Исторические корни классической немецкой философии

Во второй половине XVIII в. в Западной Европе происходят новые социально-экономические сдвиги, обу­словленные утверждением капиталистического способа производства и превращением буржуазии в экономиче­ски господствующий класс. Ранние буржуазные рево­люции XVII—XVIII вв. открыли дорогу капиталистиче­скому развитию не только в тех странах, где они при­вели к уничтожению феодального строя, но и во всей Западной Европе. В еще большей мере это относится к французской буржуазной революции 1789—1794 гг. Эта революция оказала огромное освободительное влияние на страны Европы, пробудив в них революцион­ное движение, направленное против феодализма, и спо­собствуя развитию новой, исторически прогрессивной буржуазной идеологии, провозглашавшей право каждо­го человека на свободу, счастье и частную собствен­ность, в то время как феодальная идеология отрицала за человеком такие права. Ныне эти права были при­знаны «естественными» и неотчуждаемыми. Идеологи передовой, революционной в то время буржуазии про­возгласили человека высшим существом, господином природы; они утверждали, что человечество вступило на путь ускоренного социального прогресса, который приведет ко всеобщему благоденствию, в царство разу­ма и свободы. Буржуазные идеологи, выступая против отживших феодальных общественных отношений, про­тивопоставляли им «разумные» и, как казалось им, «естественные» буржуазные порядки; они не видели еще противоречий, присущих капиталистическому строю.

Развитие капиталистической экономики все более разрушало феодальные, в значительной мере застой­ные, экономические отношения, порождая новые отрасли производства, новые классы и социальные группы, новые общественные и личные потребности. Промыш­ленная революция в Англии, громадный рост произво­дительности труда, объема и темпов общественного производства, успехи наук о природе — все это, каза­лось, открывало перспективы беспредельного и к тому же всестороннего общественного прогресса.

Однако политически феодализм не был еще оконча­тельно уничтожен. Даже в странах, где буржуазия за­воевала политическое господство, феодальные общественные силы играли еще значительную роль. В тех же европейских странах (а их было большинство), в кото­рых развитие капиталистической экономики еще не привело к буржуазному революционному преобразова­нию, феодальные силы находились у власти, отказыва­ясь делить ее с новым классом — буржуазией. Рестав­рация полуфеодальной монархии Бурбонов во Франции. Венский конгресс, объединивший все феодально-монар­хические силы Европы, наглядно свидетельствовали о том, что силы реакции еще не сломлены, что они пы­таются перейти в контрнаступление.

Но буржуазия ощущала угрозу своему положению не только справа, но и слева, со стороны угнетенных и эксплуатируемых масс, которым утверждение капита­лизма и весь связанный с ним прогресс принесли новые лишения, нищету, усиление эксплуатации. Уже в ран­них буржуазных революциях обнаружились противоре­чия внутри «третьего сословия». Эти противоречия пере­росли в открытый классовый антагонизм, как только буржуазия утвердилась у власти. В этих условиях буржуазной идеологии, которая вообще никогда не бы­ла последовательно революционной, усиливается стрем­ление к компромиссу со старыми, феодальными силами, тем более что последние, в свою очередь, приспосаб­ливаются к капиталистическим порядкам и в известной мере обуржуазиваются. Эти противоречия и тенденции к компромиссу особенно ярко проявляются в Германии, где развитие капитализма сталкивается с многочислен­ными экономическими и политическими преградами.

В то время как Англия благодаря буржуазной рево­люции и промышленному перевороту стала крупнейшей капиталистической державой, а Франция в результате революции 1789—1794 гг. уничтожила феодализм и бы­стро двигалась по пути капиталистического прогресса, Германия все еще оставалась экономически и полити­чески раздробленной полуфеодальной страной. Поме­щичье землевладение, многочисленные остатки крепо­стного права, цеховой строй, существование множества формально независимых друг от друга карликовых не­мецких государств с реакционным абсолютистским строем — все это не только тормозило капиталистиче­ское развитие страны, но и усиливало экономическое отставание германских государств от более развитых в капиталистическом отношении стран. «Никто, — говорит Энгельс об этом периоде германской истории, — не чув­ствовал себя хорошо. Ремесло, торговля, промышлен­ность и земледелие страны были доведены до самых ничтожных размеров. Крестьяне, ремесленники и пред­приниматели страдали вдвойне — от паразитического правительства и от плохого состояния дел. Дворянство и князья находили, что, хотя они и выжимали все соки из своих подчиненных, их доходы не могли поспевать за их растущими расходами. Все было скверно, и во всей стране господствовало общее недовольством (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 561)

Вслед за этой красноречивой характеристикой поло­жения Германии конца XVIII — начала XIX в. Энгельс подчеркивает, что эта «позорная в политическом и со­циальном отношении эпоха» была вместе с тем великой эпохой в истории немецкой литературы и философии. «Каждое из выдающихся произведений этой эпохи про­никнуто духом вызова, возмущения против всего тог­дашнего немецкого общества» (Там же, стр. 562.) Это относится не толь­ко к произведениям Шиллера и Гёте, но и к трудам Канта, Фихте и Гегеля — крупнейших представителей немецкой классической философии.

