Несознательные процессы

Имплицитные процессы. За последние несколько лет, значимые открытия в нейронауке существенно повлияли на психологические науки. В результате прогресса в нейронауке и влияния исследований младенцев, мы больше не можем игнорировать значимость ранних лет жизни. Даже не смотря на то, что у нас нет воспоминаний об этом времени, оно становится частью нашей автобиографической памяти.

Берн (1957/1947) писал, что до трех лет, из-за неразвитости языка, индивид вынужден сохранять чувства в виде «безымянных» образов. Долгое время считалось, что самость и сознание были следствием понимания языка, а всё что существовало до этого было черной дырой, состоящей из конфликтов, фрустраций и защит. Сейчас, фактически, нам известна другая история.

Детям, которые еще не овладели языком, всё же свойствен ряд процессов в головном мозге, которые дают им возможность быть осведомленными, т.е. они обладают в основном имплицитным знанием. Имплицитное знание – невербальное и аналоговое; «оно не находится в царстве осознания, но оно и не вытеснено; просто оно никогда не было сознательным» (Stern, 2005, с. 28). Некорректно предполагать, что имплицитное знание является частью бессознательного в классическом значении этого понятия; скорее, оно включает способ получения знания, установления контакта с реальностью, декодирования и усвоения ее, что является типичным для раннего детства. Без такого понимания, мы никогда не смогли бы объяснить, почему многие из наших приятных, удовлетворяющих и радостных переживаний оказываются в области, содержащей подавленный материал, который был вытеснен из осознания, подвергнут цензуре и т.д.

Как пишет Аллен (2003):

Следы привязанности и других очень ранних переживаний задуманы как организующие принципы в первые несколько лет жизни... Поскольку они содержатся в имплицитной памяти, они не доступны для сознательной автобиографической памяти, хотя и контролируют способность создавать и развивать союзы с другими и имеют главное значение для сохранения жизни, продолжения рода, а также для защиты и выращивания потомства. (с. 131)

Таким образом, несознательные процессы, связанные с имплицитной памятью, управляют нашими установками, особенно в межличностных отношениях, потому что они активируются и используются в течение самых ранних лет жизни, когда отношения привязанности чрезвычайно важны для обеспечения выживания. В этом смысле, несознательные процессы особенно активны, когда мы вступаем в отношения с другими, и это происходит естественным образом – и у тех, кто пережил значительные травмы привязанности в раннем детстве, и у тех, у кого были здоровые взаимоотношения. В этом смысле, понимание несознательных процессов через обращение к имплицитной памяти «расширяет концепцию бессознательного от области вытесненного к области биологически несознательного» (Cassoni, 2004, с. 95). Поэтому, нет ничего изначально патологического в идее, что что-то является не-сознательным.

Кроме того, пока дети еще не освоили язык, у них, тем не менее, есть способы осуществлять имплицитное познание – как другой способ получения знания. Таким образом, с одной стороны, мы можем считать бессознательную коммуникацию имплицитной коммуникацией, т.е. коммуникацией, связанной с этим особым способом познания. Когда мы думаем о бессознательной коммуникации, не подразумеваем ли мы, возможно, что-то естественное, наполненное смыслом, который создается нами и другими, что-то похожее на структурирование нашего самого раннего знания о межличностном опыте?

Стерн (2005), в частности, углубил концепцию имплицитного благодаря своим исследованиям отношений матери и ребенка; он говорит об имплицитной памяти, т.е. о воспоминаниях, хранящихся в структурах психики, из которых они не могут быть извлечены. Из его работы становится ясно, что имплицитная память остается имплицитной и обогащается содержанием эксплицитного знания. В комплексных обрабатывающих системах психики содержатся разные способы обработки того, что мы изучаем, с использованием концепций и когнитивных категорий, имплицитных стратегий и других средств, которые наука еще не открыла. «Имплицитная память остается имплицитной; она развивается параллельно с эксплицитным знанием, и всю оставшуюся жизнь их развитие идет по отдельным линиям» (с. 29).

Имплицитное, таким образом, относится к тому, что связано со стадией развития, когда структуры вербализации и формально-логического мышления еще не доступны, но оно не связано исключительно с там и тогда. Скорее, в соответствии со Стерном, мы можем утверждать, что чему бы мы не научились в межличностных отношениях, это будет связано с имплицитным знанием. Следовательно, имплицитное – это также способ получения знания, который сохраняется в течении всей жизни как альтернативный способ познания и вхождения в контакт с другими.

В рассмотрении имплицитных аспектов знания и памяти, понятие бессознательного не помогает нам уловить природу, смысл и функционирование процессов, которые действуют в нашей жизни. И напротив, говоря о «процессах», возникает ощущение чего-то меняющегося уникальным образом у каждого человека, чего-то не зафиксированного там и тогда. Определение таких внутренних процессов как несознательных подчеркивает, насколько всё является частью естественной и, вероятно, даже биологической динамики (хотя и находящейся вне осознания), цель которой – обеспечить индивида ускоренным способом познания и установления контакта с другими. На мой взгляд, рассуждение о «бессознательном» не ставит такой же акцент на важности процессов отношений для человеческого развития.

Существуют сходные черты между теоретическими предположениями Стерна и работами Берна об интуиции и его идеей протокола. Для Берна (1949/1977a), интуиция это «знание основанное на опыте и приобретаемое посредством довербальных бессознательных или предсознательных функций через сенсорный контакт с предметом» (с. 4). Здесь он описывает способ, который подразумевает использование сенсорно-соматических функций, которые находятся ниже уровня сознания и которые не обращаются к высшим когнитивным функциям или, в современной терминологии, он описывает функции имплицитного знания. Мы часто используем интуицию в своей работе, например, в диагностическом процессе или, когда применяем интервенцию, которая попадает в цель. В таких случаях, мы прибегаем к несознательному способу познания и присутствия с другим.

