Студопедия — Основные этапы формирования древнерусской государственности
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Основные этапы формирования древнерусской государственности






 

Этапы Хронологические рамки Правящие князья
I. Начальный Середина IX — конец X вв. Олег (882 – 911 гг.) Игорь (912 –945гг.) Ольга (945 – 964 гг.) Святослав (964 – 972 гг.)
II. Расцвет Конец X — первая половина XI вв. Владимир (980 – 1015 гг.) Ярослав (1015 – 1054 гг.)
III. Упадок, распад Вторая половина XI — середина XII вв. Владимир Мономах (1113 — 1125 гг.)

 

Содержание первого этапа обусловливалось рядом характерных черт. При князе Олеге были решены следующие важные государственные задачи: присоединены земли ряда восточнославянских племен — древлян, северян, радимичей, тиверцев, уличей; была введена выплата дани «полюдья», которая помимо развитого сельского хозяйства, ремесла, торговли, составила одну из экономических основ государства. Именно за счет дани и военной добычи содержались органы государственного управления, дружина (постоянное профессиональное войско), ближайшее окружение князя и собственно его “двор”. Характерно, что князь Олег (по сути, регент при малолетнем сыне Рюрика — законном наследнике Игоре) и его дружина, состоявшая в основном из приильменских славян, вели себя на юге как завоеватели. Это не могло не вызвать у коренных жителей этой территории приднепровских славян резко отрицательного отношения к пришельцам.

Преемнику Олега князю Игорю пришлось подавлять многие годы сепаратистские устремления ряда племенных союзов. Княгиня Ольга стремилась укрепить великокняжескую власть и молодую национальную государственность с помощью социально-экономических нововведений. Она упорядочила размеры взимаемой дани, определила места ее сбора (погосты), впервые провела некоторые реформы в системе административного управления (были заключены договоры с рядом местных племенных элит о разграничении сфер влияния). Однако именно при ней наметилась негативная для укрепления государства тенденция захвата общинных земель. Именно в этот период западноевропейские хроники стали называть Русь “Гардарика” — страна городов, которых, по европейским меркам было более ста. С этой позиции европейский характер государства очевиден. Кроме того, увеличивалось количество градов-замков как центров феодального землевладения. При сыне Ольги великом князе Святославе укрепились государственные основы, обороноспособность страны, совершенствовалась система управления. Однако славу ему и Руси принесли многочисленные военные победы на Балканах, в борьбе с Византией, разгром ненавистного врага — Хазарского каганата.

На втором этапе при князьях Владимире и Ярославе Русь достигла расцвета в своем развитии. За тридцать пять лет правления Владимира, который стал князем в результате военно-политического конфликта, Древняя Русь превратилась в мощную империю (термин условный). При нем продолжался процесс территориального расширения. В состав государства были включены земли вятичей, хорватов, ятвягов, Тмутаракань. Червенские города. При нем были созданы приграничные города-крепости — Белгород и Переславль. При великом князе Ярославе могущество государства достигло наивысшего расцвета. Особенно упрочилось его международное положение. Именно при нем значительно усилилась экономическая мощь государства. Высокого уровня развития достигло сельское хозяйство. Наряду с подсечной и переложной системами землепользования широко внедрялось двуполье (сочетание засеваемого поля и пара). Несколько позже появилось трехполье (чередование полей: озимого, ярового, пара). Активно расширялись пахотные земли за счет лесных площадей. Увеличился ассортимент высеваемых культур. В монастырских и княжеских хозяйствах появились культурные сады и высокопродуктивные огороды. В этот период в странах Западной Европы уровень сельского хозяйства был в целом аналогичен древнеславянскому. Там также развивались переложная система, двуполье и трехполье, а в северных районах Европы (в Скандинавии, на Британских островах, на севере Германии) сохранялось подсечное земледелие. Однако здесь, несмотря на некоторое распространение плуга, главным земледельческим орудием оставалась мотыга. Развитие ремесла также укрепляло экономику. Особенно высокого профессионального уровня достигла его городская разновидность. В городах насчитывалось до 50 ремесленных специальностей, притом, что 9 из них были напрямую связаны с обработкой металла. Русское ремесло по техническому и художественному уровню стояло не ниже, а зачастую значительно выше ремесел стран Европы. Русские стальные клинки, кольчуга, золотые и серебряные изделия, резьба по кости, финифть вызывали восхищение, как на Западе, так и на Востоке. Широкие масштабы приобрела международная торговля. Русских купцов, русские товары знали в Европе, Азии, на Ближнем Востоке. К основным экспортным товарам относились: лес, сельскохозяйственные продукты, оружие, серебро с чернью, ювелирные изделия, эмаль и т.д.

Главной тенденцией третьего периода развития древнерусской государственности стала попытка предотвращения надвигающегося распада, как в экономической, так и в социально-политической и военной областях, стремление стабилизировать положение внутри государства, ликвидировать сепаратистские тенденции. Эти попытки были достаточно осуществлены великим князем Владимиром Мономахом. Аксиома, известная издревле, гласит: сильная государственная власть должна опираться на сильную армию. Вооруженные силы Новгородско-Киевской Руси известны по летописям под названиями дружина, рать, воинство, сила, войско, полк. Необходимо подчеркнуть, что на характер вооруженных сил накладывали особый отпечаток раннефеодальный характер государства, остатки родоплеменных отношений. Причем просматривалось взаимовлияние государственных органов и вооруженных сил, которые структурно включали дружины, ополчение, наемников. Дружинная военная организация составляла основу армии. Являясь постоянным ядром вооруженных сил Руси, дружина, кроме того, принимала участие в управлении государством. Великий князь советовался с ней о войне и мире, об организации походов, о сборе дани с подвластного ему населения, о суде, других государственных делах. Дружинники помогали князю управлять его домом, хозяйством, от его имени творили суд и расправу, собирали торговые и судебные пошлины, торговали княжескими товарами, вели дипломатические переговоры с другими странами.

Великокняжеская дружина делилась на два разряда: старшая дружина; младшая дружина. Старшая дружина — знатные, богатые феодалы, местные князья, бояре, нередко близкие родственники великого князя, имевшие земли, челядь, свои военные отряды. Они — ближайшие советники князя, соратники по государственному управлению, исполнители важнейших поручений. По отношению к великому князю они несли вассальную, главным образом, военную повинность. Например, в 923 г. князь Игорь дал воеводе Свенельду право собирать дань с древлян “...по черной куне с дыму...”. Младшая дружина — рядовые воины (детские, отроки, гридни) набирались зачастую из вольных, охочих людей и составляли главную ударную силу войска. В мирное время они были слугами князя, обслуживали его дворцовое хозяйство, выполняли отдельные поручения, а во время войны — воинами или командирами ополчения. Представляется важным констатировать, что во время первых киевских князей дружинники в своем большинстве не были связаны поземельными отношениями — “кормились с дани”. Они, как правило, жили при дворе князя, и содержались за его счет. Получали “стол”, одежду, оружие, кольчугу, коня. Кроме того, они имели право на долю военной добычи. С углублением феодальных отношений все большее чисто дружинников “садилось на землю” и превращалось в землевладельцев-собственников, относительно независимых от великого князя. При этом землю они получали в форме бенефиция (вариант Западной Европы) — пожизненное владение при условии службы. Позже возникла другая форма — лен, наследственное владение. Княжеские и боярские дружины были небольшими по численности. Они выполняли полицейские функции в княжестве, обеспечивая установленный порядок. Князь для дружинников являлся не столько господином, сколько первым среди равных. Дружинники получали денежное содержание по 200 гривен в год, что являлось большой суммой (боевая лошадь стоила 2-3 гривны).

