Тарелка с водой

 

Я всю свою сознательную жизнь был предельно далек от сверхъестественного. В силу характера, натуры, да и благодаря профессии. Преподаватель математики - это кое к чему обязывает, вам не кажется? Мир строгой логики, четких понятий, не оставляющий места всякой там чертовщине. Интеллигент-материалист, одним словом.

И только однажды на войне...

Я москвич, коренной. И призывали меня в артиллерию тоже из Москвы, в июле сорок первого. И получилось так, что нас с женой разбросало. Тогда подобные истории были не то что не в диковинку, наоборот, самой обычной вещью.

Наш дом разбомбило дня за три до того, как мне пришлось явиться на сборный пункт. Фугаска. Осталась груда развалин. Хорошо еще, так сложилось, что жена с дочкой были у знакомой, вот и выжили. В общем, эта же знакомая их приютила - и все вместе они позже и эвакуировались.

Понимаете? Мы с ней попросту не знали, куда следует писать. Дом разрушен до основания, номера моей полевой почты она не знала. Я не знал, где она, она не знала, где я. Я пробовал писать в домоуправление (она, как потом выяснилось, тоже писала) - но ответов не было, ни разу. Ну, понять можно: в домоуправлении своих забот хватало...

Вот так я и воевал до сорок четвертого, представления не имея, где жена с дочкой, что с ними, живы ли они вообще. Как воевал, рассказывать неинтересно. Как все. Отступали, потом наступали, два раза ранило, оба раза легко, наградили пару раз... Обычная история.

Мучило, конечно, что с семьей у меня полная неизвестность. Но понемногу притерпелся, все это как-то сгладилось, ушло поглубже. Да и некогда было горевать, не до того. С другими бывало гораздо хуже - с теми, кто совершенно точно знал, что семья погибла. А у меня, по крайней мере, оставалась надежда...

Ну вот... В сорок четвертом мы стояли в Белоруссии. Уже и не помню, как называлась та деревенька, что-то совершенно обыденное, какие-то "вичи": Козельковичи, Костюковичи, Кроликовичи... Что-то похожее. Нет, не Барановичи. Барановичи - это город, к тому же близко от границы. А мы стояли в восточной Белоруссии, где-то меж Могилевом и Бобруйском. Не в том дело...

Главное, я однажды узнал, что наши солдатушки, бравы ребятушки, прямо-таки в массовом количестве шляются к какой-то бабке - и эта бабка им гадает, что ли. Судьбу предсказывает, объясняет насчет пропавших родственников, что-то еще...

Я поначалу посмеялся и забыл. А потом оказалось, что к ней ходил Женя.., ну, фамилия вам ни к чему. Еще напишете полностью, а он жив-здоров, смотришь, не понравится... Мой офицер, толковейший парень (я тогда уже был начальником штаба артполка). Представляете? Интеллигент бог ведает в каком поколении, коренной петербуржец, математик, как и я, материалист до мозга костей, член партии, наконец... И шмыгает под покровом ночи к бабке-гадалке, словно в повести Гоголя...

Я ему мягонько поставил на вид. Так вот, он ничуть не смутился и не растерялся. Смотрел на меня как-то очень уж серьезно и говорил примерно следующее: материализм материализмом, но та бабка на шарлатанку не походит ничуть. Мол, она знала о нем то, что узнать ниоткуда не могла - и то, что она ему сказала, на правду походит как две капли воды. А под конец ненавязчиво намекнул, что и мне бы не грех... (он мои жизненные обстоятельства прекрасно знал).

Честно признаться, я вспылил, наорал на него, выгнал. Негоже шутить такими вещами.

А потом... Как бы это описать... Засело занозой. В такие моменты в любом материалисте просыпается нечто трудноописуемое. Умом веришь, что никаких колдунов и гадалок быть не должно, а сердце ноет - а вдруг?

Короче, я промаялся так несколько дней. И пошел. Взял пару банок консервов, еще какую-то еду - и пошел. Точно знал уже, где она живет.

Оказалось, самая обыкновенная бабка. И самая обыкновенная избенка, ни малейшей странности.

Бедная избушка, лавка да стол, даже кошки нет...

Очень трудно у меня с ней поначалу налаживалось. Я и конфузился этого самого предпринятого предприятия, и никак не мог сформулировать задачу - чего мне, собственно, от нее нужно. Она сама начала, глядя, как я топчусь и мекая. Сказала, что ей и так все ясно: мол, сразу видит, что я переживаю за семью, про которую мне ничегошеньки неизвестно. Сказала, что у меня дочка, возраст назвала точно, шесть лет - ей как раз к тому времени должно было исполниться шесть...

