КУЛЬТУРОЛОГИЯ. XX ВЕК. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ. 11 страница. Значительная теория мифа была выдвинута со структуралистских позиций франц

Значительная теория мифа была выдвинута со структуралистских позиций франц. этнологом Клодом Леви-Строссом.

Леви-Стросс вышел из франц. социологич. школы, испытал и некоторое дополнительное воздействие амер. культурной антропологии. Путем прививки к этим традициям опыта лингвистич. структуализма (работы Якобсона по фонологии и т.п.) и новых представлений, идущих от теории информации, Леви-Стросс создал структурную антропологию и соответствующую теорию мифов. Структурный подход позволил Леви-Строссу описать эффективное действие логических механизмов первобытного мышления. Само первобытное мышление Леви-Стросс трактует как коллективно-бессознательное (тем самым приближаясь к Юнгу), относительно независимое от влияния др. форм племенной жизнедеятельности и социально-экономических инфраструктур и поэтому якобы адекватно отражающее саму “анатомию ума”. Тезис об известной свободе мифологизирования связан у Леви-Стросса с представлением об интеллектуальной гибкости первобытной мысли, широко оперирующей различными логическими возможностями, а не только рабски отражающей племенные социальные институты.

Леви-Стросс разработал новую теорию мифологич. мышления, во многом противостоящую Леви-Брюлю. Он сумел показать специфику, своеобразие мифологич. мышления как мышления на умственном уровне, мышления метафорического, мышления, оперирующего готовым набором элементов, поддающихся калейдоскопической реаранжировке, мышления, достигающего своих целей не прямыми путями (бриколаж) и т.п. Но, оставаясь специфичным, мифологич. мышление оказывается способным к обобщениям, классификации и анализу, к-рые в свое время составили интеллектуальную базу так называемой неолитической технической революции и кое в чем предвосхищают новейшие научные методы. Рассматривая мифологич. мышление в связи с порождением им знаковых систем, Леви-Стросс анализирует системы родства и тотемические классификации как своеобразные знаковые системы. Леви-Стросс выявляет роль бинарных оппозиций в первобытных классификациях и обобщениях, показывает, как избыточность обозначающих преодолевается в мифах расчленением на уровни и коды; как в силу принципиальной метафоричности мифологич. мышления раскрытие смысла мифов имеет характер бесконечных трансформаций, что, однако, не препятствует их умопостигаемости. Одна из заслуг Леви-Стросса, несомненно, состоит в том, что он сумел синтезировать старый взгляд 19 в. на миф как на орудие познания и но-

вые представления о мифе как инструменте социального контроля и средства поддержания природного равновесия с учетом его аффективной стороны, связи с ритуалами, черт прелогизма и т.д.

Структурный анализ Леви-Стросса направлен на мифологич. семантику, на само мифологич. мышление и имеет преимущественно парадигматический характер, хотя в принципе он признает важность и синтагматич. аспекта. В настоящее время делается ряд попыток сочетания леви-строссовской парадигматики и пропповской синтагматики, напр. в работах франц. семиотика Греймаса.

20 в. чрезвычайно расширил наше представление о мифе, его функции и структуре, тесных связях с индивидуальной психологией и психологией творчества. Миф обнаружил себя не только как генетический источник для развития художеств, мышления, но в какой-то мере как его вечная модель и существенный элемент.

Лит.: Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930; Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. М., 1963; Мелетинский Е.М. “Эдда” и ранние формы эпоса. М., 1968; Пропп В.Я. Морфология сказки. Л., 1928; М., 1969; Cassirer E. Philosophie der symbolischen Formen, T. 2: Das mythische Denken. B. 1925; Malinowski B. Myth in Primitive Psychology. L., 1926; Cassirer E. The Myth of the State. New Haven; L., 1946; Levy-Bruhl L. La mythologie primitive. P. 1935; Myth and Mythmaking. Boston, 1969.

Е.М. Мелетинский

МОДА — периодическая смена образцов культуры и массового поведения.

