II. Стихи 1924-1926 гг

 

 

* * *

 

И лирник спит в проснувшемся приморье,

Но тело легкое стремится по струнам

В росистый дом, без крыши и без пола,

Где с другом нежным юность проводил.

И голос вдруг во мраморах рыдает:

"О, друг, меня побереги.

"Своим дыханием расчетным

"Мое дыханье не лови".

 

Январь 1924

 

 

* * *

 

Как хорошо под кипарисами любови

На мнимом острове, в дремотной тишине

Стоять и ждать подруги пробужденье,

Пока зарей холмы окружены.

Так возросло забвенье. Без тревоги,

Ясней луны, сижу на камне я.

За мной жена, свои простерши косы,

Под кипарисы память повела.

 

Январь 1924

 

Психея

 

Спит брачный пир в просторном мертвом граде,

И узкое лицо целует Филострат.

За ней весна цветы свои колышет,

За ним заря, растущая заря.

И снится им обоим, что приплыли

Хоть на плотах сквозь бурю и войну,

На ложе брачное под сению густою,

В спокойный дом на берегах Невы.

 

Январь 1924

 

 

Григорию Шмерельсону

 

Но знаю я, корабль спокоен,

Что он недвижим средь пучины,

Что не вернуться мне на берег,

Что только тень моя на нем.

Она блуждает ночью темной,

Она влюбляется и пляшет...

 

5 марта 1924

 

 

* * *

 

О, сделай статуей звенящей

Мою оболочку, Господь,

Чтоб после отверстого плена

Стояла и пела она

О жизни своей ненаглядной,

О чудной подруге своей,

Под сенью смарагдовой ночи,

У врат Вавилонской стены.

Для вставшего в чреве могилы

Спокойная жизнь не страшна,

Он будет, конечно, влюбляться

В домовье, в жену у огня.

И ложным покажется ухо,

И скипетронощный прибой,

И золото черного шелка

Лохмотий его городов.

 

Апрель 1924

 

 

* * *

 

Из женовидных слов змеей струятся строки,

Как ведьм распахнутый кричащий хоровод,

Но ты храни державное спокойство,

Зарею венчанный и миртами в ночи.

И медленно, под тембр гитары темной,

Ты подбирай слова, и приручай и пой,

Но не лишай ни глаз, ни рук, ни ног зловещих,

Чтоб каждое неслось, но за руки держась.

И я вошел в слова, и вот кружусь я с ними,

Танцую в такт над дикой крутизной,

Внизу дома окружены зарею,

И милая жена, как темное стекло.

 

Апрель 1924

 

 

* * *

 

Под лихолетьем одичалым,

Среди проулков городских

Он еле видной плоской тенью

Вдруг проскользнул и говорит:

"Мне вспыхивать, другим - сиянье.

"Но вспыхиванье - суета.

"Я оборвался средь зияний,

"До вас разверзлась жизнь моя".

И тихий шепот плыл под дубом,

И семиградный встал слепец,

Заговорил в домашнем круге

О друге юности своей:

"Он необуздан был средь бдений

"Под сновиденьем городским,

"Не жизнь искал он - сладкой доли

"Жизнь проводить среди ночей".

 

Апрель 1924

 

 

* * *

 

В одежде из старинных слов

На фоне мраморного хора

Свой острый лик я погрузил в партер,

Но лилия явилась мне из хора.

В ее глазах дрожала глубина

И стук сиял домашнего вязанья,

А на горе фонтана красный блеск,

Заученное масок гоготанье.

И жизнь предстала садом мне,

Увы, не пышным польским садом.

И выступаю из колонн

Моих ночей мрачноречивых.

Но как мне жить средь людных очагов,

В плаще трагическом героя,

С привычкою все отступать назад

На два шага, с откинутой спиною.

 

Апрель 1924

 

 

* * *

 

Поэзия есть дар в темнице ночи струнной,

Пылающий, нежданный и глухой.

Природа мудрая всего меня лишила,

Таланты шумные, как серебро взяла.

И я, из башни свесившись в пустыню,

Припоминаю лестницу в цвету.,

По ней взбирался я со скрипкой многотрудной.

Чтоб волнами и миром управлять.

Так в юности стремился я к безумью,

Загнал в глухую темь познание мое,

Чтобы цветок поэзии прекрасной

Питался им, как почвою родной.

 

Сент. 1924

 

 

* * *

 

Час от часу редеет мрак медвяный

И зеленеют за окном листы.

Я чувствую - желаньем полон мрамор

Вновь низвести небесные черты.

В несозданном, несотворенном мире,

Где все полно дыханием твоим,

Не назову гробницами пустыни

Я образы тревожные твои.

Охваченный твоим самосожженьем,

Не жду, что завтра просветлеешь ты

И все еще ловлю в дыму твое виденье

И уходящий голос твой люблю.

И для меня прекрасна ты,

И мать и дочь одновременно

Средь клочьев дыма и огня.

На ложах точно сна виденья

Сидим недвижны и белы,

И самовольное встает

Полулетящее виденье,

Неотразимое явленье.