Г. Москва. Языковая суггестия в политической коммуникации

Языковая суггестия в политической коммуникации

 

В настоящее время всё чаще объектом лингвистических исследований становится детерминанта речевого поведения, включающая интенции, эмоции, оценки. В этом плане суггестивная лингвистика как одно из современных лингвистических направлений, наследуя теоретические наработки психолингвистики и социальной психологии, избирает объектом научного исследования языковую суггестию.

В качестве научной проблемы языковая суггестия вошла в лингвистическую теорию со стороны психологии и физиологии высшей нервной деятельности человека. Именно в рамках психологии языковая суггестия впервые из области интуитивного знания перешла в сферу аналитических суггестивных методик. Изучению феномена суггестии посвятили свои труды классики российской нейропсихологии В.М. Бехтерев, И.П. Павлов, психологи П.И. Буль, М.А. Белов, Г.А. Гончаров, A.M.Свядощ, М.С.Смирнов. Зарубежные психотерапевты-практики К. и С.Андреас, Г. Бейтсон, Б. Боденхамер, Р. Бэндлер, Дж. Гриндер Р. Дилтс, М. Холл, М. Эриксон в рамках школы нейролингвистического программирования (НЛП) разработали собственные суггестивные системы. Ряд современных российских лингвистов - А.К.Киклевич, Л.Н.Мурзин, А.А.Романов, Е.А. Потехина, И.Ю.Черепанова – рассматривают суггестию в качестве ключевой темы науки о языке и намечают перспективы максимально комплексного решения лингвистической проблемы языковой суггестии.

Учитывая направленность работ учёных, необходимо отметить, что наиболее перспективные направления лингвистического исследования языковой суггестии - теория речевой деятельности. На наш взгляд, выделение суггестивной коммуникации как одной из функционально детерминированных форм речевого общения позволит определить специфику осуществления языковой суггестии в рамках различных коммуникативных ситуаций (политическая коммуникация, индивидуальная психотерапия и т.д.).

В данном случае предметом исследования являются языковые средства суггестии в рамках политической коммуникации. Актуальность обусловлена существующим в современной лингвистике интересом к процессам речевого воздействия и текстам, в которых реализуется целевая установка на воздействие, а также потребностью комплексного изучения суггестивной коммуникации и реализующих ее текстов с лингвистических позиций.

Основная цель заключается в выявлении психолого-лингвистических параметров воздействия политических текстов на примере выявления языковых средств, используемых для реализации суггестивной интенции в политическом дискурсе.

По определению "Лингвистического энциклопедического словаря", функции языка представляют собой проявление его сущности, его назначения в обществе, то есть являются его основообразующими характеристиками. Двумя главнейшими, базовыми функциями языка традиционно признаны: коммуникативная – быть "важнейшим средством человеческого общения" и когнитивная (познавательная, гносеологическая) - быть "непосредственной действительностью мысли" [1:72].

Однако, выходя за пределы собственно языка в сферы социологии, психологии, политологии, культурологии, лингвисты все чаще приходят к выводу о том, что функция языка заключается не в информировании, а в побуждении.

Иными словами, язык служит средством взаимодействия индивидуумов, воздействия одного на другого или других. Речь не только служит средством общения и орудием кодирования полученного опыта. Она является одним из наиболее существенных средств регуляции человеческого поведения.

Краеугольным камнем теоретических основ суггестивной лингвистики является решение вопроса о ведущей функции языка в пользу волюнтативной, инфлюативной или суггестивной функции - функции осуществления влияния и воздействия. Вторую сигнальную систему, по мнению представителей суггестивно-лингвистического направления, никак нельзя свести к информативной коммуникации: язык является прежде всего средством инфлюативной коммуникации, то есть посредством языка в первую очередь осуществляет не информирование, а прямое влияние на реакцию собеседника [2:98].

