XXIII. КРАСНЫЙ ПРИЛИВЕдрючий красный прилив, старина, растревожен весь Мансанильо. Тропик Рака, жара сто десять градусов, ни ветерка, тучи москитов, а красный прилив убивает рыбу. Тысячи, десятки тысяч едрючих дохлых рыб плавают кверху брюхом в красном приливе. Зловоние невероятное, в воздухе какая-то океанская отрыжка, от которой щиплет глаза. Некоторым кажется, что она забралась им в легкие, как инфлюэнца. Нет большего несчастья, чем красный прилив, ведь мы здесь, в Мансанильо, живем рыбной ловлей. Разве что полоумные американцы. Вот уж воистину бедствие - всюду разъезжают в преступном сатанинском автобусе. Въезжают на рыночную площадь, что рядом с большим харакандовым деревом, в сатанинском автобусе, расписанном безумно флюоресцирующими холерными цветами - ярче красного цветения большого харакандового дерева Мансанильо КРАСНЫЙ ПРИЛИВ! а старухи и дети говорят "Diablo" и крестятся, что полоумные американцы находят весьма забавным. Мы же, однако, так не считаем. Самый здоровенный, с издевательской ухмылкой во весь рот и американскими глазами-лампочками, в разноцветных штанах, появляется на рыночной площади с блондинкой, которую он зовет Гретч, и вереницей блондинистых детишек за спиной, вертит своей ухмыляющейся башкой, пока не убеждается, что на него смотрит весь мир, и тогда он вскидывает руки, закатывает глаза и орет: - СЪЕСТНОЙ РЯД! СЪЕСТНОЙ РЯД! ОТВЕДИТЕ МЕНЯ В СЪЕСТНОЙ РЯД! - Вы имеете в виду рынок, сеньор? Тогда он ухмыляется, смотрит на бедного метиса так пристально, словно тот только что произнес самые умные слова в истории всей Мексики, и говорит: - Да! Да! Именно! Именно! Именно! И весь мир в изумлении расступается, а эта странная процессия движется дальше по рыночной площади. Об этих полоумных здесь ходит множество слухов. Многие принимают этих людей за немцев, устроивших заговор и сбежавших после того, как он провалился. Некоторые принимают их за американских гангстеров в бегах. Но по-моему, они пришли к нам из красного прилива. AGUAJE! В самом деле! В океане, где вода была некогда густого-прегустого сине-зеленого цвета, в худшем случае, у самого берега - желто-зеленого, появились громадные полосы красноватой воды, как будто прямо через океан проходит русло некоего течения, растянувшегося на много миль, горячего и мутного, густого, как слизь. Попав в это течение, рыбы гибнут почти мгновенно. Я видел, как на него наткнулась кефаль. Заплыла она из сине-зеленой воды в красный прилив и вдруг переворачивается, точно парализованная, бьется изо всех сил, пытается перевернуться обратно, мечется как сумасшедшая, как будто у нее кружится голова, устремляется на поверхность, где вертится, сверкая на солнце, потом слабеет, вновь переворачивается набок, парализованная, потом тонет, и наконец, уже без сомнения дохлая, постепенно опять всплывает на поверхность, чтобы слиться с огромной вонючей массой дохлых рыб, дохлых крабов, дохлых морских окуней, кефали, сельди, макрели, креветок, даже усоногих раков, моллюсков, рыб-парусников, марлиней, морских свиней, черепах, гигантских слипшихся комков вязкой зловонной ткани, жуткими смертельными косяками плавающих на поверхности красного прилива. Пораженная насмерть... ...