Интернет как культурная форма постмодерна 11 страница

Сосредоточение внимания терапевта на осознании самого себя в ходе сессий с клиентом во многом потенциально разру­шительно. Конечно, здесь не имеется в виду, что повышение осознанности процессов мышления и чувств приводит только

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

 

к худшему, ибо оно имеет явные преимущества. Благодаря са­моанализу терапевт может видеть и исправлять свои терапевти­ческие ошибки; может использовать его проективно, чтобы по­лучить дополнительное понимание своего клиента. Иногда са­моосознание помогает терапевту в личностном развитии и уст­ранении реакции контрпереноса, в результате чего терапевт может стать лучшей моделью для своего клиента. Однако для меня главным 5ыло показать, что повышенное самоосознание со стороны терапевта имеет и явные опасности; и с нашей сто­роны было бы глупо отрицать это.

На мой взгляд, нужно не просто предостерегать от контрпере­носа, а от переноса самого по себе, эффективность которого мож­но подвергнуть сомнению. Частично я могу согласиться с утвер­ждением Карла Роджерса, что безусловное позитивное отноше­ние терапевта к клиенту является необходимым условием хоро­шей терапии. Большинство клиентов принимают себя только условно и беспощадно обвиняют себя за ошибки; поэтому им значительно помогает терапевт, показывающий, как на словах, так и на деле, что он верит в то, что люди могут быть самоценны­ми и вести счастливую жизнь только потому, что они существу­ют, а не потому, что совершают хорошие поступки. Но когда род-жерианцы вместе со сторонниками Фрейда и Салливана, эмпи­риками, экзистенциалистами и терапевтами других направлений настаивают на том, что действенная терапия должна включать в себя напряженные межличностные отношения терапевта и кли­ента, или теплое принятие или глубокое эмпатическое понима­ние последнего первым, тем самым они вводят их собственную крайнюю потребность в любви и одобрении клиента в свои тео­рии терапии и существующие отношения со своими клиентами.

В сущности, эффективная терапия, ведущая к глубинному личностному изменению, может совершиться и без каких-либо глубоких отношений между клиентом и терапевтом. Терапия может включать переписку, чтение, записи на пленку и другие аудиовизуальные средства, и клиент может очень мало общать­ся с терапевтом и практически ничего не знать о человеке, ко­торый его лечит. Эти средства очень удобны и эффективны в ра-

 

Самосознание и личностный рост психотерапевта

боте с клиентами, которые считают, что они не нравятся тера­певту, или которые явно ненавидят его, которые чувствуют, что терапевт их просто отчитывает, которые слепо следуют его за­даниям. Кроме того, есть клиенты, которые по разным причи­нам стремятся свести к минимуму встречи с терапевтом. Это было доказано не только терапевтами рационально-эмоцио­нального направления, но также и бихевиориального. Еще бо­лее удивительно то, что встречи детей-шизофреников и гово­рящей пишущей машинки, вообще без терапевта на фотогра­фии, оказались терапевтически эффективными, если сообще­ниям из Принстона можно доверять.

Гипотеза о том, что особые проблемы во взаимоотношениях являются основной причиной эмоциональных нарушений у лю­дей, и поэтому перенос и контрперенос должны быть исходны­ми при попытках помочь преодолеть нарушения, весьма сомни­тельна. Она игнорирует ряд очевидных фактов. Во-первых, если людей так легко расстраивают их отрицательные и противоречи­вые отношения с родителями и другими значимыми фигурами их детства, то они должны были родиться со способностью так реагировать; в этом случае вполне вероятно, что некоторые рож­даются более уязвимыми. Во-вторых, каждый, кто имеет эмоцио­нальные нарушения из-за того, что его родители не обращались с ним должным образом, конечно, должен сначала иметь неко­торое когнитивное ожидание или философское допущение, а именно предположение о том, что люди, и особенно его родите­ли, должны обращаться с ним лучше и что его должны одобрять, чтобы он мог любить себя. В-третьих, каждый, кого вывели из душевного равновесия отношения со значимыми людьми в пе­риод его детства, очевидно, будучи взрослым, внушает себе те же глупые взгляды на мир, с которыми он родился и с верой в кото­рые был воспитан. Именно эти постоянные повторения детских убеждений, а не ранние ошибочные осознания, которые помог­ли ему сформировать убеждения, теперь питают и поддержива­ют его нарушение. В-четвертых, так или иначе именно идея о не­обходимости получать одобрение окружающих больше всего рас­страивает человека, когда у него возникают трудности и он чув-