Принципиальная позиция суггестивной лингвистики заключается также в том, чтобы рассматривать язык как единственное, а не одно из наиболее существенных средств регуляции человеческого поведения. Неоспоримо велика роль языка в формировании оценок и убеждений. По определению Т.А. Ван Дейка, действие каждого речевого акта заключается в преднамеренном вмешательстве в систему знаний, убеждений, намерений, желаний и оценок слушателя [3:114].

Язык навязывает определенное видение вещей в силу того, что он является тканью языковой картины мира. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира. Выраженные в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, навязываемую в качестве обязательной всем носителям языка. Используя язык манипулятивно, искажая и видоизменяя языковые модели, оказывая на них целенаправленное корректирующее воздействие, мы, соответственно, можем моделировать картины мира отдельных индивидов, групп или даже всего общества.

Материалом нашего исследования послужили политические тексты газет. При анализе языкового материала мы выделили следующие приемы, осуществляющие воздействие на аудиторию: активно функционируют тропы и фигуры речи, каламбуры, окказионализмы, формируется адресованность по типу ты-обращений, трансформируются фразеологизмы, аллюзии, пародии. Чрезвычайно экспрессивен синтаксис, здесь часто используются парцелляция, эллипсис, вставные конструкции и др. Весьма оригинальны некоторые заголовки. Отличительной чертой становятся игры со смыслами. Важной чертой в современных политических текстах является частота использования прецедентных текстов, а также их деформирование с помощью приёмов цитирования, аллюзий, парафраз, пародий, которые способствуют формированию у читателя дополнительных ассоциаций [4:26].

Мы ограничили исследование рассмотрением двух актуальных для языка политических текстов явлений – использование метафор и прецедентных единиц, так как считаем, что они являются наболее частотными для современных политических газетных текстов.

Мы рассмотрели метафору с позиции современных направлений в лингвистике, в частности, когнитивного подхода. Согласно этому подходу метафора рассматривается как основная ментальная операция, как способ познания, структурирования и объяснения мира. Человек не только выражает свои мысли при помощи метафор, но и мыслит метафорами, создает при помощи метафор тот мир, в котором он живет.

При рассмотрении политической метафоры следует подчеркнуть, что «политической» принято считать любую метафору, присутствующую в политическом тексте, т.е. метафора может быть определена как политическая только при наличии соответствующего тематического окружения, контекста. Существует следующее определение политической метафоры: «политическая метафора есть речевое воздействие с целью формирования у реципиента (чаще всего у общества) либо положительного, либо отрицательного мнения о той или иной политической единице».

При характеристике современной российской политической метафоры прежде всего необходимо отметить сохранение и развитие целого ряда традиционных позитивных образов. Они акцентируют идею естественности и непрерывности развития жизни, близости и взаимосвязанности человека и природы. Эти образы также наглядно отражают причинно-следственные связи в природе, значимость физического и морального здоровья, крепких корней и другие фундаментальные для русского национального сознания ценности.

 

Литература:

1. Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. М.: Наука, 1988.

2. Грачев М.Н. Политическая коммуникация: теоретические концепции, модели, векторы развития. – М., АСТ, 2004.

3. Дейк, Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. – М.: Наука,1989.

4. Чудинов А.П. Политическая лингвистика: учебное пособие. - М.: Флинт, 2006.

Анашенкова С.Г.

Российский государственный социальный университет г. Москва

Пласт сниженной лексики - выражение трансформации современного языка в условиях глобализации и культурной унификации

 

