Глава 20. МАРКИЗА ДЕ БЕРМЕЙО

 

Услышав это имя, Корсар пошатнулся, закрыв лицо руками. Глухой стон, похожий на сдавленное рыдание, сорвался с его губ. Несколько мгновений он находился словно в прострации, не в силах произнести ни слова после того, как звучало имя несчастной фламандки, которую он так страстно любил и которую давно уже оплакивал как мертвую.

Внезапно он резко поднялся. Лицо его была бледно, черты страшно искажены. Он смотрел несколько мгновений за маркизу, словно вне себя, потом, сделав над собой усилие, сказал прерывающимся голосом:

– Вы хотите разорвать мое сердце, сеньора? Зачем вы говорите со мной об этой девушке? Она мертва и покоится с миром в морской пучине, рядом с моими братьями.

– Вы ошибаетесь, кабальеро, – возразила маркиза.

– Вы хотите сказать… что она жива? – спросил Корсар, подавшись к маркизе, бледный, как смерть.

– Диего Сандорф в этом убежден.

– Кто этот человек?

– Я вам сказала: доверенное лицо герцога.

– Он испанец?

– Нет, старик-фламандец, который приехал в Америку вместе с герцогом.

– И это он сказал вам об Онорате?

– Да, кабальеро.

– Значит, вам известно…

– Все, все… Месть ваша была страшна, но…

– Молчите, маркиза! – воскликнул Корсар, отпрянув и снова закрывая лицо руками.

Он молчал несколько минут, погрузившись в мрачные мысли, потом вздохнул и сказал:

– Нет, Онората Ван Гульд мертва.

– Кто вас уверил в этом, кабальеро? Вы видели ее труп?..

– Нет, но в ту ночь, когда я посадил ее в шлюпку, дул сильный ветер. Вот-вот должен был разразиться ураган. Мне и прежде рассказывали, будто Онорату спасли, подобрали. Я долго надеялся, я верил этому слуху, но теперь… это всего лишь одна из легенд залива.

– Но Диего уверял меня, что герцогиня в самом деле была подобрана испанской каравеллой, потерпевшей позднее крушение у берегов Флориды.

– А дон Пабло де Рибейра, управляющий герцога, рассказывал мне в Пуэрто-Лимоне, что шлюпку с герцогиней видели у западных берегов Кубы. Кому же верить из них?

– Диего Сандорфу, кабальеро, – сказала маркиза. – Вспомните, ведь герцог отплыл именно во Флориду.

– И вы полагаете?.. – спросил Корсар, пораженный этой догадкой.

– Что он отправился искать свою дочь.

Кровь бросилась Корсару в лицо, глаза его загорелись.

– Жива! – вскричал он. – Онората жива!.. Неужели Бог совершил это чудо? Я должен видеть этого Диего! Я должен сам расспросить его.

– Я вам сказала, что он укрылся в форте Сан-Хуан де Люц.

– Что делать?

– Захватить эту твердыню.

– Это безумие, которое стоило бы огромных жертв. Флибустьеры не пойдут на это.

– Диего Сандорф, конечно, не выйдет оттуда до отплытия ваших судов и ухода ваших людей, кабальеро.

– Тогда я похищу его! – воскликнул Корсар, словно приняв быстрое решение.

– Где? – удивленно спросила маркиза.

– В форте.

– Какое безрассудство!.. Разве вы не знаете, что в форте шестьдесят пушек и гарнизон в восемьсот человек?

– Ну и что?

– Вас убьют, кабальеро.

– Я привык смотреть смерти в лицо.

– Но нужно жить.

– О да!.. Чтобы отомстить за моих братьев, – проговорил Корсар мрачным голосом.

– И ради Онораты…

Корсар вздрогнул, но не ответил. Он принялся ходить по комнате, как зверь в клетке.

– Прощайте, сеньора, – сказал он вдруг.

– Куда вы идете, кабальеро?

– Испытывать судьбу.

– Вы все же решились?

– Да, маркиза. Я похищу этого человека.

– Послушайте, кабальеро: кто знает…

– Вы что-то еще хотите мне сказать?

