ПИСЬМА К СЕРЕНЕ

ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ

АДРЕСОВАННОЕ НЕКОЕМУ ГОСПОДИНУ В ГОЛЛАНДИИ

И ПОКАЗЫВАЮЩЕЕ, ЧТО ФИЛОСОФСКАЯ СИСТЕМА СПИНОЗЫ ЛИШЕНА ОСНОВОПОЛАГАЮЩЕГО ПРИНЦИПА

4. [...] Я даже высказываю уверенность, что вся

система Спинозы не только ошибочна, но и в корне

неверна и лишена всякого основания. Я не отрицаю

тем самым, что в его кни­ге встречаются отдельные верные мысли, подобно то­му как в других, лучших книгах встречаются вкрав­шиеся в них по небрежно­сти ошибки, но я настаи­ваю, что ни одна из этих верных мыслей не выте­кает из его системы, кото­рая, будучи произвольной и лишенной твердых ос­нов, не способна разре­шить ни прежних, ни бу­дущих затруднений и не может дать лучшего обо­снования общепринятым взглядам. [...]

7. [...] Мне нет надобности доказывать рьяному его поклоннику, что он признает во всей Вселенной только одну субстанцию, иначе говоря, считает, что материей всех вещей во Вселенной является единое связное бы­тие, повсюду однородное, хотя и многообразно изме­няющееся, наделенное неизменными, существенными и неотделимыми от нее атрибутами. Главнейшими из этих атрибутов он считает протяжение и мышление, которые, по его мнению, вечны, как и субстанция, к ко­торой они принадлежат. Вместе с тем он допускает бесчисленное множество и других атрибутов, назвать которые он не потрудился. Он нигде даже не намекнул, что одним из них является движение, а если бы он и сделал это, мы не поверили бы ему на слово, как не поверили бы и в том случае, если бы он стал это дока­зывать столь же убедительно, как свое положение о том, что каждая часть и частица материи всегда мыс­лит, — положение, противное разуму и опыту, которые в равной степени доказывают протяжение материи. Ка­ково бы ни было мыслящее начало в животных, во вся­ком случае мышление не может осуществляться иначе как посредством мозга. Мы, люди, не сознаем в себе никаких мыслей, когда функции мозга приостанавли-

ваются; мы знаем, что мыслим при помощи мозга, и только pro одного; и мы не наблюдаем признаков мыс­ли ни в чем, что лишено мозга, тогда как каждое су­щество, имеющее его, явно обнаруживает своими по­ступками некоторую степень мышления. [...]

8. Мы единодушно признаем, что постоянные изме­нения материи суть следствия движения, вызывающего бесчисленное множество разнообразных форм, сочета­ний и чувственных качеств. Но мы должны проводить различие между пространственным движением и дви­жущей силой, или активностью, ибо пространственное движение есть только перемена в положении тела, т. е. последовательное приложение одного и того же тела к соответствующим частям некоторых других тел. Это движение не есть, стало быть, нечто отличное от са­мого тела, не есть какое-либо реальное бытие в при­роде, но только модус, или представление о положении тела, и следствие некоей силы или активности вне этого тела или в нем самом. Хотя обычные законы дви­жения основаны лишь на наблюдении за пространствен­ным движением или на приблизительных вычислениях, выведенных из этих наблюдений, однако активность, или движущая сила, часто равным образом именуется движением, благодаря чему следствие смешивается с причиной, что и породило множество недоумений и нелепостей. Всякий, кто касается вопроса о многообра­зии материи, должен полагать причиною этого много­образия активность (иначе все его усилия будут на­прасны), ибо, приняв эту причину, мы можем легко объяснить пространственное движение как ее следст­вие, в противном же случае оно необъяснимо. Матема­тики обыкновенно принимают движущую силу за не­что данное и рассуждают о пространственном движении, как они его находят, не слишком задумываясь о его происхождении, но философы поступают или, лучше сказать, должны поступать иначе.

