Справедливость” восточного дуализма

Важнейшим аспектом восточного дуализма, который мы ещё не рассмотрели — является зороастрийское понимание справедливости. Не удивительно, что «доктрина справедливости» (условно назовём её так) была выражена в тот исторический момент развития индоиранского племенного конгломерата, когда в этой среде возникла жизненная необходимость создания первых крупных национально-государственных образований. Помимо космогонического мифа (красивых и благообразных объяснений источников «восточного дуализма»), помимо выстраивания чётких канонических границ между зороастрийским «добром-злом» (и соответствующих этим границам жизненных устоев и обычаев), помимо выверенной системы магических процедур, которыми заведовало “жреческое” сословие — нужна была философская система «справедливости». В противном случае заложенное Свыше в души людей стремление к поиску Истины, к Справедливости, которое естественным образом давало о себе знать по мhре развития людей — не было бы «удовлетворено» в системе ценностей новой веры, а продолжение «стихийного» естественного поиска людьми Истины и Справедливости на долгие века отодвинуло бы возможность религиозного (идейного) единения, которое всегда являлось и является главной основой устойчивости любой региональной цивилизации. Вот и пришла пора выразить идеи справедливости — как их понимали психически несовершенные (по отношению к идеалу Человечности) люди на том этапе развития.

Но и выразить те идеи «справедливости», которые уже созрели в эгрегориальных системах древних восточных обществ на базе сложившегося мировоззрения людей, мог далеко не каждый из простых людей и даже “жрецов”. Для этого нужен был самый передовой выдвиженец старой духовно-эгрегориальной системы ценностей, который сформулировал бы не только уже известные её положения о справедливости, но сумел бы “экстраполировать” имеющееся религиозное мировоззрение людей в будущее с целью надолго удовлетворить естественное стремление людей к поиску Истины, Справедливости, смысла жизни. Напомним, что эгрегориальной “экстраполяцией” издревле занимались шаманы и жрецы…

Мы уже знаем, что такую миссию взял на себя Заратуштра, который с детства задумывался более других о названных выше философских категориях. Также мы уже говорили в предыдущих главах, что космогония зороастризма, взятая от веры предков и развитая Заратуштрой, очень логично и правдоподобно переходит в доктрину восточного дуализма — неотъемлемой и важнейшей частью которой является учение о посмертном воздаянии.

Сразу вспомним, что неотъемлемой составляющей индоиранского социального устройства с глубокой древности была сословность общества. Когда-то давно существовали два крупных сословия — племенные жрецы (шаманы) и войны — видимо соответствующие древнему кочевому образу жизни. Затем сословий становилось больше. В определённый момент развития переход из одного сословия в другое стал практически невозможен: принадлежность людей к сословиию определялась происхождением.

То есть, в индоиранском обществе с древнейших времён “автоматическое” сословно-кастовое разделение людей по происхождению считалось «нормальным»; эта «нормальность» прочно вошла в людское мировоззрение и закрепилась на духовно-эгрегориальном уровне. Именно поэтому вопрос о справедливости, который особо остро встал на рубеже I — II тысячелетий до н.э. никак не затрагивал тему преодоления сословности общества.

Но именно эта тема — преодоление внутрисоциальной несправедливости, которую поддерживают люди своей жизнедеятельностью — и является «вопросом вопросов» с позиции Наивысшей Справедливости. Именно «нормальность» кастовости Востока скорее всего и является объективно порочным наследием духовности Атлантиды, преодоления которой Бог ждёт от людей нашей цивилизации в первую очередь: с этого начинается Справедливость. Без преодоления кастовости (и других рецидивов толпо-“элитаризма”) невозможно предоставление людям равного доступа к знаниям, равных возможностей развития. Но для построения общества всеобщей Справедливости условие равных стартовых возможностей для получения всей необходимой в жизни информации никак не может быть проигнорировано, поскольку каждый человек по-своему уникален, лишних людей не существует и лишь всем миром можно сообща понять Правду-Истину. Отнимая у нижестоящих (в социальной иерархии ниже “жречества”) сословий возможность получения всесторонних жреческих знаний — высшее сословие “жрецов”-«священников» издревле поставила себя посредником между людьми и Богом, являясь главным препятствием на пути к Справедливости.

