ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Через двадцать минут вместе с Руком войдя в участок и увидев толпу перед телевизором, Никки решила, что идет очередная спецоперация или опять обнаружен подозрительный автомобиль. Впрочем, в таком случае она услышала бы переговоры на полицейской частоте еще в машине. – Что стряслось? – обратилась Хит ко всем сразу. – Еще кто-то в знак протеста поджег свою помойку? – Такой сюжет! – воскликнула детектив Гинсбург. – По всем каналам идет. Служба защиты и контроля над животными загнала койота в северный конец парка Инвуд. – Но зверь не сдается, – добавил Таррелл. Рук подошел к обступившим телеэкран зрителям. – А им известно, что это тот самый, который добрался до Койотмена? Каньеро повернулся к журналисту: – Слушай, не называй его так, ладно? На разделенном пополам экране, показывавшем одновременно вид с земли и с воздуха, офицер службы готовился выстрелить в койота иглой с транквилизатором. Никки, которая смотрела телевизор только по очень серьезным поводам, испытала странное чувство при виде загнанного в кусты зверя, выглядывавшего из зарослей над Спайтон-Дайвел-крик. Наземная камера вела съемку издалека, изображение было несколько искаженным, но под тем же углом, под каким Никки сама видела койота в то утро перед кафе «Лало». Та встреча, хотя и растревожила ее, одновременно подарила редкую минуту контакта с диким, неприрученным животным, в одиночку рыскавшим по городу. И по большей части остававшимся невидимкой. А сейчас зверь был выставлен напоказ. Наблюдая за ним вместе со всеми, Никки слишком хорошо поняла, что видела тогда в его глазах. Когда игла вонзилась ему в шкуру, койот вздрогнул, но тут же бросился бежать, скрывшись в зарослях на крутом склоне. Репортер с земли сообщил, что игла попала в цель, но то ли прошла вскользь, то ли не сработал механизм инъекции. Воздушная камера тщетно обшаривала склон. Детектив Хит пультом выключила телевизор, выслушала жалобные стоны и собрала отдел на утреннюю летучку. Эксперты, осмотревшие квартиру Дерека Сноу, пока не нашли никаких связей между тремя жертвами. Для полной уверенности надо было закончить анализ отпечатков пальцев и образцов. Никки доложила о беседе с Солей Грей в «Еще позже», а также о встрече с помощником продюсера, сообщившим, что Кэссиди Таун готовила некое скандальное разоблачение. Рук прокашлялся, и Никки послала ему предупреждающий взгляд. Потом снова повернулась к команде. – Эта информация подтверждается нашей беседой с издателем. Однако он уверяет, что о предмете книги ему ничего не известно и рукописи у него якобы нет. – Дерьмо собачье! – буркнула Гинсбург. Никки, слышавшая достаточно сквернословия на улицах, не приветствовала его в участке. – Полагаю, Шерон, ты выразила мысль, которую разделяют все. – Потом она улыбнулась. – Но у остальных хватило приличия ограничиться мыслями. Когда смех стих, Таррелл предложил: – Как насчет ордера на обыск? – Я собираюсь этим заняться, Тэрри, но даже самый благосклонный судья, боюсь, заупрямится, учитывая Первую поправку.[116] Многих одна только мысль о полиции, перерывающей материалы издательства, наводит на неприятные ассоциации с тоталитаризмом. Но я все же попробую. Тараканы доложили о своих успехах в квартале Падильи. Они уперлись было в тупик, заметил Каньеро, но под конец узнали кое-что интересное. – Оказывается, наш неприметный шофер не так давно водил лимузины. Досадно, что это выяснилось только сейчас. Мечтаю о времени, когда наладится общегородская база данных. – И чем тогда займемся мы? – саркастически вопросила Никки, сорвав несколько смешков. – В общем, мы отправили запрос в Комиссию по такси и лимузинам,[117] – продолжал Таррелл, – и получили имя прежнего работодателя Падильи. – И связались с хозяином нынешнего грузовика, – подхватил Каньеро. – Тот рассказал, что мистер Падилья обзавелся адвокатом и собирался предъявить компании по прокату лимузинов иск о необоснованном увольнении. Мы решили прежде отыскать адвоката, а уже потом разбираться с лимузинщиками. Чтобы понимать, во что влезаем. – И знаете, кто его адвокат? – спросил Таррелл. – Не кто иной, как Ронни Стронг! Детективы дружно застонали и нестройным хором принялись декламировать слоган из рекламы, которую все видели по телевизору: «С вами дурно обошлись? Ронни Стронг наладит жизнь!» – Отличная работа, Тараканы! – похвалила Никки. – Конечно, прежде всего повидайтесь с адвокатом. После встречи не забудьте вымыть руки с мылом, – судя по рекламе, зараза еще та. – Собирая папки, Хит добавила: – Только имейте в виду – если кто-то из вас вернется в шейном корсете, он для меня мертв.
