Развитие гендерных исследований социальной политики за рубежом

Анализ гендерных аспектов социальной политики основывается как на общих теориях социальных прав, гражданства, режимов социальной политики, так и на специальных концепциях, разработанных, в частности, представителями теории феминизма. Первые феминистские исследования социальной политики, проводившиеся с конца 1970-х годов, не занимались сравнением гендерных аспектов в различных странах, а концентрировались на изучении опыта англо-саксонских стран как универсального примера для анализа отношений между гендером и социальным государством. Однако в начале 1990-х годов стали развиваться компаративные (сравнительные) феминистские исследования социальной политики. Эти исследования продемонстрировали, что государства отличаются друг от друга по степени «дружественности женщине» в аспектах равного социального участия и распределения социальных ресурсов между полами.

Как правило, в оценках социально-экономических показателей благосостояния за точку отчета принимается человек, занятый в той ли иной отрасли экономики, получатель социальных гарантий и относящийся к определенному социальному слою в соответствии с уровнем его дохода. Такой «экономический человек» обычно представляется среднестатистическим работающим мужчиной, а женщина из рассмотрения исключается. Между тем особенности деятельности женщин в обществе и семье связаны с более или менее уникальными социальными рисками, не характерными для мужчин (беременность, рождение и естественное вскармливание детей, уход за больными и инвалидами в семье), и, следовательно, требуют специфических программ социальной поддержки.

Исследователи феминистского направления внесли несколько существенных поправок в анализ социальной политики, включив в него гендерное измерение. Во-первых, они обратили внимание на отношение между женщинами и государством всеобщего благосостояния. Согласно распространенному мнению, женщины, прежде всего, являются объектами социальной политики, адресатами и получателями социальной помощи, и их отношение к государственной системе социального обеспечения анализируется преимущественно в терминах зависимости и социального контроля. Исследователи увидели в женщинах социальных акторов, субъектов социальной политики, подчеркнув сложность и многосторонность отношений женщин и государства. Например, норвежский исследователь Хельга Хернес[6] указывает на то, что женщина обладает, как минимум, тремя различными статусами в системе государственной социальной политики: гражданка, работница и клиентка.

Во-вторых, был сделан вывод о том, что формы социальной поддержки и социальные права обладают гендерной спецификой. Феминистская критика социальной политики на Западе основывается, прежде всего, на переосмыслении существующей системы социальной защиты, включая две взаимодополняющие подсистемы: социальное страхование, которым пользуются наемные работники, и социальная помощь, предназначенная тем, кто не занят на рынке труда. Традиционное разделение труда между мужчинами, обеспечивающими денежный доход, и женщинами, обеспечивающими уход, создает гендерную специализацию социальных прав и социальных пособий. В силу гендерной дифференциации занятости мужчины чаще оказываются пользователями более престижной и лучше финансируемой системы социального страхования, а женщины – получателями пособий как второсортной помощи.

 

Формальная занятость, т.е. регистрируемая официальным контрактом, предоставляя оплачиваемый труд, приводит к лучшей социальной защищенности через государственные гарантии (отпуск по уходу за ребенком, больничный лист, другие виды социальной защиты, осуществляемой предприятием), по сравнению с неформальной занятостью, в частности, неоплачиваемой работой по уходу за детьми и нетрудоспособными членами семьи.

 

В данном направлении осуществляется анализ различных типов занятости и социальной защиты мужчин и женщин, в частности одиноких матерей. Пример другой темы исследования – «феминизация бедности», или феномен диспропорционально высокого женского представительства среди наиболее бедных групп в обществе (пожилые и домохозяйства с одним кормильцем – женщиной).

Требуют своего изучения проблемы неоплачиваемого женского труда по воспитанию детей и заботе об иждивенцах. Ориентиры феминистской критики социального обеспечения в данном случае задаются следующими базовыми предпосылками: 1) существует разделение труда по признаку пола: мужчины получают доход посредством занятости, а женщины берут на себя заботу о домохозяйстве, детях и пожилых членах семьи; 2) единственный вид работы, признаваемый и одобряемый обществом, – это оплачиваемый труд; 3) чаще всего занятость женщин в рабочей силе характеризуется неполным рабочим днем, низкооплачиваемой работой, прерванной формой занятости; 4) модели социальной политики, связанные с рынком и занятостью, являются ключевыми механизмами распределения социальных ресурсов.