Испанка подошла к письменному столу из черного дерева, инкрустированному перламутром, и набросала несколько строк. Потом протянула записку Корсару.

– Найдите способ передать это Диего Сандорфу.

Корсар взял записку и прочел:

«Дон Диего! Один дворянин, мой друг, желает поговорить с вами. Он будет ждать сегодня ночью у последней восточной башни от полуночи до рассвета.

Он прибыл вместе с флибустьерами и отправится вместе с ними.

Инес де Бермейо».

– Благодарю, маркиза, – сказал Корсар, – но вы можете скомпрометировать себя.

– А почему, кабальеро? Разве я даю вам средство захватить форт? Наоборот, я избавляю моих соотечественников от этой опасности.

– Вы покровительствуете флибустьеру.

– Нет, дворянину, кабальеро. Вы не враг моей родины.

– Да, я никогда не стал бы им, если бы злая судьба не свела меня с герцогом. Прощайте, сеньора, возможно, мы еще увидимся до моего отъезда во Флориду.

– Одно слово, кабальеро.

– Говорите, сеньора.

– Если Онарата жива… что вы сделаете с герцогом, ее отцом? Корсар посмотрел на нее долгим пристальным взглядом, потом сказал:

– Вы думаете, что души моих братьев успокоились? О нет, сеньора это не так…

– А Онората? – спросила маркиза.

– Судьба моя предначертана, – ответил он глухо. – Но я готов еще бросить ей вызов.

– Что вы хотите этим сказать, кабальеро?

Вместо ответа Корсар пожал ей руку и вышел быстрыми шагами, не прибавив ни слева.

В саду его ждали флибустьеры вместе с Моко, Кармо и Ван Штиллером.

– Пусть матросы с «Молниеносного» уходят, – приказал он. – Останутся только мои доверенные люди.

Он готов был уже углубиться в широкую аллею вместе с оставшимися, как вдруг остановился.

– Яра… – прошептал он со вздохом. Он вернулся в дом и снова вошел в гостиную нижнего этажа. Маркиза де Бермейо была еще там. Она сидела грустная, задумчивая.

– Где Яра? – спросил Корсар с легкой дрожью в голосе. – Я хочу видеть ее в последний раз.

– Пойдемте со мной, кабальеро, – ответила испанка, вставая.

Она отвела его в соседнюю комнату, богато обставленную и освещенную двумя канделябрами. Там, на диване из зеленого бархата, покрытая белой фландрской простыней, лежала бедная индианка.

Казалось, она спит или грезит. Ее нежные черты были спокойны, губы сложены в легкую улыбку. Тонкая струйка крови вытекала из-под простыни на ковер.

Корсар постоял, печально глядя на прекрасное лицо, потом наклонился и запечатлел на ее лбу последний поцелуй.

«Ты будешь отомщена, Яра, – прошептал он, – Корсар сдержит свою клятву».

Потом отвернулся и быстро вышел, словно пряча от маркизы свое искаженное глубоким волнением лицо.

– Пошли, – резко сказал он Кармо и его двум товарищам.

Быстрым шагом все четверо пересекли сад и вышли на улицу, направляясь к главной площади.

Несмотря на то, что спускалась ночь, грабеж в городе продолжался. Зная, что в их распоряжении мало времени и опасаясь подхода стоявших в окрестностях испанских войск, пираты грабили с яростью и неслыханной жестокостью. Из каждого дома доносились крики отчаяния, стоны, мольбы о помощи. Время от времени то в одном, то в другом доме разгорались схватки, трещали выстрелы, но флибустьеры быстро подавляли сопротивление, и грабеж продолжался.

Погруженный в глубокие думы, Корсар шел по улице и, казалось, ничего этого не видел. Кармо и его товарищи следовали за ним с немалым трудом, натыкаясь на разбегавшихся в панике людей, которые путались у них под ногами.

– Когда же он остановится, – говорил Кармо. – Наш капитан прямо вне себя!.. Черт побери! Никогда не видел, чтобы он так бежал.

– Наверное, случилось что-то серьезное, – ответил гамбуржец. – Когда капитан вышел из дворца, на нем лица не было.