М. присутствует в самых различных сферах человеч. деятельности и культуры, прежде всего в оформлении внешности человека (одежда, прическа, косметика и т.д.) и непосредств. среды его обитания (интерьер, разл. бытовые вещи), а также в искусстве, архитектуре, ху-дож. лит-ре, науке, речевом поведении и т.д. Будучи сложным многоаспектным явлением, М. издавна служит объектом изучения самых разл. наук о человеке и культуре: истории и теории культуры, социологии, психологии, экон. науки, эстетики, семиотики и др.

Еще А. Смит в “Теории нравств. чувств” (1759) отмечал влияние М. не только на одежду и мебель, но и на нравственность, музыку, архитектуру и т.д., подчеркивая особое значение элитарных слоев как объекта подражания для остального населения, что было связано с возрастанием роли буржуазии в совр. ему об-ве (ранее, при господстве феодально-сословного строя, подобное подражание было невозможно).

Спенсер на основе анализа большого этногр. и исто-рико-культурного материала выделил два вида подра-жат. действий: 1) мотивируемые желанием выразить уважение лицам с более высоким статусом; 2) стимулируемые стремлением подчеркнуть свое равенство с ними. Последний мотив лежит в основе возникновения М. Последователь Спенсера амер. социолог Самнер в книге “Народные обычаи” (1906) подчеркивал нормативный и принудит, характер М.

Н.К. Михайловский проанализировал социально-психол. аспект М. в связи с поведением толпы и явлением подражания. Франц. социолог Г. Тард считал М. наряду с обычаем осн. видом подражания. Если обычай — это подражание предкам, ограниченное рамками своего сообщества, то М. — подражание современникам, носящее “экстерриториальный” характер.

Значит, вклад в теор. осмысление М. внес Зиммель, к-рый связывал ее существование с необходимостью удовлетворения двойственной потребности человека: отличаться от других и быть похожим на других. Зиммель утверждал, что М. существует только в об-вах с классовой бессословной структурой, с к-рой она тесно связана. Ее развитие происходит ел. образом: высшие классы стремятся посредством внешних, хорошо различимых признаков продемонстрировать свое отличие от низших; последние же, стремясь к достижению более высокого статуса, овладевают этими признаками, присваивают их; тогда представители высших классов вынуждены вводить новые отличительные знаки своего высокого положения (новые моды), к-рые вновь заимствуются низшими классами, и т.д.

В. Зомбарт рассматривал М. как явление, порожденное капитализмом, служащее интересам частного предпринимательства и вызывающее в об-ве искусств, потребности.

Амер. социолог и экономист Т. Веблен проанализировал роль престижа, демонстративности и “показного потребления” в функционировании М.

Франц. философ Э. Гобло в книге “Барьер и уравнивание” (1925) исследовал процессы фиксации и размывания отличит, признаков высокого социального статуса в капиталистич. об-вах посредством М. Амер. лингвист и культуролог Э. Сепир акцентировал роль М. как средства идентификации личности, ее самовыражения и укрепления Я; эту функцию М. осуществляет благодаря социально санкционируемым отказу от старых и внедрению новых социокультурных норм. Выдающийся культурантро-полог Крёбер вместе с Д. Ричардсон в работе “Три века М. в женской одежде: количественный анализ” (1940) провели историко-статистич. исследование изменений нек-рых параметров женской одежды за три столетия с целью обнаружить зависимость этих изменений от динамики социальной жизни.

Существуют попытки психоаналитич. (Э. Берглер и др.) и структуралистского (Р. Барт и др.) объяснения феномена М. Изучались многообразные связи М. с социальной стратификацией, особенности ее распространения (исследования П. Лазарсфельда, Э. Каца, Б. Бар-бера, Л. Лобела, Р. Кёнига и др.).

В работах Г. Блумера М. рассматривается как средство внедрения новых социокультурных форм и адаптации к ним в изменяющемся мире. Процесс формирования и распространения М., по Блумеру, проходит две фазы: инновацию и отбор. На первой фазе происходит

предложение разл. соперничающих между собой культурных образцов; на второй фазе все социальные группы осуществляют коллективный отбор, в рез-те к-рого социально одобренный образец становится общепринятой нормой.

В поел. годы преобладающее значение приобрел подход к изучению М. как к социокультурному явлению, как к механизму социальной, культурной и психич. регуляции, тесно связанному с осн. ценностями и тенденциями развития совр. об-ва. Общепризнано, что развитие и функционирование М. в широких социальных масштабах было обусловлено такими факторами, как промышленная революция и возникновение массового поточного производства, ломка феодальных сословных барьеров, усиление геогр. и социальной мобильности, рост культурных контактов, урбанизация, развитие средств связи, транспорта, массовой коммуникации. В отличие от обычая М. ориентирована на современность, однако традиция составляет важный источник модных инноваций. Другими источниками являются худож. творчество, научные открытия, техн. изобретения, создание новых материалов и т.д. Развитие М. носит циклич. характер; сменяющие друг друга модные стандарты проходят стадии становления, массового распространения и упадка, выражающегося в уменьшении численности их приверженцев. “Отмирающие” модные стандарты зачастую не исчезают окончательно и нередко вновь наделяются модными значениями.

М. — одна из знаковых систем, посредством к-рой происходит межличностная и межгрупповая коммуникация. Коммуникативный цикл в М. состоит, в частности, в постоянной циркуляции специфич. “сообщений”, отправляемых “производителями” через посредство “распространителей” к конечному адресату — потребителям; только на потребительской стадии потенциальная М. становится реальной.

М. служит одним из средств приобщения индивида к социальному и культурному опыту: отсюда ее особое значение для молодежи. Модные стандарты относительно легко циркулируют от об-ва к об-ву, от одной социальной группы к другой, испытывая при этом более или менее значит, трансформации. В разл. об-вах и группах одна и та же М. зачастую по-разному интерпретируется, за ней могут скрываться разл. и даже противоположные ценностные ориентации.

Исследования М. и использование ее механизмов имеют важное значение для принятия решений в области культурной политики, маркетинга, индустриального дизайна, рекламы и др. областях.

Лит.: Мода: за и против. М., 1973; Петров Л.В. Мода как обществ, явление. Л., 1974; Гофман А.Б. Мода и люди: Новая теория моды и модного поведения. М., 1994; Lipovetsky G. L'empire de 1'ephemere. P., 1987; Besnard Ph., Desplanques G. Un Prenom pour toujours: La cote des prenoms hier, aujourd'hui et domain. P., 1991.

А.Б. Гофман

МОДЕРНИЗМ — понятие, использующееся в науке (наиболее активно его применяли в советской эстетике и искусствознании) для обозначения всего комплекса авангардных явлений с позиции их предвзятой негативной оценки. В основном — это позиция консервативной линии в традиц. культуре по отношению ко всему новаторскому; в советской науке она, в первую очередь, определялась партийно-классовыми идеол. установками. Авангард, обозначенный как М., является объектом не столько научного анализа, сколько всеобъемлющей, часто огульной критики. Критиковали М. за отход от традиц. (в рамках традиции 19 в., прежде всего) культуры — за антиреализм, эстетство, отход от социально-политич. ангажированности, за смыкание с мистикой, абсолютизацию художественно-выразит. средств, апелляцию к иррац. сфере, алогизм, абсурдность и парадоксальность, пессимизм и апокалиптику, формализм, стирание грани между искусством и жизнью и т. п. Отсюда и термин зап. науки “Postmoderne” (=Transavangarde), обозначающий комплекс процессов в худож. культуре последней трети нашего столетия, явившихся своего рода реакцией на авангард, в отеч. науке был переведен как постмодернизм, т.е. термин, имеющий заведомо оценочно-негативную окраску, к-рой нет в соответствующих терминах зап. языков.

Лит.: Модернизм: Анализ и критика основ, направлений. М., 1980;1987.

