Тема 8. Будущее молодежи новые проблемы Нового времени
1. Молодежная безработица
Именно проблема «вынужденного досуга» (обратный эффект молодежной безработицы) переворачивает для многих молодых людей привычный образ жизни, вносит в молодежные культуры новые элементы, формируя новые виды активности. По сути социология молодежи (и, прежде всего, в Англии) есть социология молодежного досуга.
Досуг – действительно наиболее легко наблюдаемая сфера молодежной активности. То, что большинство исследований (особенно сфокусированных на молодежной девиантности) затрагивают пространство «свободы», связано именно с этой открытостью досуга, его отличием от дома (семьи) и работы, где молодежь скрыта от прямого эмпирического наблюдения. Отсюда:
1. Досуг должен быть определен в противоположность работе, дисциплинарной занятости (в любом ее виде, будь то школьные занятия или восьмичасовой рабочий день), потому что свободное время – это время вне дисциплины. Однако обратной зависимости не существует. Не работать – вовсе не значит отдыхать или все время играть. Само понятие отдыха предполагает «отдых от чего-то, после не-отдыха». В этом смысле для молодого безработного отдыхом может быть названа только работа, поскольку она будет сменой привычного состояния «ничегонеделания».
2. Безработица вовсе не воспринимается всеми молодыми людьми как досуг. Исследования английских социологов показывают, что даже когда молодые люди находятся в группе тех, кто, как и они, не работают, для каждого из них его собственное состояние – это индивидуальная проблема.
В послевоенные годы во время бурного развития молодежных субкультур многие подростки рано устраивались на работу (начиная с 15 лет) и в силу этого имели свободные деньги для проведения досуга и удовлетворения своих потребностей. В 80-х – начале 90-х гг. большая часть молодежи оканчивает школу уже в 16 лет, многие достаточно долгий период не работают совсем или работают частично: многочисленные социальные программы, поддерживающие их маргинальное существование, позволяют им это. Таким образом, они все-таки получают некоторую, хотя и относительную степень независимости от родителей.
В 60-е гг. в Англии было проведено много социологических исследований, посвященных проблемам «перехода из школы на работу». Уже тогда ученые были озабочены тем, как много времени занимает у выпускников обоих полов процесс остепенения, адаптации на рабочем месте – как правило, на это уходило два года непрерывного труда. Для того, чтобы стать рабочим, необходим период серьезного жизненного эксперимента уже на самом рабочем месте.
На фоне происходящих процессов «усреднения мастерства», снижения требований для традиционных ремесел и умений, росла и продолжает расти потребность в рабочих, на которых можно «положиться», которые способны психологически и профессионально адаптироваться к работе с дорогой техникой, например, компьютерами. Причем работодатели стремятся получить именно постоянных, ответственных, быстро адаптирующихся к новым условиям рабочих, которые не требуют никакого дополнительного обучения. Это создает еще один мощный барьер, прежде всего для девушек, которые проигрывают в этом соревновании за работу возвращающимся из декретного отпуска женщинам.
Вместе с ростом безработицы происходит реорганизация перехода от школы к работе. Новая ситуация приводит к тому, что процесс ученичества затягивается (часто путем включения молодых людей после окончания школы в различные социальные программы), переход во взрослый статус в один момент (вчера школьник – сегодня рабочий человек) становится невозможным. Получение взрослого статуса откладывается на неопределенный срок. В результате еще более усложняется дифференциация между взрослыми и молодыми рабочими: если представить, что рабочими будут становиться только выпускники школ, очевидно, что их неопытность сделает процесс производства менее продуктивным и более тревожным; однако эти издержки имеют для работодателя свои положительные стороны: молодым рабочим можно платить меньше.
Оставаясь практически в качестве учеников, молодые люди имеют очень низкий социальный статус, они исключены из профсоюзов, из участия в коллективных торговых сделках, находясь в зависимости от почти школьной дисциплины и контроля, от услуг молодежного сервиса и развитости системы социальной работы. Эти проблемы способны спровоцировать не только конфликт внутри рабочего сообщества, но и внутри общества в целом. Такое инфантильное молодое поколение способно вызвать не одну моральную панику по поводу будущего развития общества и его культуры.
Одним из последствий безработицы является, таким образом, все большая ориентация государственной политики на придание выпускникам школ статуса дешевых и зависимых рабочих, четко отделенных и от взрослых рабочих, и от своих ровесников, ориентированных на высшее образование. 2. Смысл изменений социального опыта молодежи
Рост молодежной безработицы, с одной стороны, расширяет существующий разрыв между коммерческим имиджем «молодости» и каждодневным социальным опытом подростков, лишенных необходимых социальных и культурных ресурсов.