9. Поэтому всякий, кто пытается объяснить пер­выми причинами происхождение мира, его нынешний механизм и различные состояния материи, должен на­чать с первопричин движения, ибо в голом понятии протяжения не заключается никаких признаков разно-

образия и никаких причин изменяемости. И раз оче­видно, что только активность способна производить из­менения в протяжении, эта активность, или начало движения, должна быть хорошо выяснена и установ­лена, иначе вся система вскоре окажется несостоятель­ной. Если рассматривать активность как нечто само со­бой разумеющееся, система будет только гипотезой; если же ее доказать и разъяснить, тогда можно на­деяться достигнуть большей достоверности в натурфи­лософии, чем это было до сих пор. Таким образом, не­достаточно исходить в своих построениях из понятия пространственного движения, которое, как мы пока­зали выше, есть только следствие активности, как и прочие явления природы, например покой, ныне всеми признаваемый не за нечто отрицательное, не за состоя­ние абсолютного бездействия, поскольку для удержа­ния тел в состоянии покоя требуется столько же силы, сколько и для приведения их в движение. Пространст­венное движение и покой суть, следовательно, только относительные термины, преходящие модусы, а не по­ложительные реальности.

10. Нелегко определить, каковы были истинные мнения древнейших мудрецов Греции, но в большин­стве своем философы, начиная с Анаксагора, всегда утверждали, что материя сама по себе бездейственна, что она мертвая и тяжелая глыба и что движение ей сообщило божество (как нечто отличное от материи), впрочем способом, превышающим человеческое пони­мание. Затем они старались показать, какие изменения произвело в материи движение, как вследствие этого образовались частицы различной величины и формы и как Вселенная и все ее части пришли к настоящему своему состоянию.

Напротив, Спиноза не признает существа, отдель­ного или отличного от субстанции Вселенной, такого существа, которое сообщило бы ей движение, если она от себя не обладает им, и непрерывно сохраняло бы его. Он исходит из общепринятых понятий о простран­ственном движении и не приводит в объяснение его ни одной причины, не желая допустить наличия толчка со стороны всесильного божества и не умея [...] поды-

екать иное, лучшее или хотя бы столь же удовлетво­рительное объяснение. Он даже придерживается того взгляда, что материя по природе своей бездействен-

на [...].

12. Итак, Спиноза, который сам в своей «Этике» ставит себе в заслугу, что выводит все вещи из их пер­вопричин (по терминологии философов — a priori), Спиноза, не объяснивший, каким образом материя при­водится в движение и каким образом движение сохра­няется, не признававший бога первым двигателем, не доказавший и не предположивший даже, что движение является атрибутом материи (он утверждал обратное), и вообще не разъяснивший, что такое движение, не су­мел показать, каким образом разнообразие отдельных тел возможно примирить с единством субстанции или однородностью материи во всей Вселенной. Отсюда я твердо заключаю, что его система в целом неверна и лишена какого бы то ни было основания, что она не­продуманна и несостоятельна в философском отноше­нии (стр. 137—146).

15. Вы совершенно верно отмечаете, что даже те философы, которые тщательно различают причину и действие, приходят в великое смущение, когда дело ка­сается «движущей силы», как таковой. Что это за сила, где она пребывает — в материи или вне нее, каким спо­собом она движет материю, каким образом переходит из одного тела в другое, как разделяется между мно­гими телами, пока остальные пребывают в покое? По­добных загадок тысячи. Поэтому, будучи не в состоя­нии отыскать в природе такую реальность, определить, является ли она телом или духом, [...] эти философы бы­вают вынуждены в конце концов прибегнуть к богу и утверждают, что он, первоначально сообщивший мате­рии движение, и поныне порождает и сохраняет его (до тех пор, пока для этого имеются предпосылки) и что он фактически соучаствует в каждом движении во

Вселенной.