 

Для убедительности обратимся к зороастрийским “канонам”. В «Младшей Ясне» 19 глава называется «Сословия и наставники в вере». Оттуда можно узнать, что во времена Заратуштры было четыре сословия. Приведём отрывок из неё[100]:

 

«16. И в этой речи Маздой было сказано о трёх мерах, четырёх сословиях, пяти Рату [101], осуществляющих [свои деяния] через помощников. Какие [это] меры? Добрая мысль, доброе слово, доброе деяние.

17. Какие это сословия? Жрец, воин, скотовод, ремесленник, [которые] сопутствуют артовскому человеку и днём и ночью мыслями, речами и деяниями, согласными с Артой [102], отмеченные Рату и понимающие Религию, [сопутствуют человеку], который вместе с Артой споспешествует и дому и дворцу.

18. Какие [это] Рату? Для семьи, для рода, для племени, для страны, и пятый — Заратуштра. От этих стран [отличается] Рага [103] заратуштровская: у Раги заратуштровской четыре Рату. Какие у неё [Раги] Рату [104]? Родовой, общинный, племенной и четвёртый — Заратуштра».

 

Всё наглядно: зороастрийская вера “благословляла” именем «доброго» бога Ахуры-Мазды и авторитетом Заратуштры кастовое разделение общества[105] (каждой касте — свой достаток и род занятий), наставничество (каждому социальному образованию — свой учитель-наставник, дающий знания).

Но и это не всё: зороастризм искусно закрепил иллюзию социальной справедливости тем, что основные духовные правила веры были обязательны к исполнению людьми (конечно, теми, кто встал на сторону «добра» и «правды-Арты») всех сословий-каст.

И в этом отношении отступничество от веры наказывалось (а поддержка веры поощрялась) от имени Ахура-Мазды одинаково как у “жрецов” (обитателей дворцов), так и у скотоводов (обитателей домов) — во всяком случае, в декларациях веры было сказано именно это: «17. Какие это сословия? Жрец, воин, скотовод, ремесленник, [которые] сопутствуют артовскому человеку и днём и ночью мыслями, речами и деяниями, согласными с Артой, отмеченные Рату и понимающие Религию, [сопутствуют человеку], который вместе с Артой споспешествует и дому и дворцу».

Ещё зороастрийская “справедливость” закреплялась тем, что каждому сословию предписывалось верой одинаково поддерживать физически и духовно «здоровый» образ жизни, а для этого необходимо было соблюдать не только многочисленные оригинальные благообразные предписания зорастрийских традиций «чистоты»[106], но и быть духовно «добрым»: (Какие [это] меры? Добрая мысль, доброе слово, доброе деяние).

Что касается «добра», то религиозная «правда-Арта» была одна на всех, но имущество и возможности получения информации у разных сословий были разные. Такая изощрённая благообразная всеобщая система имитации социальной справедливости, скорее всего, обогнала на века все остальные открытые рабовладельческие системы, где от имени богов цари, “жрецы” и “элита” беззастенчиво употребляли рабский труд. Поэтому-то у зороастрийцев было чему поучиться «мировой закулисе» на будущее.

Но самое главное даже не то, что уже высказано в этой главе о смысле зороастрийской «справедливости». Это всё лишь последствия духовной и психической незрелости людей, выразившиеся в их социальной и духовной организации. Людям необходимо было, помимо мирской “справедливости” объяснить самим себе смысл жизни, тем более, что вера в бессмертие человеческой души существовала на Востоке с древних времён.

