Демократизация Китая: уровень, проблемы, тенденции // МЭМО 2006, № 7, с. 52-59

Демократизация Китая: уровень, проблемы, тенденции // МЭМО 2006, № 7, с. 52-59

 

Благодаря рыночным реформам и интеграции в мировое хозяйство Китай превратился в важ­ный элемент глобальной экономики. При этом политическая система Китая развивается по ино­му сценарию, чем на постсоветском простран­стве. Для выработки рациональной реакции на усиление мировых позиций Китая, а также эф­фективной стратегии развития отношений с Пе­кином необходимо адекватное представление о путях политической трансформации китайского общества, о степени и направлениях его демокра­тизации.

Данная проблематика исследовалась на базе анализа трех уровней демократии:

- как основы политической стабильности об­щества, реализуемой через ясную и предсказуе­мую смену властей путем их выборности;

- как власти Закона, гарантирующего, в част­ности, разделение властей и основные права и свободы человека;

- как ответственности за свой выбор избирате­ля, осознающего свои общественные интересы и умеющего формулировать их и выражать через демократические процедуры.

Исследование проблемы демократизации Ки­тая потребовало анализа сложившегося там сей­час общественного строя. Определить его не­просто. В Преамбуле китайской Конституции присутствуют положения о "руководящей роли КПК", о "социалистических ориентирах", о "по­беде общественной собственности". Сам же текст Основного закона КНР, по существу, не слишком отличается от восточноевропейских "постсоциа­листических" конституций, особенно после вклю­чения в него в 2004 г. поправок о защите частной собственности. Однако то, что происходит в Ки­тае, существенно отличается и от советского со­циализма, и от восточноевропейского и средне­азиатского постсоциализма.

Официальное определение общественного строя КНР - "социализм с китайской специфи­кой". Чтобы понять, что это такое, В. Михеев по­пытался соотнести его с имеющимися сегодня трактовками термина "социализм".

Если это "общество всеобщего благоден­ствия", приходящее на смену современному капи­тализму, то Китай находится от него на гораздо большем расстоянии, чем Западная Европа и США. Тогда "социализм с китайской специфи­кой" представляет собой догоняющий вариант развития страны, идущей по стопам мировых ли­деров.

Если понимать под социализмом общество без частной собственности, общество советского ти­па, то "китайская специфика" - это либо "ревизи­онизм", либо начальная, незрелая стадия постро­ения "классического" государственного капита­лизма, когда частная собственность еще уместна.

Если социализм - это реально существующие западноевропейские рыночные демократии, то специфика Китая в недостаточной развитости, в отсутствие ресурсов для осуществления широко­масштабных социальных программ. А также в отсутствие демократии.

Если ориентироваться на весьма популярный среди китайских реформаторов тезис "сначала построим процветающее общество, а затем дадим ему название", то понятие "социализм с китай­ской спецификой" скорее отдает дань коммуни­стической традиции, чем несет концептуальную нагрузку, которая, однако, проявляется в прагма­тическом анализе. Тогда "социализм с китайской спецификой" будет равнозначен созданию ры­ночной экономики, интегрированной в мировое хозяйство, при сохранении монополии на полити­ческую власть в руках партии, в названии кото­рой присутствует слово "коммунистическая".Использование в последние годы термина "специфически китайский социализм" может означать стремление руководства страны отойти от идеи о движении "специфически китайским" путем к "глобальному социализму" в его класси­ческом марксистском понимании и намекнуть на близость китайского пути развития моделям ев­ропейской социал-демократии.

Рассматривая вопрос о сути современного ки­тайского общественного строя, Я. Бергер отме­тил, что сначала китайский режим шел по пути неоавторитаризма. Но по мере продвижения рыночных реформ происходило все большее смыкание партократии с олигархией. Укрепля­лись связи китайских партийных бюрократов с гонконгской буржуазией. Вокруг олигархических групп, формирующихся на базе отраслевых моно­полий, складывались политические группы инте­ресов. Внешняя открытость, главный фактор ро­ста китайской экономики усиливает связь китай­ских "верхов" с международными ТНК. На этом фоне в политике появляются группы, которые лично и непосредственно заинтересованы в про­должении курса на сращивание с мировым капи­талом. В результате сложившийся в Китае обще­ственный строй приобретает неокомпрадорские черты.

