Глава 18 Как это бывает

 

Команда на всеобщее построение застала Река Телана в его домике. Ночь он собирался провести именно там, как и всегда.

Только на этот раз все было, наоборот, совершенно необычным.

Хотя бы потому, что в своей половине дома он был сегодня не один. А с женщиной. Появившейся совершенно неожиданно, можно сказать – упавшей с неба. Прямо к нему. И он привел ее к себе, вернее – принес, потому что она как-то ухитрилась заработать вывих голеностопного сустава и ушиб спины. На совершенно ровном месте. Правда, в темноте.

Пока он нес ее, он болтал всякую ерунду, практически сам себя не контролировал. Ему даже в голову не пришло спросить ее хотя бы о самых простых вещах: кто такая, откуда вдруг взялась на территории закрытого ЦОСа и с какой целью тут появилась? Не то чтобы он не понимал, что спросить необходимо, отлично понимал, все-таки не мальчиком он был, а прекрасно подготовленным специалистом, которому до полной кондиции только и не хватало женщины, что приняла бы в себя его семя, обеспечив продолжение жизни. Все понимал, все.

Появление женщины походило на чудо – а может быть, и в самом деле было им. Но чудеса, как известно, приходят внезапно – и так же вдруг и уходят, если их спугнуть. Сейчас даже подумать об этом было страшно.

Нет, вопросы он, конечно, задаст, никуда она от этого не денется. Но это не обязательно по дороге. Дома, в четырех стенах, при свете расспрашивать куда удобнее. Хотя бы потому, что тогда ты можешь одновременно наблюдать за отвечающим – за его мимикой, движениями глаз, рук – и делать выводы; недаром в полный курс подготовки углов входило и ведение допроса. Правда, там речь шла о пленных, а женщина никак не походила на вооруженного противника, но допрос всегда остается допросом. И спрашиваемый, понимая невыгодность своего положения, если даже захочет соврать, то под пытливым взглядом победителя будет делать это куда реже и деликатнее.

К тому же, этикет требовал, перед тем, как задавать вопросы, выяснить, требуется ли собеседнику какая-то медицинская помощь, затем, если нужно, накормить-напоить, обязательно соблюдая не только вежливость, но и проявляя гостеприимство: чтобы человек успокоился, почувствовал себя если и не дома, то, во всяком случае, как в гостях у доброго знакомого. Это тоже развязывает язык…

Именно так Рек Телан и действовал. Позволил женщине встать на землю только перед крыльцом, но и тут ее не отпустил, помня, что одна нога ее вышла из строя. Отворил дверь, прислушался. Со слухом у него все было по-прежнему в порядке, и он сразу понял, что Весиль была все так же не одна и не спала. Да он и не ожидал этого; понимал, что Вин ей до утра уснуть не позволит. Но на этот раз мысль не вызвала в нем ни малейшей зависти, как-то проскользнула боком. Он просто убедился, что дверь в сестрину спальню закрыта, включил свет, вернулся ко входу, помог Нарин войти и снова подхватил ее на руки, потому что предстояло еще подняться на второй – его – этаж.

Внес в первую комнату (не в спальню же было ее нести! Гнусная мыслишка эта мелькнула, но он так шуганул ее – исчезла мгновенно), бережно опустил на диван. Поднес палец к губам, призывая к молчанию; она кивнула. Вернулся вниз, там все та же возня слышалась, он усмехнулся, покачал головой, чувствуя, как и в нем самом усиливается желание. Проверил, заперт ли вход, погасил свет, снова поднялся наверх. Остановился напротив женщины и стал смотреть на нее, бессознательно улыбаясь. И добился-таки, что из ее глаз стала исчезать тревога и ее понемногу вытеснял интерес.

– Как спина? – спросил он участливо, глаза же в это время сказали:

«Не видал никого красивее тебя. Никуда тебя не отпущу!»

– Могла бы и не болеть так сильно, – ответила Нарин с интонациями, что свидетельствовали о ее благодарности за заботу. Взгляд же сообщил:

«И мне приятно видеть тебя. Но и не думай!»

Рек опустил глаза, задавая следующий вопрос:

– А нога?

– Ох, с нею и правда нехорошо, – и Нарин поморщилась. – Очень некстати…

– Давай-ка я взгляну.