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

ствует неодобрение со стороны окружающих или ощущает соб­ственное несовершенство. Именно его собственное некритичное принятие и самозащитное сохранение этой идеи удерживают его в невротичном или психотическом состоянии, поэтому любые средства, побуждающие его оспаривать, сомневаться и изменять эти философские посылки, будут иметь терапевтический эффект.

Естественно, одним из таких средств могут быть хорошие меж­личностные отношения с терапевтом. Так как клиент может сде­лать вывод, что если терапевт тепло принимает его, то он может без сомнения принять себя и больше не беспокоиться о том, хо­рошо ли обращаются с ним родители и остальные. Однако он также может еще легче прийти к неверному заключению, что если терапевт любит его, то, следовательно, он не бесполезное суще­ство, каким он прежде себя считал, и что теперь он может успеш­нее завоевывать одобрение других. В этом случае он, в сущности, ни на йоту не изменил свою философию; он все еще болен, но теперь это «более счастливый» и «более уравновешенный» боль­ной, так как убежден, что может получить ту любовь, которую все еще считает абсолютно необходимой.

Гипотеза, в которой перенос рассматривается как ключевое понятие при поиске причин и методов лечения эмоциональных нарушений, представляется очень ограниченной и поверхно­стной. Она игнорирует биологические и философские основы феномена переноса и не учитывает значение рационального и убеждающего элемента в психотерапии, подчеркнутого в по­следнее время Дональдом Фордом и Хью Урбаном (Donald Ford and Hunh Urban), Дональдом Р. Стипером и Дениэлем Н. Вине­ром и другими. Некоторые наиболее эффективные методы те­рапии, например, прямое объяснение, поучительная трениров­ка, логический грамматический разбор и домашние задания, забыты или не используются терапевтами, которые слишком акцентируют внимание на взаимоотношениях.

Это не говорит о том, что поддержка, теплота, я-поддержка, подчеркивание ценностей пациента, помощь в решении его про­блем, уважительное отношение к нему и подобные действия и установки являются недопустимыми способами помощи в пси-

Самосознание и личностный рост психотерапевта

хотерапии. Иногда это так, а временами эти методы поддержки работают там, где практически ни одна техника не сработает. Но не всегда! И в большинстве случаев их основная ценность впол­не может заключаться в том, что они поддерживают клиента до тех пор, пока его, в конце концов, не заставят взяться за свои основные философские посылки и изменить свои разрушитель­ные идеи и манеру поведения.

Допуская, что у переноса и контрперенсса есть явные пре­имущества и ограничения в терапевтическом арсенале и что по­вышенное самоосознание со стороны терапевта является как по­ложительным, так и отрицательным, можно ли также сказать, что постоянный личностный рост терапевта тоже имеет свои отчетливые недостатки? И да, и нет — так как ответ на этот воп­рос зависит от того, о каком личностном росте идет речь и как он используется в целях помощи клиенту.

Настоящий личностный рост и профессионализм терапевта по­чти всегда благотворны для клиента, так как включают в себя при­нятие терапевтом факта, что терапия не всегда красива и радост­на; что некоторые клиенты несносны и утомительны, но такие они и есть; что, верите вы или нет, основная функция терапии — попы­таться (хотя и не всегда успешно) помочь клиенту начать выздо­равливать. Или, используя старый термин Карла Роджерса, здра­вомыслящий терапевт должен быть в значительной степени ориен­тированным на клиента по целям, даже если его методы, как мои собственные, во многом действующие, опираются на внутреннее убеждение, основаны на теории и, следовательно, вдохновлены не результатами деятельности клиента. Его вспомогательной целью вполне может быть удовольствие и помощь самому себе во время терапевтической сессии, но лучше, чтобы его главной целью была помощь клиенту. Если нет, то я настоятельно посоветовал бы ему поработать над собой в плане личного и профессионального раз­вития или даже прекратить терапевтическую практику и стать учи­телем, исследователем, экспериментатором или найти какую-то иную реализацию своим талантам и подготовке.

