Россия, нация, «Плейбой»: мастер-класс от левых

 

Геннадий Андреевич, хочет он того или не хочет, являет нам американское учебное пособие по пиару. Наследник КПСС и антиамериканец, он на самом деле похож на продукт американской демократии, которая сегодня до боли напоминает беспредельный совок, только с товарами. Мы свободнее во сто раз. Курить нигде нельзя, выпить банку пива на улице – нельзя. До одиннадцати часов американцы в баре опохмеляются так: аккуратненько вытаскивают бутылку из кармана, наливают в стаканчик из-под сока, подкрашивают оранджем и тихо вылакивают. Я не раз вспомнила Геннадия Андреевича, когда американские эксперты обучали меня технике общения с прессой. Один из тренингов выглядел так – мне задавали вопрос: Калининград скоро станет анклавом. Какие, по-вашему, возникнут проблемы и как их решать? Я заводила волынку о единой энергосистеме, о том, что если Калининград закрывать, то мощности нужно переводить на европейские стандарты и нужен свободный визовый режим, чтобы не лишить население главного источника существования – приграничной торговли. Меня обрывали. Не годится. Проблему Калининграда нужно без лишних подробностей свести к рабочим местам и зарплатам. А что вы думаете о высоких таможенных пошлинах на автомобиль с правым рулем на Дальнем Востоке? Я думала, что высокие таможенные пошлины оставят людей без машин. Опять неправильно. Почему? Надо проще и про рабочие места и рост зарплаты. А при чем тогда автомобиль с правым рулем? Ни при чем. Народ – он простой, он за один раз может усвоить только одну простую мысль. Зюганыча не надо учить американцам. У него и без них, о чем ни спроси, хоть о терроризме, хоть о пенсиях, хоть о профессиональной армии, все сводится к «этому антинародному режиму, который погубил русский народ и уничтожил великую державу». В Совете ли Европы, в НАТО ли, в российском парламенте, перед журналистами – взгляд останавливается, и попер: «Этот антинародный режим». И завоевывает голоса простых избирателей. У меня так не получается. Мне стыдно.

Кстати, мне посчастливилось наблюдать Геннадия Андреевича и совсем в ином амплуа. Когда в 1996 году рейтинг Ельцина упал до двух процентов, Зюганова неожиданно пригласили на Давосский форум. Что такое Давосский форум? Это международный бизнес-клуб, скопление империалистических транснациональных компаний со всего мира, на которых обкатывается будущая политическая элита. Приглашают туда только либеральных и демократических лидеров. Приглашение идеологического оппонента означало, что истеблишмент всего мира рассматривает Зюганова как потенциального президента. Геннадий Андреевич дисциплинированно говорил о конкуренции, о том, что должны существовать разные формы собственности. Ни слова про рабочий класс и про антинародный режим. И произвел фурор. Мировое сообщество даже засомневалось, так ли это катастрофично, если в России к власти придут коммунисты? Вон какие они, оказывается, у вас симпатяги – просто левые социал-демократы!

У Геннадия Андреевича и правда много симпатичных черт. В личном общении он прост по-ленински. При прессе непременно пожмет руку, спросит:

– Ну как сынок?

– Да у меня дочка.

– Ну как дочка?

В нем, в отличие от всяких радикалов, нет злобности.

– Ир, чего ты разбушевалась? Мы же признали свои ошибки, – говорил он мне после того, как я на теледебатах забросала его цитатами из мавзолейной мумии о расстрелах, о красном терорре, о концлагерях. Любой радикал тут же, в студии, затоптал бы меня ногами, утопил в слюне, забросал перхотью. Левые нынче вообще та-акие странные! Когда и кому большевики прощали грех плюрализма? Никогда, никому, ни крупный, ни мелкий: кто не с нами – тот против нас, нынче он танцует джаз, завтра родину продаст. А теперь? КПРФ приветствовала арест Ходорковского. Доренко, член КПРФ, арест Ходорковского не приветствовал. И не был ни отлучен, ни проклят. Потому что Доренко – великий психолог, из тех, кто словом может убить, словом может спасти, словом может войска за собой повести. Такими союзниками коммунисты уже не разбрасываются. Они стали жутко гибкими, обросли креативной молодежью, А демократы, напротив, окаменели. Лежат валуном на распутье, предупреждая: «Налево пойдешь – коня потеряешь», и почему-то уверены, что этого довольно, что русский человек обречен выбрать правильное направление. Ничего не обречен.

Во-первых, у него уже есть печальный опыт демократических реформ, в результате которых он лишился всего, чего можно лишиться, а взамен не обрел ничего, кроме сериалов. Во-вторых, подлинная демократия – искусственная система. Это парниковое растение, которое требует неусыпной заботы и защиты. Авторитарные режимы выстраиваются сами собой, потому что по законам иерархии существует весь животный мир. Человек – часть его. Россия так стремительно скатывается то туда, то сюда не оттого, что она дурнее всех. Скатится кто угодно. И Франция и Америка. Только отпусти. Там это поняли, потому и насоздавали такие сложные институты сохранения демократии. Европа свою породу «хомо сапиенс либерале» выводила долго и упорно. Получился дисциплинированный прагматик.

Я наблюдала, как в очень обеспеченных европейских семьях каждую субботу аккуратно вырезают купоны и дисконты из всех журналов. Складывают в пачечку, а потом с этой пачечкой идут в магазин, выгадывая десять евро при ежемесячном доходе в тридцать тысяч. Наш народ никогда не будет ковыряться с ножницами. Скидка пять процентов? Да пошли они со своей скидкой. Все равно денег нет, и это – не деньги. На дешевых курортах, в какой-нибудь Анталии, те же немцы будут сидеть у бассейна, даже если море теплое, и не потратят на развлечения ни цента сверх запланированной суммы. Наши будут болтаться в море-окияне даже в шторм, тарахтеть на всем, что тарахтит, швыряя валюту направо и налево. Дорого? Ну и пусть. Однова живем! Это не штрихи. Такова суть национального мировосприятия. Оно – иррационально и чувственно.

Русскому народу нужны идеи, от которых мороз по коже и мурашки вдоль позвоночника, ему нужно, чтобы адреналин забил фонтаном, как нефть из скважины. Потому что адреналин – это нефть русской души. Кто добыл, тому они (и нефть и душа) и достанутся. У нас, у демократов, ни мороза, ни мурашек. Мы рациональны и технологичны, как и модель общества, которую предлагаем. Например, я говорю на дебатах, что для качественного изменения уровня жизни человек должен стать субъектом власти наравне с самой властью. Правильно?

Правильно. Заводит? Не заводит. А патриот рванет на груди рубаху, в глазах – огонь, изо рта – пламя:

– Прочь с дороги! Россия для русских! Грабь награбленное! Сарынь на кичку!

Бред? Бред. Заводит? Заводит. А главное, получается это у него само собой, без натуги. Патетика как состояние души. Мы, демократы, так не умеем, наши творческие кумиры либеральной ориентации так не хотят. Они патетики чураются. Низкий жанр, площадной. А площади – не их стихия. Они у нас все больше по башням, по бунгалам, по избушкам на курьих ножках, чтоб «раскурил чубук и запахнул халат, а рядом в шахматы играют». Вы можете представить себе Бориса Гребенщикова впереди факельного шествия или митингующим на броневике? А Проханова? А Доренко? Да запросто. У левых их творческие единицы – боевые слоны.

Помню, во время какого-то политического турне по Волге устроились мы с Прохановым в шезлонгах на палубе. Естественно, тут же из всех щелей повылезали журналисты и защелкали фотоаппаратами.

– А слабо, – спросила я Проханова, – поместить такой снимок в «Завтра»?

– Слабо, – согласился Проханов, – читателей распугаем. Нельзя. Страну надо спасать. Народ, нацию и Россию. А в «Плейбое» напечатать не слабо. Может, договоримся?

Вот так, без пауз, через запятую: Россия, нация, «Плейбой». И это не на трибуне. Это в частном разговоре. Есть над чем задуматься.