При этом важно, что Запад сам поддерживает такой режим - прямые иностранные инвестиции идут в Китай и без политических реформ, их объ­ем в 10 раз превышает объем прямых зарубеж­ных вложений в Индию, страну с демократиче­ским режимом.

По мнению Л. Салицкого, встречающееся в российской литературе определение обществен­ного строя Китая как "постсоциалистического капитализма" слишком расплывчато. К этой ка­тегории можно отнести и страны с элементами феодального уклада, что не соответствует ны­нешней ситуации в Китае.

А. Ломаное не согласился с зарубежными определениями китайского общественного строя как "фрагментированного капитализма", предло­жив трактовать его как "просвещенный плуто­кратический капитализм".

При всем разнообразии дефиниций можно ска­зать, что современный Китай - это страна, где развивается рыночная экономика, но обществен­ный строй которой нельзя назвать демократиче­ским.

Во время дискуссии были высказаны три под­хода к перспективам политической трансформа­ции Китая:

- демократическая реформа в этой стране ста­новится все более актуальной, однако неблаго­приятный интеллектуальный климат объясняет медленный темп ее развития;

- политическая реформа уже проводится. Но она обусловлена спецификой Китая и потому ка­чественно отлична от демократических преобра­зований в обычном понимании;

- полномасштабной политической реформы нет, и она не нужна, поскольку монополия КПК на власть позволяет решать возникающие в об­ществе проблемы.

Первый подход. Его сторонниками заявили се­бя В. Михеев, М. Потапов, В. Кузнецова. По мнению В. Михеева, актуализации проблемы по­литических реформ Китая на современном этапе развития способствуют как внутренние, так и внешнеполитические факторы.

К числу первых относятся социально-экономи­ческое развитие и задачи поддержания социаль­ной стабильности. В социально-экономическом плане следует прежде всего отметить становление частного капитала. Оно началось с возникновения массы мелких и средних собственников; но в но­вом веке речь идет уже о крупном капитале. В Китае 10 официальных долларовых миллиарде­ров и несколько тысяч официальных миллиарде­ров в юаневом исчислении. Развивается средний класс. Сегодня это свыше 80 млн. человек, чьи до­ходы превышают 1 тыс. долл. в месяц, а размер собственности семьи - 100 тыс. долл.

Формируясь как субъект хозяйственной жиз­ни, частный капитал испытывает нарастающую потребность выражать свои интересы в политиче­ской форме. Этому способствует также расшире­ние доступа среднего класса и интеллектуальной части общества к современным информационно-коммуникационным технологиям, рост вовлечен­ности в глобальные интеллектуальные потоки.

Ускоренное экономическое развитие и станов­ление частного капитала сопровождаются в Ки­тае углубляющимся социальным расслоением. Аграрное население и городские рабочие низы все острее чувствуют кризис идей "справедливо­сти и равенства", на которых они воспитывались и которые формально остаются основными по­стулатами официальной идеологии.

Пока "протестный заряд" населения направ­лен на местных "плохих" руководителей, злоупо­требляющих властью. Поводами служат невы­плата зарплаты, невыплаты денег за конфиско­ванные под строительство земельные участки и т.п. Число протестов растет - 87 тыс. массовых выступлений против властей в 2005 г. против 74 тыс. в 2004 г.

Руководство Китая всерьез опасается перерас­тания локальных протестов в общенациональ­ные. Такие не санкционированные властью вы­ступления, как молодежные погромы японских заведений в 2005 г., показали, что Интернет и мо­бильный телефон имеют большую организаци­онную силу, чем партийные ячейки.

Не менее важным оказывается и внешнеполи­тический фактор. Сегодня Китай воспринимает­ся странами рыночной демократии как "экономи­чески свой" (конкурент, но играющий по миро­вым рыночным правилам), однако "политически чужой" (власть в стране монополизирована Ком­мунистической партией). Это создает проблемы двоякого рода. В экономической сфере иностран­ные конкуренты часто используют жупел "поли­тически чужого Китая" для блокирования актив­ности китайского капитала на мировых рынках, для торможения его экспансии за рубеж. В поли­тической сфере эти явления способствуют сохра­нению наследия холодной войны - дисбаланса сил на главной для Пекина политической площадке, в Восточной Азии. Речь идет о военно-политиче­ских договорах США с Японией и Южной Кореей при отсутствии аналогичных уравновешивающих соглашений со стороны Китая.

На все эти вызовы времени китайское руко­водство ищет ответы. Становление и укрупнение капитала заставило в 2004 г. внести изменения в Конституцию, где была закреплена неприкосно­венность частной собственности. Подверглись модификации нормы партийной жизни - бизнес­менам было предоставлено право осуществлять партийное руководство. Трансформировалась са­ма хозяйственная политика государства, все боль­ше уходящего от прямого вторжения в экономику и концентрирующегося на решении задач макро­экономического регулирования.

В социальной области протесты стали гласны­ми. Их зачинщики по-прежнему задерживаются властями, однако наказаниям подвергаются и местные партийные и хозяйственные руководи­тели, уличенные в злоупотреблениях. Жесточай­шими методами, вплоть до расстрела, ведется борьба с коррупцией. Параллельно вносятся из­менения в социально-экономическую стратегию с целью перераспределения национального дохо­да в пользу наименее обеспеченных слоев, смяг­чения налогового бремени на крестьянство.

Среди основных мер по преодолению "образа чужого" во внешнем мире назовем выстраивание новой линии в отношениях с США, которые от­ныне видятся китайскому руководству как глав­ный партнер на международной арене; открытие с 2003 г. политического и финансового диалога с "большой восьмеркой". Наконец, это активиза­ция в региональных форумах: АСЕАН плюс Ки­тай, АСЕАН плюс три (Китай, Япония, Южная Корея), ШОС, АСЕМ (Азия-Европа) и т.д.

Важно подчеркнуть, что пока руководство КПК не идет на радикальные политические ре­формы. Здесь и нежелание терять монополию на политическую власть, и опасение, что политиче­ские трансформации национального масштаба на фоне роста локальных протестных настроений могут привести к перерастанию местных выступ­лений в общенациональные и в итоге - к общей де­стабилизации. Сопряженная с реальным риском замедления экономического роста, она, со своей стороны, способна дополнительно усилить соци­ально-политическую напряженность.

Создается впечатление, что КПК пока не име­ет окончательного ответа на вопрос, как обеспе­чить баланс между экономическими и политиче­скими трансформациями. Обсуждение политиче­ской реформы в китайском обществе идет крайне осторожно и сдержанно, интеллектуалы боятся поднимать эту тему.

Однако подвижки наблюдаются и в этой обла­сти, в связи с чем обращают на себя внимание сле­дующие моменты.

- Реанимация тезиса Дэн Сяопина о "необхо­димости политических реформ для продвижения реформ в экономике", забытого после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 г.

- Проявление интереса к изучению шведской и иных европейских моделей социализма. В Ки­тае начинают появляться идеи о возможной целе­сообразности изменения идеологической доктри­ны КПК с "коммунистической" на "социал-демо­кратическую".

-В 2005 г. на волне активизации контактов КПК и Гоминьдана возникла идея о возвращении после воссоединения с Тайванем к двухпартийной системе (КПК и Гоминьдан). Эта система, напом­ним, существовала до провозглашения КНР. Хо­тя сегодня Гоминьдан поддерживают "лишь" не­сколько миллионов тайваньцев, в будущем - при реализации идеи двухпартийное™ - эта партия могла бы "притянуть" политические силы, недо­вольные КПК. Вероятно, именно создание в бу­дущем двухпартийной системы на базе обладаю­щих исторической легитимностью КПК и Го­миньдана способно стать тем мостиком, по которому осуществится переход Китая к двухпар­тийной модели демократии.

Однако в целом все обсуждения реформ пока выглядят робкими и не имеют сколько-нибудь яв­ных политических последствий. Меры же полити­ческого реформирования, предлагаемые и прово­димые в жизнь КПК, как правило, не выходят за рамки ее монополии на власть. Среди них - во-первых, развитие внутрипартийной выборной де­мократии. Хотя отношения в партии по-прежне­му основаны на борьбе кланов, на келейности, на­званный процесс все же влияет на формирование новой политической культуры "верхов": до 8% депутатов Всекитайского собрания, народных представителей уже голосуют против предлагае­мых КПК решений или кандидатур на руководя­щие посты. Во-вторых, активизация других, фор­мально существующих, но на деле подконтроль­ных КПК политических партий (их всего 8).-распространение такой же практики на го­род;

- создание системы собраний рабочих и служа­щих как "передовой формы" демократии на пред­приятии. Собрания наделены правом давать оценки и предложения по премиям, охране труда, оценивать действия администрации, выбирать главу предприятия и т.п.;

- защиту религиозных прав населения;

- защиту социальных прав (пенсионное обес­печение, медицинское страхование, права неза­щищенных слоев населения, этнических мень­шинств);

-разделение партийной и правительственной демократии (вторичной по сравнению с партий­ной). Предусматривается развитие партийных выборов через альтернативное голосование, осу­ществление борьбы за руководящие посты на конкурентной основе, повышение роли пленумов партийных комитетов. При Ху Цзиньтао появи­лась практика отчета генсека перед Пленумом ЦК; хотя эти отчеты и не публикуются в печати, но раньше такой формы не существовало вооб­ще. Расширение правительственной демократии подразумевает усиление власти закона, внедре­ние правовых механизмов решения хозяйствен­ных споров, аудит деятельности правительства и проч.

При этом необходимо подчеркнуть, что Китай не стремится к полной демократизации системы. Хотя китайский режим способен к определенной подвижности. В 80-е годы много говорилось о де­мократии, о разделении партии и правительства; на рубеже этого и следующего десятилетий, по­сле событий на площади Тяньаньмэнь произошел откат. С середины 90-х годов началась ''условная оттепель", а при новой власти наметилась "уме­ренная заморозка". Китай не движется вперед по пути широкомасштабных политических реформ.

Опыт демократического развития Гонконга и Тайваня в Китае считают разочаровывающим. В Гонконге произошел раскол общества на пропекинские и антипекинские силы. На Тайване уси­ливается конфронтация власти и оппозиции. В обоих случаях управление парализуется. Это убеждает КПК, что демократия - это плохо, а ав­торитаризм - лучше и эффективнее.

Важно также учитывать, что нынешнее ки­тайское руководство - это люди, которые начали выезжать за рубеж, лишь став комсомольскими или административными руководителями. В от­личие от Дэн Сяопина, в молодости учившегося во Франции, нынешнее поколение руководите­лей провели время своей активной молодости, 50-60-е годы, внутри страны. Поэтому и сильны еще иллюзии-надежды на "демократию масс", "народную демократию", на то, что "партия и массы едины", хотя, с другой стороны, видно, что централизованная командная экономика не рабо­тает.

В китайском руководстве нет изменений в по­нимании существа демократии, но само это слово вводится в официальный лексикон наряду с поня­тием "политическая реформа". Последнее трак­туется так, как это выгодно КПК. В этом, как и в ряде других вышеописанных случаев, Китай ис­пользует те приемы псевдодемократических ре­форм, которые применялись в бывшем СССР и привели к весьма тяжелым последствиям. Форми­рование поля неофициальных дискуссий о демо­кратии в Китае пока невозможно.

Стратегически, подчеркнул Я. Бергер, отста­вание в области политических реформ может до­рого обойтись китайскому обществу, хотя в крат­косрочной и среднесрочной перспективе полити­ческий взрыв маловероятен.

В. Портиков присоединился к оценке реформ как псевдодемократических, отметив, что ряд на­правлений демократизации носит фиктивный ха­рактер. Например, собрания рабочих, которые на протяжении 25 лет реформ то исчезали, то появ­лялись. Реального продвижения к демократии нет и не предвидится.

А. Федоровский согласился с тем, что демо­кратизации в Китае не наблюдается.

О. Борох обратила внимание на то обстоятель­ство, что в современном Китае ученые не обсуж­дают проблемы демократизации. В упоминав­шейся выше "Белой Книге" по вопросам демо­кратии есть положения о гарантии прав человека, демократической политике и т.п. Но это - демо­кратия с китайской спецификой, уходящей корня­ми в тысячелетнюю историю, демократия под ру­ководством КПК. В "Белой Книге" нет и речи об оппозиции, о свободном парламенте, о разделе­нии властей.

Тема демократии обсуждается в ходе офици­альных дискуссий в рамках таких тем, как "гармо­ничное общество", не более. Общие установки -необходимость придерживаться курса на постро­ение "правового государства"; неприемлемость "западной модели демократии" - остаются преж­ними. В обоснование последнего тезиса ссылают­ся на неудачный опыт постсоветских республик, "цветные революции" 2005 г., которые препят­ствовали сплочению политической элиты, под­рывая тем самым социальную стабильность и на­нося вред экономическому росту.

Вместе с тем в качестве одной из форм демо­кратизации китайского общества можно рассмат­ривать участие национальной интеллигенции в процессах подготовки и принятия правитель­ственных решений. В этом проявляется демокра­тичный по сути союз "трех элит": власти, бизнеса, интеллигенции. В 90-е годы интеллигенция уси­лила влияние на власть на этапе принятия решений, хотя при этом и ослабло ее влияние на обще­ство. Новой инфраструктурной основой союза стал Интернет, посредством которого можно участвовать в общенациональных дискуссиях. В настоящий момент они сосредоточены на темах экономического развития и в этом варианте по­ощряются властью. Наблюдается большая от­кровенность при анализе социально-экономиче­ской ситуации.

Однако обсуждение такого вопроса, как отме­на монополии КПК на власть, не допускается. Устанавливаются пределы участия интеллекту­альной элиты в обсуждении политических вопро­сов. Так, в 2004 г. в китайских журналах разверну­лась дискуссия о роли "публичной интеллиген­ции". Журналисты стали составлять списки 50 наиболее влиятельных интеллектуалов страны из среды интеллигенции, в том числе творческой, не включая в эти списки представителей высшего партийного руководства. Однако на определен­ном этапе спор, кто важнее и влиятельнее в ки­тайском обществе, был запрещен под тем предло­гом, что "это противопоставляет партию интел­лигенции". Обществу напомнили о старом выражении Мао: "Коль кожи нет - на чем дер­жаться волосам", намекая на то, что кожа — это именно партия. Таким образом была блокирова­на попытка интеллектуальной элиты взять на се­бя часть политических функций.

Но в других, неполитических сферах, дискус­сии продолжаются и расширяются, причем анали­зируются в основном не глобальные, а более уз­кие направления, как коррупция и законодатель­ство. Споры идут между неолибералами и новыми левыми. Роль экспертного сообщества в принятии политических решений остается значи­тельной.

Третий подход наиболее четко проявился в вы­ступлении В. Портякова. По его мнению, пра­вильнее было бы говорить не о демократизации Китая, а о реформе его политической системы. Причем китайскую ситуацию надо анализиро­вать, исходя не из универсальных, а из специфи­чески китайских критериев демократии. В этом смысле существующая в стране политсистема га­рантирует экономическое развитие, защищает население от внешних угроз, обеспечивает соци­альную стабильность, хотя в этой области и име­ются проблемы.

Китай считается в мире "недемократическим" государством. Он вынужден терпеть нападки За­пада в этой области и идти ему на уступки. Одно­временно "недемократичность" создает проблемы и внутреннего характера - отсутствие демократии порождает недовольство китайской интеллиген­ции. Ответом на оба эти "вызова" служат выдви­гаемые "для внутреннего пользования" идеи о за­щите личности, ее прав и свобод, диалог о правах человека с Западом. Но все это - не более чем иг­ра в реформу. По сути, китайское руководство обеспокоено главным образом тем, что измене­ния в политической системе приведут к краху ста­бильности в стране. Это руководство считает, что радикальные перемены возможны лишь в дале­ком будущем, их нельзя производить при наличии массы неграмотных выборщиков. Максимум, на что Китай может идти сегодня, - формирование новой культуры выборов (наличие альтернатив­ных кандидатур), развитие низовой демократии в таких формах, как выборы в микрорайонах - ре­альные зачатки самоуправления.

В целом политсистема советского типа в Ки­тае сохраняет потенциал жизнеспособности. Происходящие там процессы неоднозначны - не все старые общественные основы размываются. То, что происходит в Китае сегодня, не является политической реформой в полном смысле. Но Китаю сейчас и не нужна демократизация. Ему важно сконцентрировать усилия на реформиро­вании самых слабых звеньев политсистемы, в частности, преодолеть подчиненность суда испол­нительной власти.

Участники дискуссии предложили также срав­нительный анализ политических реформ в Китае, с одной стороны, в России и странах Центральной Азии - с другой.