Она сразу же подтянула ноги, сгруппировалась в комочек:

– Нет… нельзя. Да и чем ты можешь помочь? Ты же не врач?

Он на миг застыл в строевой стойке, как это бывает у профессионалов: все соблюдено – но никакого напряжения, никакого неудобства.

– Я – Стандарт Редана, черный угол. А значит, если и не врач, то уж за фельдшера сойду.

– О-о! – уважительно протянула она.

«Что мне сейчас нужно? Никакой информации пока нет. Возможностей передвижения – тоже. Времени мало: не позже завтрашнего вечера надо быть на борту. Нога и в самом деле достает так, что скоро вся моя выдержка кончится, хотя пока еще держусь. Остается воспользоваться подручными средствами. Конечно, будь у меня серьезный опыт… но, наверное, хватит, чтобы его разговорить. И о здешних делах, и о том – не впрямую, конечно, – как выбраться отсюда тихо и быстро. Ну, что же…»

– Не бойся. Лишней боли не причиню.

Она улыбнулась – так, что было ясно: ей очень, очень больно.

– Верю. Похоже, тебе можно верить во всем.

– Я рад. Ну, что же…

Рек принялся за дело. Разул пострадавшую ногу, попутно удивившись: сапожок был каким-то не таким, какие носила, скажем, сестра; совсем другого фасона, да и материал… Но в конце концов, что он в этом понимал? На ней и платье непривычное, слишком, как бы это сказать, ну, может, и не сверх меры, но не очень скромное, вот. В Центрах таких не носят, но в остальном мире все может быть, там и понятия другие, да и вся жизнь не такая. Гражданский народ. Каждому свое… Осмотрел успевший уже распухнуть сустав; на мгновение как бы сам ощутил ту боль, что должна была сейчас испытывать красавица – но терпела мужественно, молодцом, молодцом…

Очень захотелось вдруг поцеловать это больное место, и он не удержался: хоть и не прижался губами, но коснулся и почувствовал, как краснеет. Странно все это было, странно. Интересно, Вин внизу испытывает такое же от близости с Весилью?

Но чувства сами по себе, а руки работали споро, на ходу вспоминая все, чему в свое время учили. Обезболить… Хорошо, что своя аптечка есть в каждом доме, да иначе и быть не может. Какой срок поставить? Получаса, пожалуй, хватит. Считаем до трех. Все, боль снята, девушка даже вздохнула – глубоко, облегченно, вытерла со лба проступившие было капельки пота. Накладываем руки. Так. Сосредоточиться. Предупредить:

– Не бойся. Боли не будет. Если страшно – закрой глаза.

Она снова улыбнулась, чуть заметно качнула головой: «Не страшно».

Он точно увидел внутренним зрением схему. И сделал резкое движение, невольно ожидая вскрика. Но ничто не нарушило тишины. Он медленно отвел руки. Получилось? Должно было получиться. Нарин выжидательно глядела на него. Он уверенно кивнул:

– Все. Сейчас сгоним опухоль – и сможешь хоть бежать, хоть плясать.

– Плясать – лучше, – сказала она. – Если бы еще спина не болела…

– Да, – согласился он. – Спина. Справимся и с нею. Если, конечно, не возражаешь.

– Ты и это умеешь?

– А что тут такого? Нормальный массаж. Этим каждый должен владеть. К утру наверняка забудешь, что были какие-то неприятности. Ты не против массажа?

– С чего бы я стала возражать?

– Вот и прекрасно. Тогда… – он вдруг запнулся, снова стал краснеть. – Тогда, значит…

«Господи, какой трогательный!»

– Надо раздеться, да? – помогла Нарин. Он только кивнул.

– Тогда отвернись.

Он повиновался. Слышал, как шуршат за спиной ткани. Наверное, не больше минуты прошло, прежде чем она проговорила – каким-то немного не таким, как до сих пор, голосом:

– Я готова…

Рек повернулся. Нарин лежала спиной вверх, и на ней не было совсем ничего – так показалось ему в первое мгновение, потом он понял, что трусики все же остались – крохотные, едва заметные; а выше все оголено. Рек, в общем, знал, что носят женщины, недаром сестра была всю жизнь рядом. Но на ней все было, как бы сказать, помассивнее, прикрывало куда больше, и не только внизу, но и грудь тоже. А тут… Хотя совершенно правильно: массировать надо всю спину, и если бы ее под лопатками пересекала еще какая-то полоса ткани, это только мешало бы. Руки Нарин подложила под голову, глядела в сторону и продолжала улыбаться, произнося слова:

– Готова. Стесняешься?