Как и все люди, терапевт должен быть, в первую очередь, че­стен перед собой и интересоваться самим собой. Человек дол-

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

жен получать удовольствие от выполнения своих профессио­нальных обязанностей, а не приносить себя в жертву своей про­фессии, и это в полной мере относится и к психотерапевтам. Если терапевт действительно получает удовольствие от того, что помогает другим решать их проблемы, то риск впадения в эго­центризм, мазохизм и прочие отклонения не очень высок для него. Если ему нравится быть психотерапевтом из-за того, что его привлекает престиж профессии или он хочет управлять жиз­нями других, или стремится выкапывать сплетни о соседях, или наслаждается детективной игрой, соединяя кусочки жизни кли­ента в одно целое, или просто хочет заработать на хорошую жизнь, занимаясь интеллектуальной деятельностью, или по многим другим причинам, то он имеет право на свой выбор. Но если ему суждено быть как хорошим терапевтом, так и благопо­лучным человеком, то ему лучше полюбить помогать людям решать их проблемы ради них самих так же, как и ради себя.

К тому же предпочтительно, чтобы зрелый терапевт обладал рядом весьма важных качеств, если он хочет максимально по­могать клиентам. Терапевт не должен оставаться зависимым и нуждающимся в одобрении со стороны других. Терапевту необ­ходимо стать терпимым и безоценочным, когда люди ведут себя так, как бы ему не хотелось. Он должен научиться принимать неопределенность и свое несовершенство. Он должен быть в любое время гибким, открытым к изменениям, объективным, разумным и научным в мышлении. Терапевт должен быть ли­шен фанатизма. Он вполне может посвятить себя какому-то на­сущному поглощающему интересу к чему-то внешнему (людям, предметам или идеям). Он должен иметь мужество рисковать и принимать случающиеся неудачи. Терапевт обязательно должен уважать себя и уметь принимать себя, независимо от того, одоб­ряют ли другие его действия.

Если терапевт будет продолжать развиваться в этих направ­лениях, то он будет оказывать своим клиентам значительно большую помощь, чем в том случае, если он останется зависи­мым, нетерпимым, стремящимся к совершенству, негибким, не­разумным, отчужденным, тревожным и самоуничижающим.

Самосознание и личностный рост психотерапевта

Почему? Потому что тогда он сможет стать примером психи­ческого здоровья для своих клиентов, не будет бояться потерять их одобрение, используя методы, которые им могут не понра­виться, сможет безусловно принимать их, даже когда они ведут себя отвратительно по отношению к нему или к другим. Кроне того, у него будет больше энергии для своей терапевтической деятельности, и он, в большей степени опираясь на опыт, смо­жет постигать правила прямолинейного размышления, которо­му он должен обучить их, если им предстоит преодолеть их соб­ственную неразумность. Все это гипотетично, основано на здра­вом допущении и теоретическом подходе к психотерапии, кото­рые убеждают в том, что более здоровые терапевты будут рабо­тать с клиентами эффективнее, чем это делают многие весьма не­здоровые личности, которые, кажется, обживают это поле дея­тельности.

Полагая, что личностный рост терапевта хорошо влияет как на него, так и на его клиента, не станет ли эта цель приоритетной для терапевта, если терапевт начнет слишком осознавать себя во время терапии? И опять и да, и нет. Если он, не осуждая и не стремясь к совершенству, начнет осознавать свою плохую рабо­ту, например, свои проекции или требовательность, то он вполне может работать до изнеможения над исправлением этих дейст­вий и этим помочь себе и клиенту. Но если он будет строго нака­зывать себя за реакции контрпереноса и станет одержим этими аспектами своей личности, то он только навредит себе и своим пациентам.