Но подобная система сопряжена с еще более роко­выми последствиями, чем те, которых стараются избе­жать. Ибо сторонники этой системы опровергают то, что многими из них говорилось раньше, а именно то,

что движения, первоначально сообщенного богом ма-^ терии, вполне достаточно для будущего без каких-либо^: дополнительных усилий. [...] Как замечает Цицерон *, ', когда философы не знают о причинах какого-либо яв­ления, они немедленно призывают на помощь божество, что решительно ничего не объясняет, а только прикры­вает их собственную нерадивость и недальновидность. Допустить же какую-нибудь другую причину, кроме непосредственного.вмешательства бога,. для такого яв­ления, которого они не в состоянии понять, не позво­ляет им тще'славие.

16. [...] Итак, я утверждаю, что движение есть су­щественное свойство материи, иначе говоря, столь же неотделимо от ее природы, сколь неотделимы от нее непроницаемость и протяжение, и что оно должно вхо­дить составною частью в ее определение. Но подобно тому как мы различаем в материи количество отдель­ных тел и протяжение целого, причем эти количества суть лишь некоторые определения, или модусы, протя­жения, существующие и исчезающие по своим особым причинам, — таким же образом, чтобы быть лучше по­нятым, я хотел бы движение целого называть активно­стью, а пространственное движение, будь оно прямое или круговое, быстрое или медленное, простое или сложное, по-прежнему называть движением. Это по­следнее является лишь некоторым изменчивым опре­делением активности, которая всегда, в целом и в каж­дой части, одна и та же и без которой движение не мо­жет принимать никаких модификаций. Я отрицаю, что материя есть или когда-либо была бездейственной, мертвой глыбой, находящейся в состоянии абсолютного покоя, чем-то косным и неповоротливым. [...] Только такое понимание объясняет сохранение количества дви­жения во Вселенной, [...] лишь оно одно показывает ненужность и невозможность существования пустоты, [...] без него понятие материи не может быть как сле­дует определено, [...] оно разрешает все затруднения касательно движущей силы и все прочие, о которых мы упоминали выше (стр. 150—152).

* Cic., De nat. deor., III, l'. 496

ПИСЬМО ПЯТОЕ

ДВИЖЕНИЕ — СУЩЕСТВЕННОЕ СВОЙСТВО МАТЕРИИ. ОТВЕТ НА НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ БЛАГОРОДНОГО ДРУГА ПО ПОВОДУ МОЕГО ОПРОВЕРЖЕНИЯ СПИНОЗЫ

2. Вы проявляете очень правильное понимание мо­его взгляда, когда подчеркиваете, что если активность должна входить в определение материи, то она должна и выражать ее сущность, ибо все свойства вещи, несом­ненно, должны вытекать или быть мыслимы из ее опре­деления, иначе последнее будет не отчетливым и ис­черпывающим, но смутным и несовершенным. И яду-маю поэтому, что до сих пор материя определялась че­рез протяжение только наполовину или даже на одну треть, ибо из одного протяжения никоим образом не могут вытекать многие ее модификации. [...]

3. Я согласен и с вашим последующим замечанием, чта, прежде чем давать такое определение, нужно ясно доказать необходимость активности материи. К этому доказательству я и намерен теперь перейти. Я поста­раюсь оправдать свое определение, показав, что вся ма­терия в природе, во всех своих частях и частицах, все­гда была в движении и вовсе не может быть в другом состоянии, что частицы, заключенные внутри самых плотных и массивных скал, в сердцевине железных брусьев или золотых слитков, так же находятся в со-тоянии непрестанного движения, как частицы огня, воздуха, или воды, хотя они движутся не по одинако­вым законам и не в одинаковой степени, что, впрочем, относится и к вышеупомянутым частицам, если мы бу­дем их сравнивать между собой. Ибо активность оди­наково естественно и внутренне присуща им всем, а также всем остальным формам материи во Вселенной, хотя их специфические движения чрезвычайно разно­образны, что происходит вследствие различных спосо­бов их взаимодействия. [...]

4. [...] Я утверждаю, что материя столь же немыс­лима без движения, как без протяжения, и что оба этих свойства равно неотделимы от нее. [...]