Вернувшись к своему столу, детектив Хит обнаружила, что ее дожидается подарок: сообщение из Национального центра расследований уголовных преступлений в Квантико. Аналитик, с которой она успела подружиться прошлой ночью, прислала письмо, и, открыв его, Никки увидела в верхней половине экрана цветное фото техасца. Ниже располагался фоторобот, составленный по ее данным, – сходство было налицо. Рассматривая изображение, Никки затаила дыхание. То ли это было волнение при воспоминании о недавней схватке, то ли гордость за точное попадание, но сердце у нее замерло. Краткая записка от аналитика гласила: «Я рада была бы сказать, что быстрое установление личности – моя заслуга, но так бывает всегда, когда коп дает точные данные. Коллегам стоило бы поучиться у вас, детектив Хит. Вместо благодарности, постарайтесь распространить свой опыт…» Никки прокрутила письмо к концу, где приводились данные на техасца. Его звали Рэнс Юджин Вольф.
«Мужчина, белый, 41 год, 185 сантиметров, 72 килограмма. Родился и вырос в Амарильо, Техас. Со средней школы воспитывался одним отцом. Расследование местной полиции по поводу внезапного исчезновения матери показало, что та отправилась в Плейнвью навестить родственников и взяла с собой сына (объект), который был найден в одиночестве в номере мотеля у трассы 27. С мужа были сняты все подозрения и дело зависло. Интересно отметить, что сын (объект) в течение двух лет опрашивался пять раз, в том числе психологом. Никаких комментариев. Отец до сих пор живет в Амарильо, где работает ветеринарным врачом. Рэнс (объект) помогал ему в практике, прошел обучение и получил диплом ассистента».
Никки вспомнила разложенные в кухне Рука инструменты. Подняла голову, взглянула на доску со снимками слухового канала Кэссиди Таун и снова вернулась к чтению.
«В то время связи не было установлено, но, по новым данным, предоставленным детективом Хит, modus operandi – стоматологические инструменты и клейкая лента – напоминает о нераскрытых случаях истязания животных в окрестностях Амарильо в период проживания там объекта. Объект вступил в вооруженные силы США, служил в военной полиции, участвовал в двух операциях в форте Льюис, Такома. Первое совпадение с отпечатками пальцев, присланными детективом Хит, – в досье военной полиции. Запрошены данные по случаям истязания людей и животных в местах службы объекта».
Никки представила, что может натворить садист с полицейским значком, и приготовилась принять удар.
