ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

 

Кейтлин обхватила руль дрожащими руками. Руки у неё так и тряслись с тех пор, как она несколько часов назад закрыла дневник. Она прочитала в нём все страницы, а потом начала сначала и перечитала во второй раз. Вся жизнь пролетела у неё перед глазами. Казалось, Кейтлин читала о жизни, которую от неё хранили в секрете, о существовании которой она всегда подозревала, но боялась поверить в её реальность. Казалось, Кейтлин по-новому посмотрела на себя словно со стороны.

Новость эта и радовала, и пугала её одновременно. Больше она не знала, что было правдой, а что – выдумкой. Границы между вымыслом и реальность стёрлись, и Кейтлин казалось, что она сходит с ума.

Будучи учёным и исследователем редких книг, она очень внимательно изучила сам дневник, оценив его с точки зрения эксперта. Она могла с уверенностью и объективно утверждать, что журнал не был подделкой. Это была древняя рукопись с тысячелетней историей. Этот журнал была самой древней книгой, которую ей приходилось держать в руках. Уже этого было достаточно, чтобы поразить Кейтлин. Всё казалось невероятным и не имеющим смысла. Как такая древняя книга могла оказаться у неё на чердаке?

Всё больше думая о находке, Кейтлин пришла к выводу, что крестик, который она подарила Скарлет, тоже был очень древним, ведь он также достался ей от бабушки. Кейтлин гадала, кем на самом деле была её бабушка, и что ещё она от неё скрывала. В своё время бабушка сказал Кейтлин, что крестик достался её от её бабушки. Сейчас Кейтлин лучше, чем когда-либо ощущала тесную связь поколений, особенности которой пока не могла объяснить.

Прокручивая всё в голове, она не находила ответов, а лишь хотела задать ещё больше вопросов. И это само по себе тоже было удивительно. Кейтлин была всемирно-признанным учёным и могла в считанные минуты проанализировать и расшифровать любую книгу. Но сейчас, держа в руках собственный дневник, найденный на чердаке и написанный её же рукой, она была совершенно сбита с толку. Это раздражало её больше всего. В конце концов, она совсем не помнила, как его писала. Читая его, ей казалось, что воспоминания возвращаются, нечётко вырисовываясь на границе сознания.

Когда Кейтлин спустилась с чердака, было уже позднее утро, и дом был пуст: Скарлет ушла в школу, а Калеб – на работу. Кейтлин и сама должна была уже несколько часов, как быть в университете, а она им даже не позвонила. Словно в забытье, она потеряла чувство времени и пространства. Единственным живым существом, которое появилось, чтобы её поприветствовать, была Рут, но Кейтлин задумчиво прошла мимо собаки, вышла в дверь, села в машину и завела двигатель, так и не выпустив дневник из рук.

Кейтлин знала, что в мире был только один человек, который мог дать ей на всё ответы. А ответы были ей сейчас нужны как воздух. Она не выносила загадок и была готова на всё, чтобы докопаться до правды. Мчась по Таконик-Стейт-Паркуэй, она направлялась в Нью-Йорк. Руки по-прежнему предательски тряслись. В мире был только один человек, который мог во всём разобраться, человек, превосходивший её по познаниям в области редких книг и античности. Он был единственным, кто мог разъяснить глубокие загадки истории, религии и эзотерики. Эйден.

Он был её профессором в колледже, а также руководителем в магистратуре и аспирантуре в Колумбийском университете. Эйден был единственным, кому Кейтлин полностью доверяла и кого уважала больше, чем всех остальных. За эти годы он стал для Кейтлин отцом. Самый уважаемый профессор античности и эзотерики Колумбийского университета, звезда факультета археологии, Эйден был самым лучшим учёным, которого университету когда-либо удавалось заполучить в свои ряды. Если у Кейтлин возникали трудности с изучением редкой книги или старинной находки, она всегда звонила ему, и у него всегда находился правильный ответ.

