Проблемы эстахологии
Образ человека будущего является одной из наиболее значимых и востребованных тем философско-антропологической рефлексии. Это не случайно, так как современная ситуация характеризуется об- щей антропоцентрической ориентацией науки, выдвигающей про- блему человека в ряд важнейших в гуманитарном знании. Произошел подлинный антропологический поворот в философии, что созвучно c ситуацией рубежа девятнадцатого и двадцатого веков. Именно тогда тема человека заняла центральное место в отечественной философии, выступившей в качестве общей духовной основы для всей русской культуры серебряного века. В современных условиях особенно инте- ресен тот образ человека будущего, который имплицитно сопровож- дает основные темы философии серебряного века. Яркая особенность русской философской культуры заключается в ее исходном антропо- логизме, в рассмотрении проблем социальной и природной жизни сквозь призму антропологической соразмерности. Эта соразмерность в философских взглядах выдающихся русских философов неизменно соотносилась с философским осмыслением предельных проблем че- ловеческого существования в рамках эсхатологических концепций мыслителей. Наиболее заметно сопряжение антропологизма и эсха- тологизма в творчестве Н. Бердяева, С. Булгакова и С. Франка. Их остро волновали проблемы эсхатологии, они оставили оригинальные и во многом выходящие за рамки традиционного богословского дис- курса идеи и концепции конца мира. Обращение к вопросам эсхато- логии в творчестве русских религиозных философов серебряного века не просто дань интеллектуальной моде нашего времени, превра- тившей Апокалипсис в популярный продукт массовой культуры, но попытка увидеть в рефлексии Н. Бердяевым, С. Булгаковым, С. Франком предельных вопросов существования человека и мира то главное, что они хотели сказать о человеке, его сущности и назначе- нии. Обостренное эсхатологическое мироощущение, сопровождавшее философскую рефлексию проблем человеческого существования и понимание образа человека будущего, тесно связано с переломным характером исторической эпохи, с предчувствием наступления в бу- дущем катастрофических и трагических событий. Во многом близкое по напряженности эсхатологическое мироощущение стало характер- ной чертой мировоззрения и современного человека. Объяснение такой кризисной направленности мироощущения современного че- ловека лежит в его внутреннем мире, в последствиях произошедшей в двадцатом веке антропологической катастрофы. Человек в ситуа- ции ценностного безразличия, апатии, часто отказывается от мысли о будущем вообще. Любые ожидания будущего, и эсхатологические в том числе, на первый взгляд безразличны и несущественны, единст- венным смыслом жизни становится максимально возможный уровень потребления и комфорта в настоящем. Синхрония сменяет диахро- нию в темпоральной организации индивидуального бытия и в миро- ощущении человека. Это состояние «человеческого кризиса», «пус- тота в человеке», по выражению Ф. Гиренка, свидетельство того, что мы существуем «в мире антропологической катастрофы». Характери- зуя ситуацию антропологической катастрофы в XX веке, В.Д. Губин и Е.Н. Некрасова интерпретируют ее как основной фактор «антропо- логического поворота» в философии: «…возникла ситуация «челове- ческого кризиса», возникло ясное осознание того, что человек не яв- ляется больше господином во Вселенной, что он не венец эволюции. В нашем веке вырвались наружу такие демонические силы злобы и ненависти, подспудно всегда пребывающие в сознании человека, ко- торые могут в одночасье покончить с человеком и со всем живым на земле». Проблема конечности человека - не только индиви- дуальной смерти человека, но и конечности всего человечества, пе- решла в практическую плоскость, и ее острота по-прежнему нараста- ет. «Осознание собственной конечности порождает сопровождающее нас постоянно чувство случайности (заброшенности) существования и непредсказуемости судьбы. Именно эта зияющая перед человечест- вом пропасть и вызвала обостренный интерес к человеку, антрополо- гический поворот в философии в целом как попытку найти рецепты спасения человека в самом человеке, в тайнах его тела, души, разу- ма...». Перефразируя вышесказанное, можно утверждать и об «антропологическом повороте» в эсхатологии: на первый план выхо- дит не проблема гибели мироздания в том смысле, который подразу- мевался в универсальных эсхатологиях религиозных традиций или в концепциях конца истории классической философии, а острое осоз- нание смертности человека и человечества здесь и сейчас, ожидание перехода к пост-человечеству. Ключевая идея эсхатологии – идея конечности мира, в антропологическом контексте, возобладавшем в ее современной трактовке, принимает форму идеи конечности, гибе- ли «антропологического космоса» (В. Панненберг) и ведет к поиску путей преодоления конечности в бытии человека. Эсхатологический дискурс отчетливо и последовательно проявляется как повествование о личности, чьи сущностные основания поражены кризисом. В этом видится возможность интерпретации проблемы антропологических оснований эсхатологии в контексте духовной и ментальной специфи- ки современной эпохи. Поэтому трактовка образа человека будущего в эсхатологиче- ском контексте, которую мы встретим в произведениях русских фи- лософов начала двадцатого века, остается для нас по-прежнему акту- альной. Обращение к теме человека в контексте эсхатологии в куль- туре серебряного века связывалось с поиском путей восстановления целостности сущностных начал человеческого существования путем синтеза, сопряжения различных элементов духовной жизни. Сереб- ряный век русской культуры и стал попыткой воссоединения разроз- ненных начал духовной жизни, преодоления опасного для нее разры- ва. И поэтому идеи русских философов, обуславливавших в своих эсхатологических концепциях активно-творческое прочтение про- блемы человека, выстраивавших образ человека будущего как творца и преобразователя социокультурной и природной реальности, так необходимы нам сегодня.
|