– Нет, – сказал он неожиданно хрипло. – Чего тут стесняться? Где сильнее всего болит? Тут? Тут?

– Ох… вот тут, да.

– Ну, держись.

«Думай, что это манекен. Или просто партнер по занятию. Ты на нем отрабатываешь, потом наоборот, он на тебе. Не отвлекайся на посторонние мысли!..»

Это легко сказать – не отвлекайся! Партнер: у него и тело другое, и кожа, и запах… чем это она пахнет, непонятно, ох, женщина… Рукам не дрожать! Работать! Да расслабься, что ты как деревянный. Нельзя же так! И ты, младший! Что себе позволяешь? Те мне мешаешь нормально двигаться! Накажу! Вот закончу – и строго накажу!..

Все заклинания – без толку. Младший, похоже, вообразил себя тактической ракетой на стартовом столе: еще немного – и сорвется, взлетит, помчится прошибать бронеколпаки, вдребезги разносить тяжелые крейсера противника. А руки вели себя как выброшенный десант, не только освоивший место выброса, но и расширяющий, расширяющий… расширяющий плацдарм…

Она под его руками не сопротивлялась, только дыхание стало шумным, а прежде его вообще не было слышно; вдруг то ли простонала – но на сигнал боли это не походило, Скорее… скорее на…

– Да…

Это она выговорила, тоже с хрипотцой: «Да»…

И сама неожиданно перевернулась на спину.

«Господи, я сошел с ума, она сошла с ума! Что мы делаем!»

Да все то же самое.

А потом – уже в спальне. В постели. Ночь летела. Вдруг захотели есть. Поели чего-то из холодильника. Лежали рядом, тесно прижавшись. Разговаривали обо всем на свете. Ну, может, не совсем обо всем. Но о многом.

– Ты теперь будешь моя навсегда. Завтра же зарегистрирую лицензию, и дело с концом.

– А что я буду тут делать? Ты говорил, это учебный Центр? Не говорил? Ну, значит, где-то слышала. Говорили, тут у вас женщин и не должно быть, верно?

– Это точно. Но мне тут недолго осталось. Сейчас, когда ты появилась, не осталось никаких препятствий: получаю высший уровень «Редан-плюс». Значит – наилучшие перспективы и здесь, и в любом мире, куда придется попасть. Там мы с тобой и будем жить.

– Ты уже куда-то назначен? Говорят, у вас тут сейчас идет формирование новых блоков…

– Ничего похожего. До этого еще три месяца. И эти месяцы мы с тобой сможем жить тихо и спокойно.

– Ты так и не спросил хотя бы – откуда я взялась…

– Расскажешь потом.

– А что сейчас?

Ответ получился без слов. То есть, слова-то звучали, но смысла в них было ноль: любовный лепет, не более того. Зато эмоций – как при взрыве Новой.

У него, разумеется. А у нее?

Как говорится – вы будете смеяться. Но ведь у нее – тоже! Чего она сама, по правде говоря, не ожидала. Представлялась себе этакой холодной, циничной, расчетливой, и только – словом, соответствовавшей требованиям разведки. И лет ей целых двадцать пять уже. Одним словом, старуха. Еще чуть-чуть – и в отставку. На женщин-офицеров спроса вообще нет, когда речь идет о делах любовных: их служба так имеет днем и ночью, что на личное времени не остается. Окончить Университет политроники, пройти практику, потом – курс Закрытого Корпуса на родной Рамиде, два года адъюнктуры там же, потом – откомандирование на Мадиг, служба в разведке Космодесанта – уложите-ка все это в семь лет, много ли времени останется у вас для утех? Она, правда, нашла однажды целых две недели. Еще в Политроне. Пообщалась телесно с одним коллегой. И пришла к выводу: это – для тех, кому делать больше нечего. А насчет каких-то таких сверхощущений – выдумывают для самооправдания.