Кейтлин знала, что он сможет помочь и с этой книгой, сможет научным языком объяснить ей её происхождение, тем самым успокоив Кейтлин и заставив её думать, что она могла вполне догадаться до этого сама. Эйден сможет всё объяснить так деликатно и ненавязчиво, что Кейтлин не придётся чувствовать себя глупой. Более того, только мысль о том, что Эйден сможет всё объяснить, удерживала её сейчас от того, чтобы разразиться истерикой прямо посреди шоссе.

Кейтлин дрожала от нетерпения. Оказавшись на Манхеттене, она промчалась по Вест-Сайд-Хайвей в сторону Бродвея и припарковалась прямо напротив входа в университет. Припарковалась она на Бродвее, там, где парковка была запрещена, но, погружённая в свои мысли, Кейтлин этого даже не заметила. Она не замечала, куда идёт, едва придавая значение тому, что вышла из дома в пижаме, сланцах и старом свитере, даже не причесавшись.

Кейтлин выпрыгнула из машины, схватила дневник и пробежала в ворота Колумбийского университета, споткнувшись на неровном, вымощенном плиткой тротуаре. Пройдя через двор, она поднялась по широкой, каменной лестнице, перепрыгивая через три ступени за раз. Пробежав через площадь, она нашла здание, в котором, как она знала, находился Эйден, поднялась по лестнице, вошла в створчатые двери, прошла выложенный плиткой коридор, вновь поднялась по лестнице и попала в его аудиторию. Кейтлин даже не постучалась, не подумала о том, что у него может быть урок, и что он может быть в данный момент занят. Сейчас она не могла рассуждать трезво. Кейтлин просто распахнула двери и вошла в класс, будто до сих пор была студенткой.

И тут она в ужасе остановилась. Эйден стоял у доски, держа в руках кусок мела. В аудитории находилось около 30 студентов магистратуры, которые сразу же повернулись в её сторону и не сводили с Кейтлин удивлённых взглядов.

«Причина, по которой архетипичные различия между римскими и греческими ценностями никогда не брались в расчёт…»

Эйден прервал свою речь и перестал писать на доске. Он обернулся и посмотрел на студентов, которые прекратили быстро стучать по клавиатурам ноутбуков, а лишь внимательно оглядывали Кейтлин с ног до головы. Она, наконец, поняла, где находится, и что на ней надето.

Кейтлин с ужасом стояла посреди аудитории, словно олень, ослеплённый светом фар. Понемногу придя в себя, она поняла, что наделала. Должно быть, она выглядит, как сумасшедшая.

По аудитории разнёсся смех.

«Кейтлин?» – спросил Эйден, удивлённо меряя её взглядом.

Он совсем не изменился: те же коротко стриженные седые волосы, борода и умные светло-голубые глаза. В его взгляде она видела доброту, удивление и, возможно, раздражение. И это было неудивительно – она только что сорвала его лекцию.

«Простите, – сказала Кейтлин, – я не хотела мешать».

Эйден не двигался с места, очевидно ожидая объяснений или того, что она выйдет из кабинета.

Кейтлин не могла заставить себя уйти. Она не могла идти, не могла ничего делать и не могла ни о чём думать до тех пор, пока не получит ответы.

«Могу ли я… тебе как-нибудь помочь?» – неуверенно спросил профессор.

Кейтлин опустила глаза. Она не знала, что ответить. Она совсем не хотела прерывать его лекцию, но в то же время, понимала, что просто так уйти она не может.

«Простите, – наконец произнесла она, посмотрев на Эйдена, – но мне нужно с вами поговорить».

Прищурившись, Эйден внимательно смотрел на неё в течение нескольких секунд. Он медленно опустил глаза и увидел в руках у неё книгу. На долю секунды Кейтлин показалось, что она увидела в его глазах удивление, как будто он узнал этот дневник. Раньше она никогда не видела такого взгляда: Эйдена вообще невозможно было удивить, потому что он знал всё и обо всём в мире.

Теперь Эйден выглядел сбитым с толку. Он повернулся к студентам.

«Простите, класс, – сказал он, – но думаю, на сегодня мы закончили».

