Особенности безработицы в России
В настоящее время уровень безработицы в России (по официальным данным) достаточно низкий и соответствует среднеевропейскому уровню (порядка 8%). Однако, оценить действительные масштабы безработицы довольно трудно. Наряду с зарегистрированной существует скрытая безработица (излишние рабочие места, вынужденные отпуска, неполная рабочая неделя). В то же время велика скрытая, официально не фиксируемая «теневая» занятость по найму и индивидуальная трудовая деятельность. Невозможность ее учета создает искаженное представление об уровне занятости. Значительная часть работников, не имеющих официального трудового дохода, имеет «теневой доход». Одновременно с этим за некоторыми из них формально сохраняется рабочее место, а их зарплата делится между другими работниками. Благодаря различным «серым» схемам оплаты труда, безработица в России не стала острой социальной проблемой в общественном масштабе (хотя в различных регионах страны ситуация существенно различается). Кроме того, до сих пор не сформировался полноценный рынок труда. Вину здесь поровну делят правительство и профсоюзы, первое из которых не проводит последовательную политику выравнивания доходов различных категорий трудящихся, а вторые - до сих пор так и не приобрели подлинной самостоятельности и не осознали своей роли защитников интересов трудящихся перед работодателями. До сих пор преобладает увольнение работников «по собственному желанию», а не по причине сокращения потребностей предприятий в рабочей силе. Сам по себе процесс перемещения рабочей силы из «легального» сектора экономики в «теневой» (даже при тенденции к его замедлению) в целом имеет отрицательный характер, хотя и не однозначен по последствиям. С одной стороны, он позволяет сохранить или даже увеличить доход работника, смягчить социальные последствия кризисных явлений в официальной экономике и обеспечить удовлетворение тех потребностей общества, которые она по тем или иным причинам не может удовлетворить. С другой стороны, истощаются трудовые ресурсы страны в целом, усиливаются диспропорции в экономике, снижается собираемость налогов и т.д. На сегодняшний день главной проблемой занятости остается не безработица, а неэффективное использование трудоустроенной рабочей силы, низкие заработки в государственном секторе. К сожалению, ситуация на рынке труда меняется мало. Во-первых, многолетняя скрытая безработица, корни которой тянутся из «советского прошлого» и которой сопутствует ею же обусловленный дефицит рабочей силы, продолжается. Падение производства во многих отраслях, в том числе авиационной, станкостроительной и в целом в машиностроении, низкая эффективность организации труда увеличивают масштабы недоиспользованных работников. Многие выпускники ВУЗов (учителя, медицинские работники, инженеры и др.) предпочитают работать на малоквалифицированных рабочих местах (продавцами, секретарями, клерками) в частном секторе или начинают заниматься мелким бизнесом. Во-вторых, возникли существенные сбои в воспроизводстве высоко квалифицированной части работников (врачей, преподавателей ВУЗов, инженеров, научных работников), для профессиональной подготовки которых недостаточно только получение высшего образования, но требуется определенное время работы под руководством опытных наставников. Не восполняется костяк кадровых работников, ушедших по возрасту или сменивших род занятий. Тем самым ставится под угрозу возрождение ведущих отраслей народного хозяйства, включая авиастроение. В целом масштабы и уровень профессиональной подготовки рабочих массовых профессий и инженерно-технических работников не соответствует современным требованиям. Перетекание рабочей силы из производственной сферы в сферу обслуживания (в целом, естественное для всех стран) в России осуществляется нерационально (непомерно высокая доля охранных структур, раздутый чиновничий аппарат на фоне нехватки медсестер, учителей, воспитателей детских садов и т.д.). Отметим еще некоторые особенности проблемы занятости в России. В развитых странах непосредственным следствием спада производства (общего, в отрасли или на отдельном предприятии) становится рост безработицы. Чтобы ослабить отрицательный эффект этого явления и предотвратить забастовки, только ухудшающие положение, используется целый набор мер: продажа непрофильных активов предприятия, закрытие наиболее убыточных производств, сокращение административного и вспомогательного персонала, досрочный перевод части работников на пенсию, неполный рабочий день оставшихся работников, доплата временно уволенным работникам пособий из кассы взаимопомощи, переобучение части работников новым специальностям. Работодатели вместе с профсоюзами и представителями правительства вместе ищут выход из кризиса. Единственно, чего администрация старается не допустить – это появление скрытой безработицы, снижающей производительность труда и конкурентоспособность предприятия. Ищется компромиссное решение, которое позволило бы провести реструктуризацию производства (как это сделал недавно ФИАТ), а затем вновь принять часть уволенных при условии повышения ими квалификации. Обратное явление наблюдалось в России в 90-х годах. Анализ работы предприятий тех лет показывает, что скрытая безработица увеличивалась гораздо более высокими