Тогда, чтобы стать полезным клиенту, лучше, чтобы самоосо­знание терапевта в большей степени было философским, чем наблюдающим, и заключалось в видении не только того, что он делает во время терапии, а тех идей, убеждений и системы цен­ностей, которые являются основой и причиной его разруши­тельных реакций контрпереноса. Он должен понять, что эти идеи точно такие же, как порождающая нарушение бессмысли­ца, которую клиент говорит себе, когда хочет быть таким же преуспевающим как терапевт. Например, идеи, что его должны любить клиенты, что он должен быть величайшим терапевтом

 

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

всех времен - не соответствуют реальности и ему лучше изба­виться от них. Пока он ясно не увидит эти философские посыл­ки и не станет более активно, прямо и обдуманно оспаривать и искоренять их, он будет заниматься сам с собой самой поверх­ностной терапией, независимо от того, насколько он осознает свой контрперенос.

Простого взгляда в себя и клиенту, и терапевту недостаточно. Терапевт, как и клиент, будет получать три разных вида инсай­та, если ему действительно предстоит выявить свои саморазру­шающие и разрушающие пациента установки контрпереноса. Во-первых, он поймет, что его контрпереносы имеют конкрет­ное философское прошлое, что за каждой отрицательной эмо­цией стоит соответствующее иррациональное убеждение. Во-вторых, он увидит, что сейчас эти философствования существу­ют не потому, что он приобрел их, когда был маленьким, а толь­ко потому, что он продолжает некритично принимать их и убеж­дать самого себя в том, что они правильные. В-третьих, он пол­ностью поймет то, что нет никакого другого способа, кроме постоянной работы и практики, продолжительных контратак, обдумывания и действия, если ему предстоит искоренить идеи, которые сделали его неразумным человеком и неэффективным терапевтом.

Психотерапия сегодня во многих случаях является одной из наиболее расточительных, неэффективных моделей лечения из всех когда-либо придуманных главным образом потому, что она пытается помочь большинству клиентов просто научиться более комфортно жить с их необоснованными жизненными филосо­фиями вместо того, чтобы заставить их встретиться лицом к лицу с реальностью и отказаться от этих взглядов. Она помогает лю­дям почувствовать себя лучше, а не выздоравливать. Особый вид психотерапии, который называется анализ контрпереноса, обыч­но попадается в ту же ловушку, что и многие другие виды тера­пии: он помогает терапевту чувствовать себя хорошо потому, что теперь он видит некоторые свои ошибки и может похвалить себя за достижение такого замечательного инсайта. Он не показывает ему ни философские идеи, лежащие в основе его реакций пере-

Самосознание и личностный рост психотерапевта

носа и контрпереноса, ни то, что делать с этими неразумными посылками. Таким образом, он при водит терапевта на тот же путь, по которому он ведет своих клиентов; и чем более он близок к психоаналитическому пути, тем дольше и бесполезнее его путе­шествие. Это изумительный вид поэтической справедливости, которой, однако, не заслуживает ни клиент, ни терапевт, и луч­ше, чтобы они избежали его.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Перлз (РегЬ;) (1969); Маслоу (1962); Роджерс (1961); Уитэйкер и Мэлони(1953).

 

ЦЕЛИ ПСИХОТЕРАПИИ

Какую цель я ставлю перед собой, когда начинаю работу с оче­редным клиентом? В общем-то цель моя очень проста и конкрет­на: в ходе курса психотерапии снизить повышенную тревожность (самоосуждение) и враждебность (обвинение других и всего ок­ружающего мира) и дать клиенту метод самонаблюдения и само­оценивания, который позволит ему и в дальнейшем сохранять минимальный уровень тревожности и враждебности. Значит ли это, что тревожность и враждебность являются весьма разруши­тельными эмоциями и что хорошо адаптированному человеку незачем переживать эти эмоции интенсивно и продолжительно? Определенно — да.

Чтобы избежать путаницы, желательно, чтобы такие терми­ны, как тревожность и враждебность, были бы операционально определены. Человеческие существа, чтобы сохранить себя в сложном и чуждом мире, должны быть до некоторой степени боязливыми, осторожными и бдительными. Если бы у них не было врожденных тенденций легко научиться следовать пого­ворке «Не зная броду, не лезь в воду», они быстро погубили бы себя. Следовательно, определенный операционально, страх со­стоит из следующей идеи, или установки, или интернализиро-

Цели психотерапии

ванного предложения: «Будет досадно, если я сделаю тебе боль­но или позволю себя убить; поэтому лучше я буду осторожен, например, «узнаю, где бород», посмотрю, не собираются ли дру­гие атаковать меня, продумаю свои слова и поступки, когда мой начальник или учитель будут наблюдать за мной, и т. д.». Дру­гими словами, страх — это профилактика, которая включает в себя следующие представления: кто-то или что-то опасно для меня; лучше я что-нибудь сделаю, чтобы защитить себя от это­го опасного объекта или человека.

Тревога отличается от страха тем, что неизменно содержит в себе третью идею, а именно: «Из-за того, что я неадекватный, неумелый и бесполезный человек, а такие личности не могут хорошо встретить любую настоящую грозящую ему опасность, я, вероятно, не смогу справиться с опасным человеком или объектом; стало быть, я ничего не смогу сделать, чтобы спасти себя, и меня уничтожат». Другими словами, тревога добавляет к идеям об опасности и противодействии этой опасности из­лишние и, в сущности, метафизические (то есть недоказуемые) идеи о том, что человек не способен справиться с потенциаль­ной или реальной опасностью, и его дело, стало быть, безна­дежно. Кроме того, человек чувствует, что, показывая свою не­способность адекватно справиться с реальной опасностью (воз­можной опасностью), он неоспоримо доказывает свою полную неспособность и в будущем справиться с подобной угрозой.

Объясню по-другому (так как очень важно понять, чем дей­ствительно является тревога, чтобы эффективно ее устранить) — тревога включает в себя не только оценку человеком реальной опасной ситуации, в которой он находится, но и его оценку сво-ей способности справиться с этой ситуацией и предположения о том, как лучше выйти из нее. Далее, тревога включает в себя моралистические, негативные, чрезмерно пессимистичные оценки самого себя и подразумеваемое или высказанное заклю­чение о том, что он никогда не сможет справиться с этой или с любой другой опасной ситуацией. Более того, тревога неизмен­но включает в себя недоказуемое чрезмерное обобщение, а именно: так как человек до сих пор не нашел хорошего выхода

6 Альберт Эллис

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

из опасной ситуации, которая ему угрожает, и так как, возмож­но, он не смог справиться с подобными опасностями в прошлом, то у него никогда это не получится, следовательно, он никудыш­ный человек.

Тревога (в отличие от страха, который оценивает ситуацию и вызывает действие) включает самооценку, сковывает Дея-тельность и практически всегда ведет к неудачным результа-там. Вместо того чтобы изучить потенциально опасные обстоя-тель­ства и попытаться встретиться с ними сегодня или предот-вра­тить их появление завтра, как поступил бы боязливый человек, тревожная личность отслеживает свое собственное безнадеж­ное неумение встретиться с предполагаемой опасностью. Тре­вожный человек постоянно избегает встречи с опасностью; он обычно создает даже более опасные или потенциально опасные ситуации; он винит себя за то, что он такой безнадежный и не­умелый; и, конечно, становится все более и более тревожным. Тревога разрушительна для нормальной Деятельности, тогда как страх может быть эффективным и дает возможность человеку адекватно справиться с опасной ситуацией.

Враждебность, если ее операционально определить, как и тре­вога, имеет две стороны: рациональную и иррациональную. Первая, или здравая, сторона враждебности состоит из того, что можно назвать дискомфортом, недовольством, досадой или раз­дражением, которые связаны с неприятной ситуацией или об­щением с неприятным человеком. Например, пошел дождь как раз тогда, когда вы собрались на пикник, или вас несправедли­во осуждают, вы сами себе раздраженно можете сказать: «Мне определенно не нравится эта досадная ситуация (или человек). Теперь дайте-ка взглянуть, что я могу сделать, чтобы изменить ситуацию (справиться с ним)?». Это предложение, как и то, ко­торое сопровождает страх, содержит две основные идеи: что-то или кто-то неприятно мне или раздражает меня; лучше я что-нибудь сделаю, чтобы изменить ситуацию или человека, и та­ким образом минимизирую свое раздражение.

Враждебность, как и тревога, радикально отличается от не­удовольствия или досады тем, что неизменно включает в себя

Цели психотерапии

третью идею, а именно: «Так как этот беспокоящий меня пред­мет или человек вреден и теоретически может не существовать или быть другим, я могу логично сделать вывод, что этот чело­век или предмет не должен существовать или должен стать дру­гим*. Можно иначе выразить эту идею: злой человек претенци­озно и ошибочно делает вывод: «Так как мне не нравится этот предмет (человек), то он не должен существовать». Эта пробуж­дающая гнев идея, конечно, — метафизичное или недоказуемое допущение, так как просто нет причины, по которой неприят­ный мне предмет должен прекратить свое существование из-за того, что он мне не нравится и может быть другим.

Гнев, так же как и тревога, полезен тогда, когда рассерженный и раздраженный человек делает нечто, чтобы устранить источ­ник раздражения. Обычно же гневающийся или враждебный че­ловек в основном варится в своем собственном соку, тратит боль­шую часть своего времени и сил, проклиная источник раздраже­ния. Вместо того чтобы сделать что-нибудь с целью изменить си­туацию, враждебный человек обычно настраивает тех людей, на которых он зол, против себя, тем самым усугубляя ситуацию, и оказывается в центре порочного круга им самим созданной и уве­ковеченной враждебности. Более того, из-за того что гнев (как и тревога) в целом - неприятное чувство, ему не нужно надрывать­ся, чтобы вызвать его. В отличие от тревоги, у гнева есть свои преимущества: враждебный и гневный человек презирает других и чувствует свое «превосходство» над ними, что приносит ему не­которое удовлетворение. Но выгода, получаемая от враждебно­сти, редко стоит той огромной цены, которую обычно приходит­ся платить, и, следовательно (в отличие от раздражения и доса­ды), это эмоция, с которой стоит бороться.

И тревога, и гнев часто, хоть и не всегда, включают другое метафизическое представление, которое связывает их друг с дру­гом и обычно делает тревожного человека злым, а враждебного человека — тревожным. Тревожный человек, после того как убе­дит себя в том, что он - бесполезный недотепа, который не мо­жет адекватно справиться с опасными ситуациями, возникаю­щими в его жизни, часто говорит себе: «Так как я такой беспо-

6- 163

 

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

мощный и безнадежный перед лицом опасности, несправедли­во, что обстоятельства и люди угрожают мне, а не помогают. Эти обстоятельства и люди должны стать другими потому, что мне так нужно». Таким образом, он делает себя как враждебным, так и тревожным.

Враждебный человек, после того как убедит себя в том, что люди не должны быть такими, какие они есть, часто также гово­рит себе: «Я терпеть не могу вещи и людей такими, какие они есть; я просто не могу совладать с тем, что они такие ужасные». Таким образом, он делает себя тревожным или ненавидящим себя.

Более того, поскольку самообвинение и как следствие появ­ление тревожности естественно приводят к подобию спутанно­го мышления, которое достаточно легко заставляет человека об­винять других, и поскольку неприятие других зато, что они та­кие, какие они есть, часто распространяется на сходные не­обоснованные самообвинительные мысли, тревога и враждеб­ность часто встречаются вместе. Суть этих негативных чувств заключается в обвинении, морализаторстве или самоуничиже­нии в тех случаях, когда человек допускает ошибки.

Мои терапевтические задачи неизменно включают умень­шение у клиентов тревожности и враждебности. В то же время я не хочу, чтобы они становились неосмотрительными, неис­правимыми оптимистами или абсолютно нераздражительны­ми. Люди не могут стать абсолютно нетревожными и невраж­дебными, так как у них существуют отчетливые врожденные биологические способности неоднозначно думать о своем по­ведении и о поведении других. Следовательно, они вполне могут смешивать тревогу и страх, враждебность и раздраже­ние, но в то же время они могут старательно учиться и трени­роваться быть умеренно тревожными или враждебными, а не постоянно злиться на себя и других (как они обычно поступа­ют в нашем обществе).