Он резко обернулся к Кейтлин, нежно обнял её за плечи и вывел из аудитории под удивлённый шёпот студентов.

«Пройдём в мой кабинет», – сказал Эйден.

Кейтлин последовала за ним по коридору, не говоря ни слова, поднялась по лестнице на верхний этаж, прошла по очередному коридору и, наконец, вошла в его кабинет. Когда она оказалась внутри, Эйден закрыл за ней дверь.

Офис тоже ничуть не изменился. Когда-то он был для неё вторым домом. Здесь она провела много лет, изучая книги и споря с Эйденом, когда он давал ей советы по научным работам и диссертации. Это был небольшой, но уютный кабинет, доверху заполненный книгами, несмотря на то, что в нём были 4-метровые потолки. Книги горой лежали на столе, подоконниках и стульях. И это были не обычные книги, а различные редкие и особенные издания, тома с непонятными текстами по самым непонятным академическим предметам. Иными словами, этот кабинет представлял собой типичный кабинет учёного.

Эйден торопливо убрал кипу книг с одного из стульев напротив стола так, чтобы Кейтлин было, где присесть. Как только она села, то, не мешкая, передала ему дневник.

Эйден медленно взял его обеими руками и нежно открыл на первой странице. Глаза его округлились от удивления, когда он прочёл, что там было написано.

К удивлению же Кейтлин, Эйден не принялся тут же осматривать журнал, переворачивать и изучать его со всех сторон – ведь именно это он обычно делал, когда в руки ему попадала редкая книга.

Вместо этого он нежно закрыл дневник и передал его Кейтлин.

Она не знала, что и думать. Он даже не попытался его прочесть. Реакция Эйдена удивила её больше всего.

Эйден избегал её взгляда. С серьёзным лицом он поднялся с места, подошёл к окну и встал напротив него, скрестив руки и глядя на улицу. Он смотрел на студенческий городок и сотни людей, снующих во всех направлениях.

Кейтлин знала, что он размышляет. Она знала, что он что-то от неё скрывает, что-то, о чём он никогда не говорил. Это пугало её больше всего, ведь Кейтлин отчаянно надеялась, что Эйден развеет её бредовые теории, но он и не собирался этого делать.

Повисла звенящая тишина, выносить которую у Кейтлин просто не было сил. Она должна была знать правду.

«Это правда?» – спросила она, переходя к самой сути разговора.

После долгой паузы Эйден повернулся в ней лицом.

Он медленно кивнул.

Кейтлин совершенно не понимала, что происходит. Он подтверждал её догадки. Этот дневник. Он был настоящим. Всё было правдой.

«Разве это возможно? – спросила Кейтлин, срывающимся на крик голосом. – Здесь описываются фантастические вещи. Вампиры. Мифические мечи. Щиты. Противоядия. Дневнику тысячи лет, и он написан мною. Всё это не имеет никакого смысла».

Эйден вздохнул.

«Я боялся, что это день настанет, – сказал он. – Только вот настал он раньше, чем я ожидал».

Кейтлин посмотрела на него, ничего не понимая. Ей казалось, что всё это время от неё утаивали большой секрет, и разочарованию её не было предела.

«Какой день настанет? – требовательным тоном спросила она. – Что вы хотите мне сказать? И почему вы не рассказали всё раньше?»

Эйден покачал головой.

«Я не мог тебе рассказать. Ты должна была узнать сама, когда настанет время».

«Что узнать?»

Эйден колебался.

«Что ты не та, кем себя считаешь. Что ты особенная».

Ошеломлённая, Кейтлин подняла на него глаза.

«Я до сих пор не понимаю», – расстроенно произнесла она.

Эйден прошёлся по кабинету.

«Как ты знаешь, история – это отчасти факты, а отчасти вымысел. Наша работа заключается в том, чтобы отделить правду от выдумки. Как бы мы этого ни хотели, в истории не так много научного. В ней нет абсолютных истин. Историю пишут победители, биографы и те, перед кем поставлена цель изложить те или иные события тем или иным образом. История всегда будет субъективна и избирательна».