чем? Планктоном. Всему миру известно, что причиной красного прилива является планктон - как будто его можно назвать причиной. Ведь планктон там всегда, миллионы невидимых микроорганизмов, тысячи на стакан морской воды. Они-то и отражают сине-зеленый свет и придают окраску нашему океану, хотя в других местах они отражают красный свет и делают красным Красное море, не причиняя вреда его обитателям, а Багряное море багряным, а Кровавому озеру придают цвет красной розы с серным молоком. Но здесь, в Тихом океане, у берегов мирного залива Мансанильо, этот крошечный невидимый... гм... динофлагеллит, гимнодиниум бревис, всего одна клеточка и два жгутика, которые постоянно шевелятся, начинает размножаться. И внезапно, если взглянуть на него в микроскоп, как это сделал однажды Чарльз Дарвин, создается впечатление, что он взрывается и делится на два динофлагеллита, а те на четыре и так далее, пока их и вправду не становится десять миллионов в стакане воды, а вода не делается красной от их красного пигмента, который отражает свет, и в конце концов от миллионов этих едрючих взрывов в воде выделяется яд, не менее сильный, чем аконит,- но п о ч е м у? - почему она началась именно с е й ч а с, эта пагубная вспышка размножения планктона, его бурный переход в состояние бессмертного Единого Организма, длиной пятнадцать миль, а шириной три, бессмертного, без шуток. Пока распространяется по поверхности океана красный прилив, жив еще самый первый крошечный гимнодиниум бревис, как жив и 128-миллиардный. Ведь они размножаются простым делением клетки. Погибают огромные марлини, погибают морские свиньи и все обитатели моря, погибают и рыбаки, но бессмертен гимнодиниум бревис, родной брат всех когда-либо живших гимнодиниумов бревисов, ни прошлого, ни будущего, только Данный Момент, они бессмертны, эти крошечные едрючие твари. Никакой п р и ч и н ы, сеньор, никакого н а ч а л ь н о г о м о м е н т а времени, а только момент, в который ваша игра пересеклась в старом Мансанильо с 256-октильонным гимнодиниумом и всеми его предками и потомками и который вселил в вас тревогу. Мы знаем только, что вчера была рыба и сегодня рыба погибла, а планктон и полоумные американцы живы, но завтра мы должны найти причину болезни и средство ее лечения - или в о з м о ж н о и такое, что вчера и сегодня - это всего лишь продолжение Данного Момента, длиной пятнадцать миль, а шириной три, и бессмертного... Потом, Сейчас, Исав, Иегудифа, Васемафа, Рагуил, взвешенные в слизи; ну и бредятина. Горянка лежит в комнате на кровати; уставившись в потолок; штукатурочку-то налепили с грехом пополам; все они взвешены в слизи. Она; Кизи; Фэй; их дети; Джордж Уокер; новая девчонка, Черная Мария; у них дом на берегу; новый; патентованное крысиное сооружение; шлакоблоки и штукатурка; штукатурку она может расцарапать руками. В пятидесяти ярдах, по ту сторону прибрежной дороги, Крысиная Лачуга; это вегетарианская фабрика-кухня; а г а; там живут Бэббс, Чаровница Гретхен и дети Бэббса; чудной домишко без всякой вегетарианской пищи, искрящийся внутри кафелем. Все они накрепко, как мухи, увязли в этой стодесятиградусной слизи Мансанильо с его красным приливом, от которого смердит вдобавок весь городок; Хейджен с ногой в гипсе; Джулиус Карпин, Самый Отъявленный Торчок на Западе, из Беркли, из внешнего круга Проказников, - т о ж е с ногой в гипсе. Есть, однако, причины, по которым они выбрали именно Мансанильо; место изолированное, летом мало американцев, в стороне от туристских маршрутов; надежно защищенный пустынный остров. На мели, в растревоженном городке; ни одной дороги на север, ни одной дороги на юг; если охота вернуться во внешний мир, это можно сделать лишь с помощью десятичасовых адских мук в автобусе до Гвадалахары. Днем невозможно ни выйти на улицу, ни чем-то заняться из-за жары; ночью невозможно выйти на улицу из-за москитов; джунгли за Крысиной Лачугой полны мерзких кокосовых пальм и прочего, обычного для джунглей дерьма; испытывают зуд от ползучей живности, точно кишащий клещами пах; экзотические паразиты всех мастей; клеще-мушиный москитовый рай, где не забыты и скорпионы, выползающие из навозной пыли и похожие на омаров так же, как лобковая вошь похожа на краба. Увязнуть по уши в этом дерьме; только