Общепризнанная делимость материи также неопро­вержимо доказывает, что материя не может быть мыс-

лима без движения, так как именно движение делит ее на разные части. Поэтому движение в такой же мере предполагается делимостью, как и протяжение, и, следо­вательно, то и другое равно существенны для материи. [...] Если вы действительно попытаетесь отделить движение от материи, ваше представление о ней цели­ком сведется, как я предвижу, к представлению ваших предшественников в этом вопросе, для которых первич­ная материя (materia prima) была чем-то, что не есть ни сущность, ни качество, ни количество, и вообще ни одно из наименований сущего, а это значит прямо при­знать, что оно есть совершенное ничто.

5. Но вы утверждаете, что протяженность материи весьма легко представляема, если не самоочевидна, чего нельзя сказать о ее активности. Тут я позволю себе не согласиться с вами. На мой взгляд, то и другое пред­ставляется одинаково легко, и второе свойство, как и первое, может вызвать сомнения разве только у тех, кто судит о вещах по их внешнему виду или на осно­вании привычки и авторитета, не обращаясь к собст­венному разуму; а рассуждая таким способом, можно доказать и то, что луна не больше крупного чеширско­го сыра. [...]

6. Я вполне согласен с вашим четвертым замеча­нием [...], что многие из наиболее ученых философов признают пустоту, а это понятие, по-видимому, пред­полагает безжизненность или бездеятельность мате­рии. К этому я прибавлю, что одни из этих филосо­фов принимают (вместе с эпикурейцами), что пустота не имеет субстанциального протяжения и что она есть ничто, а другие считают ее протяженной субстанцией, которая не есть ни дух, ни тело. Эти представления по­родили нескончаемые споры о природе пространства. Понятие пустоты есть одно из бесчисленных заблужде­ний, вытекающее из определения материи через одно лишь протяжение, из утверждения, что материя по своей природе бездеятельна, из предположения, что она разделена на реальные части, вполне независимые друг от друга. [...]

9. Но как только вы убедитесь [...], что материя в такой же мере активна, как протяженна, все ваши за-

труднения по поводу пустоты исчезнут сами собой. В самом деле, как те особые или ограниченные количе­ства, которые мы называем телами, суть лишь различ­ные модификации общей протяженности материи, в ко­торой они все содержатся и которую они не могут ни увеличить, ни уменьшить, так в полнейшем соответ­ствии с этим в'се особые или пространственные движе­ния материи суть лишь различные формы ее общей активности, направляемой по тому или другому пути, теми или другими причинами, тем или другим спосо­бом, причем общее количество материи не увеличива­ется и не уменьшается (стр. 154—162).

15. [...] Вы утверждаете, что большинство тел дей­ствительно находится в движении, но это отнюдь не доказывает, что они всегда находились в нем и что нет других тел, пребывающих в абсолютном покое. Я со­гласен, что второе действительно не вытекает с необ­ходимостью из первого, хотя оно и верно само по себе. Но прежде чем перейти к вопросу о покое, будет по­лезно рассмотреть, как далеко простирается фактиче­ское движение тел. Хотя мировая материя повсюду одна и та же, однако в соответствии с ее различными модификациями она мыслится разделенной на бесчис­ленное множество отдельных систем или вихрей; эти последние в свою очередь подразделяются на другие системы разной величины, зависящие друг от дру­га и от целого по положению своих центров, по своей структуре, форме и взаимной связи. Наше Солнце, на­пример, является центром одной из более крупных систем, включающих в сферу своей деятельности го­раздо меньшие системы, к которым относятся все дви­жущиеся вокруг него планеты; а эти последние под­разделены на еще меньшие системы, зависящие от них, каковы спутники Юпитера по отношению к нему или Луна по отношению к Земле. Земля в свою оче­редь разделена на атмосферу, сушу, воду и другие главные части, а эти части-—на людей, птиц, живот­ных, деревья, растения, рыб, червей, насекомых, кам-ни, металлы и тысячи других предметов. И так как все они являются звеньями одной общей цепи, то их ма­терия (выражаясь обычным языком) переходит из од-