темпами, чем открытая. Резкое сокращение производства не сопровождалось адекватным высвобождением рабочей силы. Проведенная в начале 90-х годов ликвидация промышленных министерств фактически не уменьшила административный аппарат в промышленной сфере. Если за период с 1990 до середины 1995 г. объем ВВП упал на 40%, а промышленное производство – на 51%, то общее снижение занятости составило, по данным официальной статистики, только 9%, а в промышленности – 23.2%. Согласно обследованию промышленных предприятий, проведенному Центром исследования рынка Института экономики РАН в 1995 г., излишки рабочей силы на тот момент оценивались их руководством в среднем на уровне 26.2% против 18% в 1992 г. Об избытке работников в 1995 г. заявили 35.5% руководителей. Здесь еще следует учесть, что руководители предприятий исходили из советских мерок «всеобщей занятости», а не из мировых критериев. Преобладание нерегистрируемой и скрытой безработицы выдвигает на первый план проблему ее уровня и структуры. Строить политику занятости только из официальных данных явно нецелесообразно. Проблема скрытой безработицы тесно связана с принятой системой оплаты труда и государственными приоритетами. Например, в СССР работа на оборонных предприятиях, хотя и была связана с определенными ограничениями (жестким режимом работы, невозможностью выезда на отдых за границу), но эти ограничения компенсировались более высоким уровнем зарплат, меньшими очередями на жилье и дефицитные товары народного потребления. Это способствовало более высокой производительности труда в отраслях ВПК и в целом более высокому качеству рабочей силы. Хаотичные реформы 90-х годов подорвали не только веру в эффективность рыночной экономики, но и привели к несоответствию величины вознаграждения за труд от его результатов, качества и сложности. В результате заработная плата утратила свойственную ей в любой нормальной экономике (как плановой, так и рыночной) функцию распределения труда между секторами экономики, произошло нарастание диспропорций в оплате труда между отдельными профессиональными группами. Особенно сильный удар «реформаторы» нанесли наиболее квалифицированной категории работников (ученым, инженерам, врачам), которые в массе эмигрировали за рубеж. Подробнее это явление (называемое «утечкой мозгов») будет рассмотрена ниже. На начало рыночных реформ преимуществом России по отношению к странам третьего мира, к которым она близка по ряду социально-экономических, экологических и других параметров, был отвечающий мировым стандартам уровень образовательного и профессионального потенциала работников, высокий процент специалистов и научных работников в общем объеме экономически активного населения. Процент выпускников ВУЗов, работающих не по специальности, был относительно невелик. В настоящее время нет официальных данных о проценте выпускников ВУЗов, идущих работать по специальности. Но в печати были приведены такие цифры: для МГУ – 40%, для МАИ – 15% (!). Как же поднимать отечественное авиастроение при таких предпочтениях выпускников, даже если в последние годы ситуация стала меняться к лучшему. Целое поколение инженеров не захотело на предлагаемых работодателями условиях работать по специальности. Быстрое снижение заработной платы и падение престижа большого количества профессий и специальностей, требующих труда высокой квалификации, приводит сегодня к тому, что страна теряет накопленный человеческий потенциал. Если сравнить структуру рынка труда – объекта политики занятости в развитых странах - со структурой рынка труда, сформировавшегося в настоящее время в России, то без труда можно увидеть существенное различие. В России работники с высшим образованием в огромной массе представляют собой одну из наименее социально защищенных групп как по уровню зарплаты, так и гарантиям занятости. Зато набирает силу престиж работы в сфере торговли и других видов услуг, не требующих способностей, специальных знаний и профессиональной подготовки. Политика правительства в области занятости толкает молодых людей, окончивших ВУЗы, на поиски работы в иностранных представительствах, коммерческих структурах (как правило, с «непрозрачным» бизнесом), а самых талантливых выталкивает за границу. В результате, страна теряет позиции не только в сфере передовых отраслей промышленности, науки и высшего образования, но и деградирует в целом, занимая «почетные» места по уровню организованной преступности, коррупции, размерам «теневой» экономики и социального неравенства. Утечка мозгов из России. Речь в этом разделе пойдет не о работниках, увольняемых по причине избытка рабочей силы или низкой квалификации, а о высококвалифицированных ученых и инженерах, которые в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого века начали в массовом порядке покидать свои рабочие места из-за неудовлетворительных условий работы, плохой организации работ и, как следствие, низких зарплат. Речь пойдет об «утечке умов» или «утечки мозгов», которая ослабляет все развивающиеся (и даже развитые страны), но для России получило размеры «национального бедствия», угрожающего национальной безопасности страны. То, что в «советские времена» было единичным явлением, (например, отъезд видного экономиста, лауреата Нобелевской премии по экономике В.В.