Однако главным элементом вооруженных сил было ополчение. Его собирали во время больших походов или для отражения крупномасштабных нападений внешнего врага, как правило, степных племен. В него входил как сельский, так и городской люд. Ратники ополчения выступали в поход со своим оружием (в зависимости от материальных возможностей). Они служили в пехоте и в кавалерии. Города и волости участвовали в снабжении ополчения оружием, продовольствием, одеждой. Ополчение нередко оставалось единственной силой, способной остановить врага. Например, в 1068 г. половцы разгромили великокняжескую дружину на реке Альта и прорвались к столице. Народ силой взял оружие у власти и опросил кочевников от Киева. Определенную часть вооруженных сил составляли наемники. Среди них варяги, венгры, печенеги, половцы, чехи. В XI в. на южных рубежах Руси были поселены значительные массы кочевников, ушедших от половцев: торки, печенеги, берендеи. Их общее название — “черные клобуки”. Она несли пограничную службу на большой территории между реками Днепр и Рось и активно участвовали в военных походах. Таким образом, характер, структура, в целом, организация вооруженных сил древнерусского государства фактически не отличалась от аналогичных структур западноевропейских стран, а зачастую и превосходила их.

Наиболее ощутимых успехов на международной арене Новгородско-Киевская Русь добилась во времена Владимира I и, особенно, Ярослава Мудрого. Одним из показателей признания равными себе со стороны европейских государств стали династические браки, связавшие киевский великокняжеский дом со многими королевскими дворами Европы. При Ярославе Мудром русские княжны стали французской, венгерской, норвежской, датской королевами, а сыновья великого князя Изяслав, Святослав, Всеволод были женаты на принцессах из германской, польской земель и Византии. Европейской известностью пользовался князь Владимир Мономах, бывший сначала князем переяславским, а затем великим Киевским князем. Он был внуком Ярослава Мудрого и шведской принцессы, сыном византийской принцессы, мужем английской принцессы, деверем германского императора, племянником венгерской и датской королевам, пасынком половецкой княжны. Этот факт, как нельзя, более ярко свидетельствует о теснейших связях между Русью и другими государствами, о ее большом вкладе и совершенствование европейской цивилизации.

В рассматриваемый период внешняя политика была тесно связана со складыванием и развитием социально-экономического к военно-политического единства Руси. Страна была объединена всякого рода экономическими и политическими обязательствами тех земель восточнославянской конфедерации, которые составляли се территориальное единство. Это был очень важный период, поскольку установленные в ту пору государственные границы и оформленные тогда союзы существовали длительное время. Русские князья, деятельно участвуя в международной жизни, поощряли изучение иностранных языков. Уже при дворе Ярослава Мудрого немалая роль отводилась людям, “преизлиха насыщшемся сладости книжныя”. Всеволод Ярославич, по свидетельству Мономаха, “дома сидя, изумеяши пять язык”; сам Мономах считал важным делом внимание к иностранным купцам “...в том бо честь есть от иных земель”. Однако в это время не все государственные границы были установлены и юридически закреплены, так как не все народы в своем развитии достигли государственных форм. Это, конечно, затрудняло проведение полноценной внешней политики. Еще одной особенностью была зависимость многих народов-соседей от Древней Руси. Более того, ее территория и население включали свыше 20 неславянских племен и племенных союзов. Их взаимоотношения оказывали существенное влияние на внешнюю политику в целом. Это связано и с тем, что земли народов Прибалтики — ижоры, води, эстов, ливов, латов отделяли Русь от прусско-польского Поморья и Германии; земли финнов, карел и лопарей — от Норвегии и Швеции; черемисов, мордвинов, буртасов — от Волжской Булгарии; тюрков и хазар — от государсва Мавараннахра, Византии, Венгрии; ясов и косогов — от стран Закавказья.

Внешняя политика Древней Руси строилась на основе торгово-экономических отношений с большинством стран. Особенно тесными они были с Византийской империей. Начало им было положено еще во княжение Аскольда и Дира. Византия, “мир деля”, платила русам дань. Именно и то время закладывались предпосылки будущих договоров, определялись перспективы и характер будущих взаимоотношений, вплоть до XIII в. В 907 г. князем Олегом после удачного военного похода на Царьград был подписан один из первых международных договоров. По нему Русь получала от Византии единовременную контрибуцию до 12 гривен на “ключ”, ежегодные дани — “уклады” на города русские, льготы русским купцам в Царьграде. Русские князья, судя по текстам договоров, стремились вести честную политику в отношения соседей, избегая, ненужных кровопролитии. Когда же требовалось применение силы, то и здесь они проявляли благородство. Достаточно вспомнить знаменитое предупреждение князя Святослава — “Иду на Вы!”

Одним из самых крупных и имевших долгосрочное значение для Руси события раннего средневековья стало принятие христианства в качестве государственной религии. Эта проблема требует более подробного рассмотрения.

Ученые доказали, что образование межплеменных этнических общностей обычно сопровождалось серьезными изменениями не только в политической жизни людей, но и в жизни духовной. Значительным событием в ранней истории большинства европейских народов стало их приобщение к миру христианских ценностей, христианских воззрений на жизнь. Составившаяся из различных северогерманских (скандинавских), славянских и финских элементов, древнерусская (восточнославянская) общность в конце I тысячелетия н.э. стала постепенно превращаться в народность, сплоченную не только политически, но и религиозно. Медленное распространение христианства в среде варяжских и славянских дружинников началось, насколько можно судить по достаточно скудным свидетельствам, в IX в. Первоначально крещение принимали немногие воины, участвовавшие в набегах на византийские владения и в торговле с христианами-греками (как уже упоминалось, профессии воина и купца в то время обычно совпадали).

Перемена веры была делом не слишком удивительным для бродячих дружинников, оторвавшихся от родного племени и проводивших свою жизнь среди чужеземцев. Племенные, языческие верования были, как правило, основаны на смутных прозрениях о воздействии на людское существование каких-то малопонятных, неведомых сил. Представления об этих силах часто соотносились с реалиями родоплеменного быта, с особенностями конкретной местности, со специфическими занятиями ее населения. Поэтому всякие серьезные изменения в образе жизни племени или какой-то обособившейся его части ставили под сомнение те, или иные элементы верований, порождали религиозный кризис (так, поклонявшиеся духам гор племена не могли сохранить своих представлений о сверхъестественном, сверхчувственном мире после переселения в равнинную местность).

Разрушение привычного жизненного уклада в период постоянных миграций, в I тысячелетии н. э., создавало предпосылки для усвоения более универсальных верований; усложнение общественной жизни исподволь готовило людей к восприятию развитых религиозных воззрений. Неудивительно, что наибольшую восприимчивость к новым, выходящим за рамки традиционного язычества религиям демонстрировала самая активная и подвижная часть общества — воины. Насколько мы можем судить, дружинная среда отличалась достаточной веротерпимостью или, лучше сказать, равнодушием к вопросам веры. Так, хазарские правители, исповедовавшие иудаизм, принимали на свою службу и мусульман, и христиан, и язычников. Встречались христиане и среди скандинавских воителей, торговавших и грабивших по просторам Восточной Европы. Сохранились свидетельства о крещении варяжского князя Бравалина в конце VIII в.[78] Этот князь, осаждавший и взявший расположенный в Крыму греческий город Сугдею (по-славянски — Сурож, ныне — Судак), предводительствовал отрядом воинов, которых византийские авторы причисляли к “народу рос”. Нет достаточных оснований видеть в этом “народе” непосредственных и прямых предков тех восточных славян, которых через пару веков стали обозначать именем “русь”. Сообщение о том, что варяг Бравалин стал христианином, интересно другим: оно показывает, что крещение принимали не только варвары, служившие византийскому императору и иным христианским государям, но и некоторые искатели военной удачи, действовавшие на свой страх и риск.