Всегда существовали достаточно большие группы молодежи из рабочего класса (или сельской молодежи), для которых рекламируемые прелести тинэйджерской потребительской культуры были просто не доступны. Они не имели ни материальных, ни культурных ресурсов для «успеха» среди своих сверстников, поскольку не могли соответствовать необходимому внешнему имиджу и поддерживать соответствующие виды групповой активности; они занимали (и занимают) маргинальную позицию как в школе (несоответствие стандартам успешности), так и в семье, поскольку родители не видят в них потенциальных возможностей будущего прорыва в другой социальный статус. В подобной ситуации их «деликвентное решение» остается, действительно, единственно возможным способом завоевания престижа и формирования чувства собственного достоинства.
Публичное беспокойство о молодежной безработице нашло выражение в многочисленных программах английского правительства, которые изменили отчасти и образы «молодости» в массмедиа. Помимо существовавшего противоречивого отношения к молодежи как идеалу и молодежи как угрозе, формируется новый образ: молодежь как жертва.
Интересно наблюдать, как в обращениях к молодежной аудитории, в новых молодежных программах на телевидении начинают появляться подходы, пытающиеся объединить в себе «фан»– забавные и занимательные истории, поп-музыку, диско-программы и демонстрацию мод – с серьезными размышлениями о трудностях при получении работы и приобретении собственного капитала (например, дома), продвижения по службе, вероятности самостоятельной карьеры. В отличие от политических выступлений конца 60-х гг., «бунты» 1981 г. (марши протеста безработной молодежи через всю Англию) были проинтерпретированы в массмедиа не только как экстремистские формы деликвентного поведения, но и как «понимаемый и разделяемый всеми» ответ молодежи на экономическую и социальную ситуацию. Взрослые, конечно, продолжали завидовать молодости, но и начинали испытывать по отношению к молодежи чувство жалости. 3. Конец молодежной культуры?
Понятие «молодежной культуры» всегда имело более широкую функцию в обществе, чем просто термин социологического описания. Оно в определенном смысле действовало как форма публичной фантазии, модель сферы досуга для любого, кто желал хорошо проводить свободное время, чувствуя себя молодым и свободным.
Понятие молодежной культуры своими корнями уходит в 20-е гг., когда мир молодежи среднего класса – мир девушек и юношей (подростков) в атмосфере джаза и танцев – начинал позиционироваться и утверждаться как обычный образ молодости, который постепенно становился стереотипом и масс- медиа клише. Молодежные интересы в моде, в ритуалах ухаживания, в практике свиданий, постоянное стремление молодых людей к использованию и сотворению новых стилей, подростковые дружба и любовь – все это становится популярными темами и для массмедиа, и для развивающейся сети молодежного потребительского рынка. Рекламщики повсеместно начинают использовать молодежные имиджи чувственности, сексуальности, утонченности и беззаботности для того, чтобы продавать товары, в реальности ничего общего с молодежной культурой не имеющие. Так, например, при помощи образа молодости позиционируется на рынке практически вся женская косметика по уходу за кожей лица. «Именно наш крем сделает вас моложе, чем сама молодость!»
Молодежная культура всегда была и остается не чем-то отдельным, отграниченным, а частью, аспектом более общей потребительской культуры, в которой люди постоянно поощряются и провоцируются к покупкам, которые содержат в себе «пилюлю» молодости, ожидая, что обладание именно этими товарами или услугами поможет им сохранить (продлить, вернуть) молодость. Люди в своей повседневной жизни вовсе не испытывают постоянных потребностей в покупке модной одежды или мебели, в том, чтобы постоянно экспериментировать с новыми диетическими продуктами, в приобретении все новых и новых косметических и парфюмерных серий, в том, чтобы как молодые люди постоянно пить коктейль или кока-колу, курить новые сигареты, краситься, отдавать предпочтение одной марке машины перед другой. Подобная потребительская активность – покупка самых разных аксессуаров такого рода «роскоши» (роскоши в смысле избыточности по отношению к реальным потребностям) – рассматривается рекламщиками как изначально иррациональная, основанная на фантазии. Но именно подобная «иррациональность» взрослого удовольствия и продается лучше всего в одной «упаковке» с молодостью, ассоциирующейся со спонтанностью и постоянным fun-ом: «Доставь себе удовольствие, купи себе немножко молодости!».
Что же происходит с подобными рекламными образами, когда значение молодежи как социальной категории перемещается из пространства безответственности, безрассудности и свободного выбора в пространство бесполезности существования и постоянного ощущения принуждения, когда молодежь начинает широко восприниматься не как потребительская группа, вызывающая зависть, а как волнующая трудовая проблема, провоцирующая жалость?