Леонтьева в 1929 году из СССР в США) стало в результате «рыночных» реформ массовым явлением. При этом, следует различать две формы «утечки мозгов»: утечку научных мозгов за границу (частично обратимая утечка), и утечку мозгов из науки и промышленности в сферу услуг (торговля, посредничество и т.д.) внутри страны (утечка в основном необратимая). Уход из науки и промышленности в другие сферы деятельности быстро приводит к деквалификации ушедших как научных работников или инженеров. Даже те люди, которые оказались во главе НИИ, ВУЗов и иных некоммерческих организаций, обладающих, например, помещениями или значительным государственным финансированием, вместо выполнения своих прямых обязанностей (занятия наукой или обучением студентов) занялись «зарабатыванием» денег на сдаче в аренду помещений, оказании «платных услуг» и другими видами «бизнеса». По словам одного из российских ученых Ю. Магаршака, Россия почти не экспортирует high-tech (высокотехнологичные) товары, зато она экспортирует интеллектуальную силу, являясь сверхдержавой интеллектуального экспорта. Но этот экспорт невосполним и очень дорого обходится государству. По данным ЮНЕСКО, Россия уже к середине 90-х гг. потеряла от эмиграции ученых более 30 млрд. долларов. А по расчетам российского постоянно меняющего свое название Министерства науки, с отъездом одного ученого она в среднем теряет 300 тыс. долларов. Конечно, эти цифры довольно условны, поскольку основаны на приблизительной оценке расходов на образование и повышение квалификации ученых, упущенной выгоды от их выключения из экономической жизни страны, косвенных потерь от снижения уровня научных кадров и т.п. Тем не менее они небезосновательны. Кроме того, нерегулируемый отток научных сведений, распродажа «за бесценок» результатов научных исследований, разработок, ноу-хау и других видов интеллектуальной продукции, сопровождающий «утечку умов», существенно увеличивает стоимостные потери от «рыночных» реформ 90-х годов. Российские ученые, уезжая за рубеж, часто увозили с собой не только свои мозги и свои идеи (знания, умения и т.п.), но и подчас результаты долголетней работы целых научных коллективов. В 1992 г. солидная группа из 36 российских специалистов по ракетной технике была задержана в тот самый момент, когда уже садилась в самолет, отбывавший в Северную Корею. Тысячи российских ученых сейчас работает в Парагвае, Венесуэле, Бразилии, Южной Корее и других странах, откуда они вполне могут переместиться и в страны с менее миролюбивыми режимами. Отъезд на Запад не совсем случайное явление. Западные государства вложили немалые деньги в постановку задачи, предварительные исследования и прогнозирование в отношении миграционных устремлений российских ученых. Особую роль сыграл фонд Сороса, отделение которого функционировало даже в МАИ. Если кто помнит, то фонд в начале 90–х выдавал талантливым ученым из СССР по 500 долларов в месяц. Учеными Сорос считал только тех, кто имел не менее 3-х статей в рецензируемых научных журналах. Всего таких оказалось 21 тысяча. Как показывают прикидочные оценки, в настоящее время существенная, если не большая их часть работает за рубежом. Привлечение квалифицированной рабочей силы очень выгодно для Запада. США на привлечении одного ученого-обществоведа из-за рубежа в среднем экономят 235 тыс. дол, инженера — 253 тыс., врача — 646 тыс., специалиста научно-технического профиля — 800 тыс. Некоторые исследователи связывают небывалый подъем американской экономики эпохи Клинтона с массовым приездом ученых и вообще интеллектуалов из бывшего СССР. Эти цифры показывают, что переманивать «умы» выгодно, а отдавать их — нет. Уехавшие на Запад могли бы стать строительным материалом для возрождения российской науки, но вернутся ли они? Среди оптимистических сценариев — так называемый сценарий «обратного потока». Обратный поток возникает, когда та или иная страна встает на ноги и в экономическом отношении начинает приоритетно инвестировать в отрасли науки и технологии. Впервые этот эффект наблюдался в отношении Тайваня. К 1989 году число возвращающихся составило 500 человек в год. Возвратившиеся заняли самые престижные позиции в компьютерной отрасли, в микроэлектронике, в проектах по физике твердого тела. К концу1992 года это число достигло 2 тысяч человек в год. В 90-х годах обратный поток стал реальностью для Гонконга, Южной Кореи. Сейчас наиболее мощным центром притяжения, который не только возвращает свою диаспору, но и засасывает специалистов других стран, стал Сингапур, предлагающий ученым весьма выгодные условия. Будет ли наблюдаться такой же обратный поток российских ученых и инженеров? Серьезные российские ученые за рубежом уже прижились. Кто сюда приедет на российские гранты? Можно ли сюда заманить профессора из Германии или Америки? Кто же все же приедет? Это важный вопрос. Если молодой человек, сколько бы ему не сулили, видит, в каком состоянии живут российские профессора, доктора наук и руководители экспериментов или исследований, как оборудованы научные лаборатории, то ответ может быть только отрицательный. Необходимо вначале наладить жизнь и у тех, кто работает в России сейчас, довести уровень жизни до стандартов только что вступивших в ЕС стран Центральной и Восточной Европы, а затем ставить вопрос об «обратном потоке».
|