ПЕРВАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ СТОЛИЦА

— До свидания, Георгий Александрович… или правильнее сказать, прощайте?

Невзрачная попутчица задержала в его ладони свою узкую ладошку, резко вскинула лицо и взглянула ему прямо в глаза.

В эту секунду он вдруг понял, что глаза-то её просмотрел, что увидел их лишь сейчас, и они у неё — необычайно красивые… Чёрные, глубокие, обволакивающие, впитывающие взглядом. Поразительно осмысленным и потому невероятно притягательным взглядом… Если их запечатлеть отдельно и обработать фильтрами — получится шедевр для рекламной кампании офтальмологической клиники или оптической фирмы.

И запах у фемины замечательный, если не смотреть на неё, абстрагироваться. Причём явно — естественный, не обезображенный вмешательством химических парфюмов. И как же он его в поезде ухитрился не почуять… Проклятая Зона все мысли и чувства заполонила. А ведь он ещё даже до границы Предзонья не просочился!

— Лучше скажите… пока, — запнувшись, внезапно охрипшим голосом ответил он. — Хорошее слово, ни к чему не обязывает… но и надежду на встречу оставляет.

— Если оставляет, тогда обязательно встретимся, так или иначе…

Три слова, «так или иначе», почему-то не выходили у него из головы, пока он лавировал по вокзальному лабиринту. Каким-то таким тоном они были сказаны… этаким. И это тёплое прикосновение женских пальчиков…

Однако сошедшему с московского поезда транзитному пассажиру было не до местных достопримечательностей, и он выбросил её из головы, выйдя на привокзальную площадь. Слева высился перестроенный почтамт, здание старинное, но сильно испорченное капитальным ремонтом.

Перед ним рядами расположились многочисленные такси, а прибывший с севера вскинул на одно плечо лямку рюкзака, повесил на другое ремень сумки, повернулся направо и зашагал вдоль здания вокзала к виднеющимся вдалеке электробусам, на конечной остановке набирающим в салоны пассажиров. Налево ему не скоро ходить суждено. До возвращения из этой командировки — точно.

Ключевое слово — транзитный.

Главный вокзал украинской столицы звался Южным Пассажирским по-прежнему, хотя его давно стоило переименовать. Например, в Северный или Восточный. Территория страны, из которой невиданная «катаклизма» выгрызла столь изрядный кусок, чем-то отдалённо напоминала двузубец, к которому снизу приделана маленькая «ручка» — полуостров Крым. Добавить посередине ещё один выступ — и получится нечто, ассоциирующееся с национальным гербом. Но вместо среднего «зуба» — сплошной чёрный промежуток. Зона. Не выступ, а выброс. Или выгрыз.

Столица оказалась в половине восточной, но западная не качала права и не волновалась по этому поводу. Удивительно, как только эта страна не разделилась на два государства или не потеряла независимость! Причин хватало и без неконтролируемого буйства Зоны… А может, наоборот, именно величайшая, унёсшая столько жизней трагедия, потрясшая не только многострадальную Украину, но и весь мир, наконец-то сплотила «украинцев» любой национальности в единый народ. Не до политических свар и междусобойных разборок, когда против людей восстала сама природа!.. Эта же трагедия укрепила, можно сказать, заново возродила былое взаимопонимание двух братских стран, основательно утраченное в нулевые и десятые годы века… Как ни странно, третье восточнославянское государство в результате этого сближения отдалилось, но по совершенно другой причине, власть в Минске наконец-то выбороли демократические оппозиционеры. Любой политический курс не вечен.

Всё это Николай знал не понаслышке и не из Интернета. Он бывал на родине всех предков по материнской линии. И по делам профессиональным, и просто так, проездом-пролётом. Как сегодня. Из России — в Чёрную Украину, через Украину человеческую… Этот большой индустриальный город чуть больше ста лет назад, в первой трети прошлого века, бывал уже столицей республики. История движется по кругу. И тогда миллионы жизней оборвались насильственно, а неисчислимые материальные ценности утрачены безвозвратно — но в тот раз люди с людьми рубились вусмерть, хотя бы ясно, кто против кого воевал.

Ушедшее в легенду двадцатое столетие, век атома мирного и немирного, век головокружительных научных достижений, фантастические домыслы превративших в повседневные реалии. Век прорыва во всех областях. Столетие, потомкам оставившее чёрное наследие страшнейшее. Более всего пугающее именно неизвестностью…

Электробус городского рейса «0036» и недлинная пешая прогулка доставили приезжего к маленькой гостиничке, расположенной в переулке, выходящем на главную улицу этого города, Сумскую. Пан Бондаренко Г.А. занял скромный номерок на третьем этаже, с окном, глядящим во двор. Замкнутый, окольцованный соседними домами двор, из которого просто так не выберешься… Воображение повсюду искало ассоциации с Зоной и находило их без труда.

В этом заведении Ник раньше никогда не бывал, но безошибочно отыскал нужный адрес. Он скрупулёзно, пошагово следовал указанным истинным маршрутом. Описание и адресность его этапов репортёр крепко-накрепко затвердил, вызубрил ещё в Москве. Поэтому знал, что переулок располагается неподалёку от Горсада имени Шевченко, считающегося центром города, и от площади Свободы, всё ещё второй в Европе по размерам. Именно туда, к пятизвёздочному отелю «Новый Харьков», взметнувшемуся ввысь на тридцать восемь этажей, вёл дальнейший путь.

По нему Ник и отправится после того, как примет быстрый последорожный душ, возможно, последний в… не хотелось думать, что — в жизни. Бритвенный набор из сумки даже не извлекался, хотя эпиляционные процедуры уже второй день им не выполнялись… Незадолго до выхода «в свет» освежённый, но по-прежнему небритый постоялец заглянул в Интернет с терминала номера, отыскал веб-камеры, установленные на искомой площади, и через них ознакомился с погодными условиями и визуальными образами.

Здесь, в более южных широтах, не до такой степени холодно, конечно, как в Москве, но температура минусовая. Ранним утром всегда морозит сильнее, чем даже в глухую полночь. Северянину, с его настоящей заполярной «аляской», двадцатка градусов нипочём, но реально холодно. Чем ближе к морю, тем ощутимее влияние большой воды. На малой родине мамы Ника, к примеру, при тамошних ветрах и уровне влажности уже при минус десяти можно так задубеть, что никакая шуба не спасёт. В Сибири и то минус пятьдесят не столь ощутимо морозят, как минус двадцать пять в Северном Причерноморье. К счастью, подобные температуры в тех краях степных пока что случаются нечасто…

Та-ак, теперь, не присаживаясь, быстренько перекусить чем боги послали, в качестве посланников использовав «хлопчика», прикатившего тележку в номер… Проекцион поочерёдно демонстрирует виды утренней площади с разных точек. Вот наконец-то ракурс, в поле зрения которого во всей красе центральный пандус отеля, десятки машин и снующие туда-сюда люди… Почти муравейник, это да, но всё-таки почти. Надо подстраховаться.

Хорошей программкой вооружил друга Бедлам. Минута воздействия — и камера транслирует в сеть несколько иную картинку. Вроде бы тот же пандус, те же машины и люди, но во-он то местечко справа от осветительной мачты уже исчезло, в «слепой зоне» оно, и кто бы там ни оказался в реале, внешность его не запечатлеют и не заархивируют веб-ресурсы…

Испарилось локальное пространство, прямо как фрагмент реальности в Предзонье… Ассоциации упорно преследовали, повсюду отыскивая подтекст.