Необходимость объяснения себе смысла жизни в совокупности с оригинальным зороастрийским пониманием справедливости, мировоззренческим признанием нормальности сословно-кастового разделения общества — породило доктрину посмертного воздаяния, как успокоительный (для самих себя) миф «о существовании высшей справедливости»[107]. «Высшей» признавалась посмертная “справедливость” — перед которой все остальные виды «справедливости» (некоторые мы упомянули в этой главе) уходили на второй жизненный план и преподносились как так называемые «жизненные испытания людей, результаты которых будут учтены посмертным воздаянием».

В результате сформированный таким образом людьми мировоззренческий подход к естественным жизненным воздействиям на них (которые мы называем Языком Жизни) заключался в том, что жизненные воздействия воспринимались не как указание Свыше (через Язык Жизни каждому человеку индивидуально и всему обществу в совокупности) на необходимость корректировки жизни и быта людей, их мыслей и деяний — а как “неприятные” либо «полезные» воздействия на людей «злых» либо «добрых» духов: от первых люди отгородились сводом «нравственных» правил; а вторыми просто «пользовались» как «помощью Свыше». Но главное, что «справедливость» при таком подходе к Языку Жизни заключалась в том, что если человек становится на сторону «добра», то он будет вознаграждён «раем» и наоборот. «Встать на сторону добра» значило принять все основные позиции канонов зороастрийской веры — после чего от человека требовалось лишь «вести праведный образ жизни» (по-зороастрийски).

В то же время перед «высшей посмертной справедливостью» зороастризма все остальные жизненные “неприятности” оказывались «мелкими и проходящими», тем более что многие из них приписывались силам «зла». Главное, что такое зороастрийское понимание о высшей посмертной справедливости как бы уравнивало все касты-сословия по отношению к “справедливости” «высшего посмертного суда» — чем самым и “жрец”, и скотовод, и раб становились «в одинаковое положение» (правда не в этой жизни, но в “самом главном” — когда наступит суд над их душами). Ясно, что такая вера во всеобщее «посмертное воздаяние» снимала предпосылки и рецидивы [108] социальной напряжённости, которая могла возникнуть, если в каком-нибудь низшем сословии или касте вдруг начнут искать Справедливость не в той жизни (посмертно), а в этой. Но самое главное, что такой мировоззренческий взгляд на «справедливость» родился не вследствие каких-то умышленных козней касты “жрецов”: в индоиранском обществе «нормальность» кастового (или иначе толпо-“элитарного”) деления общества вошла не только в духовность людей, но и устойчиво закрепилась на генетическом уровне — именно поэтому большинство людей каждого сословия (от “жрецов” и до скотоводов) вполне устраивала зороастрийская “справедливость”, они другой справедливости и не искали(несмотря на пышные многословные стихотворные декларации зороастрийских канонов об истине, правде и справедливости)[109].

Поэтому зороастризм устойчиво закрепился как «народная» религиозная система (хоть и не сразу: племенная «свобода» была несколько шире зороастрийской, но государственность победила со временем). Что касается рецидивов социальной напряжённости (в смысле вожделения людей низшей касты перейти вверх по иерархии), то их в сословно-кастовом обществе древнего Востока было не много(людей устраивало их социальное положение), поэтому мировоззренческая первопричина зороастрийской посмертной “справедливости” — изначальное отсутствие этих серьёзных рецидивов, нормальность сословного строя. Но не наоборот.