В том же эссе об интуиции, Берн (1949/ 1977a) добавляет, что в этой концепции интуиции подразумевается, что индивид может знать что-то, не зная, как он или она пришли к этому знанию. Сорок лет спустя, концепция Болласа (1984/1989) о «неосмысленном знании» звучит как нечто схожее. Фактически, мы годами обращались к несознательным процессам в транзактном анализе, не осознавая, что делаем это; но то, что мы не осознавали их еще не дает достаточных оснований заявлять, что мы их вытеснили.

Концепцию протокола Берна можно уподобить концепции имплицитной памяти. Для Берна (1972), протокол – это набор «первоначальных драматических переживаний, на которых основан сценарий»; переживаний, которые возникают в первые два года жизни (с. 98). «Но очень мало людей могут вспомнить что-то из этого периода, который, во многих отношениях, является самым важным» (с. 99). Вывод о несознательной природе протокола можно сделать из утверждения Берна о том, что сценарий является «предсознательным производным от протокола» (Berne, 1961, с. 117).

Корнелл и Ландейк (2005), в частности, углубили и расширили концепцию протокола, признавая ее значение с точки зрения несознательных процессов: «Протокол – это оказывающая значительное влияние имплицитная память» (с. 19) невербальной природы, и она представляет собой паттерн, по которому мы организовываем весь наш будущий опыт отношений, т.е. всё, что связано с людьми.

Если мы рассмотрим идею протокола как «имплицитной памяти о примитивных паттернах отношений, проживаемых через сиюминутность телесного опыта» (Cornell & Landaiche, 2005, с. 19), мы поймем, что этот процесс, действующий вне осознания, управляет нашими межличностными отношениями, нашими способами сближаться с другими или избегать их, нашими способами принадлежать и не принадлежать, нашим подходом к выбору людей и отношений. Сама природа протокола, который является ранним, довербальным, находится вне осознания, и связан с соматическим опытом, предполагает, что мы не можем выйти на этот уровень, используя когнитивный путь, а только через несознательные или имплицитные процессы, которые проходят через измерения отношений и телесного опыта.

Кроме того, мы должны помнить, что протокол «может быть привнесен в осознание, понят и прожит» (Cornell & Landaiche, 2005, с. 19), как знание, проживаемое, но не перерабатываемое когнитивно. С этой точки зрения, какой смысл интерпретировать протокол? Не будет ли это то же самое, что вкладывать слова в невыразимое словами, не из-за недостатка слов, а по причине структурного отличия? Не будет ли неестественным использовать эксплицитный способ, чтобы передать что-то по своей сути имплицитное? Протокол – это глубоко заложенный опыт, на котором мы строим наши сценарные прото-решения, на которых, в свою очередь, основываем наш сценарий; чем более ранним является этот опыт, тем больше он будет выражаться через тело. Как утверждает Корнелл (2005), мы говорим о прекогнитивной и соматической организации, а следовательно об уровне телесного опыта, который функционирует вне сознательной осведомленности и который не основан на вытеснении или отрицании импульсов и потребностей.

Здесь я снова процитирую Стерна (2005):

Самый глубинный уровень психодинамических событий – это уровень малых взаимодействий между людьми, то, что они выражают через свои тела, свои слова, свои лица. Интерпретация и рассказ являются абстрактными, вторичными феноменами. Интерпретация, вербальные объяснения, рассказ – это владения сознания, которое живет по своим законам и не имеет ничего общего с реальностью взаимодействий. (с. 33)

Говоря о несознательных процессах как о знании и/или имплицитной памяти, как об интуиции и протоколе, мы подчеркиваем, что это естественные физиологические процессы, свойственные человеку, которые не имеют ничего общего с защитными или конфликтными процессами. Это уводит нас далеко от бессознательного, основанного на первичных фантазиях, защитах и вытеснении. Как говорит Амманити (2005): «Следовательно, амнезия в раннем детстве не связана с сексуальностью, с вытеснением раннего сексуального опыта, а связана с тем фактом, что более сложные структуры памяти, а именно те, что относятся к эксплицитной памяти, появляются в возрасте после двух лет» (с. 38). Несознательные (т.е. имплицитные) процессы включают соматический опыт, и тело становится средством для выражения переживаний, о которых мы не помним и которые не доступны в общении.

Процессы вне осознания. Существуют также несознательные процессы, возникающие на уровне, который не так глубок, как уровень имплицитных процессов; я называю их процессами «вне осознания». Они находятся на предсознательном уровне и могут быть осознаны посредством когнитивных и языковых процессов.

Одной из ключевых концепций транзактного анализа является, несомненно, сценарий, который, по определению, находится вне осознания. Осознание того, что вы делаете – это прямо противоположно тому, чтобы быть в сценарии (см. Berne, 1972). Игры являются процессом вне осознания. Когда мы осознаем механизмы, регулирующие наш сценарий, игры, в которые играем или то, как мы обеспечиваем себе поглаживания, мы превращаем несознательные, предсознательные процессы в сознательные. Это то, что мы наблюдаем, когда конфронтация попадает в цель и человек осознает что-то, что он или она не осознавали раньше. С этой точки зрения, несвязанная энергия – тоже процесс вне осознания. А значит, такие феномены являются скорее предсознательными; они скрыты, но могут быть прояснены и выведены на свет.