«После последнего увольнения объект работал в охране казино коренных американцев близ Олимпии, Вашингтон, в течение года. Перешел в аналогичное казино в Рино, Невада (6 месяцев), затем в Лас-Вегасе (4 года) работал в охране VIP в крупных казино (список казино и владельцев см. в конце отчета). Затем объект устроился агентом в фирму „Крепкая охрана“ Гендерсона, Невада (см. фото из лицензии выше). Быстро продвинулся, проявив отличные навыки телохранителя и умение налаживать контакт с высокопоставленными клиентами. ВНИМАНИЕ: объект задерживался за угрозу с применением холодного оружия при посещении его клиентом итальянского медиамагната. Обвинение снято из-за отсутствия свидетелей, способных подтвердить инцидент. Оружием (не найдено) послужил нож с рукоятью в виде кастета, описанный в рапорте полиции Лас-Вегаса (прил.). Сразу после освобождения объект покинул США и отправился на поиски работы в Европу. На этом текущая информация заканчивается. Запустим поиск в базе данных и свяжемся с Интерполом. По мере поступления новых сведений будем информировать».
Рук закончил читать позже Никки, потому что ему труднее было продираться сквозь полицейскую терминологию, – но суть он ухватил. – Парень сделал карьеру, работая на знаменитостей и важных шишек. Кто-то заплатил ему, чтобы что-то прикрыть. – Любой ценой, – добавила Никки.
Никки, не откладывая, распечатала копии сообщения и раздала своей команде. Разослала по отделениям экстренной помощи и прочим медицинским службам, в которых Тараканы наводили справки наутро после исчезновения техасца. Она поручила детективам заново опросить свидетелей: по фотографии преступника могли опознать скорее, чем по фотороботу. Некоторое время Никки простояла у доски, изучая все имена, связанные с убийством. Рук, подойдя сзади, озвучил ее мысли: – Пока временная шкала – не такой уж добрый друг, да? – Верно, – признала Никки. – За последние тридцать шесть часов мы много узнали, но теперь расследование принимает новый оборот. Имея дело с профессиональным киллером такого уровня, надо сосредоточиться не на алиби, а на мотивах. – Она прикрепила рядом с фотороботом цветное фото Рэнса Юджина Вольфа и отступила на шаг. – Седлай коня. Кое-кому я нанесу повторный визит лично. – Не тому ли выгуливателю собак, который оказался вашим горячим поклонником, мисс Хит? – Нет уж, только не ему! Уже в дверях она задержалась и проговорила с британским акцентом: – Лесть – это так утомительно! Любопытного соседа Кэссиди Таун не пришлось долго искать. Мистер Голуэй занимал обычный пост на Западной 78-й: скрежетал зубами, глядя на растущую стену мусора перед своим домом. – Неужели ваша полиция ничего не может сделать? – обратился он к Никки. – Эта забастовка угрожает здоровью и безопасности граждан. Нельзя ли кого-нибудь арестовать? – Кого? – спросил Рук. – Профсоюз или мэра? – Всех, – огрызнулся старик, – и вас заодно, остряк! Старикашка заявил, что никогда не видел человека с фотографии, но попросил оставить ему снимок – на случай, если этот человек объявится. Вернувшись в машину, Рук заметил, что Рэнс Юджин Вольф оказал бы услугу обществу, если бы немного ошибся адресом, – и получил тычок в бок от Никки. Честер Ладлоу тоже сказал, что никогда не видел Вольфа. Забившийся в свой обычный уголок клуба Милмар, он и пальцем не захотел притронуться к снимку, не то что оставить себе. Он едва удостоил фотографию беглого взгляда. – Мне кажется, вам стоит присмотреться получше, мистер Ладлоу, – сказала Никки. – Знаете, я предпочитаю, чтобы меня по-прежнему называли «конгрессмен Ладлоу». После такого обращения мне гораздо реже указывают, что я должен делать. – И с кем, – вставил Рук. Ладлоу прищурился на него и растянул губы в улыбке: – Вижу, вы все еще разъезжаете по Манхэттену без галстука. – Может, мне нравятся галстуки напрокат? Например, они приятно пахнут. – Я вам ничего не указываю, сэр. – Ники выдержала паузу, позволив собеседнику насладиться этой вежливой ложью. – Однако вы говорили, что обращались в частную фирму, чтобы собрать информацию на Кэссиди Таун. Так вот, этот человек работал на подобные фирмы, и я хотела бы знать, не попадался ли он вам на глаза. Скомпрометированный политик вздохнул и устремил долгий взгляд на фотографию Вольфа. – Ответ прежний. – Вы когда-нибудь слышали имя Рэнс Вольф? – Нет. – Возможно, встречали его под другим именем? Говорит мягко, с техасской растяжкой. – Нет, не встречал. Никки забрала снимок. – Не обращались ли вы за сведениями в фирму под названием «Крепкая охрана»? Ладлоу улыбнулся: – При всем уважении, детектив, это звучит слишком дешево, чтобы привлечь мое внимание.