Оказались же все накопившиеся за годы предубеждения и мнения – ерундой. Как и все то, что внушали в Академии. Там учили: все это – скотская сторона человека, и так к этому и надо относиться. Спокойно. По принципу: надо – значит, надо. Легла с ним – качай информацию. И никаких переживаний или угрызений. Так она, собственно, сейчас и сделала – по науке. Как это там называлось – уложила мужика в постель. В глубине души испытывая чуть ли не отвращение. И все же – какой-то страх. Опыта не было. Да в тронике он и не обязателен…

Но почему же, почему никто не предупреждал, что в этом, оказывается, можно так утонуть душой, чтобы почувствовать такое, для чего и названий не существует? Об этом ее не информировали. Затем, чтобы ложилась по долгу службы?

Обойдетесь!..

– Рек, скажи, что это не сон.

– Наверное, сон – все остальное. А это – настоящее.

– Так и дальше будет?

– Всегда!

Он не шутит, только так он и может сейчас думать. А она ничего другого и слушать бы не стала.

– Рек!..

– Что, любимая?

– Ты…

Договорить не удалось. Дверь в спальню распахнулась без звука. Вин всегда входил так. Да вообще между равными в ЦОСах церемониться не принято. Зажег свет. Сказал усталым голосом:

– Рек… Тут такой слух прошел – интересный…

– Пошел вон.

– Да ты…

Увидел. Подавился своим языком. Прижав руки к сердцу, попятился. Слышно было, как по большой комнате бежал на цыпочках. И дробью – вниз по лестнице.

– Как твоя спина, Нарь?

– Спина? А она у меня есть? По-моему, от меня сейчас осталось – знаешь, что? Дай руку…

– Ну, не только это. А губы? А…

…И еще два с лишним часа в том же духе. Но с паузами, понятно. Люди все же не железные. Даже военные.

А в паузах – конечно же, разговоры. Именно в таком общении люди раскрываются до конца, выворачивают душу наизнанку, давая собеседнику возможность войти в твое существо, почувствовать себя там как дома, утвердиться навсегда – хотя никто не знает, долго ли это «навсегда» продлится.

– …Нарь, счастье мое, откуда ты вдруг взялась – когда я о тебе так затосковал, еще тебя не зная? Кто послал тебя в нужный миг? Главком Вселенной?

– Ну, не знаю…

Так и тянет сказать откровенно: «Я – разведчица с прибывшего корабля и оказалась тут, чтобы выяснить: а не собирается ли ваше начальство обвести наше вокруг пальца?..» Нельзя. И потому, что это – нарушение долга. И еще потому, что он после этого скажет: «А пошла ты отсюда на все четыре стороны, тварь!» Или просто вызовет полицию…

– Нет, на самом деле все куда проще: я туристка, наша группа пролетала из Норса в… даже не помню названия, да ты наверняка знаешь – куда могли везти туристов из Норса через ваши места.

– А черт его знает. В Ланор? Хотя – что там смотреть? Семейный городок. Скорее вы летели в Стир. Там – остатки первого людского поселения на Редане, музей укоренения, сохранившиеся обломки того корабля, что сел тут на вынужденную… Хотя – кого это может интересовать, кроме нас самих? Тебя, например, это интересует?

– Еще как, Рек, ты даже не представляешь. Всех интересует, откуда берутся такие люди, как ты. Вас знают на всех мирах! А что ты сам знаешь о вашей истории?

– Ну, вообще-то не очень много. У нас это преподают только на уровне медиалов, да и то лишь желающим. Чаще – тем, кого не собираются выпускать с планеты. Самым лучшим – или уж слабакам.

– Ясно. Ты не слабак, это уж точно.