ждать; чего? в основном, средств к существованию; каждодневные молитвы у алтаря Телеграфе, в уповании на деньги из Метрополии; адвокаты Кизи обязаны раздобыть денег; и каждый день кто-нибудь вроде той девчонки, что подцепил Кизи, отправляется на Телеграфе и, назвав вымышленное имя, дожидается там телеграфе из Сан-Франциско, от какого-то адвоката; или от адвоката из Мехико, которому американские адвокаты Кизи поручили уладить дела с мексиканской полицией; его фамилия Эстрелла; кажется, это значит "Звездный Адвокат"? да кого ебёт; здесь, на Острове Дьявола, мы беженцы; совсем никакого чувства времени; из Штатов только и доходит, что неправдоподобно дурные вести; Рон Бойс, у которого был ревматизм сердца, умер в тридцать два года от сердечного приступа; Норман Хартвег по дороге в Нью-Йорк вместе с Мардж Баржей и Ивэном Энгбером попал в автомобильную катастрофу и сейчас лежит в больнице в Анн-Арборе, почти полностью парализованный; неправдоподобные вещи творит Карма времени-смерти; а здесь н е т в р е м е н и; только застывший намертво д а н н ы й м о м е н т, который тянется на вечность назад и на вечность вперед. Вот Горянка и лежит на кровати и смотрит вверх сквозь горячие волны, поднимающиеся в стодесятиградусной слизи Мансанильо; и ни под чем она не тащится, разве что немного не в себе, но не тащится; да нет, не то чтобы не в себе; просто все это напоминает историю с кислотным искривлением времени; как будто всех их навсегда запихнули в первобытные времена; да; навсегда; Кизи уже не сможет вернуться назад; перед ним навсегда захлопнули дверь; а это значит, что и она уже не сможет вернуться; а как? снова оказаться в бамбуковой клетке, снова выслушивать кудахтанье и нотации и утонуть наконец в потоке проливаемых над нею слез? никто из них не сможет вернуться; ведь некуда возвращаться; все теперь здесь; Мексика, как и предвидел в тот день в ЛаХонде Кизи, тогда она и начала учить испанский; которого, однако, никто из них толком не знает - кроме Черной Марии; постоянно в своем коконе, никаких контактов с почтенными растревоженными аборигенос; только Проказники - это первобытные люди; вынужденные рассчитывать лишь на собственные ресурсы; вновь живущие жизнью первобытного человека в одной лишь тающей с каждым днем надежде на то, что сотворит чудо щедрый святой Телеграфе, и тогда, быть может, рассеются чары... трехтысячелетней давности. Три тысячи лет тому назад Горянка идет к воде, к заводи, каждый день надо стирать белье - пеленки и прочее дерьмо; каждый день она идет сквозь горячие волны, под соленым солнцем, по колючей траве и навозному песку, идет стирать белье в водах... Нила, и вышла дочь фараонова на Нил мыться, прислужницы ее ходили по берегу Нила; она увидала корзинку среди камыша и послала рабыню свою взять ее... будто бы идет она к реке и видит, как сама она, прислужница, в то же самое время идет к реке на... Ближнем Востоке; всегда каким-то образом возникает Ближний Восток из старой иллюстрированной Библии; сто десять градусов, тростник и вечная бредятина с бельем; здесь нечего читать, кроме "Экспресса "Сверхновая"" Уильяма Барроуза, Ницше и Достоевского, которые есть у Кизи; и еще Библии; на изучение "Экспресса "Сверхновая"" у каждого уходит дватри часа; но над Библией можно з а с и ж и в а т ь с я долго... и мало-помалу, едва ли сказав об этом друг другу хоть слово, даже не принимая наркотиков, они попадают в другое временное измерение; библейский род, женщина из библейского рода стирает в водоеме белье; живут как дети Исаака и Ревекки в Книге Первой; даже отождествляются с библейскими персонажами; каждый выбирает себе героя из Библии и становится им; н а с а м о м д е л е; все это - три тысячи лет тому назад и тянется