«Какое я имею к этому отношение?» – нетерпеливо перебила Кейтлин. Сейчас она была не в настроении, чтобы выслушивать одну из поучительных лекций Эйдена. Только не сейчас.

Профессор прокашлялся.

«В изучении истории существует четвёртое направление, которое отрицают учёные, но оно реально. Необъяснимое. Тайное. Некоторые называют это оккультизмом, но мне кажется, этот термин часто неверно трактуют».

«Я по-прежнему не понимаю, – взмолилась Кейтлин. – Я рассчитывала, что вы сможете всё объяснить, но звучит так, будто всё это правда, как будто то, что написано в дневнике, правда. Вы на это намекаете!?»

«Я знаю, что ты пришла сюда именно ради этого, но боюсь, я не могу подтвердить твою догадку».

Эйден вздохнул.

«Что, если часть истории была скрыта? Изменена? Что, если в определённый момент истории существовала раса, известная как «вампиры»? Что, если ты была такой? Что, если ты могла путешествовать во времени? Нашла противоядие и стёрла вампирскую расу с лица земли?»

Эйден замолчал, чтобы собраться с мыслями. «Что, если одному человеку удалось избежать действия противоядия?» – продолжил он.

Кейтлин посмотрела на профессора, не веря своим ушам. Он сошёл с ума?

«О чём вы говорите?» – спросила она.

«Противоядие. Конец вампирской расы. Что, если не все попали под действие антидота? Что, если один вампир оказался невосприимчив к нему? Просто потому, что к моменту, в который ты решила вернуться, она ещё не родилась?»

Не родилась? Кейтлин ломала голову, пытаясь понять, а потом всё стало ясно.

«Скарлет?» – ошеломлённо спросила она.

«Когда-то давно тебя предупреждали, что тебе предстоит сделать очень важный выбор между твоей семьёй и будущим человечества. Боюсь, время пришло».

«Прекратите говорить загадками!» – потребовала Кейтлин, поднявшись с места, сжав кулаки и покраснев. Она больше не могла это слушать. Кейтлин казалось, что она сходит с ума. Эйден был единственным человеком в мире, от которого она ждала разумных ответов, а его слова лишь запутывали её ещё больше.

«Что вы хотите сказать о Скарлет?»

Эйден расстроенно покачал головой.

«Я понимаю, что ты расстроена, – сказал он. – И мне жаль, что приходится тебе это говорить, но твоя дочь, Скарлет, – последняя из рода. Она – последний живущий вампир».

Кейтлин смотрела на Эйдена, как на безумного. Она даже не знала, что на это ответить.

«Она взрослеет, – продолжил он. – Скоро она начнёт меняться. И когда настанет этот час, она обрушит свою ярость на мир, и он вновь столкнётся с вампирами».

Эйден сделал два шага вперёд и положил руку Кейтлин на плечо. Он посмотрел ей в глаза как можно серьёзнее.

«Именно поэтому ты нашла этот дневник именно сейчас. Он является предупреждением. Ты должна её остановить ради благополучия человечества… пока ещё не поздно».

«Вы из ума выжили? – выпалила Кейтлин в смятении. – Вы понимаете, о чём говорите? Хотите сказать, моя дочь – вампир? Вы серьёзно? И что вы подразумеваете под «остановить её»? Что это вообще должно значить?»

Эйден угрюмо уставился в пол, за мгновение постарев на несколько лет.

И тут Кейтлин поняла, о чём он говорит. Он имеет в виду, что она должна убить Скарлет. Он просил её убить собственную дочь.

Мысль эта ранила её словно кинжал. Эта мысль пугала ей. От неё Кейтлин становилось физически плохо. Она не могла находиться рядом с профессором ни секундой больше.

«Кейтлин, подожди!» – крикнул Эйден.

Она не могла остаться. Не говоря ни слова, она развернулась и бросилась из кабинета.

Она бежала так быстро, как только могла. Обезумев, она мчалась по коридорам, дав себе слово, что больше никогда сюда не вернётся.