– Все же кое-что я знаю. Нашему миру всего-то двести пятьдесят лет, да и то исполнится в будущем году. И возник он вроде бы случайно: корабль, на котором была куча военного народу, наверное, класса «атакующий транспорт», вышел из Простора с неисправностями, вроде бы без энергии, и не мог добраться до своего мира. Вообще никуда не мог, а этот стерадиан и сегодня заселен слабо, пригодных планет тут, в общем, нет. И единственное подходящее небесное тело, до которого они смогли добраться, было вот это – тогда безлюдное, не очень комфортабельное, но для аварийной посадки пригодное. Наверное, они садились в надежде наладить свою энергетику, и, скорее всего, из этого ничего не получилось. Связи с мирами у них не было: в те времена вневременной связи еще и не существовало вовсе. Пришлось выживать, не питая особых надежд на будущее. И они выжили. Чистое везение: здешняя природа оказалась к ним благосклонной, в том смысле, что еду и питье можно было добывать. Хотя для обитания пригоден был только небольшой клочок, то, где мы живем сегодня – это уже работа поколений. И, как рассказывают, прошло семь лет, прежде чем к ним залетел корабль из обжитых миров – вышел из Простора неподалеку и заметил признаки деятельности разума. Но к тому времени у предков уже пропало желание отправляться отсюда еще куда-то, прижились, тем более что с тем миром, к которому они принадлежали раньше, что-то такое приключилось за это время – то ли он был разгромлен в войне, то ли по другой какой-нибудь причине, но его больше не существовало. А эти люди за прошедшие годы успели потерять вкус к войне если он вообще был, тогдашние войска – не чета нашим нынешним контингентам, они набирались, как и везде тогда, по мобилизации. А здесь они – ну, не все, но, считай, три четверти – уже почувствовали себя свободными хозяевами. Но визитом корабля – не знаю уж, из какого мира он был – воспользовались разумно: в другие миры направили приглашения, прежде всего для женщин: их здесь еще вовсе не было, а предки хотели, чтобы население росло, иначе государству, каким они себя объявили, не уцелеть. И уже через несколько месяцев женщины стали прибывать, из самых разных миров. Скажу тебе – они не потеряли, наоборот. Тут каждая из них стала – не сказать, королевой, но уж уважаемой и почитаемой, даже если у себя дома прежде была последней потаскухой. Так наш мир начал расти. Тогда Гражданским Советом – была такая форма правления – был принят закон четырех: каждая пара должна была родить не менее четырех детей. А чего им было не рожать? Других развлечений было маловато. И за десять поколений население из десяти тысяч – пять плюс пять – выросло до миллионов. Могло бы быть и больше, но поначалу смертность была высокой, и потом, как и сейчас, мир стал дважды в год делать себе кровопускание: продавать немалые контингенты, куда больше, чем сейчас: войны в те времена еще были многолюдными. А тот закон перестал быть обязательным для всех, хотя какая-то часть людей и поныне его соблюдает. Мои родители, например, старались. Ну, и смертность стала поменьше: цивилизация, ничего не поделаешь.

– Как интересно! – сказала Нарин почти совершенно искренне. – Но как же получилось, что ваш мир стал заниматься именно таким делом, как поставка солдат всей Галактике?

– Да как-то само собой. Когда нас нашел тот корабль, четверть из наших все же не захотела оставаться. Все это были кадровые вояки, опытные. А тем, кто оставался, было ясно, что кроме приглашения женщин надо налаживать с другими мирами нормальные отношения: закупать и технику, и вообще все для жизни, своего ведь ничего еще не было. А чем платить? Вот и договорились: те – больше тысячи профессиональных бойцов – как бы сдаются нашим миром внаем желающим государствам, кому нужны хорошие солдаты. А деньги получают так: половину – бойцы, а другую – Редан; тогда уже возникло это название. Уходившие не возражали, потому что было уже ясно: другого своего мира, кроме вот этого, ни у кого из них нет и не будет. И если дела повернутся не лучшим образом – а для солдата это профессиональный риск, – то деваться им будет больше некуда, кроме этого мирка: кому другому нужны чужие инвалиды? Свои и то бывают в тягость. А больше ничего другим мирам мы продать не могли: нечего было, да и сейчас мы только себя обеспечиваем. Зато наши солдаты быстро завоевали авторитет. Да и что удивительного: в первом поколении – основателей – все если что-то и знали хорошо, то лишь военное дело. Зато вояки были первоклассные! Это и использовали.

– Потрясающая история! Слушай, а как назывался тот мир, которому корабль прежде принадлежал? И что действительно с ним произошло?

