Примечания к докладу А.Пелипенко

1. Пелипенко А.А. Восток и Запад: проблема культурогенеза русской ментальности. Российский цивилизационный космос (к 70-летию А.С. Ахиезера). М., 1999. Ч.2. Россия в контексте мировых культур. С. 203-219;Россия: за гранью исторического предназначения. Труды конференции «Информационные технологии в науке, образовании, телекоммуникации, бизнесе». Ялта-Гурзуф. 20-27 сентября 2002 г.; Печальная диалектика российской цивилизации. В кн.: Россия как цивилизация. Устойчивое и изменчивое. М. НАУКА. 2007., С. 48-73. и др.

2. Этот термин, введённый А.С. Ахиезером, нельзя признать в полной мере удачным хотя бы из-за его совпадения с конкретным историческим событием – церковным расколом XVII в. Кроме того, о расколе можно говорить лишь в случае, когда ему предшествует некое состояние целостности, каковой в российской истории никогда не было. Однако, оставив придирки, следует признать, что более точного термина пока не найдено.

3. Анализ «конституирующего иного» см. NeumannI.B. UsesoftheOther. (Ch.3 Making Europe – the Russian Other). CамтерминвведёнуказаннымавторомвработеRussia as Ctntral Europe’s Constituting Other // East European Politics and Societies. 1993. Vol.7 № 2. P. 349–360.

4. Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983. С. 33-34.

5. Рикёр П. Герменевтика и психоанализ // Религия и вера. М., 1996.

6. Термин «империя»в данном контексте употребляется исключительно как обозначение конкретно-исторических воплощений идеократических проектов. Империи колониальные – явления принципиально иной природы. Разъяснения по этому поводу см. в упомянутых публикациях автора.

7. В этом же году православные иерархи обсуждали на Соборе перспективы установления православного креста над Константинополем.

8. На то были, разумеется, не только внутренние, но и внешние, макроисторические причины, связанные, в частности, с глобальными культурно-цивилизационными взаимоотношениями по оси Восток – Запад. Но это особая тема.

9. В современной Западной цивилизации эта тенденция достигла своего предела, и порождённые таким положением дел проблемы, похоже, требуют начала движения в обратном направлении.

10. Так, в мифо-идеологическом комплексе Великой победы, ставшей в советские времена настоящим языческим культом, чудовищность жертв, подлинный масштаб которых до сир пор скрывается, послужила главным фактором дополнительной легитимации РС в её сталинском варианте в глазах подвластных.

11. В советские времена слово «империя» применительно к СССР было под запретом, что разумеется, не меняет сути дела.

12. Здесь уместно вспомнить о том, что в российском общественном сознании так и не укоренилась идея историзма. Сознание это не только остаётся по сути своей фольклорно-мифологическим, но и всякие попытки «вписаться в историю» вызывают глубокое бессознательное отторжение. Потому к известной сентенции, что «имперский этнос не имеет нации», можно добавить, что он не имеет и исторического самосознания. Об этом удачно сказал философ В.И. Ковалёв: «Россия бесконечно волынила в истории, дожидаясь её конца».

13. Однажды я заметил, что карта Советской республики 1918 года в момент максимально наступления белых армий почти полностью совпадает с картой Московского княжества XIV века, накануне начала экспансивного собирания земель. Поистине «заколдованная» территория!

25.01.2011

Куда ведет кризис культуры?

 

Игорь Клямкин:

Как и договаривались, сегодня будем обсуждать доклад Алексея Кара-Мурзы «Как возможен “русский мир”?». Это – продолжение разговора об отечественных интеллектуальных традициях, начавшегося с дискуссии на предыдущем семинаре о «русской идее». Алексей Алексеевич обращает наше внимание на традицию либеральную, предлагая свой ракурс ее рассмотрения.

Исходя из очевидного факта, что либеральная идея переживает в России глубокий кризис, докладчик пытается понять его культурные истоки, находящиеся далеко за пределами постсоветской истории. Среди таких истоков им выделяется присущая русской культуре «война дискурсов» между охранителями и радикалами, блокирующая утверждение в обществе культуры диалога и компромисса. И пока, как резонно замечает Алексей Алексеевич, такая война продолжается (а она продолжается), национальный консенсус в стране невозможен.

Но представленный доклад – не только о «войне дискурсов», но и о путях достижения «русского мира». В качестве же исторического и культурного путеводителя предлагается рассмотреть интеллектуальное наследие тех русских либералов, которые в своей деятельности (в том числе, и политической) такие пути пытались прокладывать. Пытались, говоря иначе, в противовес культуре политико-идеологической войны создать культуру диалога и компромисса. Культуру, как ее называет Алексей Алексеевич, либерально-консервативного синтеза. При этом основное внимание докладчик сосредоточил на деятельности Ивана Сергеевича Тургенева, который в роли политического мыслителя широкой публике сегодня не известен.

Таков культурный и идеологический ориентир, который предлагает докладчик для выхода из русской «войны дискурсов» в русский гражданский мир. Он не претендует на конкретное решение проблемы. И я не думаю, что нам надо допытываться у Алексея Алексеевича, кому, что и как нужно делать, чтобы ее одолеть. Давайте обсудим то, что есть в докладе. А есть в нем, повторяю, постановка актуальной проблемы и есть пунктирно намеченный автором общий проект ее решения, извлеченный им из отечественной либеральной традиции.

Игорь Клямкин (вице-президент Фонда «Либеральная миссия»):

Сегодня нам предстоит обсудить доклад Эмиля Паина «Перманентный кризис культуры модерна или временная “обратная волна”?». Эмиль Абрамович предлагает свои ответы на вынесенный в название нашего семинара вопрос и свой ракурс его рассмотрения. Но тематически и содержательно доклад Паина, при всех его отличиях от двух предыдущих докладов, находится с ними в преемственной связи.

Как и Андрей Пелипенко, Эмиль Абрамович рассматривает кризис культуры, переживаемый Россией, в общемировом контексте. Но если в докладе Пелипенко и его выступлении на первом семинаре этот аспект был намечен в самом общем культурологическом плане, то Паин предлагает нам обсудить данный аспект в его многообразных эмпирических проявлениях. Думаю, что это предложение заслуживает самого внимательного к себе отношения.

А с Михаилом Афанасьевым, доклад которого был представлен на первом нашем семинаре, Эмиля Абрамовича роднит поиск в русской культуре предпосылок, позволяющих рассматривать ее нынешний кризис как кризис развития, а не упадка. В данном отношении они, как мне кажется, не оппоненты, а единомышленники. С той, правда, разницей, что Афанасьев такие предпосылки ищет и находит не только в отечественной современности, но и отечественной истории, а Паин, как мы помним, в подобных экскурсах какого-либо актуального смысла не видит.

И, наконец, обращаю ваше внимание на то, что в представленном им докладе доминирует концептуальное описание кризисного состояния культуры в его российских и общемировых проявлениях. Прогностическая и проектная составляющие анализа представлены в тексте лишь пунктирно. Говорю это не в порядке критики, а для того, чтобы возможная критика в ходе дискуссии принимала в расчет те задачи, которые ставил перед собой докладчик, и не распространялась на то, что находится за их границами.

Конечно, можно дискутировать и по поводу «пунктиров» Эмиля Абрамовича, коли уж они в его тексте представлены. Но желательно помнить и о том, что качество наших прогнозов и проектов, относящихся к будущему, зависит от качества описания настоящего и проявляющихся в нем тенденций. Этим соображением я и предлагаю руководствоваться, прежде всего, при обсуждении доклада Паина.