Журавлев развивающийся
1. Гребенев, А.Л. Пропедевтика внутренних болезней: Учебник./ А.Л. Гребенев. - М.: Медицина, 2001. С.44-46, 106-114. 2. Мухин, Н.А.. Пропедевтика внутренних болезней. / Н.А. Мухин, В.С. Моисеев. - М., 2002.- С. 143-151. 3. Милькаманович, В.К.. Методическое обследование, симптомы и симптомокомплексы в клинике внутренних болезней: руководство для студентов и врачей. / В.К. Милькаманович. – Минск: ООО «Полифакт-альфа», 1994. – С. 36-39, 141-149. 4. Шкляр, Б.С. Диагностика внутренних болезней. / Б.С. Шкляр. – Киев: Вища школа, 1972. – С. 116-139. 5. Довгялло, О.Г. Руководство к практическим занятиям по пропедевтике внутренних болезней: для мед. ин-тов. / О.Г. Довгялло, Л.С. Сипарова, И.М. Федоренко и др..– Минск: Выш. шк., 1986. – С. 93-103. 6. Схема учебной истории болезни в клинике пропедевтики внутренних болезней. (Гомель, ГоГМУ, 2009). 7. Лекционный материал.
Заведующий кафедрой Л.В. Романьков
Ассистент О.Е. Юранова
Журавлев развивающийся
По моим неполным сведениям – определенная «референтная группа» читателя у П.А. Журавлева имеется. Да этого и объективно не может не быть – книг П. Журавлев издал не мало, в том числе и сборников стихов. Общий тираж текстов П. Журавлева значительный, так что почитатели у него неизбежно возможны. Тем интереснее им будет новый сборник произведений. В предыдущих книжках он представляется как автор, склонный к четкой конкретике, а не к некоей «поэтической зыбкости», чужды предыдущие тексты и традиционно понимаемой лиричности. Он скорее работал в очень давних традициях 20-х годов, в пределах поэтики рабоче-крестьянской поэзии, которая бурно процветала в постреволюционные и ранние советские годы. Сам М. Горький призывал и покровительствовал тем, кто писал «о сохе и станке»; именно М. Горький учредил серии «История фабрик и заводов», - то есть предметом рифмованных строк стали станки, прокатные станы, блюминги и сляминги, а героями текстов – рабочие и крестьяне, люди труда. Нечто подобное происходит и в первых книгах П.Журавлева: там можно найти сугубо производственные стихотворения и даже «оды» производственным процессам родного ему предприятия. Традиционно-поэтических, лирико-философских тем почти не встречалось. Новая книга с многообещающим названием «Антология жизни», наоборот, начинается со своего рода философски-поэтического манифеста «нового Журавлева»: «Разбивай волны злостные мудростью, рассыпай вкруг без мер добродетель»… (Антология жизни), - бесспорный призыв, ничего не скажешь. К радости читателя, Журавлев в этой книге затрагивает достаточный спектр тем, именно в этом я вижу его развитие, как человека пишущего, расширяющего свое мировоззрение и пытающегося выразить процесс развития в поэтической форме. Хотя, чего греха таить, местами форма стиха пока серьезно хромает. Но думаю, благосклонный читатель простит автору формальные огрехи – и оценит попытки осмысления действительности, поэтического перевоплощения её, ибо сделано все искренне, сколь бы не было субъективно. Автор рассуждает о значимости и ценности образования («Библиотека»), не оставляет его равнодушным проблема потепления («Потеплеет ли на планете?»), задевают и вопросы эстетики («Глас вопиющего в пустыне»): где муз изящество, ребята?... Придя к подножию Парнаса, глас вопиющего мы слышим. То расседлав коня Пегаса, льет Аполлон слезу по душам… Журавлев начал обращаться и к традиционно-поэтическим темам, простой лирике: «Люблю я чары пика лета, Мотивы с сельскими корнями. И пышность городов воспета, да грезим все мы деревнями» («Чары лета»). В сборнике есть немало стихотворений совершенно новых для Журавлева прежнего – о природе и её благотворной силе, попытки воплощения в стихотворную речь простых эмоций и ценностей («Руки», «Цветник», «Вечерний звон» и другие). Традиционно для П. Журавлева «социальный» блок – «Вор и дядя», «Музей», «Ветеран-меломан», «На бранном поле» и многие другие. По сравнении с предыдущими, читатель найдет в новом сборнике необычные для тем П.Журавлева тексты: вполне живая рефлексия в стихотворении «Размышления в степи», размышления о природе художественной работы («Художник»), поэтическом творчестве («Поэт»); есть и опыты приближения к пейзажной лирике («Осень»), («Зима»), («Осенний выверт») и другие. К сожалению, пока не решается П. Журавлев отойти от несвойственной поэтическому творчеству публицистики; думаю, напрасно он увлекается такими темами, которые разрабатывает в стихотворении («Водка зло»), («Где же лучше»), («Застой») и подобных, хотя ревность автора к прошлому и дефектам настоящего вполне объяснима. Скажем, в тексте «Застой» встречаем такие инвективы: «При застое не шли мы на паперть, не стояли с голодной рукой. Была сытно наполнена скатерть, растекалось веселье рекой!» Наверное, многие найдут такие сентенции спорными, особенно касаемо «сытности». Зато с безусловно теплой симпатией будут прочитаны такие стихотворения, как «Гармонист», «Покровке», «А в парке музыка играла…». В них есть отблески живой жизни, верной любви к ней, ностальгии в лучшем смысле этого слова. Главное, как мне кажется, Петр Алексеевич Журавлев развивается как пишущий рифмованные тексты: он начинает видеть иные краски мира, новые его содержания и противоречия. Хотя магистральные его идеи и мысли по-прежнему остаются принципиально оптимистическими. Но именно так он воспринимает и оценивает мир и «предварительные поэтические итоги» своей жизни и поэтической судьбы. В этом проявляется цельность его натуры – как поэта и человека.
С. Матюшин. Союз писателей России. Январь 2010 года. Г. Салават.
|