Именно здесь, у основания мачты, пану Бондаренко назначено встретиться с активистом местной экологической организации (экороссами финансируемой). Этот мужик устно проинструктирует, что делать сегодня и где находится точка отправки.

Вечером украинец повезёт москвича дальше. Местными третьестепенными путями, не по автострадам и не по шоссе. Камеры слежения густо установлены на торных дорогах, чем дальше от магистралей, тем камер меньше. Другое дело, что надо хорошо знать, как двигаться по малопроезжим тропкам незамеченным. Не то в такие дебри занесёт…

Общий план этих этапов маршрута Ника был намечен ещё в Москве. Сначала на юго-запад, типа в полтавском направлении. Но этот город останется в стороне. Не заезжая в него, они обогнут Полтаву и отклонятся к югу, даже к юго-востоку, как бы на Днепропетровск держа курс, но в пригородном посёлке Вольное, немного не дотянув до второго по величине города страны, круто свернут вправо, на запад, к бывшему Днепродзержинску, теперь Кучмаграду.

Там через мост — и наконец-то на другом берегу. Затем вдоль Днепра на северо-запад и по дуге через Александрию — в глубину правобережья, почти строго на запад. Не доезжая бывшего Кировограда, ныне зачем-то переименованного в Малый Киев, — правый поворот и курсом на север, в Черкассы. Последний крупный город, на самой границе с При-черньем.

Северные и северо-восточные земли Черкасской области угодили за периметр, отошли к запретной территории Чёрного Края. Но сам город, хотя в нём и существенно уменьшилось население, оставался форпостом человечества на правом берегу Днепра, чуть ли не в пределах прямой видимости от Замкнутого Забора. Из областных центров ещё Винница и Ровно неподалёку от периметра находятся, но там расстояние всё-таки не считанными десятками километров измеряется.

Мысленно глянув на загогулистую траекторию перемещения от столицы до границы, приходилось делать символичный вывод, что круто налево — никак не свернуть. Крутые повороты сплошь правые, а в противоположную сторону всё больше плавными изгибами… Вообще по прямой через мемориальные поля фатального для шведов поражения было бы гораздо короче, но кто ж по прямой в Зоне ходит?! Это известно каждому человеку, хотя бы шапочно знакомому с литературной предысторией и собственно историей явления.

К Зоне, судя по обескураживающим фактам, — тоже иначе не получается… Бедлам кое-что Нику рассказал. Немного, чтобы не пугать, наверное, но друг сердечный чётко уяснил — были прецеденты. Не он первый, кто переход осилить намерен. Далеко не все намеревавшиеся — осилили успешно.

Некоторые в том числе и потому не добрались, что сдуру пёрлись напрямую. И что-нибудь случалось, почти всегда. Или менты загребали, или другие «органы» вмешивались в процесс движения, или несчастный случай останавливал, или ещё какой-то фактор. Стоило лишь сделать первый целенаправленный шаг, тотчас будто некая скрытая сила улавливала намерение и включала механизм: держать и не пущать…

Посвящённые не раз пытались выяснить источник, обнаружить тайную организацию, которая противодействует массовому, так сказать, посещению всеми желающими Чёрного Края, но безуспешно. Ничего не удалось выяснить. Отсутствовала на планете подобная организация. Куча других кланов, лож, сетей, обществ и банд имелась, а ярые противники туристического развития Зоны — нет! По крайней мере не существовали в материальной ипостаси, доступной пониманию и олицетворению, а значит, противостоянию и противоборству. Попробуй-ка поборись с законами природы в глобальном смысле…

Итак, прифронтовой город Черкассы. Оттуда начинался этап, траекторию которого Ник ещё не изучал. Ведомый не знал способа, каким его переправят, ему неизвестно, кто и что ему в этом поможет. Если Бедлам не сказал, следовательно, и не нужно знать до поры. Всему своё время.

По крайней мере его не держали в полной неизвестности, сообщили хотя бы «дограничные» этапы маршрута. И, мысленно перебирая города и посёлки, перечисляя самому себе вполне нормальные, человеческие названия, он почувствовал, как успокаивается. Его действительно наполнило хотя бы подобием спокойствия чёткое знание, как и куда он будет перемещаться в ближайшее время.

Таким он запланирован, обходной путь от Харькова до Черкасс, таким он и будет, раз Бедлам сказал. Сидя «на дорожку» у терминала в номере, Ник совершенно не допускал, что всё может покатиться по совершенно другой колее и что воистину правильный маршрут начнётся с главной неожиданности, сюрпризной встречи.

Да, Ник ещё не знал, какой сюрприз его ждёт, когда спокойно вышел из номера, на ходу дожёвывая последний вареник с творогом.

Она стояла в коридоре. Точнее, прислонившись плечиком к левому косяку и слегка изогнувшись, в проёме открытой двери. Номер напротив, окно которого смотрело на улицу. На фоне света, льющегося из этого окна, прорисовывались плавные изгибы женской фигурки.

Конечно же, на этот вызывающе соблазнительный силуэт журналист обратил бы внимание в любом случае. Как можно не заметить стройное тело, затянутое в коко-шанелевское, облегающее «короткое чёрное платье» из натуральной кожи, никогда из моды не выходящей! Но сейчас Ник мог себе позволить исключительно «обратить внимание». На секундочку, не дольше. Некогда ходить налево. Наше дело правое, мы доберёмся до цели и победим!..

Обратив и оценив композицию, он улыбнулся вежливо, как бы поздоровался с прекрасной незнакомкой, и целеустремлённо проследовал мимо. У него встреча с проводником, сугубо деловая, романтические свидания — после войны. Предстоящей битвы во имя сохранения этого самого «после»…

— С добрым утречком, Николай Андреевич! Или правильнее будет сказать, привет, Ник?

Слова ничуть не слабее могучей лапы ухватили его за шкирку и вмиг застопорили стремительное движение.

Когда он узнал её, что потребовало малого времени, но интеллектуальных усилий неимоверных, то его навылет пронзило леденящее душу озарение.

Логическое завершение ассоциативного ряда.

Таки неудержимо тянет налево.

Профессиональная интуиция, пресловутый репортёрский нюх, не подвела матёрого волка репортажной журналистики…

— Один, один, три, четыре, девять, пять, шесть, шесть, два, три, три.

И голос у неё певучий какой, оказывается! Даже когда числа произносит…

Этот цифровой ряд был кодом. Одиннадцать цифр позволяли открыть зашифрованный графический файл, ожидающий своего часа в памяти личного терминала Ника.

И увидеть лицо проводника.

Ещё минуту назад Котомин полагал, что увиденное лицо будет мужским, аналогичным с реальной физиономией человека, стоящего прямо перед ним справа от мачты освещения.

В «слепой зоне» у входа в «Новый Харьков». В той из зон, где репортёр уж точно не побывает никогда.

 

…Сознание возвращалось под аккомпанемент. Оркестр состоял из отрывков чьих-то невнятных фраз, звона в ушах и громкого урчания желудка. Цветомузыка тоже присутствовала. Яркий свет мельтешил, заставляя сильнее сжимать веки.

Громкие непонятные щелчки, хором раздающиеся со всех сторон, раздражали ещё больше. «Блин! Да что такое?! Я же сплю!»

Луч открыл глаза. Звон в ушах усилился. Сверху, наплывая из мутности, словно корабль из тумана, шевелила губами чья-то физиономия… Серёга вроде.