В Германии, указывает Энгельс, так же как и во Франции, буржуазной революции предшествовала рево­люция философская, составлявшая ее идеологическую подготовку. Классики немецкой философии и были главными деятелями философской революции в Герма­нии. В отличие от Гольбаха, Гельвеция, Дидро и дру­гих деятелей французского Просвещения они были идеалистами. Этот факт отражает экономическую от­сталость тогдашней Германии, слабость немецкой бур­жуазии, ее неспособность к открытому революционному выступлению против феодальных порядков, ее стремле­ние к компромиссу. И тем не менее, в этих идеалисти­ческих учениях обосновывалась необходимость буржу­азного преобразования Германии, которое трактовалось ими как переустройство общественной жизни на основе разума и свободы, составляющей, по учению классиков немецкой философии, сущность духа.

К. Маркс называл философию Канта — родоначаль­ника немецкой классической философии — немецкой теорией французской буржуазной революции. Это опре­деление вполне применимо также к философии Фихте и Гегеля. Теория развития, созданная немецкими идеа­листами, была прямо и непосредственно направлена против реакционных феодальных сил, которые всячески тормозили буржуазное развитие Германии. В. И. Ленин указывал: «Вера Гегеля в человеческий разум и его права и основное положение гегелевской философии, что в мире происходит постоянный процесс изменения и развития, приводили тех учеников берлинского фило­софа, которые не хотели мириться с действительностью, к мысли, что и борьба с действительностью, борьба с существующей неправдой и царящим злом коренится в мировом законе вечного развития» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 2, стр. 7.). Однако немецкие философы понимали развитие, в сущности, как духов­ный процесс, обусловленный саморазвитием разума. Такая постановка вопроса смазывала значение револю­ционного преобразования материальных общественных отношений и теоретически оправдывала тот политиче­ский компромисс с феодальными силами, к которому стремилась немецкая буржуазия.

Величайшим достижением немецкой классической философии была разработка, правда с ложных идеали­стических позиций, диалектического метода, диалекти­ческой логики, учения о закономерностях процесса раз­вития. Естественно возникает вопрос: что позволило идеологам слабой немецкой буржуазии внести этот вы­дающийся вклад в развитие диалектики?

История философии свидетельствует, что передовые философские учения нередко возникают в сравнительно отсталых в экономическом отношении странах, если эти страны благодаря объективным условиям своего разви­тия имеют возможность использовать опыт более передовых стран. Франция XVIII в. была менее развита экономически, чем Англия, но именно в ней сформиро­вался материализм Гольбаха, Дидро, Гельвеция — наи­более развитая форма материалистической философии XVIII в. Само собой разумеется, что французский мате­риализм XVIII/в. опирался на достижения английского материализма XVII в., так же как и материализма Спинозы. При этом социально-экономической предпо­сылкой французского материализма был кризис фео­дальных общественных отношений во Франции, назре­вание буржуазной революции. Нечто подобное произо­шло и в Германии. Немецкая классическая философия опиралась на достижения философской мысли наиболее развитых стран Европы, в которых уже совершились буржуазные революции. Французские материалисты были предшественниками (и идейными подготовителя­ми) революции 1789—1794 гг., классики немецкой фи­лософии непосредственно испытали ее освободительное влияние. Эпохальный социально-экономический перево­рот, революционная ломка веками существовавших об­щественных отношений послужили одной из предпосы­лок того диалектического воззрения на историю чело­вечества, которое разрабатывалось представителями немецкого классического идеализма. Следует также от­метить, что эти мыслители опирались на диалектические традиции в немецкой философии (Николай Кузанский, Г. В. Лейбниц) и сделали попытку теоретически обоб­щить историю диалектики.

Натурфилософские воззрения Канта, Шеллинга и Гегеля свидетельствуют о том, что классики немецкой философии учитывали достижения современного им естествознания, которое в некоторых областях исследо­вания порой вплотную подводило к диалектической по­становке вопросов. Именно в конце XVIII и начале XIX в. наиболее выдающиеся естествоиспытатели начи­нают осознавать недостаточность механистического, ме­тафизического объяснения явлений природы, ставят вопрос о существовании - немеханических (химической, биологической и др.) форм движения материи. Эти есте­ствоиспытатели выступают против учения об особой, «невесомой» горючей материи (флогистон, или тепло­род), а также против признания светорода, звукорода и прочих схоластических «материй», высказывая догадки том, что огонь, теплота, свет, звук, электричество представляют собой различные формы движения ма­терии.

Как указывает Энгельс, уже в начале XIX в. успехи геологии, эмбриологии, физиологии растений и живот­ных, а также органической химии приводили к выводу о наличии развития как в неорганической, так и в ор­ганической природе (См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 287). Опыт буржуазных революций и уровень естествознания этого времени не давали еще основы для разработки научной, материалистической диалектики. Решению этой задачи препятствовала так­же классовая ограниченность буржуазных мыслителей. Все это (вместе с указанными выше особенностями развития Германии) предопределило идеалистический характер той диалектики, которую разрабатывали клас­сики немецкой философии.

Великое историческое значение немецкой классиче­ской философии состоит в том, что она, образуя выс­шую ступень развития домарксистской философской мысли, составляет один из теоретических источников диалектического и исторического материализма. «...Маркс, — писал В. И. Ленин, — не остановился на ма­териализме XVIII века, а двинул философию вперед. Он обогатил ее приобретениями немецкой классической] философии, особенно системы Гегеля, которая в свою очередь привела к материализму Фейербаха. Главное из этих приобретений — диалектика (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, стр.43 )

Таковы исторические условия возникновения немец­кой классической философии.

.