вспять уже бесконечно, до... самой Книги Бытия; до Исава; Кизи - Исав; несносный Исав; а Исав был человеком, искусным в звероловстве, человеком полей; а Иаков - человеком кротким, живущим в шатрах: 13. Одинаково ли они росли? Опишите их. - Исав был искусным охотником, а Иаков - человеком мирным, любившим дом; 14. Кто был рожден первым? - Исав; 15. Ценил ли он свое первородство? Докажите. - Он продал его Иакову, когда ослабел от голода, за миску консервированных бобов или какой-то похлебки. И тысячи людей будут впоследствии рисковать или закладывать душу ради сиюминутного удовольствия; 16. Кому он его продал и за что? - См. номер 15; 23. Кого Исав взял себе в жены? Иегудифу и Васемафу, хеттеянок. Быт. 26:34; 24. Одобрили ли его выбор родители? - Нет; они были огорчены; и Васемафа родила Рагуила... три тысячи лет тому назад; ведь в этом месте не существует времени; один лишь вечный данный момент, который тянется до бесконечности через весь мир, а значит - и через всю историю; ибо мир ищет свой уровень; а это уровень моря; и все обитатели моря погибнут; но гимнодиниум бревис, который не знает никакого времени, кроме данного момента, будет жять вечно; вы слышали, что говорили древние: Земля круглая; но я говорю вам... Кизи подолгу лежал в гамаке во дворе каса гранда. Черная Мария в облегающих черных брючках, отвернувшись и вглядываясь в морскую даль, предавалась грустным размышлениям, что раздражало всех и каждого. Время от времени они посмеивались над ней, что, разумеется, лишь усиливало ее настороженность. Гипсовые повязки Джулиуса и Майка Хейджена были расписаны ослепительно яркими автобусными узорами. Кизи лежал в гамаке и читал Ницше:::: который сегодня наверняка принял бы старую усатую Валькирию за отъявленного торчка, с головой ушедшего в пирог... А внутри больших кругов - круги маленькие. Хейджен регулярно получал телесные повреждения. В Барселоне он попал в мотоциклетную катастрофу, после чего продолжил путь, и кончилось все незаживающей травмой плеча. Абсолютно та же история произошла в Канаде. И вот в Мексике, со сломанной ногой в расписанном светящимися красками гипсе, он ощутил под гипсом нечто... ужасное... углядел клеща, разрезал гипс и обнаружил еще двух, а также сочащийся под гипсовой повязкой гной. Все это он плотно прикрыл, обмотав гипс липким пластырем. - Зачем ты обмотал пластырем свой чудесный гипс. Майк? - Клещей искал. Через пару дней он уже был в состоянии дойти только до Крысиной Лачуги. Делать нечего, оставалось лишь передать его с рук на руки крысиному министерству в Госпиталь Сивиль. - Дай мне немного винта. Джулиус, чтобы я смог иметь дело с этими ублюдками. Кизи пытается утешить его, сообщив, что он сможет заснять на пленку предстоящую свадьбу Горянки и Джорджа Уокера. - Ну! - восклицает Хейджен. - Может, удастся уговорить этого типа, mayor jefe, устроить церемонию прямо здесь. Хейджен принимается ходить, припадая на загипсованную ногу, и щелкать пальцами. Д е к с е д р и н н а ч и н а е т в о з б у ж д а т ь е г о и щ е к о т а т ь п о д г и п с о в о й п о в я з к о й. - Отъебитесь, - говорит Горянка. - Будет целая куча цветов! - Отъебитесь! Горянка похожа на блистательную амазонку - причем в крайне подавленном состоянии, с ярко-желтыми кислотно-тестовыми волосами до талии, но и с напоминающим шапочку черным кружком на макушке, где у корней волосы начинают приобретать естественный цвет. С л у ш а й, М а й к, о н а б у д е т с к о л ь к о в о з м о ж н о о т к л а д ы в а т ь в е с ь э т о т н е н а в и с т н ы й е й з е м н о й с о б а ч и й б р е д. Н ам у ж е т р и н е д е л и к а к и з в е с т н о, ч то е й о ч е н ь х о ч е т с я о ф о р м и т ь з а к о н н ы й б р а к, ч т о б ы р е б е н о к о б