Принадлежность части варяжско-славянских дружинников к христианской Церкви долгое время не оказывала серьезного воздействия на духовную и политическую жизнь обитателей Восточно-Европейской равнины. Даже если признать вызывающий некоторые сомнения факт крещения киевских правителей Аскольда и Дира, ходивших на Константинополь, вероятно, около 860 г., мы все же не сможем увидеть в этом факте что-то большее, чем свидетельство о личном (еще негосударственном) выборе веры. Тем не менее, периодические контакты, соприкосновения наиболее деятельной и воинственной части восточнославянского общества с христианским миром, конечно же, способствовали постепенному знакомству всего этого общества с новой религией. Приобщение суровых воителей-язычников к христианству вряд ли могло быть достаточно прочным, и далеко не всегда было сопряжено с кардинальными переменами в мировоззрении новокрещеных. Такие изменения требовали вдумчивого переосмысления собственного духовного опыта, что доступно далеко не всем. Во многих случаях побуждение к крещению было чисто языческим: “чужой бог” оказывался сильнее привычного, племенного, о чем свидетельствовали военные успехи поклонявшихся этому божеству чужеземцев. Характерное для язычества многобожие преодолевалось с трудом, а христианство рассматривалось как одна из многих религий — наряду с разнообразными племенными культами.

Религиозные языческие представления отразились в известном летописном предании о “выборе веры” князем Владимиром. Само это предание следует признать легендой, но легендой, достаточно характерной именно для стадии разрушения племенных верований. Владимир якобы разослал в разные страны доверенных лиц, призванных побольше узнать о христианской, иудейской и мусульманской религиях (по другой версии — призвал к себе представителей этих религий). “Выбор веры”, осуществлялся, если верить летописному свидетельству, чисто рационально, на основе тщательного сопоставления плюсов и минусов различных религиозных систем — подобно тому, как князь выбирал время и направление очередного военного набега. Рациональное, даже утилитарное отношение к Богу (вернее к Богам) было присуще как раз язычникам, которые считали возможным, например, перехитрить божество, откупиться от него дарами и жертвами (такое религиозное мышление было характерно и для язычников-славян, и для древних греков и римлян).

Обращение к христианским ценностям предполагало преодоление подобного утилитаризма, но это преодоление, разумеется, не могло свершиться в одночасье. До нас дошло мало свидетельств о проповеди христианских миссионеров, адресованной не князьям, а простым воинам и земледельцам. На основании косвенных данных можно предположить, что создатель славянской письменности святой Кирилл в середине IX в. побывал на земле какого-то восточнославянского племени, подчиненного Хазарскому каганату, и сумел обратить в христианство около двух сотен семейств. Менее удачной была миссия епископа Адальберта, посланного к восточным славянам по указанию германского императора Оттона I (около 959 г., в правление княгини Ольги). Адальберту едва удалось спастись, а нескольких его спутников славяне-язычники убили. В сообщении не стоит видеть свидетельство непримиримого отношения славян к чужеземной вере. В Х в., вероятно, было не так уж много ярых ревнителей язычества; традиционные обряды пользовались определенной популярностью, но массового фанатизма не наблюдалось. В городах на пути из варяг в греки частыми гостями были иноземные купцы, в том числе и христиане. Среди дружинников киевских князей, как уже упоминалось, также встречались принявшие крещение. Договор, заключенный князем Игорем с Византией (944), подписали и воины-язычники, и “крещеная русь”, т.е. христиане, занимавшие высокое положение в киевском обществе. В то время, в середине Х в., в Киеве существовала церковь Ильи Пророка (которого языческое и полуязыческое сознание русичей долго соотносило со славянским божеством небесного огня — Перуном). Одноименный храм существовал и в Константинополе, причем прихожанами там были в основном наезжавшие в Византию древнерусские купцы-воины. Во второй половине Х в. существовали христианские храмы в Новгороде, в других городах на пути из варяг в греки.

Вдова Игоря Ольга, управлявшая государством по смерти своего мужа, приняла крещение. Обращение Ольги историки часто считают тактическим ходом в сложной дипломатической игре с Византией. Это не совсем справедливое суждение. Конечно, переход главы любого государства (и в особенности, монархического) в то или иное вероисповедание всегда имеет определенное политическое значение, но мотивы обращения могут быть и далекими от политики, связанными с духовной жизнью человека. Не следует видеть в каждом поступке человека, в том числе государственного деятеля или правителя, только расчет. И Ольга, и ее внук Владимир, при котором христианству было суждено стать официальной религией на Руси, руководствовались не только (а, скорее всего, и не столько) политическими соображениями. Другое дело, что последствия крещения русских князей выходили далеко за пределы их индивидуальных религиозных переживаний. Мы не знаем в точности, когда и где Ольга приняла крещение. Русская летопись связывает это событие с визитом киевской княгини в Константинополь (955 или 957 г.), где Ольга вела какие-то переговоры с императором Константином Багрянородным (913—959). Однако в весьма подробных записках принимавшего русскую правительницу императора даже не упоминается о крещении северной гостьи, что заставляет заподозрить отечественный источник в случайном или намеренном искажении фактов. Скорее всего, Ольга крестилась еще до посещения Константинополя (в столицу Византии ее сопровождал священник, вероятно княгинин духовник). Так или иначе, Ольга стала христианской правительницей, но ее подданные в большинстве своем хранили верность языческим идолам. Время правления Ольги и ее сына Святослава (весьма далекого от христианства, но не стремившегося насаждать дорогое его сердцу язычество) было периодом относительно мирного сосуществования двух религиозных систем. Среди горожан и обитателей княжеских дворов было некоторое (видимо, немалое) число христиан (варягов, славян, греков); в целом городское население, часто лишь по традиции и без особого рвения участвовавшее в языческих обрядах, было готово к восприятию новой веры. Степень приверженности язычеству сельских жителей определить сложнее. Видимо, в некоторых восточнославянских (славяно-финских) землях племенные божества занимали немалое место в религиозной жизни людей.

В Х в. происходила очень медленная христианизация Руси. Данный процесс почти не затрагивал обитавших вне городов землепашцев и охотников. Христианство постепенно приобретало статус религии, терпимой в государстве, но прямо не поощряемой (даже в годы правления Ольги исповедание веры Христовой не давало серьезных практических преимуществ при дворе или в военной службе). Распространение христианства в придворной и дружинной среде (двор и дружина в то время в известной мере совпадали) постепенно создавало предпосылки для официального признания новой религии и для массового крещения восточных славян. Этим предпосылкам было суждено реализоваться в практических мерах государственной власти при князе Владимире. Князь Святослав, заботившийся о своей воинской славе больше, чем о государственных делах или, тем более, о вопросах веры, совершил несколько дальних походов (на восток и юго-восток, против тюркоязычных волжских болгар и ослабевшего Хазарского каганата, а также на юг и юго-запад, в византийские владения на Балканах). Святослав пытался создать — силой оружия — державу на землях придунайских славян (болгар) и основал там новую столицу — Переяславец. Территорию, которая со времен Олега была подвластна русским князьям, Святослав передал в управление своим малолетним сыновьям Ярополку (ему достался киевский престол) и Олегу, (ставшему древлянским князем). В дальний Новгород Святослав отправил еще одного сына, Владимира, бывшего в глазах современников не совсем ровней Ярополку и Олегу (очевидно, потому, что мать Владимира, Малута, была не варяжского, а славянского рода, или потому, что она занимала невысокое положение ключницы и считалась не женой, а наложницей великого князя). Владимира, еще ребенка, сопровождал его дядя и наставник Добрыня.