– Нарь, чего не знаю, того не знаю. Этого, думаю, никто и никогда не объявлял. Да никто и не спрашивал. Может, в старину кто-то и знал, а теперь уже – нет. У нас не больно-то остается времени на отвлеченные материи и все такое.

– Ты все так прекрасно рассказал, что я даже не жалею, что отстала от своей группы. Она должна была прибыть туда, где этот ваш музей, еще на закате, но почему-то совершила посадку тут – сказали, что на минутку, для проверки там чего-то. Меня немного укачало, я вышла, чтобы прийти в себя, отошла совсем недалеко, никого не предупредила. Закружилась голова, и наверное я на какие-то минуты потеряла сознание. На меня высота всегда влияет очень плохо. А когда очнулась – никого уже не было. Они и в самом деле справились за несколько минут. Я, откровенно говоря, сильно испугалась – и тут судьба прислала тебя. Как говорится – не было бы счастья, да несчастье помогло, верно?

«Вообще-то туристов этим маршрутом не возят: пролет над производственными центрами запрещен всем, кроме специальных машин. Но все знают, что туристические фирмы, да и не только они, при каждом удобном случае этот запрет нарушают, срезают углы, чтобы сэкономить время и энергию. Так что… Да что об этом думать: раз она так говорит – значит, все так и было, тут никаких подозрений и быть не может».

– Еще как помогло, Нарь! И как совпало! Именно сегодня. Будь это вчера, я бы, скорее всего, ну, не прошел бы мимо, не оставил без помощи, конечно, но просто сдал бы тебя медикам, их вызвать у нас – минутное дело. Но не понес бы тебя сюда. Ни вчера, ни позавчера…

– Как интересно, Рек! Что же сегодня за такой исключительный день?

– Долго рассказывать…

– Ну, пожалуйста. Раз уж начал…

– Да это неинтересно. Ты уже поняла, наверное, что я – товарный человек. То есть, имею высшее солдатское образование. Уже, по сути, вполне законченное. Наилучшее в Галактике: лучшего просто и быть не может. Тут у нас все – в этом роде, хотя по способностям, конечно, разные. Учебные программы такие, что даже дышать некогда. Поэтому у нас тут, как и в любом Центре, нет ничего, что могло бы отвлекать от занятий. Или почти ничего. Женщин, например, считаные единицы – матери или сестры, им, чтобы жить тут, нужно специальное разрешение Строевого департамента. У моей сестры, к примеру, такое есть, как у дочери погибшего медиала Лизинговых войск. Вот собрату, Вину Ситу, и повезло – получил разрешение сочетаться с моей сестрой. Но это редкий случай. А вообще нам, чтобы мысли о женщинах не отвлекали от подготовки, дают что-то такое, не помню даже, как называется. И оно действует. А сегодня, то есть уже вчера… Да тебе неинтересно, наверное?

– Что ты! Я внимательно слушаю, никогда раньше ничего подобного не приходилось узнавать. В нашем мире ничего похожего нет.

– Кстати, ты даже не сказала, откуда прилетела. Из какого мира?

«Какой назвать мир – подальше отсюда»?

– Разве? Он называется Огрет. По-моему, я назвала его сразу…

– Ладно, раньше или сейчас – какая разница.

– Так что же случилось сегодня – или уже вчера?

– Да знаешь… Вчера был день сочетания Вина с Весилью, сестричкой. И у меня такое странное настроение возникло, что я вдруг решил: не стану принимать это зелье, может, хоть немного представлю – что они сейчас переживают, Вин с нею. И меня такое охватило!.. Не мог усидеть дома, вышел и пошел куда глаза глядят. И вот – нашел тебя. Свое счастье нашел! И, кстати, выполнил последнее условие, чтобы получить диплом экстрапрофессионального солдата. Потому что остальное все у меня в порядке, только этого еще не было.

– Женщины?

– Не просто так. У нас это называется «посеять семя». Без этого нас не продают. А вскоре, через квартал, товар – нас – выставят на продажу, я окажусь, может быть, на другом конце Галактики, но семя мое останется тут.

– Так вот для чего я тебе понадобилась?

– Ох, ради Главкома – не думай так! – ужаснулся Рек. – Ты мне нужна для счастья, на всю жизнь!

– Ты даже не подумал, что я вернусь в свой мир, и твое семя если и даст росток, то не на вашей планете.

– Пусть – я найду тебя там. Нас ведь продают не навсегда, а на определенный срок. И если ты его честно отрабатываешь, то после его истечения ты свободен и неплохо обеспечен: мы же, как и в старину, получаем процент от продажной суммы. И у нас тут целые города ветеранов…

– Это очень хорошо. Но я вообще-то не совсем понимаю: ты так спокойно говоришь о том, что вас продают, словно вы – товар…

– А мы и есть товар, Нарь. Нас продают – что же в этом такого? Я ведь объяснил тебе: этим живет наш мир с самого начала. Каждый из нас гордится тем, что именно нашими усилиями, порой нашими жизнями этот мир не только существует, но и богатеет. Даже туристы стали к нам летать – вот как ты. Что делать, если ничем другим наша планета не богата? Да и вообще она может прокормить не так уж много людей, во всяком случае пока. Вот осенью нас кто-нибудь купит, заплатит хорошие деньги, и что-то из них пойдет на освоение еще какой-то части трудных земель – отвоюют еще кусок у гор или болот, и население сможет еще на сколько-то увеличиться. А пока мир не может существовать без того, чтобы часть своего населения не сбывать на другие планеты. Иначе пришлось бы и вовсе ограничить рождаемость, а это – опасное дело, процесс может привести даже и к вымиранию населения…

– Что – вас и этой философии учат?

– С нее начинают, Нарь. Без нее кто стал бы гордиться тем, что он – товар? Пусть даже и экстра-класса.

– Рек… тут что – все такие, как ты? Или ты – из какой-то элиты?

– Конечно, мы отличаемся друг от друга: кто-то более способен к военному делу, легче обучаем, более совершенен физически или умственно… Но у всех нас, от последнего рядового до Главного Щитоносца, понятие «Честь» – на самом высоком рубеже. И производное от нее: Честность. По уровню подготовки мы тоже одинаковы, неуспевающие не продаются – или продаются на гражданские работы. Правда, таких у нас мало, не более десяти процентов. Покупателям предлагают только лучшее. А остальное вырабатывается уже потом, в боях.

– В боях… – повторила Нарин задумчиво. – И тебе все равно, с кем придется драться, кого убивать?

– Никак не все равно. Драться – только с противником. Убивать – только его.

– Кто же противник?

– Вот уж это не мое дело. Кто меня купит, тот и укажет противника.

Это забота политиков, не солдат.

– Убивать противника. Рек, но ведь и он будет стараться убить тебя. А если убьет?

– Запомни: убивают неумелых. Недоучек. И трусов. Как думаешь, почему в Галактике такой спрос именно на нас?

– Не знаю. Почему?

– Потому, что купить нас – все равно что приобрести вдвое больше бойцов, чем получали за эти деньги в любом другом мире, поставлявшем на рынок боевые кадры, – когда такие конкуренты еще существовали. После первого же серьезного боя половина тех выбывала – убитыми, ранеными. Убитых было больше, потому что уже тогда войны велись не на планетах, а в пространстве, где почти любое попадание дает разгерметизацию – и это гибель, если тебя даже не зацепило. И еще потому, что в пространстве и тогда, и сейчас пользуются таким оружием, какое на обитаемых мирах вообще запрещено. Так вот, во всяком бою на каждый маневр есть контрманевр, их надо знать и уметь ими пользоваться. Любое действие предсказуемо, надо только научиться предвидеть его в каждое мгновение. Этому нас и учат.

– И помогает?

– А вот посуди сама. Ветераны, то есть те, кто отработал где-то во Вселенной свой пяти– или десятилетний контракт, а иные и два таких, у нас на Редане населяют целые города. Значит, они вернулись – живыми и более или менее здоровыми. Возвращается большинство. Хочешь точнее? Удивишься: шестьдесят восемь процентов. Нарь, знаешь, что?

– Что?

– Я отдохнул. Давай вернемся в сейчас. Не думая о том, что будет потом. Ничего, кроме хорошего. Поверь. И не сомневайся.

А ей и не хотелось сомневаться.

– Я согласна…

«Сейчас» продолжалось еще несколько десятков минут.