«Откуда я его знаю?.. Стоп!!! Где это я?!»

Осознание реальности и вернувшаяся память безжалостно хлестнули по телу кнутом паники. Луч дёрнулся, судорожно пытаясь встать. Пульсирующая боль в правом боку напомнила о ране. Но это была уже далеко не такая страшная боль, что терзала раньше… К тому же лёгкое приятное тепло вдруг залило весь правый бок. Сталкер опустил взгляд. Из лохмотьев комбинезона проглядывал до жути знакомый артефакт. Серёга надавил правой рукой на грудь Луча, вынуждая его прилечь.

— Тише, тише, — молодой крепче прижал к ране «пламя», — ещё минутку полежи, иначе болеть будет недели три.

Радиацию проще вывести, чем воскрешать, потерпи, дядя, есть время.

Луч расслабил мышцы и позволил целительному теплу делать его непостижимое обычным человеческим разумом дело. Где они взяли такую дорогущую и редкую хрень, он даже знать не хотел. Не будь её тут, сталкер просто больше не проснулся бы.

Но она есть. И Луч — ЖИВОЙ…

Где-то внизу неразборчивый шум, наполнявший атмосферу, превратился в сплошное многоголосое «ко-ко-ко-ко-ко»… Там наверняка пир горой. Столько мяса за собой Луч оставил! Тем лучше, стая когда сытая, она уже не ведёт себя как единое целое. Сытость забьёт ментальную связь между особями, и они будут каждая сама по себе. Узкие жёлтые тела округлятся и разбредутся, поковыляют кто куда. До следующего раза, когда голод вновь обострит чувства петуха и громкое «ку-ка-ре-ку!», рождённое внутри мизерного мозга, погонит их к источнику пищи.

— Ну, как ты там?

В пространстве над головой появилась верхняя половина туловища Влада.

— Успели в аккурат, ещё немного, и амба мне…

— А где такому научился, дядя? Лихо плясал, ничего не скажешь…

Серёга встрял в разговор, интересуясь недавним пистолетным «танцем».

— Где-где… В Зоне и научился. Жить захочешь, ещё не такому научишься. На моих глазах один кендюх вскарабкался по голой кирпичной стене метров девяти высотой, от псевдособак тикал.

— Ну всё, целёхонький. — Серый убрал артефакт в контейнер. — Я края раны стянул предварительно, так что будет зашибись, никакого шрама.

— И какой у нас план теперь? — поинтересовался Влад.

Луч встал. Тяжело, но без особых проблем опорно-двигательного аппарата. Рана в боку затянулась без следа. Серёга протянул ему пилюлину, впитывающую радиацию. Тоже штуковина не безвредная, но в данном случае обязательная к применению… Эта животворная хрень образуется на зонных участках повышенной термальной активности и ускоряет процессы метаболизма, раны заживают буквально на глазах. Но радиоактивная, зараза.

— На, глотни. «Колой» запей. — Молодой потянулся в рюкзак Луча, из которого виднелось горлышко початой бутылочки. Сталкер поспешно схватил парня за руку.

— Не трожь! То кислота. На всякий с собой тягаю. Серый ухмыльнулся. Не поверил, но вопросов задавать не стал. Видимо, присущий ему пофигизм сработал.

— Вот, — он протянул свою флягу, — вода чистая, обыкновенная.

Луч принял пузатенькую металлическую ёмкость и осмотрелся. Большинство курей стаи уже превратились в жёлтые неуклюжие шарики и начали раскатываться в стороны. Часть их, не более полусотни, под предводительством трёх петухов осаждала хвостовой обломок, на котором истекали кровью раненые снорки. Эти курные были ещё голодными и действовали сообща.

Тела их, плоские и круглые, похожие на древние виниловые пластинки, то и дело подпрыгивали к вожделенному мясу. Коготочки лапок царапали обшивку бывшего самолёта, а тонкие шеи вытягивались во всю длину. Мерзкие головки четы-рёхлепестковыми клювами, напоминавшими захват цангового карандаша, клоцали и клоцали, ловя воздух. Именно этот клюв, впиваясь в тело, моментально вырезал полусферу плоти, кромсал похлеще бритвы.

Крылья их трансформировались во вторую пару опорно-бегательных конечностей, перья стали подобны стальной проволоке, только рыжей. Такая защита с успехом могла спасти куру от скользящей пули. И когда стая плоских тварей бежала прямо на тебя — выцели попробуй, рикошетят пули! Шанс попадания, даже в упор, процентов двадцать. Только роторный «миниган» мог реально противостоять их лобовой атаке. Луч не соврал пацанам, отвечая на вопрос об оружии спасения.

Такими вот жёлто-оранжевыми полосатиками стали в Зоне «окорочка», превратившись из источника нежного мяса в его жадных потребителей. Отомстили человекам по полной программе.

— Ребята, снимите-ка тех «слоников». Пускай нажрутся твари. — Луч указал молодым на оторванный от фюзеляжа хвост «Руслана», соседний отдельный островок, на котором спасались от смерти мутанты вьетнамского происхождения.

Команда была исполнена чётко. Стреляют парни нехило, для начинающих. Бывшие вьетнамские солдаты, наконец-то избавленные от мутной участи, с простреленными бошками сползли по корпусу к голодной стае. Земля под хвостом «закипела», оглушительное «ко-ко-ко» озвучивало процесс. Минут пять Луч выждал. Большая часть стаи разбрелась по степи…

— Пару осколочных в тех, что скучковались, нужно их распугать. Кто не убежит, пристрелите не спеша, патроны зря не расходуйте.

Пацаны чётко исполнили указания. Впадина опустела.

— Задерживаться не стоит, сюда должны хозяева места вернуться. — Луч протянул молодым их «орлов пустыни». — Кстати, возвращаю, спасибки.

«Вообще-то машинки не очень стабильные, — подумал он. — Особливо в условиях… пересечённой местности. Несмотря на название. Ребята хоть и не мажоры, но могли б железо прикупить и понадёжнее… например, АЕК-сточетвёртые, достойные потомки сорок седьмого «калаша», практически без отдачи, с новым универсальным прицелом, и «кольты» девятнадцать-одиннадцать как вторичку. Хотя опыт, конечно, дело наживное. Я тоже в Зону попал, экипированный далеко не до самых зубов… С другой стороны, бывает, и супернадёжные «винчестеры» лажают, как «бенелли» какая-нибудь, капризная итальянская сеньорита. Так показал опыт… Жизненно важный опыт!»

— Да не за что… Никогда не думал, что ими такое можно творить. — Серый держал в руке оружие, наверняка десятки раз перебранное его собственными руками, но сейчас парень смотрел на знакомый пистолет, как на чудо. Своего рода эскалибур ствола и пули. — Не в пушке дело-то, а в руке, что её держит, — продолжил он заворожено. — Дядя, научишь, а?..

— Не боись, — поспешил вставить слово Влад, чувствуя, что у легко поддающегося влиянию кореша появился новый «авторитет», — побегаем в Зоне, научимся!

— Ню-ню, побегайте… А может, передумаете и тихонечко свалите? На этом «огонёчке» островок в Тихом океане легко заработать можно и отель там открыть… По ходу, откуда у вас оно? — Луч указал на контейнер с драгоценным артефактом. — Не думаю, что купить или выменять смогли… И как вас тут ещё не поубивали за него?