л а д а л в М е к с и к е в с е м и з а к о н н ы м и п р а в а м и, а е й у ж е д е в я т ь м е с я ц е в к а к и з в е с т н о, к о г д а н а с т у п и т п р е д е л ь н ы й с р о к д л я з а м у ж е с т в а. Джордж, Фэй и Чума возвращаются с рынка, нагруженные провизией, на Джордже синие велюровые брюки Чумы, рубашка в широкую оранжево-белую вертикальную полоску, сшитая Чаровницей Гретхен, и доходящие до колен сапоги, которые он разрисовал косыми оранжевыми и белыми полосками, а в волосах его оранжевые остатки ярко-красного кислотно-тестового красителя. В здании муниципалитета все готово для бракосочетания мисс Кэролин Адаме и мистера Джорджа Уокера, а в Госпиталь Сивиль - для рождения ребенка. -...и еще мы купим белую детскую кроватку... - Отъебитесь! -...а на закате снимем все это на пляже, с микрофонами. Бэббс протянет провод и подключит громкоговоритель - и м у з ы к у! - Гретхен сыграет нам на органе "Свадебный марш"! - Отъебитесь,- говорит Горянка. Итак, Горянка и Джордж без лишнего шума оформили в городе брак. И Горянка родила в Госпиталь Сивиль ребенка, здоровую светловолосую девочку, которую назвала Саншайн. На уровне моря... Кизи в ла каса гранде - в д о м е п о с то я н н о в о з н и к а е т б а н а л ь н ы й т р е у г о л ь н и к, к о т о р ы й п р и н а л и ч и и ч е т ы р е х о т д е л ь н ы х к о м н а т р а с ц в е ч и в а е т с я б е с к о н е ч н ы м и в а р и а ц и я м и н а т е м у "Ф э й - я - Д ж о р д ж - Г о р я н к а". Горянка по-прежнему мрачнее тучи: - Посмотри на эту стену. Это же ужасно. Нет, серьезно, посмотри. Я могу за пять минут процарапать ее руками насквозь. - Может, скрутишь косяк? - Лучше выкурим его в моей комнате, а то мне надоело вскакивать каждый раз, как Фэй хлопает дверью. - Хм-м-м-м. - Не обращай внимания. Я пошутила. К тому же это бодрит и не дает раслабляться. Среди всеобщей красно-приливной апатии настроение немного повышается. Проказники начинают заниматься кое-какими свойственными Проказникам вещами. Хейджен возвращается из Госпиталь Сивиль прихрамывая, но не растеряв прежнего очарования сына Вечерней Звезды. Нет ни стереоустройств, ни проекторов, ни видеозаписей, с которыми можно было бы повозиться в окрестностях Острова Дьявола, но он отыскивает самое массивное из имеющихся в округе устройств и изводит какого-то бедного туземца, пока тот не соглашается его отдать, - это черепаха. Гигантская морская черепаха, весом фунтов пятьдесят. По поводу появления чудовища сплошное ликование, но никто понятия не имеет, что с ним делать, даже Фэй, жена первопоселенца и превосходный повар, диетолог, техник и механик. Да и котла таких размеров им не достать. Тогда они светящейся краской изображают на панцире огромный череп и скрещенные кости и выпускают черепаху в море, страшно гордые тем, что гарантировали ей еще двести лет жизни. Ни один человек в Мексике, стране бога смерти Секотопетля, не станет искать эту черепаху, чтобы набить себе брюхо... Бэббс выходит прогуляться после многодневного мрачного заточения в своей вегетарианской крепости и сладострастно восклицает: "Привет, Джэ-э-э-эд!" - обращаясь к трехлетнему сынишке Кизи. Только Бэббс способен в лучших своих вельзебэббских традициях поприветствовать трехлетнего ребенка с таким двусмысленным сладострастным цинизмом. Приехал Пейдж Браунинг, готовый вновь отправиться в путь и очарованный Гуарачами и Крысиной вещью. В Мексике на каждой ноге гуарачи! Сам Зи-лот не смог бы выдумать такого дьявольского орудия пытки. - Здесь всех привязывают к гуарачам! В них невозможно бегать, в них невозможно ходить, они всегда жмут, и от них болят ноги. Единственное, что в них можно делать,- это смирно сидеть. Так всю страну и делают добропорядочной. Всех привязывают к этой бредовой обуви! - и так далее. Внезапно объявляется Сэнди Леманн-Хаупт, побывавший далеко за порогом, на мотоцикле. На этом мотоцикле он проделал весь путь из Нью-Йорка - полпути через США и остаток пути через Крысиные земли, до самой юго-западной точки Мексики,- нелегкая задача даже для Нила Кэссади. Кизи смотрит на него и не верит своим глазам. Таким сильным, здоровым, спокойным и уверенным в себе он Сэнди еще не видел. Это вселяет в него смутное дурное предчувствие... Возникает даже Боб Стоун - Боб Стоун из давних перри-лейнских времен. Он приезжает на машине, арендованой в компании "Херц". Прилетев в Мехико, он взял напрокат машину. Он получил в "Эсквайре" задание написать статью о Кизи в эмиграции. Ага, значит, старый мир еще ждет. Стоун, с его всегдашней сверхвпечатлительностью, за каждой кокосовой пальмой видит агентов ФБР и Федералес - в крайнем случае скорпионов,но в то же самое мгновение, как и прежде, очертя голову пускается в каждую катастрофическую авантюру, которая взбредет в голову первому попавшемуся Проказнику, и при этом с криком "Стойте, мол, ребята, это очень опасно", ласточкой летит вниз с ближайшего обрыва. Наглотавшись декседрина, Стоун с Бэббсом садятся в машину Стоуна и, хорошенько растащившись под таблетками. направляются по дороге на Тепик в глубь Крысиной страны. Возвращаются, хихикая, и принимаются наперебой рассказывать о таинственном случае с Дорожным Зверем. Несколько дней они катили по навозной пыли, не смыкая глаз и летая под декседрином, катили сквозь поросшую кустарником и населенную осликами местность, и, когда темнело, все кругом и в самом деле становилось таинственным. Стоун видит маленькие мексиканские мостики, и те превращаются в чудовищных ящериц-ядозубов, их видит и Бэббс. Дорога становится самой настоящей проволокой, натянутой среди безлюдной страны чудовищ, а потом чудовища как-то вдруг начинают командовать дорогой! - прямо впереди - самое крупное дорожное чудовище, на какое когда-либо смотрели глаза человека, такое огромное, что оно оседлало дорогу, точно тарантул с десятифутовыми лапами по краям дороги, а его мерзкое гигантское тело с челюстями под брюхом дожидается п и щ и, и машина медленно движется в его сторону, не решаясь остановиться, не решаясь ехать дальше... - Нет! Не подъезжай близко! -- кричит Стоун. - Ну уж нет,- говорит Бэббс,- мы обязаны. Мы обязаны его проскочить. - П р о с к о ч и т ь! - Мы о б я з а н ы, - повторяет Бэббс.- Иначе мы никогда н е д в и н е м с я д а л ь ш е. Внезапно кажется, что от того, д в и н у т с я ли они д а л ь ш е, зависит весь ход мировой истории. - Я знаю! Но оно слишком... - Обязаны проскочить! - говорит Бэббс. Они мужественно движутся навстречу катастрофе, Армагеддону, концу всего... ...и проскакивают с к в о з ь чудовище!.. ...это какая-то едрючая дорожно-строительная громадина, она тащится по шоссе в темпе мексиканских гуарачей, а метисы в недоумении глядят сверху на машину, только что проскочившую под ними на скорости шестьдесят или семьдесят миль в час... Стоун и Кизи, растащившись как следует под винтом, едут в сторону Соноры. Стоуну, хотя он и ведет машину, кажется, что он сидит в такси за темным стеклом. Ну чем не такси! По дороге они сажают в машину парнишку, американца, голосующего-голосующего, добираясь обратно в Калифорнию. Они могут подвезти его только до Соноры. Мы едем в Калифорнию, говорит Стоун, и они дают полный газ. - Калифо-орни! - произносит Кизи на глупейший провинциальный манер. - Ага,- говорит Стоун.- Я везу туда этого малого,- имея в виду Кизи,- везу его в Калифорнию показать, как восходит солнце. Он никогда не видал, как восходит солнце. - А-а-а, - говорит Кизи, - что ты мне голову морочишь! Не восходит нигде никакое солнце. - Стану я тебя дурачить! - говорит Стоун.