Семиотика запахов: вербализация, синестезия, память
The brilliant smell of water,
The brave smell of a stone,
The smell of dew and thunder...
G. K. Chesterton
(The Song of Quoodle)
Quodcunque ostendis mihi sic, incredulus odi (Horat)
Каждое существо живет в своем мире, Umvelt [Uexküll 1928], адапти-рованном к собственным нуждам и среде. Восприятие физического мира зависит от характеристик сенсорных систем, это окна и двери, через которые мы получаем информацию. Но даже пройдя их, она не перестает быть диффузной и размытой: это всего лишь химиче-ские, механические и световые волны разного рода, которые долж-ны быть классифицированы и, более того, категоризованы в соответ-ствии с ограничениями данного биологического вида.
Имманул Кант [Kant 1800] делит ощущения на sensus vagus (тепло или холод, тревога, надежда, трепет, страх...) vs. sensus fixus (organsinne): три из последних — tactus, visus, auditus — скорее объ-ективны, чем субъективны, то есть служат для восприятия и осмыс-ления внешних объектов; два — gustus, olfactus — скорее субъектив-ны и служат для удовольствия, а не для понимания. Именно поэтому, согласно Канту, по поводу первых гораздо больше согласия, чем по поводу вторых, и это касается не только эмпирического восприятия, но и номинации. Зрение он считает самым «благородным», наря-ду с тактильными и слуховыми ощущениями, тогда как химические (pica) — вкус и, особенно, запах — относит к низким чувствам, при-знавая, однако, что они помогают нам разбудить внимание и спра-виться с монотонностью и скукой мыслительной деятельности. Людей Кант делит на sensibilitas sthenica vs. sensibilitas asthenica.
К этому я бы добавила, что вкусы и зрительные образы гораздо менее угрожают нашей свободе, чем несравнимо более агрессивные
звуки и запахи, так как мы можем оказаться вовлечены в совместное восприятие помимо своей воли.
Аналогичным образом Тарасти в книге «Existential Semiotics» [Tarasti 2000] обсуждает сильные и слабые (внутренние) знаки, ука-зывая, что первые могут энергично и властно влиять на формирова-ние поведения, будучи экзистенциально крайне важными.
Структура и композиция специфичной семиосферы, Umwelt, за-полненная такими субъектами-объектами, как Kant, trees, stones, and horses [Eco 1999], зависит не только от того, как функционируютнаши чувства, но — в гораздо большей мере — от того, как работает наш мозг.
Язык является лучшим средством противостоять сенсорному ха-осу, который атакует нас каждую миллисекунду: именно он обеспе-чивает номинацию ментальных репрезентаций сенсорного инпута и, таким образом, «объективизирует» индивидуальный опыт, в какой-то мере обеспечивая описание мира и коммуникацию. Это значит, что именно и только язык, будучи культурным феноменом, хотя и базирующимся на генетически обусловленных алгоритмах, соеди-няет объекты внешнего мира с нейрофизиологическими феномена-ми, используя конвенциональные семиотические механизмы. На-ше восприятие может быть описано как относительно объективное только благодаря конвенциональности номинации, договору о том,
в какие ячейки мы будем «упаковывать» наши ощущения. Элегант-ность, размер и качество этих ячеек варьирует от языка к языку и от индивидуума к индивидууму. Более того, мы сталкиваемся с нару-шенным или даже иллюзорным и галлюцинаторным восприятием, но язык и мозг справляются и с этим. Мы должны соединять слова с событиями и вещами, и в каких-то случаях это удается лучше (как с цветами и линиями), а в каких-то — хуже (как с запахами и вкуса-ми). Мы можем столкнуться и с синестезией — сенсорной или ког-нитивной, — когда разные модальности восприятия могут обмени-ваться опытом и инвентарем. Известно, что многие творческие люди обладали такими способностями и активно ими пользовались: Ари-стотель, Ньютон, Гёте, Гельмгольц, Скрябин, Кандинский, Шере-шевский... [Kandinsky 1947; Cytowic 1989; Zellner, Kautz 1990; Caivano 1994; Emrich 2002; Luria 1968].
Джекендофф [Jackendoff 2002] перекидывает мост между вы-числяющим и самодостаточным мозгом и внешним миром (ср.[Freeman 2001; Fodor 2001; Chomsky 2002; Loritz 2002]) и вводит концепт f-mind, который можно понимать как способность сред-ствами естественного языка кодировать определенные комбинации
в нейрональных сетях в релевантных контексту отделах мозга.
нитивные черты, так и обусловленные данным языком, социумом и типом культуры [Chernigovskaya 2002].
Известно несколько классификаций запахов, базирующихся на так называемых первичных ощущениях (см., например, [Amore 1963; Harpar et al. 1986]). Словарь запахов, однако, крайне беден и вынуж-ден использовать лексикон других модальностей, демонстрируя тем самым некую когнитивную синестезию. Всерьез лексикой, обозна-чающей ольфакторную сферу, лингвисты стали заниматься срав-нительно недавно (см. [Dubois 2000; Wildgen 2004]). Память на за-пахи, однако, исследована сравнительно хорошо и имеет ряд черт, кардинально отличающихся от памяти на другие сенсорные стиму-лы [Engen 1991; Danthiir et al. 2001; Zucco 2003]. Например, на нее практически не действует время; запахи плохо помнятся сначала и гораздо лучше — потом; знакомость/незнакомость запахов никак не влияет на качество и прочность их запоминания; ольфакторные про-цессы протекают — в отличие от других — на основе интеграции, а не анализа. Категоризация запахов (а стало быть и наименование) не только очень трудны, но и нестабильны, так как неотвратимо вклю-чены в разные контексты, личный опыт, состояния и ассоциации, часто интимные, находящиеся под социальным запретом или вооб-ще невербализуемые [Chernigovskaya 1996–2004].
Считается, что разрыв между лингвистическими и собственно когнитивными категориями в ольфакторной сфере крайне велик. Не исключено, что в некотором смысле вся она является отдельным модулем и в большой мере определяет поведение и эмоциональный статус, подсознательный компонент чего весьма важен. Среди про-чего, все это объясняет неразработанность вербализации таких ощу-щений. Следует, однако, заметить, что роль запахов весьма различна в разных культурах (см. [Ароматы и запахи в культуре 2003]) и, веро-ятно, языках, что требует пристального изучения.
|