ного в другое и обратно, ибо земля, вода, воздух и огонь не только теснейшим образом связаны и пере­мешаны, но и взаимно переходят друг в друга в про­цессе непрестанных круговоротов: земля превращает­ся в воду, вода — в воздух, воздух — в огонь, а за­тем обратно, и так без конца. Животные, которых мы уничтожаем, способствуют нашему сохранению до тех пор, пока мы сами не разрушимся и, превратившись в траву, воду, воздух или что-нибудь другое, не послу­жим для образования других животных, как они сами служат строительным материалом друг для друга или для других людей. Возникшие животные снова превра­щаются в камни, дерево, металлы, минералы и в но­вых животных или же входят составной частью во все эти предметы и многие другие, в животных и в расте­ния, которые ежедневно пожирают друг друга, ибо каждое существо живет разрушением другого.

Все части Вселенной находятся в этом непрестан­ном движении разрушения и созидания, созидания и разрушения. Доказано, что крупные системы так же имеют свои непрестанные движения, как и мельчай­шие частицы: центральные массы вихрей вращаются вокруг собственной оси, а каждая частица вихря тя­готеет к центру. Наши тела, как бы мы себя ни оболь­щали противным, ничем не отличаются от тел других живых существ; подобно последним они увеличиваются и уменьшаются посредством питания и выделения, роста и выдыхания и разных других процессов. Отда­вая некоторые части нашего, тела другим телам и при­нимая, с другой стороны, их части в свое тело, мы се­годня не совсем то же самое, что были вчера, и завтра будем другими, чем сегодня. Мы находимся в постоян­ном течении, как река, и с полным разложением на­шего тела после смерти войдем составными частями в тысячу других предметов. Наши останки отчасти смешаются с прахом и влагой земли, отчасти испарят­ся в воздух, где рассеются и соединятся с бесчислен­ными вещами.

16. Частицы материи не связаны ни с какой опре­деленной фигурой или формой, но постоянно теряют и меняют свои фигуры и формы; они находятся в не-

престанном движении, стираются, изнашиваются, раз­дробляются. Другие частицы, поглощая их, приобре­тают их форму, как первые приобретают форму дру­гих, и так происходит без конца. Земля, воздух, огонь, вода, железо, дерево и мрамор, растения и животные разрежаются и уплотняются, плавятся и затвердевают, рассеиваются и сгущаются или еще каким-нибудь спо­собом превращаются друг в друга. Весь облик земли в каждый момент являет нашим глазам эти изменения, ибо ничего не остается тождественным хотя бы в те­чение часа. И эти изменения, будучи лишь различны­ми видами движения, служат тем самым неоспоримым свидетельством некоей всеобщей активности. Но изме­нения в частях не влекут за собой никакого изменения Вселенной, ибо ясно, что постоянные перемены, перехо­ды и превращения материи не могут вызвать ни увели­чения, ни уменьшения ее общего количества. [...] Поте­ряв одну какую-нибудь форму, вещь тотчас же обле­кается в другую, она как бы исчезает со сцены в одном костюме, с тем чтобы тотчас же появиться на ней в другом. И это обусловливает вечную юность -и силу мира, который не знает дряхлости и упадка, как то без­рассудно воображали некоторые вопреки не только разу­му, но и опыту; ведь мир во всех своих частях и видах пребывает во все времена в одном и том же состоянии. [...] Принимая во внимание бесчисленную смену по­колений, живших на земле и вернувшихся после смер­ти в ее недра, где они превратились в прах и смеша­лись с остальными ее частями, и учитывая, кроме того, непрестанное выделение материи из тел людей при их жизни, а также ее обратный приток [в организм] путем питания, вдыхания воздуха и другими способа­ми, — принимая все это во внимание, приходишь к вы­воду, что на всей земной поверхности нет ни одной частицы материи, которая не была бы в свое время частью человека. И это справедливо по отношению не только к людям, но в равной мере и ко всем видам животных и растений и вообще ко всякой вещи, ибо все они превратились друг в друга в бесконечном и непрерывном круговороте, так что с полной достовер­ностью можно утверждать, что всякая материальная

вещь есть совокупность всех вещей и что совокупность всех вещей есть нечто единое (стр. 167—170).