По смерти Святослава (972) советники и дружинники старших его сыновей подтолкнули юных князей к междоусобной войне. Причины этой распри не вполне ясны; воевода Свенельд, по существу руководивший действиями Ярополка Киевского, стал инициатором похода против древлян. Поход закончился победой киевлян, юный Олег погиб в сутолоке, образовавшейся при поспешном отступлении его войска (воины торопились укрыться за стенами города Овруча, и многие из них попадали с моста в ров; такая участь постигла и 15-летнего князя). Владимир и Добрыня, прослышав о событиях в Древлянской земле, отправились в Скандинавию, откуда вскоре вернулись с наемным войском. Во главе этого войска, пополненного жителями Новгорода и других северных городов и селений, Владимир двинулся на юг, к Киеву. Предлогом для похода стали действия Ярополка, приведшие к братоубийству. По дороге воины Владимира покорили Полоцкую землю (в то время это было фактически независимое владение князя Рогволода), а в 978 или 979 г. вошли в Киев. Ярополк, явившийся к победителю-брату, был убит. Усобица завершилась победой Владимира. Если Ярополк, в детстве испытывавший влияние своей бабки-христианки княгини Ольги, отличался веротерпимостью и, по предположениям некоторых историков, даже сочувствовал сторонникам “греческой религии”, то Владимир в момент завоевания Киева был убежденным язычником. После убийства брата (летописный рассказ, правда, обеляет Владимира и перекладывает вину на Свенельда, предавшего Ярополка) новый князь приказал устроить на одном из городских холмов языческое святилище (капище), где в 980 г. были установлены статуи племенных богов: Перуна, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокоши.

Как уже упоминалось, в конце Х в. Киев был довольно христианизированным городом. Возможно, попытка оживить традиционное язычество, поддержав его авторитетом государственной власти, была связана с политическим противостоянием киевских “лучших людей” и пришедших из Новгорода княжеских советников. Язычество, казалось, переживало подъем. Идолам приносились человеческие жертвы, князь и значительное число горожан с явным одобрением воспринимали эти кровавые ритуалы, которые, судя по всему, в предшествующие десятилетия были почти что забыты (по крайней мере, в Киеве). Однако искусственное возрождение религии предков оказалось делом бесперспективным. Это очень скоро почувствовал и сам Владимир. Через несколько лет после вокняжения в Киеве Владимир отказался от былой приверженности язычеству, принял крещение и приступил к обращению в христианство своих подданных. Религиозная реформа, круто изменившая жизнь многих людей, была, конечно, в какой-то мере подготовлена предшествовавшим развитием русских земель и вызвана к жизни политическими причинами. Однако встречающееся иногда утверждение, будто Владимир руководствовался исключительно пониманием государственной пользы христианства лишено правдоподобия. Очевидно, что без глубокого внутреннего перелома, без серьезного переосмысления собственного опыта, без искреннего обращения к христианству Владимир не смог бы действовать столь последовательно и решительно, побуждая (порой и принуждая) к крещению жителей обширной языческой державы.

Религиозные языческие представления отразились в известном летописном предании о “выборе веры” князем Владимиром. Само это предание следует признать легендой, но легендой, достаточно характерной именно для стадии разрушения племенных верований. Владимир якобы разослал в разные страны доверенных лиц, призванных побольше узнать о христианской, иудейской и мусульманской религиях (по другой версии — призвал к себе представителей этих религий). “Выбор веры”, осуществлялся, если верить летописному свидетельству, чисто рационально, на основе тщательного сопоставления плюсов и минусов различных религиозных систем — подобно тому, как князь выбирал время и направление очередного военного набега. Рациональное, даже утилитарное отношение к Богу (вернее к Богам) было присуще как раз язычникам, которые считали возможным, например, перехитрить божество, откупиться от него дарами и жертвами (такое религиозное мышление было характерно и для язычников-славян, и для древних греков и римлян).

Обращение к христианским ценностям предполагало преодоление подобного утилитаризма, но это преодоление, разумеется, не могло свершиться в одночасье. Мы не знаем в точности, когда и как закоренелый язычник, проводивший немало времени в шумных попойках за пиршественным столом и в покоях своих многочисленных жен и рабынь-наложниц, уверовал во Христа. С большой вероятностью можно предположить, что это обращение стало результатом раскаяния в совершенных злодеяниях, усталости от разгульной жизни и ощущения духовной пустоты, которую не могла заполнить языческая религия, уже утратившая былую естественность и привлекательность в восприятии человека, преодолевшего племенную узость и ограниченность. Став христианином, Владимир, обладавший несомненным государственным умом и деятельной натурой, пришел к мысли о распространении новой веры в своих владениях. На это решение повлияло и стремление киевского князя упрочить внешнеполитическое положение Руси. В любых сношениях с христианскими государствами языческая держава неизбежно оказывалась неравноправным партнером, с чем Владимиру явно не хотелось мириться (обращение в христианство, вероятно, несколько умерило властолюбие князя, но обострило и до того ему присущее чувство ответственности за государство, за его авторитет и силу).

Внешние обстоятельства в 980-е гг. благоприятствовали усилению Руси. Смута в Византии, где мятежные войска под водительством Варды Фоки выступили против законной династии, поставила императора Василия II и его брата Константина в положение почти отчаянное. Им пришлось обратиться за помощью к Владимиру, несмотря на то, что совсем недавно Русь в союзе с болгарами воевала против Византии. Владимир огласился послать войско на помощь Василию II, потребовав в обмен согласия императорской семьи на свой брак с царевной Анной. Василий был вынужден согласиться, поставив условием крещение жениха. Владимир с готовностью принял это условие, сообщив своему будущему шурину, что его уже давно привлекает “греческая вера”. Киевскому князю было, конечно, весьма лестно породниться с могущественным императорским домом. Владимир, несомненно, понимал и государственное значение этого брака. Однако было бы упрощением рассматривать крещение Владимира только как внешний акт, совершенный во имя династического союза. Если бы русский правитель руководствовался только такими соображениями, он вряд ли затеял бы хлопотное дело крещения языческой страны, к чему его никто не принуждал. (Заметим, что многие из очевидных для потомков выгод, связанных с включением в сферу христианской цивилизации, вряд ли были вполне ясны Владимиру; опасность же, сопряженная с крутой ломкой векового уклада, с отказом от привычных особенностей общественного и семейного быта, например, от многоженства, была вполне реальной.). Во всяком случае, Владимир выполнил свои обязательства и помог Василию II сохранить трон. Однако византийский император не торопился отдавать сестру замуж за северного варвара. Владимир решил силой принудить империю к исполнению принятых обязательств и захватил греческий город Херсонес (Корсунь) в Крыму. После этого в Корсуни было совершено бракосочетание Владимира и царевны Анны; многие знатные русские воины, подражая своему князю, перешли в христианство. По возвращении победоносной рати в Киев Владимир приступил к крещению столичных жителей, а затем и других своих подданных.