— Брательник мне в Питер переправил, на Рождество. Символично так. И сказал точь-в-точь как ты. Мол, вот вам средство прокормить семью, клинику откройте да живите спокойно на доход от исцелений. Только недолго мы с той клиники кормились… Не было «крыши» у нас, Луч. Зато появились конкуренты из депутатского отродья, другой «пламень» где-то прикупили… Сгорело всё вместе с родителями. Артефакт этот, к сожалению, не воскрешает. Сбежал я с ним. Серёга подсобил, по доверенности квартиру мою на Васильевском продал и ко мне присоединился. На эту денежку вот скупились, вооружились, оделись. Мне братана сыскать бы, а там, глядишь, и решим чего…

Влад спрятал возвращённый пистолет в кобуру, замолчал и призадумался о чём-то своём, скорбном.

— Послушай, сынок, — Луч положил руку на плечо молодого, — не нужно тебе в Зону. Если ты в Питере дорогу перешёл толстосуму какому, то и до братишки твоего давно «чёрные плащи» добрались или «синие костюмы», смотря кого наймут. И если не Зона сожрёт тебя, то контрактники точняк достанут, как слушок пройдёт, что ты Косого ищешь. Много ума не надо, чтоб в тебе братца его признать, слишком часто хвалился он тобой у костров. Жаль тебя, но пропадёшь ты там и друга Серёгу сгубишь. Подумай. Жизнь — она в реале одна.

Влад убрал руку старшего со своего плеча и нахмурился. Покачал головой, вскочил и, живо спустившись вниз по канату, побрёл кусты пинать ботинками, видимо, искал пустые магазины «орлов». Серёга тотчас же последовал вниз, с корешем за компанию. Луч проводил их печальным взглядом. «Пусть пацан подумает, вдруг озарится, что житуха реальная, не нарисованная…»

Отведя взгляд от парочки молодых, Луч огляделся по сторонам… и вдруг заметил прямо под ногами нечто достойное внимания.

Небольшая дырка в корпусе открыла интересное зрелище. Сталкер ухмыльнулся и полез внутрь гиганта авиации через другую дыру, большую, метрах в двух ближе к носу фюзеляжа.

Выглядела утроба самолёта своего рода пещерой. Многочисленные отверстия пропускали тонкие лучи света. Воняло по-страшному, аж глаза защипало. Снорки — нечистоплотные твари, жрут и гадят там, где спят. Но к любым запахам любой ветеран Зоны приучается относиться спокойно, и со временем на них просто внимание не растрачивается зря.

По широкой «бороде» свисающей проводки Луч спустился на внушительное нагромождение зелёных армейских ящиков. При падении весь груз сорвало с креплений и запрессовало в носовой части. Остальное пространство внутри корпуса пустовало и представляло собой натуральную свалку. Груды костей и фекалий, наваленных между редкими плетёными гнёздами снорков. Однако носовая часть теперь являлась военным складом, пусть и в свалочном стиле. Луч бросился откупоривать все ящики подряд. Времени оставалось немного…

Хотя вёз транспортник профессионалов, здесь и намёка не было на профессиональное оружие. Вояки-то азиатские, они не качеством, а количеством берут. Вспомнился древний анекдот о том, как столкнулись америкосная и китайская подлодки. Ну, там, где при столкновении погибло с америкосной стороны восемь офицеров, а с китайской — три тысячи гребцов… Видал Луч в Зоне тех самых «профи», некоторых выживших с этого «Руслана», что не превратились в снорков. Скорей всего ими становились те, кто в хвосте шеренги топал… Вьеты — вьетами, но разжился сталкер на два «калаша пластилиновых», две «беретты» девятимиллиметровые и добрую дюжину магазинов к ним. В рюкзак закинул шесть эргэдэшек и парочку на пояс пристроил.

В одном здоровенном ящике с амуницией среди прочего барахла обнаружился… настоящий катана-кен! Меч был явно не во Вьетнаме сработан, а если и в «хошиминии», то истинным, талантливым мастером. От одного взгляда на этот шедевр оружейного искусства перехватывало дыхание… В Зоне от него пользы чуть, там «шедевры» лучевого, огнестрельного, огнемётного оружия куда больше ценятся, но с этим идеальным образцом оружия холодного просто невозможно добровольно расстаться. Пока, во всяком случае…

Хоть и мешать немного будет, но выбросить ТАКОЙ меч, взяв его хоть раз в руки, грешно… Желание буквально захлестнуло сталкера, и он поддался ему. Примостил добычу, просунув с левой стороны под пояс, на манер не то шпаги, не то сабли.

В этом же большом ящике под парадной военной формой обнаружился запакованный «Булат». Луч вытащил здоровенный, ещё заводской пак бронекостюма. Блин! Переодеться некогда, тащить с собой тяжело, а бросить — жаба давит! Переделывать его долго под сталкерскую бытовуху, а НАДО. Потому как старая броня, по случаю перехваченная уже после преодоления Забора, у обитателей внешнего кольца Предзонья, своё давно отжила. Пак нести придётся. Пока дадут спокойно идти…

Нужда тащить всё на себе неожиданно отпала. Из-под очередного сдвинутого ящика показался край… десантной платформы?! Вот это удача!!! Платформа стояла как бы стоймя, на торце. Сталкер, боясь спугнуть удачу, ВДРУГ МИРАЖ, принялся энергично раскидывать ящики. Вот оно, вот — появилась широкая резина колеса, зафиксированная колодками и ремнями платформы!

— Здра-а-авствуй, дружок, — Луч расплылся в широченной улыбке, — давай подумаем, как тебя освободить…

Перекидать предстояло несколько десятков ящиков. Ничего, аврал того стоит! Только бы успеть.

И только бы заработала машинка, не спеклась после катастрофы…

— За дело! — скомандовал он сам себе.

Снаружи пацаны занимались всё тем же увлекательным в кавычках делом — пинали кусты, попутно глазея на обглоданные кости снорков и тушки дохлых курей. Громкий рёв заставил их дёрнуться от страха и инстинктивно схватиться за винтовки. Из корпуса «Руслана», через пролом в брюхе, окутанный облаком пыли, вылетел старый добрый «рамочник», оригинальная конструкция открытого типа. На турели красовался тоже старый, как мир, РП-740. А что ещё ожидать от вьетнамского «спецназа»? Вьеты нынче уже далеко не такие суровые вояки, какими были их прадедушки, гонявшие по джунглям лягушатников с америкосами и в хвост и в гриву. Мирный период расслабляет.

— В-вашу душу!.. Ребят, вы как бомжары, пустую тару собираете! Харэ хернёй страдать, двигайте сюда!!!

Луч сидел за куцым рулём «как бы джипа» и орал. По характерному грохоту было ясно, что глушитель оторван под корень. Ребята стремглав поспешили занять места. Влад устроился рядом с Лучом на правом сиденье баггиобразного транспортёра и всю оставшуюся дорогу молчал, думу свою невесёлую думал. Серёга же встал сзади за эрпэшку, пристегнулся, чтоб не выкинуло на фиг, и резвился до самого посёлка, пока не слил весь боезапас, в коробах имевшийся. Горе всему, что убежать не успело! Видимо, обиженное самолюбие не давало покоя. Сказать друганам питерским, что от курей ноги уносил, — засмеют на фиг! Хотя что они понимают в куриных?!