Поскольку время шло к полудню, а они были в Ист-Сайде, Рук сказал, что ланч в «Е.А.Т.»[118] на углу 80-й и Медисон – за его счет. Никки заказала себе шпинат и салат с козьим сыром, а Рук сэндвич с мясом. В ожидании еды Хит спросила: – Так и будешь молчать? Рук изобразил недоумение. – О чем молчать? – О чем о чем? – передразнила Ники. Ей подали чай со льдом, и она принялась сосредоточенно снимать бумажную обертку с соломинки. – Слушай, серьезно, это же я. Мне можно сказать. – Скажу тебе, что… столик качается. – Рук взял упаковку сахара и нырнул под стол, через несколько секунд вынырнул и проверил усовершенствованные ножки. – Так лучше? – Теперь понятно, почему ты так колебался, ехать ли со мной в издательство. – Рук пожал плечами, но Никки не отступалась. – Слушай, обещаю тебя не судить. Ты и вправду пытаешься пробиться в авторы любовных романов? – Пытаюсь пробиться? – Он склонил голову набок и ухмыльнулся. – Пытаюсь, леди? Я уже пробился. Еще как пробился! – Предположим… Как пробился? Я не видала ни одной твоей книги. Даже в «Google» проверила. – Как не стыдно, – укорил он. – Ладно, уговорила. Журналисты не так уж редко пополняют доход побочными заработками. Кто-то преподает, кто-то грабит банки, кто-то работает литературным рабом. Я из последних. – В «Ардор-букс»? – Да. – Пишешь порнушку? – Романтическую литературу, с твоего позволения. Должен сказать, что я получаю у них совсем неплохие денежки. – Знаю я твою «романтическую литературу». И какой ты взял псевдоним? Рекс Монтис или Виктор Блессинг? – Не дождавшись ответа, она съязвила: – Надеюсь, не Андре Фалькон?[119] Рук склонился на стол и поманил ее к себе. Оглядевшись по сторонам, он прошептал: – Виктория Сент-Клер. Никки взвизгнула от смеха, так что к ним обернулись все посетители. – О господи! Ты – Виктория Сент-Клер?! Рук потупил взгляд. – Как приятно, что ты решила меня не судить. – Ты Виктория Сент-Клер? – Да уж, это не суд. Больше похоже на казнь. – Брось, Рук, это же потрясающе! Я сама читала Викторию Сент-Клер. Тебе нечего стыдиться. – Она все же рассмеялась, но тут же прикрыла рот ладонью. – Прости, прости. Просто вспомнила, как ты говорил, что у каждого есть тайная жизнь. Но ты… Ты первоклассный журналист, военный корреспондент, получил две Пулицеровские… и ты – Виктория Сент-Клер? Это уже… не тайна, а… Рук обвел взглядом обращенные к ним лица и подтвердил: – Уже не тайна.