Киевляне, среди которых было немало христиан, восприняли переход в “греческую веру” если не с энтузиазмом, то без явного сопротивления (по свидетельству митрополита Илариона, “аще кто и не любовию, но страхом повелевшаго крещахуся”). Владимир рассматривал христианство именно как государственную религию. Отказ от крещения в таких условиях был равнозначен проявлению нелояльности, к чему у киевлян не было серьезных оснований. Столь же спокойно отнеслись к крещению обитатели южных и западных городов Руси, часто общавшиеся с иноверцами и жившие в многоязычной, многоплеменной среде. Куда большее сопротивление религиозные новшества встретили на севере и востоке. Новгородцы взбунтовались против присланного в город епископа Иоакима (991 г.), высмеивавшего языческие верования. Для покорения новгородцев потребовалась военная экспедиция киевлян, возглавленная Добрыней и Путятой. Жители Мурома отказались впустить в город сына Владимира, князя Глеба, и заявили о своем желании сохранить религию предков. Сходные конфликты возникали и в других городах Новгородской и Ростовской земель.

Как полагают многие историки, одной из причин враждебного отношения к христианству в крупных городах, удаленных от Киева, была приверженность населения традиционным обрядам. Видимо, именно в этих городах, особенно в Ростове и Новгороде, сложились существенные элементы религиозной языческой организации (регулярные и устойчивые ритуалы, обособленные группы жрецов — волхвов, кудесников). В южных городах и в сельской местности языческие верования существовали скорее как неоформившиеся суеверия, чем как развитая религия. (Не случайно, попытка установления регулярных жертвоприношений в 980-е гг. воспринималась киевлянами как нововведение. До этого систематическое поклонение идолам было плохо знакомо приднепровским славянам. Вполне вероятно, что идолопоклонство, распространенное на севере, казалось киевлянам религией чужой, лишь отчасти похожей на местные верования).

Другой причиной сопротивления христианству новгородцев или ростовчан было настороженное отношение к распоряжениям, исходившим из Киева. Христианская религия рассматривалась как угроза политической автономии северных и восточных земель, чье подчинение воле киевского князя основывалось на традиции, и было отнюдь не безграничным. Нарушивший традицию Владимир, хотя и выросший в Новгороде, но затем поддавшийся чуждым греческим влияниям, был в глазах насильно обращаемых в христианство горожан Севера и Востока отступником, попиравшим исконные вольности. В сельской местности сопротивление христианству было не столь активным; земледельцы и охотники, поклонявшиеся духам домашнего очага, лесов, полей, рек, чаще всего совмещали свои прежние представления о мире сверхъестественного с элементами христианского мировосприятия. Двоеверие, существовавшее в славянских селах на протяжении десятилетий и даже веков, лишь постепенно преодолевалось усилиями многих поколений священников. Понятно, что при Владимире Крестителе число христианских священнослужителей на Руси было невелико, и князь-реформатор поневоле был вынужден ограничиться христианизацией городов.

Надо заметить, что элементы языческого сознания вообще обладают большой устойчивостью, сохраняются, например, в виде различных суеверий. Показательно, что многие распоряжения Владимира, призванные утвердить новую веру, были проникнуты языческим духом (так, поверженные идолы становились объектами поругания: по приказу князя их били палками, волочили по грязи и вообще обращались с ними так, как язычники привыкли обходиться с кумирами побежденного врага).

Одной из насущных задач Владимира после формального (а во многих случаях, как уже говорилось, насильственного) крещения подданных стало их просвещение в христианском духе. Эту задачу выполняли священники-иностранцы, в основном выходцы из Болгарии, жители которой еще в IX в. приняли христианство. Важно отметить, что Болгарская (Охридская) митрополия обладала автокефалией (известной самостоятельностью, независимостью от константинопольского патриарха, в частности правом избирать главу Церкви). Это обстоятельство сыграло большую роль в развитии русской Церкви в течение первых десятилетий ее государственного существования: не доверяя византийскому императору, пытавшемуся обмануть киевского князя в деле о сватовстве (см. выше), Владимир предпочел подчинить русскую Церковь болгарским, а не греческим иерархам. Такой порядок сохранялся до 1037 г. и был удобен еще и тем, что в Болгарии пользовались богослужебными книгами на славянском (старославянском, церковнославянском) языке, близком к разговорному языку русских (переводы были выполнены в середине IX в. святыми Кириллом и Мефодием).

Владимир, искренне уверовавший и столь же искренне стремившийся реализовать христианский идеал в современном ему восточнославянском обществе, зачастую подчинял этому идеалу и свои практические действия в государственной сфере. Известно, что на первых порах киевский князь отказался от применения уголовных наказаний, прощая разбойников. Таким же непосредственным приложением евангельских истин к социальной действительности были регулярные трапезы на княжеском дворе, куда мог прийти всякий голодный. Своеобразной формой социального обеспечения нуждающихся стала и организованная князем раздача пропитания неимущим. Подобная благотворительная деятельность (распространявшаяся, по всей вероятности, только на столичный город) была естественной для новообращенного государя, всерьез воспринимавшего свои христианские обязанности. Конечно, взаимоотношения великого князя и его подданных, в особенности обитавших вне стольного града, не сводились к идиллии всепрощения и бескорыстия. Принципиальная неосуществимость христианского внеисторического идеала в пределах истории довольно скоро стала ясна и Владимиру, и наиболее ревностным православным неофитам (новообращенным) из его окружения.

Время Владимира нельзя считать периодом полной гармонии власти и общества. Правление святого равноапостольного князя не было “золотым веком”. Историческое значение того времени заключалось в ином — в приобщении славяно-финского мира к ценностям христианства, в создании условий для полноправного сотрудничества племен восточно-европейской равнины с другими христианскими племенами и народностями. Русь была признана как христианское государство, что определило качественно иной, более высокий уровень взаимоотношений с европейскими странами и народами. Русская Церковь, с самого начала развивавшаяся в сотрудничестве с государством, стала силой, объединяющей жителей разных земель в культурную и политическую общность. (Тесные государственно-церковные связи в дальнейшем не раз становились существенным фактором общественного развития, иногда благотворным, в других ситуациях дестабилизирующим, опасным и для государства, и для Церкви.). Перенесение на русскую почву традиций монастырской жизни придало своеобразие славянской колонизации северных и восточных окраин Киевского государства. Миссионерская деятельность на землях, населенных финноязычными и тюркскими племенами, не только вовлекала эти племена в орбиту христианской цивилизации, но и несколько смягчала неизбежно болезненные процессы становления многонационального государства (это государство развивалось на основе не национальной, а религиозной идеи, было государством не столько русским, сколько православным). Приобщение к тысячелетней христианской традиции ставило перед русским обществом новые культурные, духовные задачи и одновременно указывало средства для их решения. (Прежде всего, надо упомянуть задачи освоения многовекового наследия греко-римской цивилизации и развития самобытных форм литературы, искусства, религиозной жизни.) Заимствование становилось основой для сотрудничества, и из постепенно осваиваемых достижений Византии вырастали ранее неведомые восточным славянам каменное зодчество, иконопись и фресковые росписи, житийная литература и летописание, школы и переписка книг.

Крещение Руси, понимаемое не как кратковременное, внешне эффектное действие, не как массовый обряд, многие участники которого не слишком жаждали приобщения к христианской вере, а как процесс постепенной христианизации восточнославянских и соседствовавших с ними племен,— крещение Руси создало новые формы внутренней жизни этих сближавшихся друг с другом этнических групп и новые формы их взаимодействия с окружающим миром. Основная причина введения христианства в его византийском варианте, — православии, состояла в необходимости формирования государственной идеологии, духовного объединения разноплеменных народов Руси, укрепления международных связей на более солидной основе. Старая языческая религия была продуктом родовых отношений и уже сыграла свою положительную роль. В новых условиях она не обеспечивала в полном объеме процесс формирования государственности. В целях укрепления и упрочения своего положения новая феодальная власть нуждалась в новой, единой для всех религии. Язычество же объективно, в силу свойственного ему многобожия, многочисленности племенных культов неспособно было, несмотря на все попытки, объединить в духовном плане Русь, возвысить и укрепить авторитет великокняжеской власти. Для правящей элиты это было очень важным моментом, так как тенденции сепаратизма были еще достаточно сильны в землях, вошедших в состав Древнерусского государства.