В. В. Бычков

МОРАЛЬ — форма культуры, связанная с обеспечением нормативных способов регуляции деятельности людей в об-ве. Возникает из потребности установления межличностной коммуникации на базе ценностей, гарантирующих сохранение человеч. рода и достоинство каждого, принадлежащего к нему. Существует особый язык М., санкционирующий специфич. способ отношений между людьми, отличный от иных типов нормативной регламентации межличностных связей, складывающихся в сфере общепринятых обычаев, права, политики и т.д. Моральный дискурс опирается всегда на нек-рый корпус принципов, норм и идеалов человеч. жизни. Стремление обосновать М. путем апелляции к онтологич. конструкциям сущностного порядка, представлениям о человеч. природе — специфич. черта классич. этич. мысли античности, ср.-вековья и Нового времени, чьи традиции продолжают в 20 в. светские доктрины натуралистич. ориентации, религ. школы. Радикально иной подход к проблемам М. отстаивают сегодня сторонники разл. версий антропол., аналитич. и праксеологически центрированной этики. Отрицание предзаданной сущности человека, тезис об универсальной ценности свободы как инструмента самосозидания в учении экзистенциализма звучали как вопрос о правомерности поисков общезначимых норм морали. Позитивистски инспирированная метаэтика фокусировалась на логич. и семантич. анализе языка М. В кругах ее

теоретиков популярна мысль о плюрализме и несоизмеримости систем М., доминирующих в разл. культурах. Стремясь преодолеть крайний релятивизм, сопряженный с кризисом классич. этики, теоретики неофранкфурт. школы К.-О. Апель и Хабермас пытаются обосновать универсальные нормы М., исходя из анализа межличностной коммуникации. Они предлагают вариант коммуникативной этики, получивший широкую известность и признание. Язык М. нормативен. При нравств. оценке того или иного акта индивидуальной или групповой деятельности остается как бы в стороне ее инструментальная ориентация и даже успех или неудача. Достигнутый прагматически полезный результат может быть осужден моральным вердиктом, а то, что кажется крахом надежд, получит нравств. одобрение. Нравств. суждения призваны сформировать опр. отношение к конкр. действиям, тем или иным типам поступков в человеч. сооб-ве. Они всегда ориентированы на партнера по диалогу, его реакцию, хотя и варьируются по своей структуре и содержанию. В любом случае нравств. суждение содержит два элемента — описательный и нормативный. Описание фиксирует деяния индивида или группы людей, в то время как нормативный элемент запечатлевается в предписании того или иного типа поведения или же оценке совершенного. Само долженствование представлено как бы объективно, отстраненно от того лица, к-рое его выражает. По сути не важно, кто является носителем утверждения о нравственно должном или оценки к.-л. поступка. Главное — сама норма, ее соблюдение или несоблюдение, когда речь заходит об оценке поступка личности. Моральный дискурс позволяет произвести перемену ролей между носителем и исполнителем должного, ибо оба они в одинаковой степени подпадают под действие нормы. Моральная санкция относительно совершенных поступков должна нести на себе печать обоснованности, снятия субъективистских наслоений и отказа от немотивированных эмоц. реакций. Моральная оценка и суждение о нормативно должном возможны только по отношению к субъекту как существу, наделенному свободой волеизъявления. М. — достояние субъекта как свободного и ответств. существа. Нельзя говорить о моральности и аморальности хищника, пожирающего свою жертву, ибо он лишен сознания и свободной воли. Ценности М. рождаются в мире свободных существ, и норма как важнейший компонент нравств. дискурса возможна только при принятии этой посылки. Свободный субъект призван осознанно следовать норме М., и в этом состоит отличие его деяния от слепого повиновения стереотипу традиции. Практич. разум отнюдь не всегда находится в орбите универсально-значимых норм М. В плену сиюминутных забот субъект чаще всего исповедует стратегию целерационального действия — поиска средств для достижения поставленных частных целей. С переходом к осознанию важности отыскания смысла собств. жизни он обращается к проблемам этики. Однако на этой ступени в рефлективных усилиях практич. разума отсутствует еще перспектива универсально-человеч. задач. Она требует нового шага к моральной рефлексии, нормам общечеловеч. должного. В эпоху постмодернизма особенно остро стоит вопрос об отыскании универсальных норм М. через диалогич. взаимодействие, коммуникацию несхожих культур. Рефлективные возможности практич. разума должны быть обращены на обретение общезначимых ориентиров М. для разрешения совр. проблем планетарного сооб-ва.

Лит.: Гусейнов А., Иррлитц Г. Краткая история этики. М., 1987; Гусейнов А.А. Золотое правило нравственности. М., 1988; Швейцер А. Культура и этика. М., 1973; Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М., 1992.