Тараканы вошли в адвокатскую контору Ронни Стронга, располагавшуюся на Геральд-сквер, этажом ниже Службы регистрации транспортных средств. Детективам показалось, что они попали в приемную ортопеда. Женщина с руками, закованными в гипс, из-под которого торчали только кончики пальцев, давала указания подростку, вероятно сыну, помогавшему ей с заполнением бланков. Мужчина, в инвалидном кресле, но без видимых увечий, тоже занимался бумажной работой. Этот человек выглянул из-за двух большущих мешков с квитанциями и прочими бумагами и проговорил: – Его нет, парни. Прием посетителей вела очень милая женщина в строгом костюме, но почему-то с рыболовным крючком в губе. – Джентльмены, с вами дурно обошлись? Каньеро отвернулся, скрывая смех, и пробормотал, обращаясь к Тарреллу: – Черт, да буквально только что. Таррелл совладал с собой и объяснил, что хотел бы видеть мистера Стронга. Секретарша сказала, что его нет на месте, он снимает новую рекламу, и предложила прийти завтра. Предъявив значок, Тарелл получил адрес студии. Тараканы не особенно удивились, не застав Ронни Стронга на рабочем месте. Такая уж профессия, что выступление перед телекамерой важнее, чем в суде. Для работы над рекламой адвокат расположился в исписанном граффити кирпичном складе китайских товаров. Здание, находящееся между старой верфью и Вильямсбургским мостом, не слишком напоминало Голливуд, но, с другой стороны, и Ронни Стронг не слишком походил на адвоката. Таррелла и Каньеро никто не остановил, и они просто вошли внутрь. В первом, пустом кабинете пахло кофе и сигаретным дымом, впитавшимся в отсыревшие бумажные обои со сценками из жизни Таити. – Эй? – позвал Таррелл и, не дождавшись ответа, вместе с напарником двинулся по короткому коридору на голос, выкрикивавший тот самый слоган, который наизусть выучил весь отдел: «С вами дурно обошлись? Ронни Стронг наладит жизнь!» Дверь на сцену была распахнута настежь. Едва шагнув в проем, детективы дружно попятились – студия была так мала, что они испугались попасть в кадр. В качестве декораций была моторная лодка на прицепе. Две грудастые модели в бикини изображали жертв аварии: у одной рука была подвешена на перевязи, другая опиралась на костыли, зато обошлась без гипса – возможно, ради экономии средств, но скорее, чтобы лучше были видны ее ноги. – Прогоним еще раз, – протянул мужчина в гавайской рубашке, пожевывая потухшую сигару. – Спорим, это хозяин? – шепнул напарнику Таррелл. – Хорошо подходит к обоям. Каньеро в ответ поморщился: – Как несправедлив этот мир, приятель! – С чего бы… на этот раз? – А вот смотри: Никки Хит отправляется на телестудию, и там сплошное стекло и мрамор, артистическое фойе с горячими и холодными закусками. А нам что досталось? – Вот что я тебе скажу, детектив Каньеро. По-моему, с нами дурно обошлись! – Мотор! – выкрикнул режиссер и добавил для пущей ясности: – Пошли! Обе актрисы запустили руки в ящик для наживки и вытащили по пригоршне долларов. По-видимому, никого не волновало, что рука на перевязи прекрасно действовала. Улыбнувшись в камеру, одна из девиц заговорила: – Справедливость – не случайность. Другая тут же приподнялась на своих подпорках и заорала: – С вами дурно обошлись? Ронни Стронг наладит жизнь! Тут же появился и Ронни Стронг собственной персоной. Нечто напоминающее перезрелую