В отличие от многих других терапевтов, я в основном не за­интересован в том, чтобы побуждать моих клиентов выразить, разрядить или разыграть свои тревогу и враждебность. Я стара­юсь убедить их признать себя самообвиняющими и злыми. Как

Цели психотерапии

только они смогут сделать это, я заставляю их действовать про­тив этих тревожных и враждебных чувств, изменять и искоре­нять их. Хорошо, если по ходу дела они выражают прежде по­давляемые или сдерживаемые негативные установки по отно­шению к себе или другим. Я использую материал, который они предоставляют, и работаю с ним или делаю так, чтобы они ра­ботали с ним. Выражение их чувств per se * мало интересует меня. Яна самом деле убежден, что терапевты, которые поощряют по­добные проявления эмоций, часто помогают клиентам либо приспособиться к своей тревоге и враждебности (то есть чув­ствовать себя более комфортно с ними), либо усилить их — оба эти результата я считаю нежелательными.

Практически, человеческие дела можно и нужно вообще очи­стить от гнева и тревоги — не от вызванных реальной ситуацией раздражения и страха, а от неуместных враждебности и самооб­винения, которые постоянно существуют и случайно или наме­ренно добавляются к нормальным раздражению и бдительности. Эти бессмысленные прибавления могут быть убраны, если кли­енту четко и конкретно показывают то, как он неосознанно со­здает агрессию из фрустрации, панику из настороженности. Именно это я делаю со своими клиентами; я показываю им то, как именно они добавляют неразумные и недоказуемые предпо­ложения к своим разумным наблюдениям и посылкам и как, из­бавившись от этих иррациональных предположений, они могут перевести свой гнев обратно в раздражение, а тревогу — в соот­ветствующий страх.

Я стараюсь показать моим клиентам, какие конкретно ирра­циональные гипотезы и нелогичные выводы они используют, чтобы создать свою бессмысленную тревогу. Кажется, главные иррациональные идеи, которые вызывают у людей состояния паники, самообвинения и неуверенности в себе, таковы:

1. Взрослому человеку крайне необходимо, чтобы его люби­ли или одобряли практически все значимые люди из его окру­жения.

* Само по себе. (Прим. перев.)

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

2. Человек должен быть совершенно компетентным, адекват­
ным и успешным во всех отношениях, чтобы можно было счи­
тать себя стоящим человеком.

3. Несчастья людей обусловлены внешними причинами, и
люди не могут или почти не могут повлиять на свои невзгоды и
тревоги.

4. Прошлое является важнейшей детерминантой настоящего
поведения, и если что-то однажды сильно повлияло на жизнь
человека, то сходные события всегда будут вызывать у него оди-­
наковые реакции.

5. Существует единственно правильное, точное и идеальное
решение человеческих проблем, и если это решение не удалось
найти, то это катастрофа.

6. Если что-то может быть или является опасным или устра-­
шающим, то нужно серьезно беспокоиться из-за этого, даже
если событие только предполагаемое.

Основными иррациональными идеями, которых придержи­ваются мужчины и женщины, чтобы вызвать у себя состояние гнева, морализаторства и низкой фрустрационной толерантно­сти, являются следующие:

1. Некоторые люди плохи, порочны или отвратительны, и они
должны быть сурово осуждены и наказаны за свою подлость.

2. Ужасно и катастрофично, когда все идет не так, как очень
хотелось бы.

3. Проще избегать определенных жизненных трудностей и от-­
ветственности, чем сталкиваться с ними лицом к лицу.

4. Люди должны очень огорчаться из-за проблем или тревог
других.

Именно эти изначально иррациональные необоснованные по­сылки я постоянно демонстрирую своим клиентам, которые (осо­знанно или неосознанно) в них верят. Именно эти идеи они бес­конечно внушают себе, эффективно не оспаривая. Эти посылки, по сути, являются причиной того, что люди чувствуют и ведут себя плохо. Именно над этими идеями необходимо настойчиво работать, работать и работать, чтобы разувериться в них, если люди действительно хотят когда-нибудь преодолеть свои базо-

Цели психотерапии

вые тревожность и враждебность. Как же конкретно я убеждаю клиентов прямо посмотреть на свои иррациональные предполо­жения и начать сомневаться и оспаривать эти разрушительные философские посылки? Для этого я использую весьма эффектив­ные методы.