Тонкие струйки дыма над пологими холмами выдавали местонахождение посёлка у причала. Не исчез ещё придорожный лагерь, значит… Он же перевалочный пункт, он же бандитский притон, он же центр контрабанды, он же многое, многое, многое другое. Местечко центровое во всех смыслах. Пикник на обочине местного розлива… Расслабить «булки» можно было бы легко, однако нервы Луча, наоборот, в комок сжались. Кто там нынче правит балом? Возможно, до сих пор всё под руководящим присмотром Семёныча… «Хотя и повязать могли седого контрабандиста интербригадовцы, ежели по забывчивости старческой товарчик запретный не сныкал надёжно…»

Там же встретить можно когонить из рыл знакомых. Припасов — по нулям, рубликов — так же. Подкинут, может, в долг чего по дружбе старой, расскажут новые слухи зонные. «Да и сталкер сталкеру хоть и не брат, но всё же — земля круглая, и встреча скорая в Зоне не исключена. А в Черноте лучше плюс случайный, чем минус. Скоро узнаем новости, а там, глядишь, и ясней станет, что дальше-то делать!»

МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНОЕ «ЕСЛИ»

На военных топографических картах, выпущенных после тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, названия отселенных, неживых городов — которым после апрельского взрыва не посчастливилось оказаться в пределах зоны отчуждения Чернобыльской АЭС — полиграфистами брались в скобки. Эти жертвы «мирного атома», имеющие собственные имена, как бы по-прежнему существовали, но — условно. Вне основного течения, за пределами контекста. В скобках, коротко говоря.

Таким образом, всё, что творилось в этих вычеркнутых, выведенных за рамки основного мира краях с момента возникновения Зоны происходило как бы «параллельно». Поэтому неудивительно, что статус изолированной территории в действительности мог оказаться благодатной почвой для взращивания новых посевов зла и ненависти, новых изысканий и экспериментов. Люди, увы, по натуре своей склонны к повторению собственных ошибок.

Вынесенная ЗА территория как-то там существовала, жила своей параллельной жизнью, почти не известной основному «тексту», свято уверившему себя, что оно всё само собой очистится — когда-нибудь, как-нибудь. Во всяком случае, достоверную информацию о том, что здесь есть, а чего нет, имели разве что те, кто здесь непосредственно обитал. Хотя и здешние далеко не все располагали полнотой картины.

А уж что здесь творилось сразу после… не то лучевой, не то волновой, не то энергетической катастрофы, «сверканув-шей» сорок лет спустя первой трагедии и то ли десять, то ли двадцать лет спустя неподтверждённой «второй», — никакие летописи не отобразят никогда. Сейчас вот, ещё почти полтора десятка лет спустя, информационный голод до сих пор утоляется лишь фантазиями писателей, сценаристов и режиссёров, а также домыслами, слухами и легендами. Но голод этот не ослабевает. Только усиливается с каждым годом, отделяющим от чёрного двадцать шестого…

Во что трансформировалась центральная, изначальная территория, можно только гадать и бредить. Знать — сомнительная привилегия сталкеров и других постоянных обитателей Зоны, если к ним возможно отнести слово «постоянство». Сюда никогда не пускали газетных журналистов, телевизионщиков и прочих «описателей» всяких. Официально сюда вообще никого никогда не пускали — для того и нагородили объединёнными усилиями всех стран пограничный комплекс беспрецедентной степени защищённости, скромно и коротко именуемый периметром.

Оборудование защиты обошлось в сотни миллиардов. Двусторонней. Чтоб не впускать и не выпускать. И содержание продолжает обходиться в миллиарды ежегодно. Одних только солдатских ртов, стерегущих более двух десятков сотен линейных километров «Замкнутого Забора», накормить сто пятьдесят тысяч. Даже если эту ораву просто выстроить в цепь, то по одному часовому на каждые тринадцать-пятнад-цать метров встанет. И за каким-то чёртом ведутся межправительственные разговоры на тему: этого количества стражей периметра достаточно или надо увеличивать? Будто солдат способен грудью или выстрелами остановить новое распространение притязаний Зоны, если вдруг начнётся!!!

Наши люди преспокойно изобрели способы переходить. Что туда. Что оттуда. Нашего изобретательного человека разве остановишь, если он куда-то хочет пройти?.. Когда наш человек чего-то желает по-настоящему, у него получается абсолютно всё. Словно заветное желание исполнить ему помогает сама матушка-природа…

Один из человеков, неоднократно проходивших туда и обратно, в эту минуту сидел рядом с Ником, на левом переднем сиденье невзрачной, серенькой «тойоты». И не просто сидел, а очень уверенно рулил по улицам и проспектам старой-новой украинской столицы. О, какое же несовершенство порой демонстрирует богатейший язык, не предполагающий женского рода для слова «человек»!.. Женщина сидела за рулём подержанной электражки.

И какая женщина!!!

Да-а, не одежда красит человека. И даже не косметика. Но до чего же неузнаваемо они способны его изуродовать… её.

— Замаскировать, — произнесла она. Будто не по выражению лица догадалась, мысли прочитала… А вдруг прочитала? Кто их, соприкоснувшихся, знает, чего они там, за периметром, нахватались…

— Юмор у вас специфический, Наталья Степановна… Гениально перевоплощаетесь. Ничего не скажешь, высший класс! В театре служить не доводилось?

Восхищение было искренним, неподдельно. Более того, он страшно завидовал ей, виртуозно и неузнаваемо умеющей меняться. Для него это умение сейчас более чем актуально. Да и вообще в профессиональной деятельности папарацци маскировка — далеко не последней важности составляющая.

— Вообще-то я не Наталья и уж тем более не Степановна.

— Как же звать прикажете вас… э-э… прекрасная незнакомка?

— Зовут меня по-разному, в зависимости от обстоятельств. Потом решим, как вы меня будете звать… для краткости.

— Меня зовите Ник. Короче уж некуда.

— Ну почему же. Можно и Ни, и Эн, и даже Ик. Но это уже лишнее… А вот на «ты» перейти не помешает. Также для краткости. Представляешь, кричу я, ложитесь, мол, и не ты один падаешь, а и все-все, кто рядом случится… На брудершафт пить и всякое такое прочее времени нет, у нас график плотный.

— Предполагается частое… э-э-э… часто залегать?

Ник очень старался, чтобы в его тоне не просквозил даже намёк на то, чем могут заняться мужчина и женщина после залегания. И ему, кажется, удалось избежать ненужной фривольности. Хотя, очень и очень некстати, действительно тянуло налево.

— Как придётся. Это уж от поведения зависит… твоего. Итак, как я уже говорила, моя задача — провести тебя. Как я её буду выполнять, моё дело. Твоя задача — слушаться меня. Скажу прыгнуть — прыгаешь. Скажу…

— Я знаю, знаю, — закивал Ник. — Скажешь мордой в помои — окунусь безропотно. Ты не волнуйся, я киношки всякие видел, книжки читал, в игры играл. Я в армии служил, и вообще…

— Вот именно, вообще. А в частности… велю мордой в дерьмо — ляжешь. Это не игра, это настоящая жизнь. Единственная. Хочешь сохранить её, слушаешься меня, как воспитанное дитё мамку. По крайней мере пока не выйдешь из раннего детского возраста. Если…

Она замолчала. Повисла долгая пауза. Лишь урчание мотора и забортные дорожные звуки нарушали тишину внутри салона.

На «ты» с нею он перешёл естественно, без всяких внутренних преодолений. И вовсе не потому, что беспардонный и циничный журналюга. Просто с этой многоликой феминой он себя чувствовал легко, без напрягов, будто с детства знакомы они и пудов десять соли слопали на пару. Что вообще-то странновато выглядело даже в его собственных глазах, потому что — судя по всей имеющейся в его распоряжении информации — сталкеры не те представители рода человечьего, в компании с которыми безнаказанно расслабишься.