- Солнце восходит, и ты это скоро увидишь. - До чего же странно ехать вместе с Кизи в такси сквозь мексиканское ничто за темным стеклом. - А-а-а-а-а, - произносит Кизи. Парнишка тем временем сидит ни жив ни мертв. - Да не вру я! - говорит Стоун. - Посмотри вон туда. Вот оно, солнце! - Угу, угу, Б о ж е м о й, ты прав, вот оно, с о л н ц е! Ого... да оно заполня-а-а-а-ает все небо! Оно освеща-аа-а-ает долину! Оно озаря-а-а-а-ает океан! Через несколько миль парнишка заговаривает самым небрежным тоном, на какой только способен: - Слушайте, ребята, я, пожалуй, выйду не в Соноре, а в Тепике. Я как раз вспомнил, мне надо там кое-кого повидать. И он выходит. Н и к о г д а н е д о в е р я й П р о к а з н и к у! А Кэссади - мчится по крысиной прибрежной полосе в очередном Кэссади-автомобиле, газует газует газует с неизменной Кэссади-скоростью, с новым типичным Кэссади-Экскалибуром. При нем четырехфунтовая кувалда с обернутой цветной светящейся лентой ручкой, он без конца размахивает ею, как булавой, подбрасывает в воздух и ловит, подбрасывает с двойным вращением, тройным, четверным, с правильным вращением и эксцентричным, судорожно подергивая в рваном ритме локтями, коленями и ступнями. И Проказа, и Раскол, судя по всему, давно забыты. Если и есть хоть одна живая душа, способная покончить с этим едрючим красным приливом и очистить воздух от слизи, которая быстро растекается во всех направлениях, так это Кэссади. И вот они выкуривают травы, поднимаются на крышу ла каса гранде и садятся, а Кэссади принимается жонглировать кувалдой, шарнирно подергиваясь в сумерках в своем скоростном винтовом полете, всего в какой-нибудь одной тридцатой секунды от Данного Момента. Кэссади исполняет бешеный американский танец с кувалдой на берегу заводи, им видно отражение Кэссади в воде и отражение их самих, смотрящих вниз на Кэссади, но смотрящих в в е р х в воде, в точном асимметричном воспроизведении, мерцающих в сумерках светящимися красками, призывающих призраков прошлого, им видна лунная дверь в мир, погруженный в чудесный процесс самосозерцания, Domnu, одновременно с а т т в а и р а д ж а, fons et origo, мгновенный Фильм - Данный Момент. В о д я н о й! И Иллюзорное Мгновение вновь раскрывает пасть и начинает шевелить крыльями - так хлопает кожаными лопастями ярмарочный аттракцион "колесо фортуны" крылатая Крыса, но ей известен единственный просвет в небесах. Кизи - в ла каса гранде, дует сильный ветер, небо затянуто облаками. Мгновение расправляет крылья, а крысиная штукатурка заклеена страницами Чудо-комиксов, целыми эпизодами с участием Доктора Стрейнджа, Подводника, Удивительного Исполина, Фантастической Четверки, Человека-Факела - словом, Супергероев. Все торчки верят, что их рисуют метедриновые прикольщики в минуту фосфоресцирующей святости рук. Супергерои! Ubermenschen! До чего же странно, что именно Ницше, этот чудной маленький мизантроп в духе Питера Лорре, с бакенбардами и в мрачно-черном тюбингенском профессорском сюртуке, докопался до самой сути... ...и до Кизи доносятся слова Боба Стоуна: - Ницше говорит сейчас у себя на небесах: "Кен, то, что вы делаете, мне по душе - только не читайте моих книг..." ...