21. [...] После всего сказанного я могу, думается мне, заключить, что активность есть существенное свойство материи, ибо она является реальным субъ­ектом всех тех модификаций, которые называются пространственными движениями, изменениями, разли­чиями или разнообразиями, а главное, потому, что абсолютный покой, на котором строилось понятие о без­деятельности или безжизненности материи, совершен­но разрушен и изобличен как пустой вымысел (стр. 175-176).

23. Что движение принесено в материю извне, что материя состоит из отдельных и независимых частей, что существует пустота, или бестелесное пространст­во, — это не единственные ошибочные взгляды, порож­денные понятием абсолютного покоя. В самом деле, те из философов, которые были наименее суеверны и паи* более пристально всматривались в природу вещей, учи­ли, что одушевлена вся материя: каждая частица воз­духа, воды, дерева, железа, камня, так же как человек или животное и как все бытие в целом. К этому оши­бочному представлению они пришли вполне естествен­но, ибо, переняв от других учение о существенной без­деятельности материи (от этого предрассудка они не постарались освободиться) и в то же время зная из опыта, что все частицы материи находятся в движе­нии, а также считая жизнь чем-то отличным от орга­низованного тела, они сделали тот вывод, что причина движения этого рода есть некая сущность, внутренне связанная с любой материей и неотделимая от нее. Но эта мнимая всеобщая одушевленность совершенно не нужна, ибо материя обладает движением сама по себе и реального покоя не существует.

Философы, стоящие на точке зрения одушевленно­сти (материи), делились на разные школы [...]. Одни, как стоики, считали эту всеобщую жизнь душой мира, сопряженной с материей и насквозь проникающей ее всю и каждую ее часть, причем представляли ее себе телесной, хотя и бесконечно более тонкой, чем все ос­тальные тела. Наоборот, мировая душа платоников бы-

ла нематериальна и- чисто духовна. Другие, как Стра-тон из Лампсака и современные гилозоисты, учат, что частицы материи наделены жизнью и до некоторой сте­пени мыслью, т. е. способностью непосредственного восприятия, но без рефлексии. Гераклит в древности и Спиноза в новое время присоединили к этим свойствам ум, или рефлексию, не подумав, однако, об.устране­нии тех трудностей, которые вытекают явным образом из столь сомнительной гипотезы. Они не показали да­же, как могут (при допущении всеобщей сознательно­сти) все эти мыслящие частицы прийти к взаимному соглашению при образовании какого-нибудь опреде­ленного тела или системы, как они, никогда не расхо­дясь во взглядах на то, где им быть — в том или в дру­гом месте, в одиночестве или в многочисленном обще­стве, вступают в договоренность относительно возмож­ных сочетаний или разъединений. Они не объяснили, каким образом человек, хотя все частицы его (тела) обладают сами по себе чувствами и умом, находит в себе только одно сознание, осуществляющее свои функ­ции только в одном месте тела. Не менее фантастич­но представление других философов о «пластической» жизни, которая (согласно всесторонне образованному Кедворту, возродившему этот взгляд в наши дни) не материальна, а есть низшая форма духа, бесчувствен­ная и немыслящая, но наделенная жизненными про­цессами и энергией. Различие между этими последними философами и гилозоистами сводится, очевидно, к од­ним лишь словам, хотя сторонники пластической кон­цепции настаивают на существенном расхождении во взглядах с гилозоистами. [...]

