Античность. ся в плиси просьбе: ведь его прежние слова не имели такого смысла, наоборот, он заявил, что не собирается уюк >| шться от чьих бы то ни было вопросов
ся в плиси просьбе: ведь его прежние слова не имели такого смысла, наоборот, он заявил, что не собирается уюк >| шться от чьих бы то ни было вопросов. Послу-inai'i, I'm n шй! Разве не так ты сказал? Гчппий. Да, именно так. Но, Евдик, ведь Сократ всегда мутит воду при рассуждениях вроде какого-то злоумышленника. Сократ. Достойнейший Гипиий! Я делаю это без умысла — ведь тогда Г>ы я был мудр и искусен по смыслу твоих утисрждспмй — и невольно, так что будь ко мне снисходителен: ведь ты говоришь, что к невольному злоумышленнику надо иметь снисхождение. Ввдик. Да, ни в коем случае не поступай иначе, Гиппий, но и ради нас и ради подтверждения своих прежних ело» отвечай на вопросы Сократа. / 'unnuU. >l и буду отвечать, раз ты просишь. Спра-шиний же, что тебе угодно. Сократ. Я горячо желаю, Гиппий, рассмотреть то, что было сейчас сказано: кто достойнее — те, кто совершают проступки добровольно или невольно? И я думаю, что к этому рассмотрению правильнее всего приступить так... Отвечай же: называешь ли ты какого-либо бесупи хорошим? lunnuU, Да, конечно. Сократ, Или же скверным? Гиппий, Лл Сократ. Значит, бегущий хорошо — хороший бегун, а бегущий плохо — плохой? Гиппий. ra. Сократ. И значит, бегущий медленно бежит плохо, а бегущий быстро — хорошо? Гиппий. Да. Сократ. Следовательно, в беге и в умении бегать быстрой — это благо, а медлительность — зло? I'utmiiii. Как же иначе? CoKfxim. 'Гак лучшим бегуном будет тот, кто бежит мсдлс!п ю с умыслом или невольно?; Гиппий. Тот, кто с умыслом. .<.. Сократ. А разве бежать не значит что-то делать? ••-. Гиппий. Конечно, значит.,и, Сократ. А если делать, то и совершать? Гиппий. Да. Сократ. Следовательно, тот, кто скверно бежит, совершает в беге дурное и постыдное дело? Гиппий. Конечно, дурное. Как же иначе? Сократ. А тот, кто бежит медленно, бежит скверно? Сократ. Значит, хороший бегун совершает это скверное и постыдное дело добровольно, а дурной — невольно? Гиппий. Похоже, что так. Сократ. Следовательно, в беге хуже тот, кто совершает скверное дело невольно, чем тот, кто вершит его добровольно? Гиппий. В беге — да. Сократ. Л как же в борьбе? Кто будет лучший борец: тот, кто падает с умыслом, или тот, кто невольно? Гиппий. 1 1охоже, тот, кто с умыслом. и* Сократ. А что в борьбе хуже и i к >с тыд) iee — упасть или повергнуть противника? ш Гиппий. Упасть. Сократ. И в борьбе, следовательно, тот, кто добровольно совершает дурное и постыдное дело, является лучшим борцом, чем тот, кто это вершит невольно. Гиппий. Похоже, что так. Сократ. А как же в любом другом телесном занятии? Разве тот, кто крепче телом, не может выполнять оба дела — дело сильного и дело слабого, то, что постыдно, и то, что прекрасно? И когда совершается что-то постыдное для тела, тот, кто покрепче телом, совершает это добровольно, а тот, кто хил, — невольно? Гиппий. Как будто и в отношении силы дело обстоит таким образом. Сократ. Ну а насчет благообразия как обстоит дело, Гиппий? Разве не так, что более красивому телу свойственно добровольно принимать постыдные и безобразные обличья, более же безобразному — невольно? Или ты думаешь иначе? Гиппий, Нет, именно так. (.'oKpatn. Следовательно, умышленное безобразие следует приписать достоинству тела, а невольное — ci't) пороку!* Гиппий. Это очевидно. Сократ. А что ты скажешь относительно гол оса? Какой голос ты назовешь лучшим — фальшивящий умышленно или пеиолыю? Гчипин. Умышленно. Сократ, А более негодным — тот, что фальшивит Ну а что бы ты предпочел иметь — хорошее или не1ч>дп<>с? Гиппий. Хорошее. Сократ. 'Гак ты предпочел бы иметь ноги, хромающие нарочно или же поневоле? Гиппий Нарочно. Сократ. А хромота — разве это не безобразный порок? Гиппий. Да. Сократ. \ 1ойдсм дальше: подслеповатость — раз-М его не порок глаз? Гннпий, Да. Cotfpaw, Какие же ты предпочел бы иметь и какими подминаться гла.чими — теми, что умышленно щурнк и и коогг или же ппюлыю? Гиппий. Теми, что умышленно. Сократ. Значит, ты считаешь лучшим для себя добровольно совершаемое зло, а не то, что вершится невольно? Гиппий. Да, если это зло такого рода. Сократ. Но разве все органы чувств — уши, ноздри, рог и другие — не подчинены одному и тому же опргук пению, гласящему, что те из них, кои невольно нерп i.i i:»ло, нежелательны, ибо они порочны, те же, что першат его добровольно, желанны, ибо они добре ггпы? Гиппий. Мне кажется, это так. Сократ. Ну а какими орудиями лучше действовать — теми, с помощью которых можно добровольно I действовать дурно, или теми, которые толкают на дурное поневоле? Например, какое кормило лучше — то, которым приходится дурно править поневоле, или то, с помощью которого неверное направление избирается добровольно? Гиппий. То, с помощью которого это делается добровольно. Сократ. И разве не так же точно обстоит дело с луком и лирой, с флейтами и со всем остальным? Гиппий. Ты говоришь правду. Сократ. Ну а что касается норова лошади — будет ли он лучше, если кто из-за него станет скверно наездничать добровольно или же поневоле? Гиппий. Если добровольно. Сократ. Значит, такой iюров лошади лучше. Гиппий.)