Б.Л. Губман

МОРОЗОВ Николай Александрович (1854-1946) -ученый и революционный деятель. Входил в состав тайного общества “Земля и воля”, а после его разделения примкнул к террористич. организации “Народная воля”. Неоднократно арестовывался. В феврале 1881 был приговорен к пожизненному заключению (в Петропавловской, а затем Шлиссельбургской крепостях). Освобожден по амнистии 1905. В годы советской власти занимается научной и писательской деятельностью, руководит Естественнонаучным институтом им. Лесгафта.

Симпатизируя идеям панпсихизма и социокосмизма, М. мечтал о построении об-ва социальной справедливости во вселенском масштабе. Мировой социокультурный процесс он представлял как предварит. этап построения социализма на Земле. Выступая за революционную перестройку рос. об-ва, он проявлял особый интерес к истории культуры. Рассматривая социокультурные явления в тесной взаимосвязи с космич. процессами, М. считал одной из своих задач “согласовать истор. науки с естествознанием”, чтобы найти закономерности культурного развития человечества. Такая постановка проблемы в принципе отвечала требованиям, предъявленным к гуманитарным дисциплинам Контом.

Используя собственные методики, основанные преимущественно на астральном толковании истор. источников, М. пришел к нетрадиц. выводам относительно возникновения и развития мировой культуры. Во многих своих работах (наиболее значит, является “Христос”) он сумел по-новому поставить целый ряд истори-ко-культурных проблем и указал на необходимость комплексного подхода в исследовании социокультур-ных явлений. М. был одним из первых ученых, кто исследовал истор. и лит. источники методом, впоследствии получившим название контент-анализа (М. называл свою методику “лингвистич. спектрами”).

Основу культурологич. концепции М. составляет разработанная им теория “преемственной непрерывности в эволюции человеч. культуры”. Согласно этой теории, жизнь людей изменяется в силу развития материальной культуры. Следствие этого развития — еще один

эволюционный фактор — непрерывное усложнение и совершенствование человеч. мозга. Поэтому культура может изменяться лишь в сторону улучшения. Один раз достигнутый культурный уровень уже никогда не снизится, если только нет катастрофич. изменений окружающей среды (геогр. и климатических). При “общем движении человечества к лучшему будущему” меняет местоположение лишь гл. культурный центр, перемещаясь в те геофизич. условия, к-рые лучше подходят для дальнейшего развития. Но культура, к-рая ранее являлась носительницей прогресса, “не впадает в декаданс”, а продолжает развиваться, хотя и не столь стремительно, как сменившая ее культура-лидер.

Используя идеи Монтескье, Бокля, Реклю, Мечникова, М. связывает возникновение культуры с особыми геогр. условиями. Только замкнутые, изолированные места дают возможность человеку создать культурные сооб-ва. На ничем не ограниченных просторах можно вести лишь кочевую, т.е. по существу, животную жизнь. Наиболее подходящими местами для возникновения “начал культуры” являются “архипелаги близ обширных и плодородных равнин”. “Кристаллизация” человечества, по мнению М., произошла в четырех очагах первобытной культуры — Средиземноморском, Желто-морском, Индо-Малайском и Антильском, — откуда она распространилась на близлежащие побережья. Возникшие на побережьях гос-ва расширились за счет соседних территорий и породили “первичную культуру, выросшую постепенно в современную”.

Дальнейшее развитие культуры носит строго закономерный характер. М. выделяет три “этнологич.” закона — административный, экон. и собственно культурный. Раскрывая суть каждого закона, он прибегает к аналогии с принятым в физике понятием поля. Адм. и экон. законы формирования культуры проявляются в виде силы притяжения населения и товаров к политико-экон. центру гос-ва. Причем сила притяжения центра, воздействующая на поле гос-ва, прямо пропорциональна массе (населения или товаров) и обратно пропорциональна квадрату расстояния. Что касается культурного центра, то его расположение может не совпадать с административным и экономическим. Но его воздействие обладает большей силой по сравнению с предыдущими. Энергия культурного центра направлена не на перемещение больших масс населения и товаров, а на распространение невесомых идей, и его сила, возрастая так же, как у других центров, убывает лишь пропорционально простому расстоянию. Культурное поле не так стеснено своими “проводниками”, как административное и экономическое, к-рые находятся в прямой зависимости от коммуникационной сети. В отличие от них, культурное поле легко уклоняется от заданных коммуникациями направлений и распространяется на территории, не входящие в непосредственную сферу полит, и экон. влияния гос-ва.