24. Но наиболее распространенное заблуждение, по­рожденное предполагаемой бездеятельностью материи, заключается в понятии бесконечного, протяженного и в то же время бестелесного пространства. Так как на этом понятии основывались целые системы и его под­держивали своим авторитетом люди с громкими имена­ми и большими заслугами, то я познакомлю вас так­же с историей и этого взгляда. [...] Понятие [пустого] пространства было создано главным образом для того, чтобы объяснить возможность движения пассивной ма-

терии (в качестве места, где оно могло бы происхо­дить); но если материя не бездеятельна и не нуждает­ся для своего движения в постоянном влиянии внеш­них сил, то пространство может быть выброшено из философии как ненужная и произвольная фикция. Все­ми признается, что протяжение бесконечно, ибо оно не может быть ограничено чем-то непротяженным; дока­зательства этого положения столь общеизвестны, что я. не стану докучать вам их повторением. Не менее бес­конечна и материя, поскольку она мыслится как про­тяженная, ибо невозможно вообразить себе ее грани­цы, к которым нельзя было бы без конца прибавлять все новую протяженность. И поэтому, если йе считать материю бесконечной, конечность ее размеров должна была быть обусловлена какой-нибудь другой причиной помимо ее протяжения. Те, кто признавал конечность материи из философских оснований, представляли ее себе бездеятельной и разделенной на независимые и от­дельные части с пустыми промежутками между ними; эти части считались тяжелыми или легкими сами по себе, и им приписывались различные формы, а также различные степени движения, поскольку внешняя при­чина насильственно выводила их из естественного со­стояния покоя. Все это с необходимостью вело к выво­ду о конечном протяжении, причем, однако, те же мы­слители принимали и другое протяжение — бесконеч­ное. А в таком случае им поневоле пришлось объявить эти два протяжения существенно различными по сво­им свойствам: одно (бесконечное протяжение) было объявлено неподвижным, непроницаемым, неделимым, неизменным, однородным, бестелесным и всеобъемлю­щим, а другое (конечное протяжение)—подвижным, проницаемым, делимым, изменчивым, разнородным, те­лесным и объемлемым. Одно означало бесконечное про­странство, другое — отдельные тела. Однако все это различение уже предполагает данным то, что состав­ляет предмет спора, и пользуется двусмысленным зна­чением таких слов, как «место», «целое», «части», «ча­стицы», «делимость» и т. д.

Провозгласив без всяких доказательств, что мате­рия конечна и делима, что она приводится в движение

откуда-то извне и имеет в своем распоряжении пустое пространство, где она может действовать, эти филосо­фы попали в сложное положение, установив протяже­ние внутри другого, как будто субъект может нахо­диться внутри своих модусов. Но так как все эти пред­положения (как я часто повторял) суть только выводы из основного предположения о бездеятельности мате­рии и так как противоположное этому положение о движении как неотъемлемом свойстве материи уже доказано мною, то нет никаких оснований не считать бесконечной и самое материю. А так как не-сущее не имеет никаких свойств, то и признанное всеми беско­нечное протяжение следует приписывать этому бес­конечному субъекту, бесконечно разнообразному в дви­жении, протяжении и других своих неотделимых атри­бутах (стр. 179-183).

29. Я не хочу сказать, что материя не имеет дру­гих существенных свойств, кроме этих трех — протя­жения, плотности и активности; но я убежден, что при надлежащем совместном рассмотрении этих свойств мир материальных явлений может быть объяснен го­раздо лучше, чем это было сделано до сих пор. Поэтому едва ли можно ждать каких-либо открытий в области натурфилософии со стороны тех лиц, которые отвлека­ют одно из этих свойств от двух остальных, превращая его в единственную сущность материи, ибо совершен­но ясно, что в материи эти атрибуты могут быть отде­лены друг от друга только мысленно. Так, протяжение не может исчерпывать собою все представление о ма­терии, ибо оно не включает в себя плотность и движе­ние; но вполне возможно, что всё протяженное есть материя, хотя материи свойственно не только протя­жение, но также активность и плотность. Во всяком случае при отвлеченном рассмотрении этих свойств одно не предполагает другого и каждое из них обла­дает определенными модусами, принадлежащими не­посредственно ему самому. Но в природе они связаны так крепко, что одно не может существовать без дру­гого и все должны действовать совместно, чтобы произ­вести модусы, свойственные каждому в отдельности. Протяжение есть непосредственный субъект всех раз-