Процесс принятия новой религии был длительным и противоречивым. Он сопровождался как насилием со стороны властей, так и противоборством со стороны населения. Он начался с выбора веры, реформы князя Владимира в рамках создания единого языческого пантеона “капища Перуна” в Киеве. Главным же стало крещение окружения князя, а затем всего народа по православному чину. Князь Владимир (вокрещении Василий) принял это решение в связи с распространением православия в русском обществе (еще в 957 г. княгиня Ольга и ее приближенные крестились в Константинополе). Кроме того, в Киеве уже существовала многочисленная и авторитетная христианская община. Крещение наиболее активно осуществлялось в 988-998 гг. В рамках этого периода было построено большое количество церквей (например, в Киеве знаменитая Десятинная церковь). Однако в отличие от городского населения крестьяне еще долго не принимали новую веру. Особенно серьезным было сопротивление в северных районах страны. В 991 г. произошло восстание в Новгороде, где были убиты многие богатые христиане, епископ, священнослужители, родственники и семья посадника новгородского Добрыни — родного дяди великого князя Киевского Владимира.

Особенностью русского православия осталось все-таки сохранение многих элементов язычества, например, празднование масленицы, обычай обильного угощения на поминках и т.д. Объективно введение христианства способствовало укреплению политического единства древнерусских земель; окончательной ликвидации, племенной обособленности; дальнейшему сближению с европейскими государствами, укрепило позиции Руси на международной арене. Православие оказало значительное культурное влияние на общество: более широкое распространение получили письменность, книжное дело, просвещение в целом, появились школы, библиотеки, началось систематическое летописание. Таковы основные предпосылки, причины и направления формирования древнерусской государственности в период с VII до середины ХII вв.

Тема Новгородско-Киевской Руси как государства находится в сфере оживленных, иногда, к сожалению, политизированных дискуссии и даже полемики. Так, украинские ученые А.Моця, В.Рычка[79], анализируя в своих статьях некоторые аспекты развития цивилизации Древней Руси, высказывая довольно оригинальные суждения, пытаются, однако, в конечном итоге, адаптировать к современному уровню накопления исторических знаний небезызвестную концепцию М.С.Грушевского[80]. Причем, защищая концепцию “киевоцентризма”, А.Моця ссылается на авторитет Б.А.Рыбакова, специалиста, которого “никак нельзя отнести к лагерю “украинских буржуазных националистов” (к нему до не давнего времени относили и Грушевского”)[81]. На этом фоне заслуживает внимания и появление исключительно смелых исторических версий (подчеркнем: именно версий). Так, украинский историк А.Толочко пытается доказать, что государства под названием “Киевская Русь” (и даже “Древняя Русь”) не существовало никогда[82]. Ученый пишет, что наши далекие предки были бы несказанно удивлены, услышав наименование своей страны как “Киевская Русь”. Ведь они называли ее “Русской землей”, “Русью”, а себя, ее население, собирательным “русь” или каждого отдельно — “русином”. Киевская Русь — термин происхождения книжного и ученого и ведет свое начало не из источников, а со страниц исторических трудов первой половины XIX века — именно тогда история, освободившись от объятий изящной словесности, превратилась в академическую науку. Понятие “Киевская Русь” возникло в российской науке как элемент более общих представлений об исторических судьбах России, как необходимое звено в периодизации ее бытия. “Инструментальный статус термина практически забыт, и он (термин) незаметно превратился в нечто большее, самостоятельное, исподволь управляя нашими представлениями”[83], — заключает А. Толочко.

Отдавая должное неординарности взгляда ученого, не будем, однако, вдаваться в дискуссию, помня, что и сам автор классифицирует свою концепцию лишь только как историческую версию. В то же время согласимся с мыслью украинского ученого о том, что у исторической науки появилась, наконец, возможность исследовать Русь — Киевскую ли, Древнюю ли — ради нее самой, не отыскивая в ней только истоки будущих историй, не делая ее предлогом и материалом для “метаисторий” и “больших схем”. Эту эпоху можно попытаться, наконец, понять такой, какой она была, “задать ей вопросы и не бояться, что, пребывая в нашей собственности, она даст лукавый, приятный ответ, подсказанный ее же владельцем…”[84].

В современной отечественной историографии подвергается серьезной критике концепция Древней Руси, вышедшая из-под пера академика Б.А.Рыбакова. Он был в советской историографии долгое время непререкаемым авторитетом, искусственно выведенным из поля научной критики. Слов нет, академик Б.Н.Рыбаков внес огромный вклад в развитие советской исторической науки. Его работы по истории цивилизации Древней Руси[85] несут в себе большую научную ценность. Однако сегодня нельзя в отечественной исторической науке сохранять такой подход, когда авторитет звания зачастую ставится выше научных доводов. Думается, что можно признать справедливой критику Б.А.Рыбакова за его попытки создать поле полемической напряженности в норманской теории. Причем, здесь просматривается явная политизация. Маститый советский академик утверждает, что именно скандинавы принесли на Русь эту “нередко бессмысленную жестокость”[86]. По его мнению, “в русской летописи Олег присутствует не столько в качестве исторического деятеля, сколько в виде литературного героя, образ которого из припоминаний и варяжских саг о нем”[87]. А.П.Новосельцев в данной связи замечает, что здесь “попахивает шовинизмом”. Получается, что Кий, о котором летописец имел довольно смутное представление, — реальное лицо, а Олег, от которого до нас дошли первые дипломатические документы на русском языке, о котором летописец судил не по сагам, а знал точные данные о конфликтах с хазарами и.т.д. — лицо почти придуманное!

Трудно предположить, что Б.А.Рыбаков не знал о том, что походы на Византию и страны Востока совершались славянами, и до Олега, и при его преемниках. Причем, различные источники вполне закономерно описывают такие походы как военно-торговые, типичные для той поры предприятия, когда погромы и грабеж были обычным явлением и для скандинавов, и для славян. Ведь они находились на той стадии исторического развития, о которой Ф.Энгельс справедливо писал, что постоянные войны и разбойничьи набеги и грабежи были ее характерной чертой[88]. И, думается, можно вполне согласиться с оппонентом Б.А.Рыбакова — А.П.Новосельцевым, что если изображать только скандинавов как разбойников, совращавших другие народы на путь войн и грабежей, то это значит “отходить от исторической правды в угоду примитивному патриотизму, который сродни обычному шовинизму”[89]. Несостоятельны, в свете современного уровня накопления исторических знаний, и попытки академика Б.А.Рыбакова отрицать, что восточнославянское государство рождалось не только в Киеве, но и в Новгороде.

