупных частных корпорациях могут создаваться свободные профсоюзы, а в государственном секторе они формироваться не смогут.

В «Трехгрошовой опере» Бертольда Брехта неоднократно повторяются слова: «Сначала хлеб, а нравственность потом». Как ни печально, но это похоже на правду. Тотальная пролетаризация обывателей оставляет актуальными только две ценности, на которые ориентированы люмпены и пролетарии: «хлеба и зрелищ». В пространстве, координатами которого являются эти две ценности, нет места долгу, чести, достоинству, всему, что дает возможность реализоваться «нравственному закону в себе». Промежуточным уровнем между физиологией и духовной жизнью выступают потребности в безопасности, которые представляются как уверенность в том, что низшие потребности не только удовлетворены, но их удовлетворению и в будущем ничего не угрожает. Сытый и «развлеченный» люмпен не способен приобщиться к более высоким ценностям, поскольку его сытость ему подарена кем-то, хозяином, начальником, государством. Как подарена, так может быть и отнята. Чувства безопасности у него не возникает. Советский чиновник может пользоваться всеми желаемыми материальными благами, «пока ведет себя хорошо», если он перестанет себя так вести, то может всего лишиться.

Чувство безопасности дает только неотъемлемая собственность. Если государство гарантирует «священное право частной собственности», обыватели начинают приобретать чувство безопасности за собственное будущее и будущее своих детей. Кроме собственности как таковой, они передают это чувство безопасности по наследству своим детям.Это справедливо и по отношению к интеллектуальной собственности. Человек должен быть уверен, что если он что-то делает хорошо, то это его умение и профессиональное знание может его прокормить. Чувство долга, чести и собственного достоинства являются принадлежностью людей, чей статус и материальное благополучие не зависят от действий властей, т.е. они принадлежат аристократам по рождению или людям, живущим в обществе с гарантированной неприкосновенностью частной собственности. Коммунистическая пропаганда сознательно вульгаризировала это этическое суждение через подмену терминов. Достаточно заменить в предыдущем суждении выражение» люди, живущие в обществе с гарантированной неприкосновенностью частной собственности» на выражение «частные собственники» и прочтите начало абзаца. Смысл (в сокращении получится такой) «чувство долга, чести и собственного достоинства есть только у частных собственников». Это уже кардинальным образом отличается от того, что подразумевалось первоначально. Но продолжайте дальше. Замените слова «частные собственники» на «богатые». Получится: «честь и собственное достоинство есть только у богатых». Подобное искажение самым негативным образом влияет на процесс трансформации общественно-политического сознания граждан. Объяснения о том, что дело не в «богатстве» отдельного человека, а в гарантиях неприкосновенности собственности, в чувстве безопасности, выражающемся в уверенности, что заработанное тобой в прошлом и то, что ты сможешь заработать в будущем, будет твоим, остаются за кадром.

Когда горел костер Яна Гуса в Констанце, бедная старушка подбросила в него вязанку хвороста. Она проголосовала за решения Констанцкого Собора, считая их добром. Ян Гус отреагировал словами: «Святая простота».