делений, форм и частей материи, но порождает все эти модификации активность, и они не. могли бы выявить­ся без плотности. Активность есть непосредственная причина всех пространственных движений, изменений и многообразия в материи, но носительницей и мерой возникающих при этом расстояний является протяже­ние. От плотности зависят сопротивление, импульс и продвижение тел, но они проявляются в протяжении лишь благодаря активности. Плотность, протяжение и активность суть поэтому три различных понятия, но не три различные вещи; это только разные способы рассмотрения одной и той же материи (стр. 192, 193). 30. Таким образом, я ответил, как мне кажется, на ваши вопросы в отдельности, кроме вашего последнего возражения, которое [...] слабее всех остальных. Имен­но: вы говорите, что раз допущена активность мате­рии, то, по-видимому, исчезает необходимость в вер­ховном уме. Позвольте же вам сказать, что это наибо­лее необдуманное и легковесное замечание, какое я когда-либо слышал из ваших уст, ибо вы никогда не согласитесь делать одиозные выводы, противные ваше­му собственному убеждению, как это делают слишком многие. Не говоря.уже о том, что бог так же мог со­здать материю активной, как и протяженной, что он одинаково мог дать ей как одно, так и другое свойст­во, что нельзя указать никаких оснований, почему бы он не мог наделить ее первым свойством в такой же мере, как вторым, — не говоря обо всем этом, разве нет необходимости, чтобы бог в известные моменты или, вернее, всегда направлял ее движения? Разве образо­вание животных и растений может быть объяснено одной активностью материи в большей мере, чем од­ним ее протяжением? И разве вы можете представить себе, что действие и противодействие тел, взаимодей­ствие всех частиц материи могло в самом себе заклю­чать столько изобретательности, чтобы создать хотя бы одну из этих изумительных растительных или живот­ных машин? При всех ваших познаниях в механике вы не сумеете, как не сумел и Декарт, изобрести пра­вила и средства для построения человека или мыши. Никакие столкновения атомов ни при каких, даже са-

мых благоприятных, условиях не могли бы объединить части Вселенной в существующий порядок и сохранить их в нем, не могли бы создать организацию цветка или мухи, как нельзя себе представить, чтобы типограф­ские знаки, даже будучи миллионы раз смешиваемы друг с другом, расположились наконец в таком поряд­ке, при котором получилась бы «Энеида» Виргилия или «Илиада» Гомера или вообще какая бы то ни бы­ло книга. Что же касается бесконечности материи, то с ней несовместимо только то, чего и так не может признать ни один разумный и благомыслящий чело­век, — несовместим протяженный телесный бог, но вполне совместим чистый дух, нематериальное суще­ство (стр. 195—196),

БЕРКЛИ

Джордж Беркли (1685—1753) — английский философ-идеа­лист. Родился в дворянской семье, учился в Дублинском уни­верситете. С 1784 г. стал епископом в Клойне (Ирландия). Одна из первых философских работ — «Опыт новой теории зрения» (1709). Основная философская работа — «Трактат о началах человеческого знания, в котором исследуются главные причи­ны заблуждения и трудности наук, а также основания скепти­цизма, атеизма и безверия» (1710). В дальнейшем в числе дру­гих философских работ написал трактат «О движении.» (1721). В настоящем издании публикуются отрывки из «Трактата о началах человеческого знания» по его русскому переводу, сде­ланному Ε. Φ. Деболъской (под ред. Я. Г. Деболъского), СПб., 1905. Несколько отрывков из трактата «О движении, или О принципе и природе движения и о причине сообщения дви­жений» («De motu sive de motus principio et natura et de causa communicationis motuum») публикуется в переводе Г. Г. Майо­рова с латинского языка по изданию: «Вестник Московского университета», серия VIII, Философия, 1969, № 4. Подбор фрагментов сделан И. С. Нарским.