– Кто знает, сколько ярости кипит у него в груди. Он не может себе простить, что упустил этого проклятого герцога. А ведь тот уже был у него на острие шпаги!..

– Этот фламандец настоящий дьявол!

– Но наш капитан непременно схватит его за рога, Штиллер. От шпаги этого человека никому еще не удавалось уйти.

– А где он найдет его теперь?

– Он отыщет его хоть в преисподней! Это я тебе говорю.

– Уже в третий раз он ускользает у нас из рук. Сначала в Маракайбо, потом в Гибралтаре, а теперь здесь.

– В четвертый раз не уйдет, – заключил Кармо.

Они как раз вышли на главную площадь, где флибустьеры устроили в захваченном городе свой лагерь.

Широкая площадь была запружена вооруженными людьми, артиллерией, пленниками и грудами товаров, похищенных из портовых складов. Отряд флибустьеров, вооруженных мушкетами, занял площадку перед дворцом губернатора, еще сотня их окружила собор, внутри которого были заперты самые богатые горожане, с которых рассчитывали получить большой выкуп.

Каждую минуту подходили все новые отряды флибустьеров с новыми пленниками, с повозками, груженными товарами или провизией, которая тут же разбиралась корсарами, стоявшими на страже.

Отовсюду слышался женский плач, визг детей, ругательства и проклятия, но никто из пленников не осмеливался взбунтоваться. Пушки, поставленные перед дворцом, и бочонки с порохом, положенные вокруг собора, сдерживали самых дерзких и успокаивали самых пылких.

– Где Граммон? – спросил Корсар у флибустьера, сидящего на бочонке с порохом с пистолетом и саблей в руках.

– В губернаторском дворце, капитан, – ответил часовой.

– А Лоран?

– Все еще удерживает форт.

– А Ван Горн?

– Следит за гарнизоном форта Сан-Хуан де Люц. Корсар пересек площадь и вошел во дворец губернатора. Это было массивное здание, имевшее вид крепости, которое тем не менее капитулировало при первом же натиске флибустьеров, хотя и располагало сильной охраной.

В одном из залов, где на ковре валялись слитки золота и серебра, мешочки с монетами и драгоценностями – плодами грабежа, он увидел Граммона.

– Золото течет рекой, кабальеро, – сказал француз, потирая руки. – У нас его уже на четыре миллиона пиастров.

– Это меня мало интересует, – ответил Корсар. – Я пришел сюда не за золотом.

– Я знаю, – ответил, смеясь, француз. – Вы бы даже отдали свое золото, лишь бы захватить этого проклятого герцога, не так ли, кабальеро?

– Да, Граммон.

– Мне жаль огорчать вас, но его среди пленных нет.

– Я это знал.

– Однако, когда кончится грабеж, я прикажу обыскать все дома в городе. В каком-нибудь тайнике я его найду, кабальеро.

– Зря потратите время.

– А почему?

– Он уже в открытом море.

– Ускользнул! – воскликнул месье де Граммон удивленно.

– Да, на борту судна под названием «Эскуриал».

– И когда же?

– Еще вчера вечером.

– Черт возьми! Кто вам это сказал?

– Одна сеньора, моя знакомая.

– Та, что присутствовала при дуэли?

– Откуда вы знаете?

– Мне рассказал Кармо. Я интересуюсь, кабальеро, вашими делами. И куда отправился этот проклятый герцог?

– Во Флориду.

– А вы?

– Я собираюсь преследовать его, – ответил Корсар решительным тоном.

– Вы нас покидаете?

– Пока нет. У меня есть еще одно дело в Веракрусе, и я искал вас, чтобы посоветоваться.

– Что вы хотите еще предпринять?

– Я должен отправиться в Сан-Хуан де Люц.

– В форт! – вскричал французский дворянин, делая удивленный жест.

– Да, Граммон.

– Что за безумство, друг мой?

– Это не безумство; я должен пойти туда, чтобы получить важные сведения.

– Которые касаются герцога?

– Его и… Онораты.

– Фламандки?.. Что это за известие?

– Говорят, что она жива.

– Вы в это верите?