Необходимо подчеркнуть, что в современной отечественной историографии подвергаются аргументированной научной критике и некоторые вольные, односторонние трактовки советским ученым источников по истории цивилизации Древней Руси[90]. Такая критика конструктивна. Историческая наука не стоит на месте. И ничего удивительного нет, что многие концепции, бывшие для своего времени уникальными, сегодня устарели. Приведем ряд примеров:

маститый отечественный историк В.О.Ключевский считал, что на Руси не было ремесла;

другой метр российской историографии П.Н.Милюков полагал, что в древности население Руси было поголовно неграмотным. А потом в Новгороде нашли берестяные грамоты…;

сколько нам твердили, о том, что в древности было две культуры — для богатых и бедных. Однако последние исследования[91] показывают, что эстетический мир древнего новгородца был един независимо от имущественного положения.

Однако конструктивная научная критика не должна подменяться критиканством, где вместо научных доводов фигурируют поверхностные суждения, которые иногда рождаются в гонке за научной сенсацией. Особенно здесь следует осторожно подходить к исторической публицистике. Она, при всей ее значимости в деле стимулирования серьезных научных изысканий, бывает иногда, к сожалению, замешана на недостаточной компетентности авторов, а то и на беспардонном политиканстве.

Н будем вдаваться в дискуссию (разные точки зрения, подходы выше конспективно обозначены). Однако препроводим наши суждения следующим замечанием принципиального характера: освещаться будет именно Новгородско-Киевская Русь, а не Киевская Русь, как это принято в некоторых современных изданиях[92].

Наблюдая ход исторического развития Европы, остающегося эталоном при сопоставлении социально-исторических процессов, нетрудно заметить, что социально-политическое и экономическое развитие общества в древности словно замедляется в движении с юго-запада на северо-восток, от Средиземного моря — колыбели античных цивилизаций, к Балтике и далее к Северному Ледовитому океану. Русь — окраина европейского мира, довольно долгое время сохраняла черты раннефеодальной монархии со значительными элементами предшествующего ей родового строя. Хотя представлять ее вплоть до XIII в. страной, где господствовала родовая демократия, своеобразной конфедерацией областных “городов-государств”, в свете современного уровня накопления исторических знаний по проблеме, некорректно.

В Древней Руси государство являлось верховным собственником земли, природных богатств, которые представляли собой не меньшую ценность, чем возделываемые угодья. Достаточно вспомнить князя Святослава Игоревича, задумавшего перенести столицу на Дунай, и Переславец, и упомянувшего среди товаров, туда стекавшихся, “...из Руси мела, воск, меха…”.

Долговременная собственность государства на землю была обусловлена медленным развитием феодального землевладения. Особенно ярко это видно на примере церкви. В раннем средневековье во всех христианских странах, в том числе и на Руси, церковь была одним из крупнейших землевладельцев. Однако в нашей стране крупнейшие княжеские пожалования, но крайней мере, до середины XII в. включительно, составляли не земельные угодья, и часть государственных доходов с определенной территории, известная как “десятина”, и повинности в пользу церкви с местного населения. Бояре и дружинники со времен первых Рюриковичей получали от князя часть дани, в сборе которой они сами и принимали участие, а зачастую по поручению князя и сами организовывали названный сбор. Походы за сбором дани — “полюдье” наряду с военными экспедициями занимали большую часть времени князя и его администрации[93]. Случались конфликты с местными племенами из-за резкого повышения размеров дани. Например, хрестоматийный конфликт князя Игоря с древлянскими вождями. Этот конфликт был спровоцирован княжескими дружинниками, то есть “коллективным феодалом”, с интересами которого был вынужден считаться князь.

Чтобы управлять государством, тем более таким обширным, власть должна была находиться в постоянном движении. Даже по времена достаточно стабильные, на рубеже XI —XII вв. Владимир Мономах вспоминал, что совершил за свою жизнь 83 больших похода, “...а прочих меньших и не упомню...”. Нечто подобное можно наблюдать и в истории Западной Европы эпохи Карла Великого. Централизованный характер сбора и распределения дани в сочетании со слабым развитием товарно-денежных отношений, когда верховная власть выступала основным “распределителем благ”, способствовал тому, что на Руси при первых рюриковичах феодальная аристократия не стремилась обособиться от правителя на местах, кик это происходило в западной Европе. Она сконцентрировалась в городах при княжеском дворе, то есть господствовала преимущественно коллективная форма феодальной собственности. само начало феодальной раздробленности носило преимущественно патримониальный (родовой, наследственный) характер.

Отмену “полюдья” и введение новой системы сбора дани, как правило, связывают с именами Игоря и его жены княгини Ольга их своеобразной европейской ориентацией. При княгине Ольге, по второй половине Х в. (по крайней мере, на части территории государства) вблизи Пскова и покоренной после восстания древлян земли был определен устойчивый размер дани и были организованы «погосты» — центры для ее сбора. В это же время происходит складывание, также как в большинстве европейских государств, служебной системы. Ее содержание дает ключ к пониманию особенностей социально-экономического и политического развития Новгородско-Киевской Руси и ее будущих преемников: Великих княжеств Московского и Литовского. В древнейшем периоде аналогичные системы прослеживаются также в истории Польши и Чехии, что свидетельствовало о сходных путях развития славянских народов, находившихся в похожих географических условиях.

Существование коллективной формы феодальной собственности делало необходимым формирование определенных социальных групп и категорий населения, обслуживавших коллективного собственника. Люди, относившиеся к этим категориям, освобождались от всех или части дани и других повинностей, возлагавшихся на остальное население. По своему характеру, в принципе сходному с европейскими государствами, служебная организация разделялась на две большие отрасли: промыслы природных богатств и различные ремесла, непосредственно связанные с обслуживанием князей, бояр и дружинников, а также с экспортом. О широком диапазоне последних наглядно свидетельствуют новейшие находки археологов на Волыни, где при раскопках городища обнаружены большие хлебопекарные печи, явно работавшие на обеспечение дружины, размещенной в замке-детинце.

Длительный период существования коллективного феодала и коллективной феодальной собственности на землю подразумевал, естественно, столь же продолжительное сохранение большого числа свободных людей в основании феодальной лестницы, в первую очередь свободных крестьян-общинников. Процесс феодализации землевладения по письменным источникам прослеживается слабо, но это не означает отсутствие процесса как такового. Актовый материал, служащий основным источником для изучения форм землевладения для древней эпохи, почти полностью отсутствует, в особенности, это касается частного акта. Причины подобного положения, и в плохой сохранности древнейших русских письменных памятников в целом, и в длительном бытовании практики устного заключения имущественных соглашений в присутствии авторитетных свидетелей. Известно, например, что еще в XII в. княжна, то есть, лицо даже не в полной мере частное, Ефросинья Полоцкая, как свидетельствует се житие, приобрела землю для основанного ею монастыря без письменного оформления сделки.

Наряду со свободным населением так же, как и в европе того времени, в древнерусском обществе, хотя и в значительно меньшем числе, имелись рабы (холопы). В древнейший период это были преимущественно пленники, захваченные в военных походах, какой-то процент могли составлять и неплательщики полюдья. Позднее распространилось и долговое холопство. Труд рабов применялся в княжеском и боярском, хозяйствах, они «сажались» на землю, включались в служебные категории населения, например, рабы-ремесленники. Из них же могли формироваться и администрация в феодальных хозяйствах, и военные отряды. Известно, что термин “дворянин”, как, впрочем, и социальная категория, обозначаемая им, тесно связаны с понятиями “двор”, “дворня”.

