Может показаться странным то, что мы приписываем этносу способность к
саморегуляции. Однако этнос в историческом развитии динамичен и,
следовательно, как любой долгоидущий процесс, реализуется с наименьшими
затратами энергии, чтобы поддержать свое существование. Прочие отсекаются
отбором и затухают. Все живые системы сопротивляются уничтожению, т.е. они
антиэнтропийны и приспосабливаются к внешним условиям, насколько это
возможно. А коль скоро некоторая сложность структуры повышает
сопротивляемость этноса внешним ударам, то неудивительно, что там, где
этнос при рождении не был достаточно мозаичен, как, например, в
Великороссии XIV-XV вв., он стал сам выделять субэтнические образования,
иногда оформлявшиеся в виде сословий[41]. На южной окраине выделились
казаки, на северной - поморы. Впоследствии к ним прибавились землепроходцы
(на первый взгляд, просто представители определенного рода занятий, и
следовавшие за ними крестьяне, которые перемешались с аборигенами Сибири и
образовали субэтнос сибиряков, или "челдонов". Раскол церкви повлек за
собой появление еще одной субэтнической группы - старообрядцев,
этнографически отличавшихся от основной массы русских. В ходе истории эти
субэтнические группы растворились в основной массе этноса, но в то же время
выделились новые.
Например, во второй половине XVIII в. часть богатого дворянства начала
нанимать гувернеров-французов для своих детей. После 1789 г. приток
французов в Россию увеличился, и вместе с языком, манерами, вкусами
распространились французские воззрения, что создало новый стереотип
поведения на субэтническом уровне. Эмигранты поддерживали русских во время
войны с Наполеоном. А в дальнейшем традиция обучения европейской культуре
создалась как инерция, ибо основная струя жизни, т.е. этногенеза, вернулась
в прежнее русло. Потомки европеизированных Онегиных кончили дни в чеховских
"вишневых садах", уступив место в жизни другим субэтносам.
Различать субэтносы очень легко, так как этнография конца XIX в. работала
именно на этом уровне. Этнографы изучали бытовой обряд, т.е. фиксированный
стереотип поведения у тех групп населения, которые резко отличались от
столичных, например быт олонецких крестьян, но игнорировали жизнь
профессоров Петербурга. А зря, потому что для нашего времени такое описание
было бы очень полезно и интересно, а теперь приходится читать А. П. Чехова,
да еще с поправкой на его субъективизм.
Короче говоря, субэтносы наблюдаемы непосредственно, ибо, с одной стороны,
они находятся внутри этноса, а с другой - носители субэтнических
стереотипов поведения отличаются от всех прочих манерами, обхождением,
способом выражать чувства и т.п. Возникают субэтносы вследствие разных
исторических обстоятельств, иногда совпадают с сословиями, но никогда с
классами, и сравнительно безболезненно рассасываются, заменяясь другими,
внешне непохожими, но с теми же функциями и судьбами. Назначение этих
субэтнических образований - поддерживать этническое единство путем
внутреннего неантагонистнческого соперничества. Очевидно, эта сложность -
органическая деталь механизма этнической системы и как таковая возникает в
самом процессе этногенеза. При упрощении этнической системы число
субэтносов сокращается до одного, это знаменует персистентное
(пережиточное) состояние этноса. Но каков механизм возникновения
субэтносов? Чтобы ответить, необходимо опуститься на порядок ниже, где
находятся таксономические единицы, раздеденные на два разряда: консорции и
конвиксии. В эти разряды помещаются мелкие племена, кланы, уже
упоминавшиеся корпорации, локальные группы и прочие объединения людей всех
эпох.