Предположим, само по себе это еще ни о чем не говорило. Мало ли откуда могла узнать - от того же Женьки. Он отличный парень, не стал бы устраивать мне такой розыгрыш, но все равно, рационалистическое объяснение имелось...

А потом она говорит:

- Не грусти, жива твоя мальжонка. Жена, по-вашему.

(То ли она была полька, то ли просто пересыпала речь польскими словечками. У них в Белоруссии тогда, да и теперь, говорили на весьма экзотической для москвича языковой смеси...).

И продолжает:

- И дочка жива. Жива твоя Милочка.

Это тоже еще было не доказательство. Было от кого узнать, что мою дочку зовут именно Милочкой, а не, скажем, Олимпиадой...

Бабка, видимо, почувствовала, что я ей не верю. Но особенно обиженной не казалась. Смотрела на меня с этакой ласковой укоризной, как на несмышленыша. Заухмылялась беззубо и безразличным таким голоском говорит:

- Синенький халатик она с собой взяла, да уж давненько не надевает, тебя же нету...

Вот тут я и сел бы, да уже сидел...

Ах да, откуда же вам знать... Это у нас с Наташей была такая игра. Когда она хотела, чтобы нынче ночью.., в общем, надевала синий халатик.

Ситцевый, с красной тесьмой по краю. Как бы условный знак. И вот об этом не знала ни единая посторонняя душа... Вот здесь меня проняло по-настоящему, тут я крепенько призадумался, этого ей никто не мог рассказать...

И тут она, словно бы сердито, заявила, что нечего, мол, толочь воду в ступе. Таких, как я, у нее столько, что не протолкнуться, и всем надо помочь. А потому она сразу переходит к делу...

Выставила на стол тарелку, самую обыкновенную, глубокую. У меня эта тарелка до сих пор перед глазами - краешек отколот, выщерблинка примерно с половину спичечного коробка, двойной синий ободок, и на дне нарисованы какие-то желтые цветочки...

Принесла ковшик воды из сеней, налила тарелку до краев. Когда вода успокоилась, велела сесть поближе и смотреть в эту воду. Сама стояла за спиной и бормотала что-то...

Вы не поверите... Вода в тарелка сначала стала мутнеть, потом и вовсе почернела, так что походила уже скорее на чернила - а дальше, через несколько минут, опять стала прозрачной, оттуда словно бы заструился неяркий свет...

И там появилась улица, улица и дома. Теперь можно привычно сказать: "как в телевизоре", но тогда, в сорок четвертом, мне это сравнение и в голову не приходило....

Я словно бы смотрел в круглое окошечко на незнакомую улицу. Временами картинка подрагивала, замутнялась на миг, но потом опять становилась четкой, ясной.

И я увидел Наташу. Ясно, отчетливо, словно смотрел в хороший цейсовский бинокль (у меня тогда был такой, трофейный). Платье на ней незнакомое, в Москве у нее такого не было, но это была она, никаких сомнений. Она ничуть не изменилась, не выглядела ни грустной, ни веселой - обыкновенная. Шла по улице, потом вошла в какое-то странное здание: определенно старинной постройки, причудливое такое, очень красивое - сущее каменное кружево...

И вот тут я не выдержал - дернулся, кажется, даже крикнул что-то, как будто она могла услышать. Вода моментально помутнела, колыхнулась, всплеснула, словно туда упал камень - и снова прояснилась, только теперь это была самая обыкновенная вода...

Я видел, понимаете? Ясно, отчетливо, это был не сон, не галлюцинация какая-нибудь...

Бабка меня выругала - за то, что не смог посидеть спокойно. Сказала, что второй раз уже не получится. Я стал расспрашивать, где жена, что с ней, но старуха, полное впечатление, сама не знала. Говорила только, "где-то очень далеко", "окропне далеко". "Окропне" по-польски - "ужасно"...

Ну, я ушел. Шагал напрямик, налетел на какой-то забор, рассадил руку...

После этого и жилось, и воевалось как-то воодушевленнее. Я старухе поверил, понимаете, поверил. После того, что она мне сказала и показала.

И ведь не обманула! Все было правильно.

С Наташкой и с дочкой я увиделся только через два года, в сорок шестом. Но все было правильно. Оказалось, у нее и в самом деле появилось такое именно платье, что я видел. И здание это, когда я начал его описывать, Наташа узнала моментально...

Их эвакуировали в Томск. Она там работала в одной конторе. И это здание старинное, дореволюционной постройки было в то время обкомом партии. Она туда ходила по работе. Все совпало, полностью.

Вот такая мне однажды встретилась бабка.

И больше ничего подобного со мной в жизни не приключалось. А тарелка до сих пор перед глазами...