Проблематика

Радикальные круги 1860-1870-х состояли в основе своей из привилегированных слоев населения. Но в начале XX века их состав стал резко меняться – большинство террористов принадлежало теперь к первому поколению мастеровых и чернорабочих. Эти люди легко попадали под влияние радикальной агитации. Начиная именно с этого периода, оформлялась тенденция моральной деградации революционного движения в целом.

Как отмечает Анна Гейфман, появился совершенно новый тип революционера в нашей стране. Петр Струве определяет его как «революционер нового типа - некий симбиоз радикала и уголовника, эмансипированного в своем сознании от любых моральных условностей».[2]

Боевики часто вступали в организацию по причинам, отличным от идеологических принципов. Иногда причиной мог служить юношеский максимализм или просто чувство личной мести.

Экстремисты с презрением относились к словесным баталиям и были готовы скорее сгинуть в борьбе за свободу.

Большая часть из них не интересовалась вопросами и спорами в социалистической среде, поэтому многие выходцы из низших слоев населения были недовольны лидерами своих партий, так как они придерживались больше теоретико-интеллектуального уровня радикальным действиям.

Анархические организации набирали большую часть своих кадров из низших слоев общества окраинных областей империи. Образовательный уровень этих новых террористов был очень низок. Однако, анархисты не видели в этом препятствия. «Я не прочитал ни одной книги, но в душе я анархист»[3].

Затрагивая проблему низкого идейного уровня у террористов нового поколения, а также их неграмотности, Анна Аркадьевна выделяет все это в качестве одной из главных причин такого широкого распространения терроризма в начале XX века. Его широкое распространение было, и результатом, и катализатором внутреннего российского кризиса.

Так, изначально закрытые революционные организации, ставящие в свою основу изменение жизни российского общества, постепенно становятся массовыми. Их элитарность исчезает, а новые последователи подчас не знают об основных идейных принципах и допустимых методах. Появляется «накипь движения», которая впоследствии вытесняет то, что было сутью. Так образуется новый тип террориста. «Многие радикалы сами признавали, что террор вышел за пределы узкого круга лиц, полностью посвятивших себя делу освобождения…»[4]

Еще одной и ключевой проблемой терроризма в России начала XX века Анна Гейфман ставит понятие «изнанки революции». Это уже не «накипь», а совсем новое понятие, которое возникает в процессе изучения. В их число Анна Гейфман относит уголовников, несовершеннолетних, психически неуравновешенных.

Идеологи любого социально-политического движения, инстинктивно чувствуют шаткость своих постулатов, именно поэтому встает необходимость в приобретении последователей, причем, чем больше, тем лучше. Тогда уже новый последователь террорист - убийца ли, бандит, психопат, - особого значения не имеет. Борьба происходит за количество последователей, а не за их качество.

Террористические акты, по мере своего развития, становились все жёстче и не продуманнее, страдали ни в чем неповинные люди. Существует множество примеров такого чудовищного отношения к жизни (даже сами революционеры признавали, что их история была отмечена преступно легкомысленным отношением к собственной и чужой жизни), одним из самых ярких примеров является покушение на Столыпина 12 августа 1906 года. Место и время этого покушения прекрасно демонстрируют все выше сказанное.

Чернов описывал действия террористов как «чудовищные погромы».

Для усиления эффекта своей деятельности, они устраивали крупные теракты в столице, где они имели возможность убить большее количество людей.

«Полностью уничтожить существующий порядок вещей, все законы и суды, религию и церковь, частную собственность и владельцев этой собственности, все традиции и обычаи и их сторонников – таковы были цели российских анархистов»[5].

Они также занимались систематическим террором, часто принимая участие в уголовно-наказуемых действиях.

В глазах многих свидетелей, революция оказалась покрытой «слоем грязи и мерзости». Многие граждане стали идентифицировать революцию с бандитизмом, они были запуганы, пассивны – лишь надеясь пережить кошмарные времена – в этом и заключается «изнанка» революционного движения.