Вряд ли вообще возможно ответить на этот вопрос. Не только потому, что и сегодня коммерческий имидж молодежи продолжает демонстрировать себя в журналах, на рекламных щитах и в видеоклипах, эксплуатируясь еще более тонко, художественно изощренно и достаточно эффективно. Но и потому, что в современном глобальном социокультурным пространстве, характеризуемом процессами глобализации (если его рассматривать в постмодернистской перспективе), проблема возрастных переходов выглядит еще более запутанной. Смена имиджей, стилей, модных ориентаций, замешанных на теме молодости, происходит невероятно стремительно, причем в самых разных направлениях, формируя новые модели отношения к ним. Довольно часто, поэтому сами взрослые, занимающиеся подростковой индустрией (поп культурой, модой и молодежным бизнесом), говорят о «конце века подростков» или «смерти молодежи». Однако это не означает, что модная коммерческая (в том числе, и рекламная) индустрия перестает черпать из идеи молодости новые силы для развития своих товаров и услуг, формируя иррациональные потребности, усложняя виды и формы потребительской активности на рынке. Идея молодости в современном мире уже не является столь очевидно и однозначно прикрепленной к некоей возрастной группе, становясь чертой, акцентом, фокусом мировой культуры в целом.
В то же время, пока существует молодежь как специфически социальная категория, она, конечно же, будет формировать (в соответствии со своими классовыми, гендерными и этническими позициями) «молодежную культуру» как способ понимания собственных жизненных ситуаций. «Лишаясь» социального приоритета в единоличном обладании идеей молодости, молодежь, тем не менее, не лишается и, конечно же, не лишится качества перехода от одной социальной позиции к другой. «Век подростков» дал невероятно сильный толчок развитию всей современной индустрии моды, которая уже сама начинает во многом определять и формировать новые векторы в молодежной культуре. Выделить некие субкультуры в этой ситуации становится все более и более сложно, а определить субъектов воздействия практически невозможно. Помимо дорогих бутиков, продающих новейшие модели одежды, навеянные субкультурными стилями, все больше распространяются и маленькие дешевые магазинчики, продающие не массовые, а достаточно индивидуальные «серии» одежды. Кроме того, магазины начинают все больше «выходить» на улицы, за пределы избранного пространства, упрощая и демократизируя процесс общения покупателей и продавцов. Всячески поощряются и уличные рынки более дешевой, но достаточно качественной продукции. Все большую и большую популярность завоевывают среди молодежи шоппинг-центры с их «необязательностью» традиционного покупательского поведения. Таким образом, пространство «вынужденного» досуга молодежи заполняется различными «культурными» выборами. Благодаря существующим социальным программам поддержки безработных эта индустрия приносит ее взрослым организаторам и идеологам очень большие доходы. 4. Финальные вопросы
В Англии большая часть работ по социологии молодежи была написана в 50-е – 60-е гг. людьми, которые выросли на рок-н-ролле и имели свои представления о тинэйджерской жизни. Сейчас те, кто изображался как деликвентные или богатые подростки, сами стали родителями, которые не очень-то способны помочь своим детям справиться с подростковыми проблемами. И теперь уже на основе этих новых родительских сомнений и тревог социологи могут учиться новым реалиям молодежной (или пост молодежной) культуры.
Рост безработицы, конечно же, ведет к росту деликвентной и субкультурной активности. Несмотря на то, что современная молодежная индустрия довольно успешно заполняет социальное пространство взросления своими «предложениями», у молодежи остается не просто достаточно «свободного» времени, с ними остаются их нерешенные проблемы: ограниченный, подчас маргинальный социальный статус, недостаток материальных, культурных и образовательных ресурсов. Однако формы этой «новой» девиантности, деликвентности и субкультурности наверняка будут отличаться от ставших уже традиционными представлений об уличных группировках, хрестоматийных панках, хиппи, скинхедах и т.п. Так, например, существующая полулегально криминальная субкультура «новых русских» может быть понята и проинтерпретирована только в терминах новой российской реальности, субкультуры рейверов или становящейся модной клубной субкультуры. Понятие лишь по видимости близкое к контексту наших молодежных клубов: речь идет о субкультуре «места», например, конкретного паба, кафе, курорта и т.д.), только в пространстве невероятно сложной музыкальной «mix»-культуры и идеологии «new ages».
Все труднее и труднее становится обнаружить в современных молодежных культурах классовые признаки: перемешиваются не только стили, перемешиваются социальные группы. Современные рабочие все больше приближаются по своему статусу к безработным студентам и т.д. Вопросы к семинарскому занятию:
1. Проблема молодежной безработицы. Свободный и «вынужденный» досуг.
2. Традиционный и новый (коммерческий) имидж молодости. Специфика современной рекламной индустрии.
3. Изменение контекста понятия «молодежная культура». Примерные темы для написания рефератов (эссе) по теме лекции:
1. Новые молодежные субкультуры.
2. Специфика современного потребительского поведения молодежи на Западе и в России.
3. Новые культурные пространства современной молодежи: гендерный аспект. Задания для наблюдения или мини-исследований:
• Проведите серию интервью (3-5) с молодыми безработными. Попытайтесь определить векторы изменения их жизненных сценариев.
• Проведите контент-анализ ТВ рекламной кампании (например, Стиморол, Ментон, Пленитюд). С помощью, каких символов позиционируется в них идея молодости.
|