грушу в парике высунулось из люка моторки. – Кто-то меня звал? Девицы, заключив его в объятия, запечатлели по поцелую на каждой щеке, между тем как фоном громогласно звучало: – С вами дурно обошлись? Ронни Стронг наладит жизнь! – Мы закончили, – проговорил режиссер и внушительно заключил: – Стоп камера! Тараканам не пришлось представляться адвокату. Ронни Стронг заметил их еще во время съемки, и детективы могли бы догадаться, что вопрос: «Кто-то меня звал?» – был обращен к ним. Таковы незначительные преимущества работы полицейского. Девушки пошли переодеваться в форму медсестер, а Ронни поманил детективов к моторке. – Вам помочь? – предложил Каньеро. – Нет, следующая сцена тоже в лодке, – покачал головой адвокат. – Она про медсестер, но я арендовал лодку на день. А вы копы, верно? Тараканы предъявили удостоверения, и адвокат присел на планшир рядом с Тарреллом. Тот никак не мог оторвать взгляда от кружков апельсиновой помады на белом воротничке адвоката. Решительно переведя взгляд на его прическу, он заметил, что от пота парик начал отклеиваться. – Что, парни, ваши служебные обязанности сказываются на состоянии здоровья? Скажем, потеря слуха от грохота стрельбы в тире? Я могу помочь. – Спасибо, конечно, но мы хотели поговорить об одном из ваших клиентов, мистер Стронг, – ответил Каньеро, – Эстебане Падилье… – Падилья? А, точно! Что вы хотите узнать? Виделся с ним вчера, он настаивает на своих требованиях. Каньеро краем глаза заметил, как напарник подавил смешок. – Эстебан Падилья умер, мистер Стронг. Погиб несколько дней назад. – Надеюсь, за его смерть кто-то ответит. Он работал с техникой? – Видимо, у вас много клиентов, мистер Стронг, – предположил Таррелл. – И я каждому уделяю особое внимание! – заявил адвокат. – Не сомневаюсь, – кивнул Таррелл, – но позвольте вам напомнить. Эстебан Падилья был водителем лимузинов, и его уволили этой весной. Он пришел к вам с жалобой. – Верно-верно, мы подали иск о необоснованном увольнении. – Ронни Стронг постучал себя пальцем по виску. – Все здесь. Рано или поздно всплывает. – Вы не скажете, на чем был основан иск, мистер Стронг? – Конечно, сейчас вспомню. А, да, Эстебан Падилья. Из добропорядочных обитателей Гарлема. Вел честную жизнь, много лет водил лимузины. Самые разные: длинные, городские, «хаммеры»… Эти длинные «хаммеры» – просто ужас, да, парни? В общем, восемь лет служил этим крысам верой и правдой, а потом они его выставили без всякой причины. Я его спрашивал: может, все-таки хоть что-то было? Подворовывал, подводил клиентов, хамил боссу? Ничего! Восемь лет и – хлоп, пошел вон! Я сказал пареньку: «С тобой обошлись несправедливо». Сказал, что мы обдерем их как липку, обчистим так, что ему больше никогда в жизни не придется работать. – И чем все закончилось? – спросил Каньеро. Стронг пожал плечами: – Ничем. – Как? – удивился Каньеро. – Вы отказались от иска? – О, я взялся за дело. Готов был задать им хорошую взбучку. Но тут Падилья вдруг пришел и говорит: «Брось это дело, Ронни. Просто брось и забудь». Тараканы переглянулись. Каньеро кивнул напарнику, разрешая задать вопрос. Таррелл обратился к адвокату: – А он объяснил почему? – Нет. – Он выглядел взволнованным, испуганным, возбужденным? – Нет. То-то и странно. Он выглядел спокойным, как никогда. Я бы сказал, счастливым.