\л. Сократ. Значит, f лошадью менее норовистой ты дела, заииопцне от ее норова, будешь добровольно совершать дурно, а с лошадью более норовистой — поневоле? Гиппий. Конечно же. Сократ. Не так же ли обстоит дело и с нравом собак и всех прочих животных? Гиппий. Так. Сократ. Ну а у человека — например, у стрелка — какая душа кажется тебе достойнее — та, что добровольно не попадает в цель, или та, что невольно? Гиппий. Та, что не попадает в цель добровольно. Сократ. Значит, такая душа лучше в стрелковом деле? Гиппий. Да. Сократ. А душа, промахивающаяся невольно, хуже той, что делает это добровольно? Гиппий. В стрелковом деле — да. Сократ. А во врачебном? Разве душа, добровольно причиняющая телу зло, не более сведуща в искусстве врачевания? Гиппий. Да, более. Сократ. Значит, такая душа более искусна, чем та, что не сведуща? Гиппий. Да, более искусна. Сокренп. Ну а если душа весьма искушена в игре на кифаре it i|vieftre и во всех других искусствах и науках, •it > ра: ни и, что искушена в них больше, не добровольно погрешает в этом, совершая дурное и постыдное, •а та, что менее искушена, разве не совершает это невольно? Гиппий. Очевидно. Сократ. Итак, мы бы, конечно, предпочли, чтобы рабы наши имели души, добровольно погрешающие и исршащпе uk >, а не невольно, ибо души эти более искушены и I и >д(и >i)ых делах Сок/чип ' Гго же, a co6crnei u iyio спою душу разве не желали (>ы мы иметь самую лучшую? Лшшш.Да. CohfHiin. И значит, лучше будет, если она добровольно будет совершать зло и погрешать, а не невольно? Гиппий. Однако чудно бы это было, Сократ, если • < бы добровольные злодеи оказались лучшими людьми, чем невольные. Сократ. I То это вытекает из сказанного. Гиппий, 1 1 о- моему, это неверно. Сократ. А я думаю, Гиппий, что и тебе это кажет-СЛ верным, Отметь же мне снова: справедливость не 41№ ли некая способность или знание или то и дру- •JJJH имеете? Ведь необходимо, чтобы она была чем-то Гиппий. №. t1' Сократ. А ведь если справедливость — это спо-«СОбность души, то более способная душа будет и бо лее справедливой: такая душа, милейший, оказалась у нас достойнее. Гнппий.)\л, оказалась. Сократ. 1 1у а если справедливость есть знание? Раз-М бшсе мудрая душа — не более справедливая, а более невсжестпс! п ш — не менее справедливая? 'Гиппи(1.:• Vi'o так. Сократ. I ly а если справедливость — и то и другое? Ранне i ic так обстоит дело, что, обладая и знанием и сп< и <)б| юстью, душа бывает более справедли- вой, невежественная же душа — менее? Ведь это же неизбежно. Гиппий. Да, очевидно. Сократ. Так ведь душа более способная и мудрая оказывается лучшей и более способной совершать и то и другое — прекрасное и постыдное — в любом деле? Гиппий. Да. Сократ. Следовательно, когда она совершает нечто постыдное, она делает это добровольно, с помощью способности и искусства? А последние, по-видимому, присущи справедливости — оба или каждое порознь? Гиппий. Похоже, что так. Сократ. Ведь чинить несправедливость — значит поступать плохо, а не чинить ее — хорошо? Сократ. Итак, более способная и достойная душа, когда она чинит несирансдлшикть, чинит ее добровольно, а недостойная душа — невольно? Гиппий. Это очевидно. Сократ. И достойный человек — это тот, кто имеет достойную душу, скверный же человек имеет душу недостойную? Гиппий.^. Сократ. Итак, достойному человеку свойственно чинить несправедливость добровольно, а недостойному — невольно, коль скоро достойный человек имеет достойную душу? Гиппий. Да псдь он же ее имеет. Сократ. Следовательно, Гипиий, тот, кто добровольно погрешает и чинит постыдную несправедливость — если только такой человек существует, — будет не кем иным, как человеком достойным. Гиппий. Трудно мне, Сократ, согласиться с тобою в этом. Сократ. Да я и сам с собой здесь не согласен, Гиппий, но все же это с необходимостью вытекает из нашего рассуждения. Однако, как я говорил раньше, я блуждаю в этом вопросе вокруг да около и никогда не имею одинакового мнения на этот счет. Правда, неудивительно, что я или другой какой-либо обычный человек здесь находимся в заблуждении. Но уж если вы, мудрецы, станете тут блуждать, это и для нас ужасно, раз мы даже с вашей помощью не можем избавиться от ошибки.
|