– Я вам скажу, когда поговорю с человеком, который находится в форте Сан-Хуан.

– Но это неприступная крепость.

– Я знаю.

– Испанцы там не собираются сдаваться; они даже имеют намерения поприветствовать наши суда канонадой.

– Говорю вам, я все равно пойду в форт.

– Вас схватят.

– Возможно, и нет.

– У вас есть талисман?

– Простая записка. Ее нужно передать человеку, которого я хочу расспросить.

– Кому вы хотите это поручить?

– Какому-нибудь испанскому солдату.

– Выбирайте. Их у нас триста или четыреста среди пленных.

– Прекрасно! А теперь послушайте меня, Граммон. Если завтра на рассвете я не вернусь, считайте меня мертвым или по крайней мере в плену.

– Кабальеро, хотите совета?

– Говорите.

– Пошлите к дьяволу этого человека и оставайтесь с нами.

– Нет, я должен пойти туда.

– Тогда я знаю, что мне остается делать.

– Что вы имеете в виду, Граммон?

– Я буду готовить моих флибустьеров к штурму крепости.

– Вы этого не сделаете.

– Сейчас нет, но если завтра на рассвете вас не будет здесь, мы пойдем на штурм этой твердыни и с Божьей помощью захватим ее, несмотря на сильный гарнизон и шестьдесят пушек, которые ее защищают.

– Я не хочу понапрасну жертвовать вашими людьми. Если я не вернусь, предупредите Моргана, чтобы он крейсировал на моем «Молниеносном» вдоль берега в течение недели, а после пусть отправляется, куда захочет.

– И вы думаете, кабальеро, что ваши флибустьеры спокойно уйдут, зная, что вы в руках испанцев? Не надейтесь на это.

– Запретите им ввязываться в такое рискованное предприятие.

– Они взбунтуются, кабальеро: они слишком любят вас.

– Хорошо, пусть поступают, как захотят. Впрочем, я ведь тоже не так прост, чтобы дать захватить себя. Я буду действовать осторожно. Ну, так дайте мне одного пленника.

Месье де Граммон вышел и вскоре снова вернулся, ведя за собой молодого испанского солдата. Считая, что его собираются расстрелять, бедняга был бледен, как полотно, и глядел на флибустьеров расширенными от ужаса глазами.

– Вот этот может вам пригодиться, – сказал Граммон, толкая его к сеньору ди Вентимилья.

Тот взглянул на солдата пристальным взглядом, потом сказал, положив ему руку на плечо:

– Я возвращаю тебе свободу без всякого выкупа и сверх того подарю тебе пятьсот пиастров, если ты сослужишь мне одну службу.

– Говорите, сеньор, – сказал испанец, ободренный этими словами.

– Ты знаешь маркизу де Бермейо?

– Кто же ее не знает в Веракрусе?

– А Диего Сандорфа?

– Доверенного фламандского герцога?

– Да.

– Я знал его, сеньор.

– Ты немедленно отправишься в форт Сан-Хуан де Люц и передашь сеньору Сандорфу эту записку. Скажешь ему, что ее посылает маркиза де Бермейо. Я буду ждать твоего ответа у подножия восточной башни, со стороны залива. Сделаешь это – получишь пятьсот пиастров. Но берегись, если обманешь меня. Мы завтра захватим форт, и ты умрешь в страшных мучениях.

– Я предпочитаю свободу и пятьсот пиастров, сеньор.

– В полночь я буду на указанном месте.

– Обещаю вам, что приду, сеньор.

– Ступай!

– А флибустьеры меня пропустят? Граммон подозвал корсара, который возился в углу со слитками серебра.

– Эй, друг, – сказал он ему. – Проводи этого пленного до наших аванпостов. Скажешь Ван Горну, что это посланец сеньора ди Вентимилья.

И, обернувшись к Корсару, который собирался выйти вслед за солдатом, еще раз предупредил:

– Будьте осторожны, кабальеро.

– Не беспокойтесь, Граммон.

– Надеюсь снова увидеть вас еще до рассвета.

– Если судьба не рассудит иначе.

– В таком случае мы захватим цитадель и освободим вас или за вас отомстим.