Национальная катастрофа 1831–1841 годов

 

Именно колониальное насилие России стало причиной восстания 1830–31 гг. с его знаменитым лозунгом «За нашу и вашу свободу». После подавления восстания царизм предпринял целый комплекс мер по национальному геноциду. Для этого с 1831 по 1848 год работал специальный «Комитет по делам западных губерний», который разрабатывал всяческие меры по подавлению национального самосознания беларусов. Царь Николай I поручил этому комитету принять меры, чтобы «губернии, от Польши присоединенные, приведены были до того порядка, который для управления в иных российских губерниях существует».

Важнейшим мероприятием в указанном царем направлении стало введение в 1831 году российского законодательства в Витебской и Могилевской губерниях и отмена там действия Статута ВКЛ, а с 25 августа 1840 года – также в Минской, Гродненской и Виленской губерниях. В Самогитии, ставшей Ковенской губернией, Статут BKЛ не действовал.

Кроме того, с 1840 года было окончательно запрещено использовать где бы то ни было термин «Литва». До этого он еще оставался в названии Литовско‑ Виленской губернии (созданной путем слияния Виленской и Слонимской). Отныне «Литва» навсегда исчезла с карты Российской империи как топоним. Вместо этого термина на территорию бывшего Литовского генерал‑ губернаторства был распространен термин «Белоруссия». Одновременно стал запрещенным и термин «литвин», вместо него насаждался термин «белорусец».

Подводя итоги колониальных усилий за 10 лет (с 1831 по 1841 гг.) виленский генерал‑ губернатор Миркович докладывал Николаю I:

«… Твердость и решимость принимаемых мер… заложили твердую основу слиянию этого края с Россией. Десять лет постоянной системы работы двинули уже русскую народность в этих губерниях на полстолетия. Перевод дворянства в однодворцев, уничтожение многих католических соборов, закон, чтобы при свадьбах православных с иноверцами все дети оформлялись как православные, введение русского языка в судопроизводство и образовательные учреждения… ликвидация… Литовского Статута останутся навсегда значимыми памятниками теперешнего царствования».

Все это – значимые памятники геноцида.

До 8% населения Литвы, с 1840 года переименованной в «Беларусь», составляла шляхта. Екатерина II лишила нашу шляхту всех политических прав, распустила поветовые соймики, запретила создание шляхетских союзов. Она же стала сокращать численность нашей шляхты путем «чистки»: из дворянского сословия были изгнаны все, кто не смог предоставить убедительных документов о возведении в дворянское сословие. Неудивительно, что именно малоимущие шляхтичи стали главной силой в восстании 1830–31 годов.

У шляхты, участвовавшей в восстании, царизм конфисковал владения и передал их русским помещикам, прибывшим из внутренних российских губерний. Чтобы предотвратить дальнейшие восстания шляхты как главного носителя национального сознания беларусов, царь Николай I по предложению «Комитета…» издал в 1831 году указ «О разборе дворянства в западных губерниях и о упорядочивании этого рода людей». «Разбор шляхты» заключался фактически в проверке ее лояльности по отношению к оккупационному режиму. Значительную часть шляхты, найденной «неблагонадежной», вместе с семьями выселили в глухие уголки Российской империи. Других лишили дворянства, перевели в мещан, а то и в крестьян. Большую часть сделали однодворцами, лишив владений, которые отдали русским помещикам из России. Одной из жертв репрессий оказался дед Янки Купалы, шляхтич Онуфрий Доминикович Луцевич, которого записали в минского мещанина.

Российские и советские историки объясняли этот произвол царизма тем, что, дескать, у нашей шляхты было «пропольское сознание», а вот у крестьян – «беларуское», поэтому «разбор шляхты» осуществлялся «в интересах беларуского народа». Это наглая ложь! На самом деле в ту пору не то что главным, а единственным носителем национального сознания беларуского народа являлась шляхта (лишь гораздо позже ее роль перешла к национальной интеллигенции). Именно шляхта – образованная, знавшая свою историю и историю своих предков, имевшая духовные и политические идеалы – выражала душу народа.

Беларуские же крестьяне (как и польские, русские, украинские) были в ту эпоху серой массой без каких‑ либо признаков национального самосознания. Даже в 1920‑ е годы во время переписи населения в Польше западные беларусы называли себя либо «местными» (тутэйшымі), либо вообще ничего не могли сказать о своей этнической принадлежности, поэтому их записывали «поляками».

Кроме того, именно крестьяне стали объектом этнических экспериментов царизма по превращению их в «русскую народность». А вот национальная шляхта всячески противилась этому, за что ее специально назвали «польской». Ведь в противном случае российским идеологам (в том числе историкам) пришлось бы объяснять, почему Россия боролась с нашей шляхтой в рамках ликвидации именно беларуского, а не польского национального сознания. А это для них крайне неприятно, поскольку речь идет о колониальной политике. Легче выдумывать басни о том, что геноцид и русификация с целью превращения литвинов‑ беларусов производились «в наших же интересах».