Даже сталкеры Предзонья, обитающие в текучем хаосе. Те, что подрабатывают проводниками через него… Стоп! А может, хамелеонистую способность чуть ли не менять очертания тела и черты лица она обрела там, где сама земля в любую секунду измениться может?!

Проводница спокойно выдерживала долгую паузу. Искоса смотрела на него, изучала одним глазом, но более чем пристально. Он постарался не менять выражение лица. Дескать, а мне все угрозы нипочём, я мужик тёртый, бывалый… И очень-очень надеялся, что она всё-таки не способна читать мысли, потому что в эту минуту его внутреннее состояние настолько не совпадало с внешней маской крутого ковбоя, что аж страшновато за себя сделалось. Одолеет ли ковбой путь, не сломается ли хребет у его лошадки?..

Маятник настроения опять качнуло в сторону паники. Спокойствия, которое он испытывал в гостиничном номере, мысленно предвкушая поездку по «запланированной» траектории, — как не бывало. Впереди снова сплошной туман неизвестности, и в эту мрачную взвесь он добровольно погружается… из-под ног уходит ощущение твёрдой почвы, вот-вот — и в пустоте зависнет…

И ведь нашёл же, за что уцепиться! Единственное, что прямо здесь, прямо сейчас внушает ему надежду на успех почти безнадёжного предприятия, — это её уверенное, оценивающее шансы, спокойное молчание.

Ник прекрасно понял, какие слова не произнесены ею вслух, не прозвучали в салоне после слова «если». Наверняка далеко не все, с кем ей доводилось ходить, были способны повзрослеть, вырасти из «детских штанишек».

И ведь не скажет же, каковы его шансы по предварительной оценке… Правильно сделает. Испытуемый никогда не должен знать уровень своей потенции, это сбивает настройку.

— Можешь расслабиться, Ник, — наконец прикончила она паузу, отводя взгляд и полностью сосредоточившись на гладкой ленте проспекта, стелющейся под колёса. — Ехать около часа.

— Рядом с такой очаровательной женщиной и не знаешь, что лучше, расслабиться или… напрячься.

Всё-таки не удержался он от двусмысленного комплимента. Немудрено. Запах у неё ну просто одуряющий!.. И голос! И вид сбоку… и роскошное бедро, всего лишь в паре десятков сантиметров от левой мужской руки, готовой не то пальцы в кулак судорожно сжать, не то дрожащей от возбуждения ладонью погладить…

Да что это с ним творится?! Не мальчик давно, ё-моё, а трясётся от вожделения, как прыщавый подросток!!!

— В пути я не женщина, считай. До привала я… можешь звать меня Сталкершей, если тебе так привычнее.

И в этот миг она отняла свою правую руку от штурвала и выбросила её вправо. Взмахнула ладошкой перед носом Ника, замысловато сплетённые пальцы, из которых торчал кончик какой-то веточки или продолговатого камушка, мелькнули прямо у его глаз, и…

Пассажира моментально перестало трясти.

— Бывает, — меланхолично прокомментировала ведущая, убирая руку и что-то пряча в своём левом нагрудном кармашке. — Реакция на ожидание встречи с непознанным. Ты ещё ничего, нормально реагируешь, вполне по-мужски. Один паренёк тихонько, но внятно матерился безостановочно, я его дара речи лишила. Однообразие надоело. Не изобретательно выражался.

— И что с ним сталось? Можно узнать, дошёл он или…

— А я знаю? Моё дело — от периметра до красной линии провести. Его личное дело, что с ним за границей Зоны сталось.

— Разве ты не…

— Я проводник, а не поводырь. Не обольщайся, я тебя от и до учить выживанию не подряжалась. Моё дело — доставить к самой Зоне, а не водить по ней за ручку. Я вообще давно этим не занимаюсь, у меня других забот полна пазуха.

— Почему же меня ведёшь?

— Рекомендации у тебя правильные.

— Но зачем было меня… э-э… дезинформировать?

— Это ж тебе во благо, неужто не догадался? Медленновато кумекаешь… Кого ты обманешь этими шпионскими игрищами! Если всякая защитная мистика реальна — ей глазки не отведёшь, заполошно петляя по степям и городам. Этими зигзагами разве что стражей периметра обманешь, и то если повезёт. Ну и всякие спецслужбы, мнящие себя великими знатоками подоплеки событий.

— Так запущенно?..

— Были бы они таковыми в реале, ни одна душа человеческая в Черноту не пролезла бы… О неспособности официальных спецслужб удержать то, что оттуда вылезает, промолчу. Бесполезными вибрациями атмосферы пускай… э-э… танкеры всякие занимаются, а я сталкер[3].

— Послушай, а можно поинтересоваться, каким образом…

— Поинтересоваться? Можно. Сотрясай. Ты хоть и талкер ещё тот, профессиональный, но я знала, на что иду, когда подрядилась.

Теперь уже Ник долго выдерживал паузу. Соображал, воспринимать это как неприкрытую издёвку, как изысканно завуалированный комплимент или просто — никак не воспринимать, мимо ушей пропустить.

Третий вариант, по здравом размышлении, показался наиболее умным.

— Я вот прикидывал варианты, — продолжил он как ни в чём не бывало. — По земле если, значит, периметр необходимо преодолеть. Стало быть, подкупить охрану, договориться или каким-то способом обмануть бдительность. Проблематично, но в принципе нет ничего невозможного там, где имеются человеческие слабости… Ещё под землёй можно. Столько населённых пунктов и коммуникаций поблизости от Забора или прямо под ним. Туннели старые, трубы всякие, канализация, подземные каменоломни, то, сё. Подкопы опять же прорыть… По воздуху перелететь тоже можно, и даже желательно, прямой и короткий путь до искомой границы, но… возвращаемся к проблеме нейтрализации охраны. Чтоб не сбили зенитки периметра. Круг замкнулся. Так как же?

— Воду забыл.

— В смысле?!

— Ну вот в районе Черкасс, например, не река, а целое море. Глубина старого водохранилища позволяет использовать любое малое океанотехническое средство. Не говоря уж об индивидуальных комплектах оборудования.

— Какое-какое средство?.. — Нику показалось, что он ослышался. — Какое оборудование?

— Подводную лодку, — спокойно пояснила сталкерша. — Не тормозись, Ник… Или скафандры, акваланги. Но в большой воде эффективнее мини-субмарина. Не все умеют правильно вести себя под во…

— Чего-чего?! Какая лодка? Я не…

— Ты не ослышался. Подводная лодка в степях Украины. На эту тему столько шутили, что просто грех было не воспользоваться идеей… Почему нет? Идеальное средство перехода. Хотя, конечно, в других, более мелких речках и акваланга вполне достаточно. Стражники вынужденно позволяют водным артериям течь беспрепятственно. Иначе рано или поздно пространство за периметром превратится в море разливанное. Так полагают наивные учёные из международного центра по изучению Чёрного Края. Слыхал про такой, надеюсь.

Ключевое слово — офигеть! Ник оцепенело выслушал достаточно длинное, подробное объяснение — видимо, проводница от него заразилась болтливостью, — и тупо переспросил:

— Мы будем плыть?

— Нет. Мы — пока не будем. Тебе повезло, репортёр. Мы по земле на колёсах покатимся, так вот и преодолеем внешнюю границу ЧК.