 

Другой стороной зороастрийской “справедливости”, красиво переплетённой с восточным дуализмом, является миф о будущем, который обещал людям победу сил «добра» над силами «зла» и Страшный Суд над грешными душами. Как мы уже говорили, это “кнут” и “пряник”, придуманные самими же людьми для себя же (от имени верховного бога), чтобы вместо нормального пути преодоления своих психических слабостей (недоразвитости психики) с помощью Языка Жизни (то есть — Божьего водительства, от которого зороастрийцы отгородились восточным дуализмом) — создать по сути ложную систему искусственных стимулов к бездумному благообразному продолжению объективно неправедной, духовно однообразной жизни. Эти зороастрийские духовные стимулы ещё долгие века и даже тысячелетия будут служить имитаторами Правды-Истины, заставляющими людей кротко боятся “Бога” — вместо того, чтобы нравственно-психически расти, становясь Ему добровольными, свободными от наваждений «рая», «ада» и «Страшного Суда» помощниками.

Излишняя жизненная кротость и даже покорность, которую прививает людям боязнь «божьей кары», закрепляет холопско-господские стереотипы поведения в жизни [110]. Но именно на базе этих стереотипов — давно сложившихся взаимоотношений людей индоиранского сословно-кастового общества (ещё до Заратуштры) — и могла быть оформлена и сформулирована доктрина посмертного воздаяния, приписанная верховному Богу. Мол, сначала боги (либо Бог) разберутся между собой (либо Бог разберётся со «злыми» духами) в другом мире, а затем победивший “Бог” окончательно навечно воздаст душам людей за их земную жизнь.

Нужно сказать, что духовные стимулы покорности зороастрийской веры, такие как вера в посмертное воздаяние, Страшный Суд и прочие, мирно и гармонично соседствовали с целой, достаточно жизнерадостной системой предписаний веры — забот о физическом здоровье людей, о могуществе государства.

В практической деятельности особое значение зороастризмом придаётся умножению «благого материального бытия, созданного добрым началом для человека». В Гатах особое значение придаётся разведению скота и произрастанию трав на лугах. В Младшей Авесте преимущественно — земледелию, возделыванию «хлеба, травы, плодоносящих растений» и ирригационным работам («обводнению безводного места», «осушению места с избытком воды» и т.п.). Большое значение всегда придавалось и продолжению рода, ибо многочисленное потомство считалось умножающим воинство доброго начала. Зороастризм всегда был чужд аскетизму и позже постоянно выступал против него в полемике с “христианством”, буддизмом, манихейством и прочими. Это, конечно, привлекало на сторону зороастрийской веры огромное количество людей: аскетизм и животный тип психики не очень-то совместимы. По одному из текстов Младшей Авесты, «ни один из тех, кто не ест, не способен ни к усердному занятию земледелием, ни к усердному занятию произведением сыновей. Ведь посредством еды живёт весь телесный мир, от воздержания он теряет жизнь».

«Праведный образ жизни» признавался главным долгом человека перед «добрым началом», как и основным средством в достижении индивидуального спасения в будущей жизни. Жертвоприношениям, молитвам и т.п. в раннем зороастризме отводилась меньшая роль. По Видевдате, «возделывающий хлеб наносит ущерб злому началу и продвигает вперёд дело Мазды, а, следовательно, приближает победу добра, в такой же мере, как произносящий 10 000 молитв Ясны». Заратуштра отвергал ряд древних иранских обрядов, включая массовые жертвоприношения скота, что находилось в связи и с социальным содержанием учения «пророка». В общем, всё бы ничего (для того периода развития), если бы не доктрина посмертного воздаяния, закрепляющая сословно-кастовый строй… да и космогония не та.

Такие зороастрийские устои как отрицание аскетизма, множество обычаев, весьма полезных для физически здорового образа жизни семей, родов, каст — всех слоёв общества — гармонично переплетались с заведомо объективно вредными устоями. Одним из этих объективно вредных для физиологии людей «добрых» устоев зороастризма являлся устой «благословления хаомы». Возможно, что Заратуштра сам и был против этого наркотического напитка, но после него хаому не только не перестали употреблять, но она вошла в культуру всех слоёв древнеиранского общества, а не только “жречества”. «Добро» на употребление хаомы зафиксировано Авестой (Младшая Ясна, гл 11)[111]: