IV. Описание Смоленска XVIII века и прототипы героев романа

Автор стремился поместить своих выдуманных ге­роев в обстановку реального Смоленска 1783 года, окру­жить их реальными людьми этого времени. Удачливый соперник Змеявского на дворянских выборах Степан Юрь­евич Х-й — и мельком упомянутый брат его, губернатор,— это, несомненно, знаменитые в ту пору братья Храповицкие, Платон и Степан. Их хорошо знала и ценила сама Ека­терина II. Братья и в самом деле исправляли названные губернские должности в 1780-е годы. В Успенском соборе ведет литургию памятный в епархии преосвященный Парфений (Сопковский). Упомянуты в романе такие хорошо известные здешние фамилии, как Аршеневские, Мещер­ские, Вяземские, Гурки-Ромейки, Друцкие-Соколинские, Повало-Швыйковские, Огонь-Довгановские, Станкевичи, Рачинские, Кашталинские, Вонлярлярские, Потемкины, Гедеоновы, Якушкины, Глинки, Путяты и др.

Столь же достоверен роман «Башня Веселуха» в своих топографических описаниях и упоминаниях. Читая его, мы словно бы совершаем экскурсию по стародавнему Смолен­ску: заходим в деревянную часовню под Днепровскими воротами и в скромный домик на Козловской горе, подни­маемся по булыжной мостовой Большой улицы (нынешняя Большая Советская) и переправляемся Троицким мостом через глубокий ров под Успенским собором (был засыпан в XIX веке). С особым чувством выписана «старожилом» крепостная стена — в ту пору, когда еще были невредимы большинство ее зубцов и башен и в них размещались склады гарнизонного снаряжения — под охраной дослужи­вающих свой век солдат-ветеранов. Роман рассказывает нам, как одевались смоленские щеголихи, какие в ту пору разводили цветы, каково было годовое содержание комен­данта (750 руб.) и сколько стоит фунт хлеба и говядины (1 и 3 копейки).

Интерес вызывает и опи­сание тех забав, потех и зрелищ, которыми скрашивали свой быт смоляне екатерининского века. На эту тему в романе довольно много «тарантят и щебечут» две куп­чихи: Аграфена Кузьминична и Лукерья Тихоновна. Еще в 1780 году, вспоминают они, при проезде через город Екатерины II на лужайке за Молоховскими воротами было возведено специальное зрелищное здание под пышным на­званием «Оперный дом». Его посещала в основном дво­рянская публика, играли тоже «благородные актеры», в том числе даже одна из дочерей генерал-губернатора кня­зя Репнина. «А в прошлом годе,— прибавила Аграфена Кузьминична,— когда стояли у нас полевые полки, был здесь и ТИЯТР. За городом, на Покровской горе, смолен­ского полку полковник князь Долгоруков приказал сде­лать из хвороста шалаш, в котором представляли разные комедии. Все чиновники и дворяне с фамилиями ездили туда смотреть безденежно». Ставили на Покровской го­ре,— добавила Наденька,— комедии «Так и должно» и «Нарцисс». Актеров набирали из офицеров и унтер-офи­церов, в том числе и на женские роли. Впрочем, был в самодеятельной труппе и один профессионал — некто Семичев, попавший в армию из придворных артистов. Быва­ли в старом Смоленске и представители марионеток — «выпускные куклы», как называет их Лукерья Тихоновна.

Разумеется, роман нельзя рассматривать как абсолют­но надежный источник. Однако совпадение многих под­робностей с уже известными историческими фактами вы­зывает доверие и ко всему остальному — кроме, конечно, явно придуманных центральных героев и фабулы. И сама «тайна Веселухи», судя по всему, восходит к популярной смоленской легенде XVII века, появившейся после поль­кой осады 1609—1611 годов.

Роман «Башня Веселуха» не был событием современной ему литературы. Это произведение второго ряда, массовой беллетристики, находившееся в русле тех бесчисленных подражаний Загоскину, Лажечни­кову и — более отдаленно — даже Вальтеру Скотту, которыми наводнена была Россия 1830—40-х годов. Ощутима и более давняя традиция сенти­ментально-мелодраматических повестей конца XVIII — начала XIX века — судя по всему, именно в ту пору формировались первоначальные художе­ственные понятия и пристрастия «старожила». Лучше всего традиция эта просматривается во вставном рассказе «Предсмертное покаяние послушника Троицкого монастыря Иоанникия». Из тех времен идет и характерная для «Веселухи» черно-белая картина человеческой жизни, четкое деление поро­ка и добродетели, положительных и отрицательных героев и связанная с этим привычка к разоблачительным, «говорящим» фамилиям: граф Змеявский, купцы Кубышкин и Наживкин, повытчик Цапкин, отставной прокурор Хватайко, небогатый шляхтич Пустопольский, проходимцы-картежники Фи-рюлькин и Хлыстиков и др. Издатели были, в общем, правы, характеризуя книгу как «старосветский роман», а ее автора—как «дарование, опоздавшее целою половиною века». В самом деле, в сороковые годы, во времена Го­голя, Герцена, Тургенева, когда почти полностью возобладала трезвая, реалистическая эстетика «натуральной школы», многое в романе «смоленского старожила» должно было казаться анахронизмом, отдавать своего рода ли­тературным нафталином. Впрочем, в его оправдание надо учесть, что писа­тель и не претендовал на новаторство, на идейные и психологические глу­бины: он сочинял заведомо развлекательную, приключенческую книгу — именно в рамках такого жанра и следует вершить сегодняшний суд над нею. С этой же точки зрения «Веселуха» не хуже тех авантюрных произве­дений, которыми тешится современная публика и которые держат первен­ство по читательскому спросу в наших общественных библиотеках. Разу­меется, с поправкой на время, вкусы и стиль.

И все-таки «Башня Веселуха»— не только роман приключений, ужасов и преступлений. Есть в нем и та­кие качества, которые хотя бы отчасти связывают его с серьезной литерату­рой, с живой и плодотворной традицией прошлого века. Не случайно герои увлечены комедиями Фонвизина. Лучшими страницами романа, как правило, оказываются те, где тоже описываются подробности старинного быта и выводятся любопытные провинциальные типы екатерининского века. Таковы сцены предвыборных закулисных махинаций в доме графа Змеявского, кар­точных подвигов Фирюлькина и Хлыстикова, гаданий и наговоров город­ской колдуньи Ивановны или, скажем, ученые наставления немца-почтмей­стера о том, как свести у себя и передать другому свои бородавки. Такого рода жанровые картинки исстари были любимы в русской литературе, в том числе писателями «натуральной школы».

Другой привлекательной особенностью «смоленского старожила» как пи­сателя является его бойкая, разговорная повествовательная манера. Даже беспощадный Белинский, как сказано, признает эту его заслугу. Неумерен­ная серьезность, превыспренность старой сентиментальной литературы сни­жается иронической интонацией, расхожие возвышенные штампы («Морфей покорил его своей власти» и пр.) употребляются чаще всего ради комическо­го эффекта. Именно житейская наблюдательность вкупе со складной добро­душной авторской речью спасают роман от неудачи и даже ставят его несколько выше обычной массовой литературной продукции его времени. «Неопытный писатель — даровитый рассказчик»,— это редакционное приме­чание и есть, вероятно, самая подходящая для нашего земляка формула.

Особые чувства вызывает «Башня Веселуха» у смо­ленского читателя.

Петербургская газета «Северная пчела» когда-то назвала книгу исто­рическим романом — в некотором смысле так оно и есть. Недаром автор упорно настаивал на точной дате происходящего: зима 1783—84 годов. Правда, в романе нет того, что называется историческими событиями, да и главные герои явно вымышлены — зато хорошо переданы атмосфера, нра­вы и быт провинциального города XVIII века, причем не города вообще, а вполне конкретного и реального — Смоленска. Поражает совершенно необыч­ное для художественного произведения обилие исторических, топографиче­ских, этнографических примет места и времени, к тому же явно достовер­ных, так как многие из них легко проверяются уже известными фактами. В этом смысле «Веселуху» можно назвать даже своего рода краеведче­ским романом. О чем бы ни заговорил «старожил», сразу видно, что он пишет не понаслышке, а о хорошо известных ему местах, делах и даже людях, что перед нами действительно — «видевший многое забытое человек». И очень жаль, что петербургские редакторы почти на одну треть сократили объем романа. Со своей, эстетической точки зрения, они, конечно, были правы: обильный смоленский реквизит перегружал книгу, замедлял ее дейст­вие, затягивал рассказ. Однако то, что воспринималось как «утомительные подробности» столичными любителями изящной словесности, было бы драго­ценно сегодня для нас, пополнило бы наше представление о далеком про­шлом Смоленска.

Чаще всего такие рассказы восходят к смутным временам польской войны и осады, когда с обеих сторон действительно производились подкопы, ры­лись «подслухи»— и по большей части как раз с лесистой, восточной, «веселухинской» стороны. Сын смоленского историка Николай Мурзакевич вспо­минает, как в пору своего детства, в 1810-е годы, он лазал по крепостным башням в надежде обнаружить потайной ход от стены к Успенскому собору, о котором упорно толковали смоленские старики. Наши краеведы прошлого столетия Н. В. Трофимовский и С. П. Писарев, в свою очередь, допускали существование двух подземных переходов от Вознесенского монастыря: направо — к собору и вниз — к Днепру. Что-то такое рассказывали и о Пет­ропавловской церкви. А суеверный смоленский люд вообще готов был по­верить во всяческие чудеса — например, в сказку о том, что существует тайная подземная дорога от Печерской горы до самого Киева.

Именно такого рода старинные изустные предания и порождаемая ими атмосфера таинственности вдохновляли, по-видимому, «смоленского старо­жила», когда он обдумывал и сочинял свою романтическую «Башню Ве­селуху».

Другой привлекательной особенностью "смоленского старожила" как писателя является его свободная, подчас бойкая, разговорная повествовательная манера. Даже стро­гий Белинский счел необходимым отметить, что у него «складный рассказ». Привлекательна ироническая интона­ция книги. Расхожие возвышенные штампы старой литературы если и употребляются, то уже, как правило, с пародийной целью, ради комического эффекта («Морфей покорил его своей власти» и т. п.).

Перед нами редкое по своей достоверности произведение о Смоленске и смолянах 1780-х годов - в этом смысле его можно назвать своего рода краеведческим романом. Поражает редкое для художествен­ного произведения обилие исторических, топографических, этнографических примет места и времени. О чем бы ни заговорил старожил, сразу видно, что он пишет не понаслышке, а о хорошо известных ему делах, местах и людях, что это действительно – «видевший многое забытое человек». Познавательная ценность «Башни Веселухи» для любителей местной старины необычайно велика, это настоящий кладезь разнообразных сведений о Смоленске екатерининского времени - одного из самых неизученных периодов в истории нашего города. Старожил сообщает нам, каковы были цены на хлеб и говядину и как одевались тогдашние смоленские модницы (чего стоят, например, одни «гродетуровые, вышитые золотыми цветочками платки», повязанные поверх подплаточников на каркасе из твердой, картузной бумаги!). Читая роман, мы словно совершаем экскурсию по стародавнему Смоленску: заходим в деревянную часовню над Днепровскими воротами и в скромный обывательский домик на Козловской горе, подымаемся по булыжной мостовой Большой улицы (нынешняя Большая Советская) и переправляемся Троицким мостом через глубокий ров под Успенским собором (засыпан в XIX веке). С особым чувством выписана Эттингером крепостная стена - в ту пору, когда еще было невредимо большинство ее зубцов и башен и в них размещались склады гарнизонного снаряжения под охраной руководимых его отцом солдат-ветеранов.

Основные события романа приурочены писателем к выборам губернского предводителя дворянства. При этом если один претендент, граф Змеявский, лицо, вероятнее всего, вымышленное, то его удачливый соперник со своим братом, губернатором, - это, несомненно, знаменитые Платон и Степан Храповицкие, действительно исполнявшие упомянутые должности в 1780-е годы. Храповицких хорошо знала и ценила Екатерина II. Службу в Успенском соборе, куда заходит герой романа капитан Кайсанов, ведет не кто иной, как преосвященный Парфений - один из самых памятных в истории Смоленщины архиереев. Упоминается еще десятка два хорошо известных у нас дворянских фамилий.

И, наконец, как эпицентр романа и главный символ Смоленска, источник всех описанных старожилом тревог, тайн и преступлений встает сама, знаменитая и грозная, крепостная башня Веселуха! На первый взгляд, здесь фантазия занесла Эттингера слишком уж высоко. Однако даже эти ультраромантические страницы имеют под собой если не историческую, то хотя бы легендарную смоленскую основу, подобно тому как имеет ее тот «чудный подвиг богатыря Меркурия», о котором рассказывает в романе подьячий Цапкин. Дело в том, что слухи о таинственных пещерах и переходах внутри гор и холмов, на которых стоит наш город, с незапамятных пор бытуют среди местных жителей. Рассказы эти по большей части восходят к смутному времени польской войны и осады начала XVII ве­ка, когда с обеих сторон действительно производились подкопы и рылись «подслухи» - в основном как раз с восточ­ной, лесистой, «веселухинской» стороны. Сын смоленского историка Николай Мурзакевич вспоминает, как в детстве он самозабвенно обшаривал крепостные башни в надежде обнаружить потайной ход от стены к Успенскому собору - о нем упорно толковали старые люди. Краеведы прошлого столетия Н. В. Трофимовский иС. П. Писарев, в свою очередь, допускали существование подземных ходов от Вознесенского монастыря: направо - к собору и вниз - к Днепру. Что-то такое было связано и с Петропавловской церковью. А суеверные смоленские старушки готовы были поверить даже в такие чудеса, как заклятая, тайная, подземная дорога от Печерской горы аж до самого Киев[3].