— Что-что?.. — Ведомый уже до такой степени растерялся, что поверил в сугубую реальность перспективы оказаться во чреве подводной лодки, крадущейся сквозь толщу вод Днепровского моря, разлившегося посередине степной Украины.

И на этот раз Ник действительно решил, что ослышался. Мозг просто отказывался соображать, чем грозит новый поворот разговора.

— Что слышал. Вот погоди чуток. Отдыхай пока. Скоро приедем, увидишь…

* * *

Сталкер сталкеру — друг и брат хотя бы номинально. Барыга сталкеру — даже не товарищ и не дальний родственник. Существо иного совершенно биовида.

— А кому он тут нужен? — сказал барахольщик, протягивая сталкеру пачечку рубликов, более чем скромную.

Засаленные рукава куртяка барыги выглядели не лучше пухлых немытых рук, торчащих из них. Мерзко было прикасаться к этим купюрам. Но голод — не тётка, а. мать родная. Не проигнорируешь.

— Ты вконец оборзел, Пухлый, с нашей последней встречи. — Луч вырвал пачку из его рук. — Десять штук за «рамку» на ходу?!

— Друг, подумай сам. — Небритая прыщавая рожа ухмыльнулась, оголяя ряд протезов, рыжиной поблёскивающих в соответствии с вернувшейся модой на «золотые зубы». — Он хоть и маленький, но горючку жрёт тоже, как заправский танк или бэтээр, а в Зоне пользы от броневиков куда больше. Тут же топливо сам знаешь, сколько стоит… Гнать его наружу через кольца предзонные — знамя тебе в руки. Только мажорам столичным впарить его можно, и то если доберутся сюда. Луч, поверь, я даю реальные цены, тем более тебе. Не дуйся, лады?

Пухлый вытер правую руку о полу коричневой байковой рубахи с квадратными фигурками стилизованных оленей и протянул её для рукопожатия. Луч не поддержал инициативу. Ни слова не произнеся, сталкер развернулся и побрёл вдоль бурой кирпичной ограды, по верхнему краю увенчанной замысловатыми плетениями колючей проволоки.

Время оставило на заборе свой неизгладимый след. Выбитые и треснувшие кирпичи, облезлые, почти стёршиеся лозунги, разноцветными красками наляпанные когда-то, перед доисторическими выборами в Раду, разбитые корабельные плафоны на ржавых штырях… призрачные отпечатки старого мира, отступившего на сотни километров и десятки лет.

Полусгнивший, сожранный коррозией лист доски объявлений покрывали разного размера и формы огрызки листков, исписанные сообщениями совершенно иного типа. Луч остановился перед ним и бегло просмотрел обрывки посвежее, с виду — наклеенные недавно. Любая зонная информация стремительно теряла актуальность в течение максимум недели, а то и нескольких суток…

«Удав жду тибя наше место Субота утро Кенарь», «Иду Радар ищу напарнека Бусурманка», «Група на Рыжый лес присаединяйтес сбор у Чапая завтра полдинь», «Продаю ЗАРЯ комбез о цене сговоримся Пельмен», «Куплю БАТАРЕЙКУ Васяня Тощий», «Анка иду Бар жду неделю Патом уйду Твой Бизон», «ЛИМАНСК нада свежая инфа Харашо плачу Касатка»…

Будничное существование зонных бродяг, предпочитающих не заглядывать дальше завтрашнего дня. Максимум до субботы. Дожить бы…

«Но даже в этой короткоживущей вселенной правит верховное божество по имени Деньги. Ничего не меняется в мире людей. Даже когда сам он мутирует и становится другим…»

Сокрушённо покачав головой, Луч отправился дальше, к разваленной дежурке, служившей некогда укромным местечком сторожевым вохровцам. Уголком, где можно было спокойно принять на грудь поллитру, смачно зажевать сочными шкварочками и всхрапнуть до утра.

В той стороне горели три костра, оттуда доносились дребезжащие звуки рассохшейся шестиструнки. Народ, собравшийся у костров, сидел и слушал нехитрые переборы чернявого пышноусого сталкера, который что-то гундосил себе под нос, пытаясь вспомнить слова песни. Кто-то из собравшихся прихлёбывал чаёк из пошарпанных дюралевых кружек, кто-то просто курил.

В посёлке у причала сталкеров, на удивление, тусовалось гораздо больше, если сравнивать с датой последнего визита Луча сюда. Неужели пираты наладили легитимную, как бы, переправу? Что-то с трудом верится. Матёрые акулы золотыми рыбками не становятся… так быстро, во всяком случае. Не за год. Хотя, конечно, иногда и год вечностью казаться может. Вот как прошедший — ему показался.

— Здорово, человеки, — Луч остановился у одного из костров, — погреться, потрещать возможно?

— Падай, борода, чего ж не? Видать, трепануло тебя неслабо давеча, — отозвался средних лет сталкер со шрамом на лице и указал на разодранный бок комбинезона. Лицевое «украшение» мужчиной было получено ещё в дозонной житухе. Или артефакта нужного не случилось под рукой… не всем везёт.

— Что да, то да. С каждым годом, гляжу, всё больше и больше пролезает сюда нечисть с Зоны… Обратили внимание?

Собеседник пожал плечами, дескать, а оно мне надо? Отозвался другой, звонкоголосый блондинчик, из молодых:

— Поди разбери, какая скотина зонная, а какая здешняя… «И то. Чтоб разобрать, надо знать… с моё побегать от зонных тварей…»

Луч опустил на землю пак с «Булатом», поставил рюкзак, и сам уселся рядом с ними, скрестив ноги. Катана за поясом мешала, Луч вытащил меч и собрался было сунуть за спину, под заплечный ранец старого бронекомплекта, с которым не спешил расставаться.

— Ух-ты, мечара какой, дай глянуть! — У ешё одного молодого, соседа слева, заблестели глаза. — Где взял?

— На, глянь, за просмотр сигаретка. — Луч тыкнул пальцем в пачку «Примы», торчавшую из соседского кармана.

— Бери пару, и так бы дал. — Сосед протянул табачные палочки и взял самурайский меч…

Катану передавали из рук в руки под тихие «эх», «ух», «ыч» и «тынь-дынь».

Луч чиркнул заветной Шуткиной зажигалкой, втянул дым и дзенькнул крышкой, прикрывая горящий фитиль драгоценного подарка. Вместе с выпущенной обратно в воздух струёй дыма улетучились раздражение и злость, вызванные общением с перекупщиком. Наконец-то сталкер чувствовал себя посреди своих. Возникло ощущение некоторого душевного комфорта. Тёплая компания, хоть и новичков много. Следующую порцию дыма Луч выпустил через ноздри, закрыв глаза. Попустило окончательно.

— А кто там на «Чапаеве» нынче заправляет?

Кинул он вопрос в толпу, после ряда колец густого дыма.

— Ежели ты про старый речной трамвай, так он затонул, сгнил в труху. А ежели Семёныча ищешь, то он отстроился на берегу и заведение туда перетащил, — ответил сталкер со шрамом на лице.

— Спасибки. А что тут вообще в последнее время за движения? Смотрю, нашего брата поболее в этом районе стало, никак переправу кто здесь наладил?

Сталкеры переглянулись нерешительно. Тот, что со шрамом, оглядел строения за спиной, высматривая какого-нибудь шпиона, что ли… придвинулся ближе и зашептал:

— А ты, собстнна, и не назвался-то… Кто таков будешь?