и все-таки старушка Валькирия глубоко погрузилась в вещь. Мир - не цепь причин и следствий, навеки устремленная вперед, мир конечен и периодически повторяем, отчего все, что когда-либо было и когда-либо будет, втиснуто в д а н н ы й м о м е н т, в нескончаемую Повторяемость, и ждет лишь, когда на поверхности появятся Супергерои; после чего - полная всеобщая переоценка. А если объединить вдохновенную идею Ницше и его собственную, о том, что "л у ч ш е е - в н а с т о я щ е м", о том, что человек вечно смотрит собственный фильм и никогда не сможет попасть в рай, расположенный по ту сторону экрана: жизнь идет по кругу, как верно заметил Ницше, и поэтому важно не столько попасть туда, сколько двигаться. Ж и в и в н а с т о я щ и й м о м е н т. Т а к г о в о р и л и м н о г и е с е р ь е з н ы е т о р ч к и. Я с т а р а л с я. Я о т д а л э т о м у н е м а л о в р е м е н и и с и л. И о к а з а л о с ь, ч т о в с е э т и с е р ь е з н ы е т о р ч к и о д у р а ч е н ы - в с я ш т у к а в т о м, ч т о н а с ч е т ж и з н и в н а с т о я щ и й м о м е н т я б ы л п р а в, н о м ы н и к о г д а н е с м о ж е м п о п а с т ь в н а с т о я щ и й м о м е н т! И все же Проказники и многие их ближайшие друзья верят: он знает, что сумел увидеть хлопающего крыльями зверя, знает, что находится уже не по эту сторону экрана и что докопался уже до вечной истины, до самой сути, и сейчас он на пороге того, что принято считать озарением... если вспомнить: Ночью, растащившись под травой, он вышел на берег и сел, а на другом берегу залива, в городе, светилась реклама - "кока-кола"? - и каждый лучик света исходил по прямой, первобытной линии, каменный век, линия травы, ПРЕРВАННАЯ ночью, на том же месте, растащившись под кислотой, а лучи исходят не прямо, но идеальными полуокружностями, кислотная линия, линия настоящего, идеальный круг, точно паукам впрыснули кислоту, и они сплели идеально круглую паутину - тонкая работа, ПРЕРВАННАЯ ночью, на том же месте, растащившись под опиумом, единственный раз, когда он принял наркотик, вызывающий привыкание, а лучи начинали исходит кругами, но заканчивались маленьким крючком, подобным крючку в воде на японской гравюре, подобным даже крючку на полосах странного газетного комикса "Дух", и это была линия будущего, которая завершает круг и не должна каждый раз проходить весь путь, - она попадает туда благодаря знанию о начале полета, ПРЕРВАННОГО ночью, в грозу, средь полыхающих мексиканских зарниц, растащившись под кислотой, сверкает молния - в о т о н а! - в о т о н а! - электричество течет сквозь него и вытекает наружу, вторая кожа, костюм из электричества, и если всегда было время, то сейчас настал Д а н н ы й М о м е н т! - и он вскидывает руку к небу, чтобы молния сверкнула там, куда он указывает,- в Д а н н ы й М о м е н т! - мы должны избавиться от запаздывания, уничтожить разрыв между вспышкой и глазом и войти туда, войти в Д а н н ы й М о м е н т... как Супергерои... открыть... в конце концов он падает на прибрежный песок, и, когда Горянка находит его, он лежит, задыхаясь и схватившись за горло, как будто разыгрывает на песке комический трюк... З а п р е д е л ы к и с л о т ы. Они уже совершили полет, замкнули круг, и теперь они либо выйдут из него Супергероями, захлопнув за собой дверь и воспарив ввысь сквозь просвет в молодеющем небе, либо простонапросто будут бездельничать в мертвой петле запаздывания. Это почти не вызывает сомнений! Presque vu! это понимали многие серьезные торчки - Павел говорил первым христианам: вкушайте вино во имя Духа Святого - рано или поздно н а в е к и заструится в ваших жилах Кровь... Заратуштра говорил своим ученикам: нельзя постоянно употреблять напиток хаома, чтобы в и д е т ь пламя Boxy Маны,- надо самому с т а т ь пламенем, старина... А Доктор Стрейндж и Подводник, Удивительный Исполин, Фантастическая Четверка и ЧеловекФакел проказничают на крысиных стенах ла каса гранде, точно множество кувалдно-стробоскопических Кэссади, fons et origo::::: и вот теперь надо либо прочно удерживать эту вещь внутри себя, либо каждый раз просто-напросто, вымазавшись в грязи, карабкаться из боевой рубки наверх, чтобы хоть одним глазком увидать горизонт:::::
|