В современной мировой литературе при ее стремлении к натурализму разговорная (сниженная) лексика представлена в полной мере, начиная от просторечий и заканчивая табуированной лексикой. И хотя отношение к ней неоднозначно, но эта лексика составляет достаточно весомую, совершенно неотъемлемую часть лексикона. Развитые естественные языки проявляют себя в различных стилях; нельзясводить представление о языке к его кодифицированному варианту. Оказывается, письменные тексты, хотя они отображают лишь малую долювсевозможных говоров и в них слышны только отдельные звуки живой уличнойречи, доказывают существование всевозможных «подъязыков» в разные культурно – исторические эпохи. При этом именно те тексты, в которых использованпотенциал так называемых сниженных стилей, являются наиболее богатыми,экспрессивными, волнующими современного читателя. В России во время перестройки произошел настоящий «бум» в изучениисниженных стилей русского языка. Это было обусловлено взрывом гражданских иязыковых свобод. Стремительные социальные перемены повлекли за собойзначительные изменения в стилистике устной и письменной речи. Тенденции интереса к сниженной лексике, схожие с отечественными, имеютместо в англоговорящих странах. С убыстрением темпа современной жизнизначительно ускорился и процесс расширения словаря данной лексики, особеннов середине кризисных 60-70-х годов в связи с бурным ростом средств массовыхкоммуникаций. В этот период заявило о себе более широкоеразнообразие социальных групп, оказались широко представленнымимаргинальные «культуры». К традиционным творцам разговорной лексики –представителям подполья, армии, джазистам и фанатам джаза, эмигрантам,пьяницам – присоединились хиппи, наркоманы, которые ввели в язык слова,связанные с «пограничными» состояниями, противопоставленными нейтральноокрашенной лексике. В наши дни разговорная лексика распространена гораздо шире, чемпрежде, и сегодня она является активнойсоставляющей языка. Часто, подобно одежде, разговорная лексикапревращается в средства социальной символики. Сниженная лексика «многолика»: она представлена жаргонами, диалектнойи социолектной лексикой, бранью и лексикой-табу, а также «незначительносниженными» (близкими к нейтральным) лексическими единицами, характернымидля неэкспрессивной или слабо экспрессивной устной коммуникации. Функционирование сниженной лексики имеет непосредственное отношение к таким актуальным областям гуманитарногознания, как культурная антропология, межкультурная коммуникация. Можно отметить несколькохарактерных положений, говоря оразговорной/сниженной лексике:

1) разговорная лексика противопоставлена литературному языку;

2) разговорная лексика характеризуется сниженностью своего состава поотношению к литературному языку;

3) разговорная лексика функционирует в быту, в стихии свободного общения,вне официальных норм языка.

Многоаспектность такого понятия как «разговорная лексика» объясняет наличие разных подходов к ее классификации. По семантическому признаку различают несколько разрядов сниженной лексики:[3:21]

1) констатирующие номинации лица, обозначающие негативную с точки зрения интересов общества (или его большинства) деятельность, занятия, поступки, поведение кого-либо: operator ‘вор, мошенник, карманник’; junker ‘наркоман, сидящий на игле, особенно на героине’;

2) слова и словосочетания, в самом значении которых при констатирующем характере семантики, содержится негативная оценка деятельности, занятий, поведения кого-либо, сопровождаемая экспрессивной окраской: trash ‘вандал’;

3) зоосемантические метафоры, содержащие, как правило, негативные оценки адресата речи и грубую экспрессию неодобрения, презрения, пренебрежения: ape ‘негр, горилла’; cow ‘корова, некрасивая и толстая женщина’;

4) слова, обозначающие действия или качества, свойства кого-либо или чего-либо. Среди таких слов есть слова констатирующей семантики и слова оценочные, с яркой экспрессивной окраской: shit ‘чёрт';

5) слова и словосочетания, в самом значении которых заключена негативная (бранная) оценка кого-либо как личности, с достаточно сильной негативной экспрессией: shit-head ‘дурак’.