Визит в компанию по прокату лимузинов «Роллинг-сервис» в Куинсе оказался далеко не таким забавным, как встреча с Ронни Стронгом. И встретили Тараканов далеко не так сердечно. Зато обстановка была почти столь же «изысканной». Детективы прошли через несколько боксов сервисного обслуживания, где надраивали и отлаживали ряды черных машин, пока не отыскали кабинет управляющего. Это оказалась жалкая стеклянная коробка в дальнем углу, рядом с туалетом. На туалетной двери была пристроена стрелка, допускавшая два положения: «занято» и «загажено». Управляющий оставил их ждать стоя, пока разбирался с жалобой клиента, которому пришлось дожидаться машины на тротуаре у Линкольн-центра во время Недели моды. Клиент требовал возмещения. – Что я могу сказать? – отвечал управляющий, краем глаза разглядывая полицейских. – С тех пор прошла не одна неделя, а вы только сейчас обратились? Мой водитель утверждает, что, подъехав, не застал вас на месте. Ваше слово против его слова. Если бы я принимал на веру подобные жалобы, то давно бы разорился. Через десять минут пассивно-агрессивный тиран повесил трубку. – Клиенты… – констатировал он. Таррелл не удержался: – Да кому они нужны, верно? – Это точно, – без малейшей иронии ответил малорослый управляющий. – Настоящая заноза в заднице. Что вы хотели? – Хотели спросить вас об одном из бывших водителей. Эстебане Падилье. Каньеро видел, как вытянулось лицо управляющего. – Падилья здесь больше не работает. Мне нечего сказать. – Его уволили, так? – Тараканы решили с лихвой отыграться за потерянные десять минут. – Я не уполномочен обсуждать кадровые вопросы. – С клиентом только что обсуждали, – напомнил Таррелл. – Снизойдите и до нас. За что его уволили? – Это конфиденциальная информация. И вообще, я не помню. – Что-то я не понял, – удивился Каньеро, – конфиденциальная или не помните? Я хотел бы уточнить, прежде чем отправлюсь в Комиссию по такси и лимузинам, чтобы проверить правомочность ваших действий. Управляющий закачался на стуле, оценивая варианты. Наконец он сдался. – Эстебана Падилью уволили за неуважительное отношение к пассажирам. Видите ли, мы такого не терпим. – После восьми лет службы вдруг возникли проблемы? – удивился Каньеро. – По-моему, не складывается. А как по-вашему, детектив Таррелл? – Никак не складывается, напарник. Детективы знали: простейший способ заставить ложь рухнуть под собственной тяжестью – это обратиться к фактам. Никки Хит внушала, что это подпункт ее правила номер один: «Временная шкала – ваш друг», «Учуял вранье – уточняй подробности». – Видите ли, сэр, мы расследуем дело об убийстве, а вы сейчас заявили, что один из пассажиров мог затаить зло на вашего водителя, ставшего жертвой преступления. Мы вынуждены спросить имя клиента, подавшего жалобу на мистера Падилью. – Таррелл ждал ответа, скрестив руки на груди. – Я не помню. – Понимаю, – сказал Таррелл. – Но если подумать, может быть, припомните? – Вряд ли. Прошло столько времени. Каньеро решил, что пора снова обратиться к фактам. – Я уверен, что вы хотите нам помочь. Попробую предложить способ. Вы ведь ведете учет поездок? И я вижу, последнюю жалобу вы записали, значит, их тоже учитываете. Мы просим предъявить все записи о поездках Эстебана Падильи до его увольнения. Скажем, за четыре последних месяца. Как вам такой вариант в качестве альтернативы инспекции Комиссии по такси и лимузинам?
Через два часа Таррелл, Каньеро, Хит и Рук сидели за своими рабочими столами, просматривая расписание поездок Падильи за месяцы, предшествующие увольнению. Это было не многим увлекательнее, чем просмотр ленты из пишущей машинки Кэссиди Таун, но монотонная бумажная работа вела к фактам. Детективы еще не знали, какие факты им нужны, но надеялись найти что-то или кого-то, связанного с делом. Каньеро налил себе свежего кофе, покрутил головой, разминая занемевшие мышцы, и тут Таррелл подал голос: – Вот оно! – Что у тебя, Тэрри? – спросила Хит. – Имя пассажира – мы недавно с ним беседовали. – Таррелл выдернул из папки листок с нарядом и вышел на середину комнаты. Когда остальные собрались вокруг, он прижал листок подбородком к груди, чтобы имя было видно всем.
|