А потом – по всему производственному Центру, в каждой казарме и комнате, на учебных полях и в машинных парках – нежданно прозвучал сигнал всеобщей боевой тревоги с немедленным построением.

Мозг Река Телана еще не успел осознать, что происходит, а натренированное до полного автоматизма тело уже начало совершать те действия, какие сейчас и были нужны, и в той последовательности, в какой их полагалось выполнять.

Нарин, удивленная и встревоженная, села на постели и лишь провожала глазами каждое движение человека, сейчас казавшегося ей единственно дорогим и любимым во Вселенной, не решаясь даже спросить его о том, что же, собственно, случилось. Она открыла было рот, но, увидев его лицо, отказалась от такого намерения: совершенно другим стало оно, застыло в каком-то зверином оскале в то время, как руки, ноги, все тело находилось в движении; вернее – во многих движениях, совершавшихся одно за другим, казалось даже, неторопливо, но перетекавших друг в друга без малейших перерывов. Только что еще нагой, вот он уже оказался в белье – не в том, от которого освободился, когда они… а в неизвестно откуда появившемся (она не уследила за этим движением) плотном, охватывавшем все тело, включая стопы, так что лишь кисти рук и голова оставались открытыми. Шаг вправо, сгиб, разгиб, какой-то пакет или сверток поднят над головой – тут же он развернулся, обтек Река со всех сторон и превратился в десантный комбинезон; откуда-то снизу подоспели и высокие сапоги… Нарин знала, что то была внутренняя одежда, сейчас появится и внешняя, боевая. Тут же без перерыва пошло снаряжение, боевой шлем, боевые батареи, парализатор, деструктор носимый, разносящий в пыль не только малую, но и среднюю боевую капсулу… легкий радион… и еще что-то, забыла название, и еще… Как зачарованная, следила женщина за почти мгновенным превращением нежного любовника в воина вселенского уровня – каким он, собственно, и был, разве она не знала этого заранее?

Ему оставалось лишь надеть перчатки, чтобы прийти в полную боеготовность, но тут он позволил себе промедлить: подошел к постели, нагнулся, поцеловал Нарин – крепко, но (поняла она) не с отчаянием, как целуют в самый-самый последний раз, когда смерть уже рядом, а просто все свое чувство постарался передать губами: слов понадобилось бы много, и на них не оставалось времени. Она чувствовала это и позволила себе прервать поцелуй чуть раньше, чем хотелось бы, – выгадывая секунды, чтобы спросить:

– Рек, что это? Ты надолго? А я?

Он моргнул.

– Не знаю. Еще вернусь. Оставайся здесь. Сестра поймет. Поможет. Я вернусь, слышишь?

– Да… – Но ответ прозвучал уже в пустоту, каблуки прострочили где-то по ступенькам, негромко стукнула дверь, и все утихло. Словно ничего и не было. А он-то был? В самом деле?

Нарин так и осталась сидеть, словно в оцепенении. Как если бы всю ее энергию, способность не только двигаться, но даже и думать Рек забрал у нее до последней капли и унес с собой.

 

А Рек уже подбегал к месту построения, срезая угол, чтобы поскорее очутиться на своем квадрате. Чуть не столкнулся, лавируя между другими бегущими, с Вином, тоже (на их жаргоне) завинченном до последней гайки. Остановились на мгновение.

– Славен будь!

– Будь славен. Что бы это?..

– Доложат. Слушай, а кто это там у тебя?..

– Не поверишь! После отбоя, да?

Кивнули друг другу. Разбежались по местам. Строй уже почти сформировался.

Рек занял свой квадрат. Перевел дыхание, хотя оно не очень-то и нарушилось: не зря же утекло столько лет тренировки.

Только бы она не ушла. А то где потом ее искать? Так и не успел ведь ни о чем спросить. Не хватило времени. Зато…

Не удержавшись, сладко потянулся.

Сумасшедшая была ночь. Вроде бы совсем не спали – а никакой усталости. Наоборот – хоть сейчас в драку.

Хотя – какая тут может быть драка? Очередная проверка готовности, ничего другого. Ну, полдня на все это уйдет. Зато потом…

Вот так оно бывает: у тебя уже план выстроился и вроде бы начал осуществляться. Но кому-то где-то взбрело в голову – и вот на тебе.

Жизнь, она такая.