По сфере употребления разговорная лексика обозначается в англо-русских словарях следующими пометами:

1) помета «прост.» обозначает «лексику малокультурной городской среды, известную и употребительную, в отличие от диалектной, повсеместно». Лексемы, относимые к просторечиям: whozat? ‘who is that?’; wassamatter? ‘what is the matter?’;

2) помета «диал.» маркирует слова народных говоров, не входящие в словарный состав литературного языка и ограниченные в своём употреблении определенной территорией: If yoh see a policeman warn da brotha! (ямайский английский) ‘If you see a policeman warn the brother!’;

3) помета «жарг.» указывает на слова, не входящие в состав литературного языка, с помощью которых отдельные профессиональные группы обозначают предметы и явления уже имеющие свои наименования в общеупотребительной лексике языка: over the hill ‘смывшийся из тюрьмы’;

4) помета «сленг» сопровождает слова, противостоящие традиционно официальному, общепринятому языку, понятному лишь представителям сравнительно узкого круга лиц, принадлежащих к той или иной группе, которая ввела в обиход данное слово или выражение: hay-eater ‘белый человек’, suede ‘чёрный’ – негритянский сленг.

По степени сниженности разговорных лексем известна классификации В. Д. Девкина, который выделяет:

1) фамильярную лексику (словарная помета «фам.» маркирует фамильярность, фривольность, подчеркнутую «несалонность» выражения, типичную для среды близких знакомых);

2) грубую лексику (помета «груб.» указывает на не эстетическое, антиэтическое понятие, на то, что обычно передают эвфемизмами);

3) вульгарную лексику (помета «вульг.» обозначает применение грубых слов не по прямому их назначению, а для негативных характеристик того, что в норме называется нейтрально, прилично);

4) бранную лексику (помета «бран.» сопровождает бранную лексику, имеющую, как правило, нечеткий, общенегативный контур значения);

5) нецензурную лексику (помета «неценз.» обозначает табуированную, запретную лексику).[2: 48]

Стоит заметить, что степень соотносимости экспрессии иноязычной иродной лексики представляет собой в настоящее время довольно сложный вопросввиду проблемы перевода подобных лексических единиц переводчикамииноязычной литературы, кино и пр. Зачастую переводчики, учитывая подобноенесовпадение степени экспрессии, дают перевод менее экспрессивнымиэквивалентами русского языка. Так фраза “What the fuck are you doing here?”часто переводится как ‘Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь?’

Не менее остро стоит вопрос и относительно перевода художественныхтекстов. Русской литературной традиции использование ненормативной лексикив художественном тексте не свойственно, и в настоящеевремя многие авторы (Л. Аннинский)высказываются против тенденций натурализма в русской литературе новойволны [1:12]. Англоязычная же литература зачастую изобилует примерами использованиясниженной лексики, что объясняется тем, что процессыязыковой демократизации в странах Запада начались раньше, чем вСССР/России. Примером могут служить романы Стивена Кинга, известного вовсем мире с середины XX века автора психологических триллеров и ужасов(horror novels). В настоящее время, когда к литературному переводу не предъявляетсябольше цензурных требований, возникаетдругая проблема. Нередки случаи «аляповатого», бездумного перевода такойлексики, без учета множества аспектов, характеризующих ту или инуюлексическую единицу, а именно:

1) семантики,

2) сферы употребления,

3) степени сниженности в языке оригинала,

4) степени экспрессии в конкретном контексте.

В современном английском языке существует стремление к демократизации или к снижению литературной нормы языка, что находит свое отражение во всех сферах общественной жизни и непосредственно в современной англоязычной художественной литературе. Таким образом можно прийти к выводу, что наиболее сложным и мало изученным в контексте теории перевода пластом лексики английского языка является стилистический пласт сниженной лексики, что объясняется как неоднородностью и многогранностью самого сниженного регистра, так и отсутствием традиции литературного перевода сниженной лексики в российской переводной практике.

 

Литература:

1. Аннинский Л.А. Больной скорее полужив, чем полумертв // Литературная газета.-2004.- 10 марта.

2. Антрушина Г.Б. Стилистика современного английского языка.- М., 2002.

3. Арнольд И.В. Стилистика. - М.: Наука, 2002.

 

 

Резепова Н.В.