Создав трехфакторную модель культурного сооб-ва, М. пытается показать, каким образом происходит взаимодействие между соседними культурами. Разнообразие рельефов земной поверхности приводит к образованию в разных местах “этнологич. центров”, к-рые распространяют свое воздействие на окрестные территории и создают т.о. культурные поля. На границах соприкосновения культурных полей возникает эффект интерференции. “Пояса естественной интерференции” наблюдаются в районах языкового пограничья и всегда проходят по периферии культурных полей, культурному захолустью. На этом основании М., в частности, утверждает, что ни древнееврейской, ни финикийской цивилизаций быть не могло, т.к. они должны были бы находиться в области интерференции трех культурных центров, существование к-рых он признавал, египет., месопотамского и греческого. Вся история человеч. культуры написана своеобр. иероглифами; чтобы ее воспроизвести, “не надо истор. преданий, а нужно знать только физич. географию”. Культурные центры могли быть расположены либо на островах (особенно в начальный период зарождения культуры), либо на обширных равнинах, пригодных для земледелия. Поскольку ни один из этих критериев не соответствовал природным условиям вост. Средиземноморья, ни о каких цивилизациях, якобы существовавших там, речи быть не может.

Методика исследования мировой культуры, используемая М., основывается на сопоставлении истор. событий, зафиксированных источниками или реконструируемых историками, с данными астрономии, геологии, географии, метеорологии и лингвистики. Ключом к пониманию большинства социокультурных процессов может быть только астрономия. Человек издревле связывал события, происходящие на Земле, с миром небесных явлений. Поэтому причинность земных явлений на опр. стадии развития цивилизации была перенесена на небо. Эта традиция так глубоко укоренилась в культуре, что в дальнейшем наиболее значимые памятники человеч. цивилизации были прямо или косвенно связаны с астрономич. феноменами. Правильное понимание древнейших памятников культуры может быть достигнуто либо тогда, когда в них содержится прямое указание, позволяющее связать событие с конкр. астрономич. явлением (что дает возможность дать надежную датировку), либо если их можно истолковывать аллегорически с астральной точки зрения. Все остальные источники должны быть соотнесены с теми, что поддаются удовлетворит, астрономич. (или астральной) интерпретации. Подобный подход, основывавшийся на преувеличенном внимании к одной из множества вспомогат. истор. дисциплин, привел М. к крайне субъективному истолкованию хода мирового социокультурного процесса.

Стремясь лишить историю ненужного “параллелизма”, М. прибегает к использованию статистич. метода, заключающегося в сопоставлении “многократно повторяющихся явлений и обработке их деталей с т.зр. теории вероятности”. Сравнивая числовую последовательность продолжительности правления рим. консулов и императоров с числовыми рядами, обозначающими

продолжительность правления иудейских царей, визант. императоров и многих других династий, М. доказывал их зеркальное соответствие. Например, согласно его исследованиям, ряду Сулла (он же библейский Саул) — Помпеи — Цезарь — Август соответствует ряд Аврелиан — Диоклетиан — Констанций Хлор — Константин. Следует отметить, что, несмотря на провозглашаемую приверженность к строгим “числовым фактам” в идентификации истор. личностей, М. допускает многие натяжки в создаваемых им рядах, произвольно отбирая тех, а не иных персонажей (после Суллы у него идет сразу Помпеи, после Аврелиана — Диоклетиан) и приписывая, в случае необходимости, лишние годы правления (он называет это сдвигами).

Другой метод, к-рый М. называл лингвистическим, напоминает герменевтич. приемы Тредиаковского. Скифы и печенеги (что, по М., одно и то же) являются “первоукраинцами”, половцы суть поляки. Поскольку теория М. не допускала существования подлинной Иудеи, нек-рое сходство названий приводит его к мысли, что Иудеей называется Италия, Иерусалимом — Геркуланум, Каной Галилейской — французские Канны, Назаретом — Сен-Назар в устье Луары и т.д. В наше время поборником использования морозовских методик является А. Т. Фоменко, активно занимающийся “датированием и распознаванием статистич. дубликатов”.