На местах, наряду с княжеской администрацией, что характерно для Руси, существовали элементы местного самоуправления городов и общин — выборные старейшины, народное ополчение — “тысяча”, память о котором сохранилась в чине тысяцкого (некогда его предводителя). Однако народное собрание “Вече” в качестве высшей формы управления стало пережитком уже в XI в. Все случаи его упоминания в летописях за это и последующие столетия связаны с исключительными ситуациями, когда в результате военной угрозы, стихийных бедствий или длительного голода, администрация оказывалась не способной контролировать ситуацию. Исключение из этого правила составляют только Новгород с его “пригородом” Псковом и до определенной степени Полоцк, где ранний этап формирования государства под властью варяга Рогволда был аналогичен приильменскому. Здесь вече сохраняло свою власть и силу в течение столетий и стало со временем одним из неотъемлемых атрибутов феодальной республики.

Об уровне развития политической системы Новгородско-Киевской Руси говорит наличие правовой регламентации жизни. Ко времени великого князя Киевского Ярослава Мудрого относят начало создания сложного юридического памятника — “Русской Правды”. Она опиралась на нормы обычного права и на прежнее законодательство. Для того времени важнейшим признаком силы документа были узаконенный прецедент и ссылка на древность. Ярославу принадлежат первые 17 статей “Русской Правды”, в которых ограничивалась кровная месть кругом ближайших родственников, что говорило о существовании в данное время норм первобытного строя. Законы разбирали споры между свободными людами и, прежде всего, среди княжеских дружинников. Новгородские мужи получали те же права, что и киевские. Позднее содержание “Русской Правды” было существенно дополнено другими нормами.

Еще одной чертой, характеризующей европейский характер древнерусской государственности, стало принятие христианства. В дополнение к вышеизложенному по данной проблеме, заострим внимание на том, что в результате принятия христианства образовался историко-культурный своеобразный феномен, не нашедший аналогов в славянском мире. Страна, в то время близкая по социально-политическому и экономическому уклада Чехии и Польше (принявшим католичество и вошедшим в круг цивилизации и культуры латинской Европы), в культурном отношении сблизилась с южнославянскими народами Балканского полуострова, находившимися в сфере влияния Византии и развивавшимися по византийской модели. Это обстоятельство во многом определило особенности развития страны и ее культуры на долгое время. Христианство, заимствованное от греков, и в то же время, не отмежеванное полностью от запада, в конечном счете, оказалось ни византийским, ни западным, а русским. Это обрусение христианского верования и церкви рано началось и шло в двух направлениях. Первое направление — борьба за свою национальную церковь в верхах. Греческие митрополиты встретились на Руси с тенденцией к самобытности. Первые русские святые были возвеличены по причинам политическим, не имеющим отношения к вере, вопреки мнению грека-митрополита. Вторая струя шла из народа. Новая вера не могла вытеснить то, что было частью самого народа. Рядом с христианской верой, недостаточно крепкой в народе, были живы культы старых богов. Складывалось не двоеверие, а новая синкретическая вера как результат обрусения христианства. Христианство было своеобразно усвоено русскими, как и все, что попадало извне.

Как повлиял выбор христианства на русскую историю и культуру? В период Х – XIII вв. происходил сложный психологический слом языческих верований и становление христианских представлений. Процесс смены духовных и нравственных приоритетов всегда труден. На Руси он происходил не без насилия. На смену жизнелюбивому оптимизму язычества шла вера, которая требовала ограничений, строгого выполнения нравственных норм. Принятие христианства означало изменение всего строя жизни. Теперь центром общественной жизни стала церковь. Она проповедовала новую идеологию, прививала новые ценностные ориентиры, воспитывала нового человека. Христианство делало человека носителем новой морали, основанной на культуре совести, вытекающей из евангелистских заповедей. Христианство создавало широкую основу для объединения древнерусского общества, формирования единого народа на основе общих духовных и нравственных принципов. Исчезла граница между русом и славянином. Всех объединила общая духовная основа. Произошла гуманизация общества. Русь была включена в европейский христианский мир. С этого времени она считает себя частью этого мира, стремясь играть в нем видную роль, всегда сравнивать себя с ним. В числе многочисленных экономических, социальных, культурных последствий вхождения Руси в семью христианских народов было осознание русской культурой места восточных славян в мировом историческом процессе, ценности знаний о прошлом Руси, сохранившихся в устном народном творчестве.

Христианство оказало влияние на все стороны жизни Руси. Принятие новой религии помогло установить, повторим это еще раз, политические, торговые, культурные связи со странами христианского мира. Оно способствовало становлению городской культуры, в преимущественно сельскохозяйственной, по роду жизнедеятельности стране. Но необходимо учитывать специфический “слободской” характер русских городов, где основная масса населения продолжала заниматься сельскохозяйственным производством, в незначительной мере дополненным ремеслом, а собственно городская культура сосредоточилась в узком кругу светской и церковной аристократии. Этим можно объяснить поверхностный, формально-образный уровень христианизации русских мещан, их невежественность в элементарных религиозных верованиях, наивное истолкование основ вероучения, столь удивлявшее европейцев, посещавших страну в средние века и в более позднее время. Опора власти на религию, как на социально-нормативный институт, регулирующий общественную жизнь, сформировала особый тип русского массового православия — формального, невежественного, часто синтезированного с языческой мистикой.

Церковь способствовала созданию на Руси великолепной архитектуры, искусства, появились первые летописи, школы, где обучались люди из различных слоев населения. То, что христианство было принято в восточном варианте, имело и иные последствия, проявившиеся в исторической перспективе. В православии слабее, чем в западном христианстве была выражена идея прогресса. Во времена Новгородско-Киевской Руси это еще не имело большого значения. Но по мере того, как ускорялись темпы развития Европы, ориентация православия на иное понимание целей жизни сказывалось существенно. Европейского типа установка на преобразующую деятельность была сильна на первых этапах истории, но она была трансформирована православием.

Русское православие ориентировало человека на духовные преобразования, стимулировало стремление к самосовершенствованию, приближению к христианским идеалам. Это способствовало развитию такого феномена, как духовность. Вместе с тем православие не давало стимулов для социального и общественного прогресса, для преобразования реальной жизни личности. Ориентация на Византию означала и отторжение от латинского, греко-римского наследия. М.Грек предостерегал от перевода трудов западных мыслителей на русский язык. Он считал, что это может нанести ущерб истинному христианству. Особенной хуле подвергалась эллинистическая литература, которая вообще не имела отношения к христианству. Но полностью отрезанной от Античного наследия Русь не была. Влияние эллинизма, вторичное, сказывалось через византийскую культуру. Оставили свой след колонии в Причерноморье, велик был интерес и к античной философии.

В данной связи представляется принципиальным подчеркнуть следующее обстоят







Дата добавления: 2015-10-19; просмотров: 1217. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

Принципы, критерии и методы оценки и аттестации персонала   Аттестация персонала является одной их важнейших функций управления персоналом...

Пункты решения командира взвода на организацию боя. уяснение полученной задачи; оценка обстановки; принятие решения; проведение рекогносцировки; отдача боевого приказа; организация взаимодействия...

Что такое пропорции? Это соотношение частей целого между собой. Что может являться частями в образе или в луке...

Этапы и алгоритм решения педагогической задачи Технология решения педагогической задачи, так же как и любая другая педагогическая технология должна соответствовать критериям концептуальности, системности, эффективности и воспроизводимости...

Понятие и структура педагогической техники Педагогическая техника представляет собой важнейший инструмент педагогической технологии, поскольку обеспечивает учителю и воспитателю возможность добиться гармонии между содержанием профессиональной деятельности и ее внешним проявлением...

Репродуктивное здоровье, как составляющая часть здоровья человека и общества   Репродуктивное здоровье – это состояние полного физического, умственного и социального благополучия при отсутствии заболеваний репродуктивной системы на всех этапах жизни человека...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.017 сек.) русская версия | украинская версия