— Коль знаешь сталкера такого, Лучом кличут, то он поручиться может за мою персону, — ухмыльнулся Луч.

— Ну, слыхали про такого. А ты кем ему приходисся, раз уверен, что он за тя поручается?

Мужик со шрамом подкурил сигаретку и выпустил дымок вниз, прикрывшись ладонью. Чисто сталкерский, привычный жест. Опытный бродяга, похоже, но вот Луч его меченую физию зрит впервые… Зона вроде небольшая, и давно он в ней ходит, однако всех до единого не упомнишь, не увидишь. Несмотря на постоянную УБЫЛЬ, общее количество обитателей мало того что не снижается, а растёт помаленьку.

— Ему я прихожусь им самим. — Луч выпустил два маленьких колечка дыма и посмотрел на меченого через них, как сквозь очки; затем ответил на немой вопрос сталкеров (даже гитара стихла): — А лучемёт рейдерша упёрла, майерша Селеста. Встречали ту суку?

— Да, был вчерась отряд… Бухали ночью. Лихач к майёрше энтой подкатить спробовал… папой ужо не будет. Могла б просто сказать «нет». Точно, сука!

Ответил пацан с гитарой, сидевший у соседнего костра. Тренькнув ля минором, исполнил на одной струне символичную похоронную мелодию: «Ту сто четыре… хороший самолёт…»

— Здорово, человеки. — В эту секунду к кострам подошёл ещё один сталкер, парень лет двадцати пяти, круглолицый, лысый абсолютно и страшно лопоухий. Последний раз Луч встречался с ним в Зоне, неподалёку от Лиманска. Тогда он от бандюков помог ему отстреляться… Клоун — его погоняло зонное.

— Прикиньте, встретил двух мальков, болтают, что у «Руслана» вьетского были и стадо вальнули снорочье, да ещё от курных смылись!

Говорил он, интенсивно жестикулируя и гримасничая, в лицах показывая, как хвастуны стреляли. Толпа у костров залилась смехом. Под выкрики типа: «А кровососа они не завалили? А может, там ещё кабаны были или псевдопсы? Три, нет, десять штук!» — весельчак Клоун прыгал и изображал всех, кого сталкеры называли. В общем, наржались вдоволь. Когда хохот поутих, Луч, даже не улыбнувшийся, щелбаном отправил бычок «примы» в костёр и эдак невзначай сказал:

— Да, кстати, отметьте в пэдэашках своих, что на том «Руслане» ящиков армейских тьма, разжиться можно на «ка-лаши» вьетнамские и китайские, «береттки», гранатки, костюмчики военные. Всё из дешёвки, но мно-о-ого там этого добра. Авось кому и в надобность будет. И снорков осталось не более семи-восьми. Только осторожно, холмами шарьтесь, завелась там стая курная. Правду сказали пацаны, чуть не влипли мы там с ними по полной.

Сталкеры примолкли, во все глаза уставившись на него.

— Луч, ты, что ли? Клоун прищурился.

— Признал, значит, старого знакомца. — Луч добыл из-за уха заначенную вторую сигаретку и закурил. — А ты не меняешься. Всё народ веселишь?

— Дык, а чё грустить-то?! Уверен был, брехали молокососы, говорили, что с тобой в связке дрались… Говорили, ты голый шёл, без пушки, без вертушки. — Клоун снял флягу с пояса и бросил её Лучу. — Давай отметим встречу, дружище, я думал, сожрала тебя Зона, нету и нету нигде тебя…

Народ радостно загудел, пойло всегда шло по кругу, не жался никто никогда на это дело. Да и беседа получалась интереснее под этим самым делом. Клоун таскал во фляге спирт, глюкозой разбавленный градусов до шестидесяти не по Цельсию. Одного большого глотка, как правило, хватало настроение приподнять. Тут же в костёр полетели несколько банок тушёнки, нарисовался кирпичик тёмного хлебушка. Веселее зазвенела шестиструнка, классическая походная песня наконец была готова к исполнению.

Сталкеры отдыхали…

После третьего глотка тот, что со шрамом, подсел к Лучу и заговорил:

— Ты про переправу спрашивал… Только тихонечко, не пали движение. Про «Наутилус» слыхал что-нить?

Луч напряг память. В хмельную голову лезла только одна ассоциация. Бородатый, как многие сталкеры, капитан Немо.

— Подлодка, что ль?

— Она самая. Тока маленькая совсем. Там рулит Немец. Он захаживает сюда, када туман. Пираты его не выпасают. А ежли и застукают, дык он по приборам торпеды пускает, а у головорезов и нету ничего в противовес. Тока ясным днём одолеть его смогут, орудиями в упор, али ночью, ежли вплотную подплывут… дык он разве ж подпустит! У него махонькие такие торпедки, не боле орудийного снаряда, ан шустрые, самонаводятся…

— А откуда он взялся, такой интересный? Недавно, похоже?

— Точно не скажу. Поговаривают, турист один столичный тута был, не сильно давно. В Зону рвался шибко, да в самую глубь, к Станции. Так от, денька два-три проторчал, выспрашивал всякое, шарился. Даже, грят, схитрился вызвонить по мобиле отсюда кого-то, свезло… Контакты у него не кислые, ясный пень, потому как тока вызвонил, дык и заявилась субмаринка. Его переправила и сталкеров троих, те напросились за денежку. Не знаю, уж чего, ан остался Немец тут, ходит сюды-туды. Може, понравилось ему… Берёт капитан нехило, зато доставляет наверняк. Однако ты это… знай, да помалкивай, канальчик-то свежак, никем из групных не прибранный. Я те как ветерану…

— Спасибочки. Не учи учёного. — Луч призадумался. Если возможно использовать такой способ переправы, то пусть уж своё собственное, укромное средство перехода под буем полежит до лучших времён. Да-а, мини-субмарина — это реально круто, это вам не хрен псевдособачий, уж кто-кто, а Луч по собственному опыту знает.

— И сколько берёт Немец?

— Ну, я ходил оттудова, — меченый указал рукой на Черноту за рекой, — за пятьдесят кусочков, однако с Зоны сюда перевозит дороже. С хабаром идём. А в Зону за двацатку попасть можно.

— Слушай, друг… — Луч продолжал размышлять, — а про столичника того что-нить знаешь, кто таков был, а?

Подсказка напористо влезала в голову. «Только пришёл, и сразу… похоже, надо именно мне искать этого кренделя городского. Другие упустят. Чем Зона не шутит, моя цель, моя…»

Точно ОН, чуйка зашевелилась внутри… Луч понял: деваться некуда, ему самому теперь путь держать туда же, сразу к самому эпицентру, вдогонку за этим фантастически удачливым путешественником.

«Ишь ты, дозвонился он с внутренней границы… Мобила у него волшебная, ё-моё. Успеть бы перехватить олуха по дороге или на подходе в крайнем случае…»

На самой станции, кроме смерти, ловить нечего. Луч хаживал, ЗНАЕТ, мягко выражаясь.

— Не-е-е, тока слухи общие. У барыг местных поспрошай, они всяку инфу те продадут. — Меченный шрамом сделал очередной глоток и протянул Лучу флягу.

Луч принял её, горбушкой хлеба зачерпнул тушёного мяска с жиром из почерневшей в костре банки, и глотнул пойла. Закусил.

Можно сказать, выпил ЗА успех предприятия. Отпраздновал начало охоты.

Кажется, ЦЕЛЬ найдена.

Сталкер Луч вернулся[4].