Избавившись, т.о., от бесчисленных “параллелизмов”, М. “удвоил интенсивность интеллектуального развития человечества” и свел его развитие к пяти “культурным эпохам”: конец каменного века в Средиземноморье (1 в.); эпоха папируса и пергамента, бронзы и железа в Средиземноморье (2-14 вв.); эпоха книгопечатания и парусного мореходства (15-16 вв.); эпоха паровых машин и эмпирич. науки (17-18 вв.); начало эпохи электричества и “воздушной жизни” (19-20 вв.). Помимо эпох, в к-рых М. выделяет, гл. обр., материально-техн. основание, он вводит понятие “порывов”, к-рые наблюдаются в истории с примерным интервалом в 500 лет и продолжаются около двух веков. Т.о., по расчетам М., культурная эволюция на Земле пережила три порыва: 1. Великое переселение народов (4-5 вв.), представлявшее на деле лишь переселение господствующих слоев и приведшее к созданию “крупных теократич. империй”; 2. крестовые походы (11-12 вв.), приведшие к созданию на Балканах и в Палестине особой культуры, к-рая в дальнейшем воспринималась как античная и послужила основой для Ренессанса; 3. период обществ, революций (к. 18-сер. 20 в.). После последнего порыва “можно ожидать опять около полутысячелетия плавного спокойного развития человеч. жизни и мысли”.

Культурную преемственность лидеров мировой цивилизации М. представляет в виде такой последовательности: греч. Архипелаг, Египет, Венеция, Англия. Преимущество этих культур над другими заключалось в том, что они сумели добиться оптимального соотношения между сельскохоз. производством (производя самостоятельно или контролируя обширные земледельч. территории) и промышленностью. В дальнейшем, по мнению М., значение сельскохоз. компоненты земной цивилизации будет по-прежнему велико. Поэтому в ее развитии преуспеют те народы, к-рые сумеют быстрее освоить достижения промышленности в области совр. коммуникаций (железные дороги, воздушные перевозки, телеграф) и заселить “наибольшее количество годных к земледелию обширных равнин”.

Соч.: Откровение в грозе и буре. История возникновения Апокалипсиса. М., 1910; Пророки. История возникновения библейских пророчеств, их лит. изложение и характеристика. М., 1914; Христос. Т. 1-7. М.-Л., 1924-32.

Лит.: Носовский Г.В., Фоменко А.Т. Империя. Русь, Турция, Китай, Европа, Египет. Новая математич. хронология древности. М., 1996.

А.В. Шабага

МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРЫ - раздел наук о культуре (культурологии социально-научного направления), в рамках к-рого изучаются формы и строение отдельных артефактов и их объединений (паттернов, культурных конфигураций) в синхронном и диахронном планах их существования, закономерности строения и процессы формообразования искусств, объектов. В генерализованном смысле — это изучение строения искусств. среды существования человека в связи с реализацией фундаментальных форм жизнедеятельности. Осн. методы познания — структурно-функциональный, семантический, генетический. Осн. пограничные области — археология, лингвистика, социобиология. В более частном смысле — это изучение вариаций культурных форм и артефактов в зависимости от их социального, истор., геогр. распределения. Осн. методы познания — общая теория систем, организационный и динамич. анализ. Осн. пограничные области — социология, психология, этология,экология.

Морфологич. изучение культуры предполагает следующие направления исследования культурных форм и артефактов: генетическое — порождение и становление культурных форм; микродинамическое — динамика культурных форм в пределах жизни трех поколений (непосредств. трансляция культурной информации);

историческое — динамика культурных форм и конфигураций в истор. масштабах времени; структурно-функциональное — принципы и формы организации культурных объектов и процессов в соответствии с задачами удовлетворения потребностей, интересов и запросов членов об-ва;. технологическое — распределение культурного потенциала в физич. и социокультурном пространстве и времени.