В-третьих, основные понятия, которыми пользуется теория и программы социальной политики, формулируются, исходя из опыта мужчин, и тем самым подкрепляют гендерное неравенство. В частности, речь идет о понятиях социального гражданства и декоммодификации, которые были подвергнуты феминистской критике за игнорирование гендерных особенностей рынка труда и гендерно-специфического распределения обязанностей в семье.

Понятие социального гражданства в концепции британского ученого Т. Маршалла, как уже упоминалось в предыдущей главе, относилось исключительно к публичной сфере, где доминировали мужчины. Женщины идентифицировались с домом и семьей, и потому казались не вполне пригодными для реализации прав граждан. То, что женщины брали на себя работу по дому, в том числе заботу о детях, больных и престарелых, позволяло мужчинам активно действовать в публичной сфере. Таким образом, как показано учеными феминистского направления, идея социального гражданства как максимально полного и равноправного участия человека в общественной жизни могла быть реализована лишь за счет социального исключения женщин. Во многом такое положение вещей сохранилось и до сих пор даже в странах с развитой демократией. Постепенно и с определенными трудностями женщины приобрели те же права, что и мужчины, хотя и не всегда в том же порядке. Даже сегодня женщины часто имеют неравный доступ к правам социального гражданства, например, в Великобритании система национального страхования отражает паттерны занятости мужчин.

То же относится к понятию декоммодификации (от англ. commodity – товар), которое было введено в научный оборот известным экономистом и социологом Карлом Поланьи, а позднее использовано Г. Эспинг-Андерсеном[7] в его теории режимов социального обеспечения. В капиталистическом обществе труд становится товаром в том смысле, что выживание рабочих, их возможность иметь семью, восстанавливать свои силы и растить детей является следствием успешной продажи их рабочей силы. Фактически социальное воспроизводство вне трудового контракта оказывается весьма затруднительным, если не существует тех или иных форм социального обеспечения. Если государство предоставляет человеку поддержку вне зависимости от его участия на рынке труда, оно ослабляет товарный статус труда, воплощенного в работнике, тем самым осуществляет декоммодификацию. Эспинг-Андерсен сравнивает между собой режимы государственного социального обеспечения разных стран, отталкиваясь именно от уровня декоммодификации как критерия классификации социальных государств.

 

Понятие «декоммодификация» раскрывает, как социальная политика смягчает классовое деление в капиталистическом общества, нейтрализуя товарный статус работника в отношении к работодателю.

 

Термин «декоммодификация» используется в анализе положения тех индивидов, которые действуют на рынке труда. Продавая свой труд по найму как товар, они попадают в зависимость от рыночной стоимости их рабочей силы, но могут быть освобождены от этой зависимости теми или иными мерами социальной политики. Очевидно, это понятие не может применяться с одинаковым успехом как к мужчинам, так и к женщинам, экономическая роль которых далеко не всегда оценивается соответственно ее рыночной стоимости. В частности, неоплачиваемый домашний труд женщин, являясь вкладом в экономику, вовсе не выступает таким же товаром, как наемный труд. Тем самым понятие декоммодификации оказывается неадекватным для гендерной теории социальной политики. Декоммодификация, понятая как принцип социального государства, закрепощает женщин в их дорыночном статусе или, если женщина все-таки выходит на рынок труда, – не предпринимается ничего, чтобы снять или принять во внимание двойную ношу семейных обязанностей и занятости в экономике.

Эспинг-Андерсен применяет понятие декоммодификации не только к индивидам, но и к семьям, но при этом не обращает внимания на аспект пола, хотя, если страховка и другие социальные выплаты, призванные снизить товарный статус труда, адресованы семье, то обычно их получателем является глава домохозяйства (часто в этой роли выступает мужчина).