Именно такие старинные изустные предания, их таин­ственная интригующая атмосфера вдохновляли «смоленского старожила Ф.Ф.Э.», когда он задумывал и сочинял свою романтическую «Башню Веселуху».

Таков этот до недавнего времени не известный смолянам роман нашего земляка Федора Эттингера. Время меняет акценты и угол зрения. Отходит на задний план надуманная наивная интрига, а на первый выступает краеведческая фактура книги, развлекательное приключенческое произведение, каким оно было в прошлом веке, начинает все более восприниматься как нравоописательное и историче­ское, становится ценным пособием для знакомства со Смоленском XVIII века, для изучения старинного русского быта, для пробуждения нашей исторической памяти.

III. Заключение

Так стоит ли нам ворошить далекое прошлое и вспо­минать забытую книгу и ее неизвестного автора? Стоит. Больше того, сегодня она даже любопытнее и нужнее, чем в свое время. Запечатленная в форме романа жизнь ста­ринного Смоленска, его атмосфера, типы, нравы, несомнен­но, вызовут интерес. Тем более, что именно в этом отно­шении «Башня Веселуха» — книга нестандартная, даже редкая. Она необыкновенно достоверна в описании места и времени действия. Писатель имел полное право на свой псевдоним. Он досконально знает Смоленск, он пишет, как непосредственный свидетель, казалось бы, давно исчезнув­шей жизни. Строго говоря, книга даже перенасыщена мел­кими местными реалиями, они затягивают рассказ, замед­ляют действие, снижают художественный эффект. И это при том, что издатели уже и так почти на одну треть сократили объем книги за счет «утомительных» для них «подробностей». Однако то, что казалось лишним петер­бургским ценителям изящной литературы в прошлом веке, способно вызвать повышенный интерес у смоленского чи­тателя наших дней, у всех, кому небезразлична история их «малой родины» — тем более у краеведов. Таков этот не знакомый смолянам роман неизвестного автора о Смоленске. Время меняет акценты и угол зрения. Отходит на задний план надуманная авантюрная интрига, а на первый выступает историческая и этнографическая фактура романа, развлекательное произведение начинает восприниматься как исторический, даже своего рода крае­ведческий роман, становится ценным пособием по Смолен­ску XVIII века, по жизни старинного русского города вообще.

Что касается меня, я считаю, что исследовав данный материал, можно с уверенностью сказать, что роман Эттингера единственный в своем роде. Таких произведений, четко и исторически правильно написанных очень мало. И всем нам стоит гордиться, что одно из таких великих произведений написано нашим соотечественником.

IV. Список литературы

1.В. Захаров. «Башня Веселуха» - роман о старом Смоленске. - Край Смоленский. – 1991. - № 4. - стр. 42-48.

2.В. Захаров. Последняя тайна «Башни Веселухи». – Край Смоленский. - 1992. - № 6. - стр. 94-96.

3.Ермоленко Г.Н., Захаров В.Е. Тени минувших столетий: Очерки истории и культуры Смоленского края конца ХVIII-первой половины ХIХ вв. – Смоленск: Маджента, 2004. – 232 с.

4.Ф. А. Эттингер. «Башня Веселуха, или Смоленск и его жители шестьдесят лет назад». - Смоленск, 1992 – 160 с.

5.Ф.А. Эттингер и его роман «Башня Веселуха». / Смоленский край в литературе и фольклоре. – Смоленск, 1995. – С. 176-183.

 

[1]В. Захаров. Последняя тайна "Башни Веселухи". – Край Смоленский. - 1992. - № 6. - стр. 94-96.

²Андрей Иванович фон Э.–.генерал-майор, Смоленский обер-комендант; происходил из шляхетства герцогства Вюртембергского.

¹В. Захаров. "Башня Веселуха" - роман о старом Смоленске. - Край Смоленский. – 1991. - № 4. - стр. 42-48.

[3] Ермоленко Г.Н., Захаров В.Е. Тени минувших столетий.. – Смоленск, 2004. – С 185.