Зачем? Зачем литвинам‑ беларусам превращаться в «русскую народность»? Что они выиграют, утратив свой язык, свою культуру, свою историю? Это было нужно только Российской империи – чтобы обеспечить угнетение захваченных земель, выплату ими дани в виде грабительских налогов и поставку рекрутов для 47‑ летней войны на Кавказе, которая пожирала четверть годового бюджета царской России. Все это было в интересах России, но совершенно не в наших интересах.

Оккупационный режим охраняла политическая полиция (прообраз НКВД) – Третье отделение императорской канцелярии и корпуса жандармов по западным губерниям. Оно в обзоре за 1830–1840‑ е годы сообщало, что жители «белорусских и литовских губерний» ведут себя в основном осторожно, не принимают участия в «злоумышлениях против России». Главные участники смуты – специфическая публика: «Молодые дворяне, экономы, мелкие чиновники и иные нижнего класса люди, которые или еще не умеют ценить выгоду спокойной жизни, или настолько бедны, что в случае беспорядков могут больше приобрести, чем потерять».

То есть уже тогда царизм стремился шантажировать беларусов: связать народ такими экономическими условиями, при которых борьба за свободу и национальное возрождение означала бы лишение средств к существованию, утрату собственности. В таких условиях значительная масса беларусов действительно стала «осторожной» («памяркоўнай»), единственной силой, выступавшей в защиту национальных интересов, остается только молодежь.

Одним из направлений национального геноцида была ликвидация церкви, независимой от российского Святейшего Синода – высшего полицейского учреждения в сфере духовной жизни. В западных областях Беларуси с давних пор преобладала католическая вера, в восточных – греко‑ православная вера Киева, с 1596 года принявшая унию с польским Костелом. Никогда беларусы не были одной веры с московитами – те откололись от истинного греческого православия еще в 1238 году, при завоевании Ордой.

Первую попытку религиозного насилия предприняла Екатерина II, издав в 1794 году указ о переводе униатов в православие, и часть униатов действительно загнали силой и обманом в Московскую церковь.

Николай I после восстания 1830–31 гг. решил вообще ликвидировать нашу церковь заодно с нашим языком. Для этого в 1835 году был создан специальный секретный «Комитет по униатским делам». Главными методами осуществления проекта стали подкуп и запугивание священников. Несогласные умерли при подозрительных обстоятельствах, а коллаборационисты согласились в 1839 году на ликвидацию униатства и переход под юрисдикцию РПЦ, что юридически оформил указ Николая I.

Этот переход сопровождался разграблением ценностей наших униатских храмов и монастырей, почти поголовной заменой священнослужителей попами, присланными из России, не знающими языка своей паствы, а самое жуткое – массовым сожжением Библий и церковных книг на беларуском языке. Отныне беларусам запретили обращаться к Богу на своем языке, издавать на нем не только Библии, но и вообще любые книги.

Со всей Беларуси свозили в Полоцк религиозные книги на беларуском языке, где их штабелями сжигали на территории епархиального управления. Лишение народа права общаться с Богом на родном языке – это, без всяких оговорок, акт религиозного и национального геноцида.

Правда, с такой оценкой не согласна нынешняя Беларуская православная церковь, остающаяся частью Московской патриархии. Ее священники, ревностно следуя указу Николая I от 1839 года, продолжают в суверенной Беларуси вести службы и обращаться к пастве на русском языке, хотя более 80% этой паствы – беларусы, подавляющее большинство которых при переписи населения назвали родным именно беларуский язык.

Почему нельзя вести службу на нашем языке? Видимо, ответ надо искать в крайне холодном отношении РПЦ и ее филиала БПЦ к нашей истории. Вот наглядный пример. Совсем недавно при строительстве огромного православного храма Всех Святых по улице Калиновского церковные иерархи из Москвы потребовали от властей Минска: переименовать улицу. Ибо, по их разумению, «православный храм не может стоять на улице руководителя восстания против царской России». Царская Россия насаждала у нас православие, а потому враги царизма – в их представлении – автоматически враги православия (тем более что Калиновский агитировал за возвращение униатства)[60].

Минская администрация оказалась в трудном положении, из которого нашла оригинальный выход. Поскольку храм возведен на углу, образованном улицей Калиновского и проездом в микрорайон Уручье, этот проезд назвали улицей Всесвятской, а строению храма присвоили номер первый по данной улице – он же и последний, так как других зданий здесь нет ни с одной, ни с другой стороны дороги.

Аналогично православная церковь усиленно навязывает беларусам в «святые» их палачей – Суворова и генерал‑ губернатора Муравьева. Потому что оба они из одной «команды», лишившей беларусов государственности и национального своеобразия. Не зря ведь Муравьев заявлял, что для торжества имперских интересов России один собор делает больше, чем десять русских полков[61].

После указа 1839 года царь в 1841 году издал целую серию указов, которые отняли в западных губерниях в его собственность земли и владения духовенства всех конфессий. В России царизм никогда не помышлял отнять у РПЦ ее земли и владения. В России РПЦ Москвы оставалась главным феодалом, у нас же все церковные земли и владения перешли либо в царскую собственность, либо в собственность РПЦ. Земель и владений на территории Беларуси лишились не только униаты и католики, но также иудеи, мусульмане, староверы, протестанты. По замыслу царизма, это должно было подорвать в наших землях экономические основы существования этих конфессий и утвердить одну только имперскую религию.