В-четвертых, в отличие от традиционных исследований социальной политики, делающих основной акцент на роли экономических факторов в формировании системы социального обеспечения, феминистки подчеркивают, что социальное государство строится на взаимоотношениях между семьей, государством и рынком. В разных странах характер этих отношений различный, к тому же он может изменяться с течением времени, однако есть некоторые сходные моменты, благодаря которым возможно создать типологию режимов социального государства. Например, можно рассмотреть, насколько далеки друг от друга в том или ином обществе частная сфера (домохозяйство) и общественная сфера (занятость и рынок труда). Если мы рассмотрим, какова динамика функций приватного и публичного сектора, то окажется, что в ряде государств важнейшая функция семьи (воспитание детей) переходит в компетенцию государственных инстанций – учреждений здравоохранения и образования. Такая функция семьи, как питание, во многих странах с успехом осуществляется частными ресторанами и кафе. От того, насколько велика роль общественного сектора в исполнении обязанностей, когда-то считавшихся семейными, и зависит характер отношений, складывающихся между государством, рынком и семьей.

В связи с этим концепция режимов социального обеспечения, предложенная Эспинг-Андерсеном, подверглась критике за недостаточное внимание к семье, которая в его схеме оказалась почти незаметной из-за чрезмерно выпуклой роли государства и рыночной экономики. Как упоминалось выше, не подходит феминисткам и понятие декоммодификации, используемое Эспинг-Андерсеном. Если женщины в меньшей степени, чем мужчины, задействованы на рынке труда, то выполняемые ими в частной сфере функции, как правило, трудно определить с точки зрения их стоимости и вклада в экономику. Поэтому в феминистской критике социальной политики для анализа социально-экономического положения женщин используется новый термин – «дефамилиализация».

Профессор Руфь Листер[8] из Великобритании предлагает использовать понятие дефамилиализации как критерий оценки социальных прав. Дефамилиализация определяется ею как процесс создания таких условий, в которых взрослые индивиды могут поддерживать социально приемлемый стандарт жизни независимо от наличия у них семьи и характера внутрисемейных отношений – либо с помощью оплачиваемой работы, либо с помощью социального обеспечения. Речь, в частности, идет о возможности уменьшения доли неоплачиваемой домашней работы, которой обычно занимаются женщины.

 

Дефамилиализация – возможность достойной жизни независимо от брачного статуса, наличия семьи и характера внутрисемейных отношений, достигаемая посредством занятости или социального обеспечения.

 

По мнению Х. Хернес[9], дефамилиализация может быть достигнута четырьмя способами: 1) признанием затрат на оказание семейных услуг как доли валового внутреннего продукта или бюджета государства; 2) субсидированием семей с детьми; 3) развитием системы государственных сервисов по уходу и воспитанию детей; 4) обеспечением услуг по уходу за пожилыми. Хернес называет государство, проводящее подобные политические решения, государством, дружественным женщинам. Эффективное участие женщин в государстве способствует формированию «гендерно справедливого» общества.

Шведская исследовательница Барбара Хобсон[10] использует категорию «соло-матери» (или «одинокие матери») как аналитическую категорию для понимания гендерного измерения системы социальной политики. Положение соло-матерей в государстве синтезирует в себе все гендерно-релевантные черты данной социальной политики. В случае одиноких матерей становится очевидным, что есть труд по воспитанию детей, заботе о заболевшем ребенке, который следует оценивать по заслугам независимо от брачного статуса. Поэтому, если мать зарабатывает в каком-либо секторе экономики, то ее зарплата должна включать стоимость услуг по воспитанию ребенка в учреждении или частным образом; если же она остается дома, чтобы заботиться о детях самостоятельно, то ей следует предоставить средства для жизни. Кроме того, государственная поддержка, которую получают матери, должна способствовать установлению эгалитарных отношений с партнером, поскольку становится возможностью выйти из угнетающего и насильственного брака.

В-пятых, ученые рассматриваемого направления в своих работах предпочитают использовать понятие социальной политики, а не «государство всеобщего благосостояния». Второе понятие статично, оно отражает состояние, тогда как «социальная политика» совершается во имя изменений и требует динамичных политических решений. Кроме того, в концепциях государства благосостояния утверждается принцип «всеобщности», тем самым предполагается, что существующая система социального обеспечения функционирует в интересах как мужчин, так и женщин. Однако феминистские исследователи не соглашаются с подобной постановкой вопроса. В дискуссии о социальных изменениях термин «социальная политика» считается более удачным. Ведь если признать, что положение женщин в государстве, рынке и семье отличается от положения мужчин, то следует принять и требование изменить систему социального обеспечения.